Айзек Азимов
Академия на краю гибели

Полная версия

Эпилог

88

У Мэра Харлы Бранно не было причин для недовольства. Государственный визит не затянулся и при этом оказался необычайно продуктивным. Она сказала без обычного высокомерия:

– Но, конечно, доверять им полностью нельзя. Взгляд ее был устремлен в иллюминатор. Корабли Флота Академии один за другим уходили в гиперпространство и возвращались на базы.

Бесспорно, присутствие кораблей произвело должное впечатление на Сейшелл, однако никаких претензий и быть не могло: они не покинули космического пространства Академии и, как только Мэр Бранно отдала приказ, тут же без промедления удалились.

С другой стороны, Сейшелл прекрасно уразумел, что так же быстро корабли могут вернуться, если что. Этот маневр продемонстрировал одновременно и военную мощь Академии, и ее добрую волю.

Коделл сказал:

– Совершенно верно: доверять им полностью нельзя, как и никому в Галактике, и в интересах Сейшелла соблюдать все пункты договора. Мы повели себя благородно.

Бранно уточнила:

– Многое зависит от доработки деталей, думаю, это займет несколько месяцев. Общие положения можно набросать уже сейчас, но потом настанет черед мелочей: конкретные моменты организации карантинных мероприятий по импорту и экспорту, утряска вопроса по соответствию мер веса зерна и мяса и так далее.

– Знаю, но это действительно мелочи, а вы сделали великое дело, Мэр. Удар был точен и силен – зря я сомневался.

– Ну, будет вам, Лайоно. Дело состояло лишь в том, чтобы Академия учла самолюбие и гордость Сейшелла. В конце концов они сохраняли независимость со времен Империи.

– Да, и теперь они больше нам докучать не станут.

– Конечно, так что всего-то и надо было немного смирить собственную гордыню и дать им возможность продемонстрировать свою. Признаю, это мне далось нелегко, чтобы я, Мэр Федерации, власть которой простирается почти на всю Галактику, унизилась до того, что предприняла визит в провинциальную звездную систему, но главное было принять такое решение. А им какое удовольствие! Надо было поспорить, Лайоно, – они бы тут же согласились на мой визит, если бы мы подвели корабли к их границам, но это означало бы хорошую мину при плохой игре.

Коделл кивнул:

– А мы избежали внешних проявлений силы, продемонстрировав взамен ее сущность.

– Вот именно… Кому принадлежат эти золотые слова?

– Вроде бы так говорится в какой-то из пьес Эридена, но точно не помню. Надо будет поинтересоваться у кого-нибудь из наших литературных светил, когда вернемся.

– Если я вспомню. Нужно будет поскорее организовать ответный визит сейшельцев на Терминус и проследить за тем, чтобы они были приняты как равные. Боюсь, Лайоно, вам лично придется заняться проблемой безопасности их делегации. Некоторые наши горячие головы могут не до конца понять ситуацию, а было бы крайне неразумно подвергать наших высоких гостей хоть сколько-нибудь заметному унижению, ну мало ли – вдруг затеют что-то вроде демонстраций протеста…

– Безусловно, – согласился Коделл. – Кстати, удивительно мудро вы поступили, послав вперед Тревайза.

– Вы про моего громоотвода? Да, честно говоря, я сама от него не ожидала такой прыти. Он с таким шумом ворвался в Сейшелл и вызвал такую бурю негодования с их стороны – поверить трудно. Молодчага! И какое прекрасное подспорье для моего визита – подумать только, гражданин Академии их немножко потревожил, а я уже тут как тут, с заверениями, что такое больше не повторится, и с благодарностью за их снисходительность.

– Замечательно!.. Кстати, вам не кажется, что было бы лучше забрать Тревайза с собой?

– Нет. Если честно, пусть он болтается где угодно, лишь бы не дома. На Терминусе от него покоя не будет. Его бредовая идея о существовании Второй Академии оказалась превосходной причиной для его ссылки, и, конечно, мы рассчитывали на то, что Пелорат потащит его на Сейшелл. Но чтобы он возвращался домой – нет, увольте! Опять начнет сеять смуту. Кто его знает, что он отчебучит в следующий раз.

Коделл крякнул:

– Да уж… Вряд ли отыщется более легковерный человек, чем ученый-фанатик. Я вот думаю – наверное, Пелората можно было и еще сильнее поднакачать.

– Веры в истинное существование мифической сейшельской Геи было вполне достаточно, но не будем больше об этом. Когда возвратимся, придется встретиться с Советом, нам потребуются их голоса для ратификации договора с Сейшеллом. К счастью, у нас имеется запись беседы с Тревайзом – достоверная, все честь по чести, подтверждающая, что он покинул Терминус добровольно. Принесу официальные извинения за кратковременный арест Тревайза, и Совет будет удовлетворен.

– Надеюсь, у вас это проскочит, Мэр, – сухо отозвался Коделл. – Только вот… вам не кажется, что Тревайз запросто может продолжить поиски Второй Академии?

– Пусть ищет, – пожала плечами Бранно. – Лишь бы на Терминусе этим не занимался. Чем бы дитя ни тешилось… Все равно ничего не найдет. Существование Второй Академии – такой же миф, как существование Геи для сейшельцев. – Она откинулась на спинку кресла, забросила руки за голову, излучая самодовольство: – А Сейшелл у нас теперь вот где (она крепко сжала кулак). И к тому времени, когда они это поймут, будет поздно. Так что Академия жила, живет и будет жить, и никто ей не помешает.

– И заслуга эта целиком и полностью принадлежит вам. Мэр.

– Не сомневайтесь, это от меня не укрылось, Коделл, – улыбнулась Бранно, и их корабль, скользнув в гиперпространство, вскоре вынырнул оттуда уже совсем неподалеку от Терминуса.

89

У Оратора Гендибаля также не было причин для расстройства. Стычка с Первой Академией оказалась краткой, но исключительно результативной.

Он отправил на Трентор сообщение о триумфальной победе – короткое и сдержанное. Самое главное сейчас было – заверить Первого Оратора в том, что все прошло без сучка, без задоринки – в принципе, он и сам мог бы об этом догадаться – ведь объединенные усилия Второй Академии не понадобились. А детали можно будет сообщить попозже.

Тогда он расскажет о том, как ювелирная, почти незаметная манипуляция сознанием Мэра Бранно помогла в корне изменить направление ее намерений: вместо имперских амбиций появились чисто практические соображения, и она пошла на торговое соглашение с Сейшеллом. Он поведает и о том, как умелая, произведенная на большом расстоянии обработка сознания лидера Сейшельского Союза привела к тому, что Мэр получила приглашение посетить Сейшелл с официальным визитом, как потом он напрямую договорился с Компором, чтобы тот вернулся на Терминус, дабы лично приглядывать за соблюдением договора. «Хрестоматийный пример, – думал Гендибаль. – Вот как с помощью ювелирной менталики обстряпываются грандиозные по масштабу дела».

Деларми будет положена на обе лопатки, и очень скоро он займет пост Первого Оратора, как только на первом же заседании Стола расскажет в подробностях о блестяще проведенной операции.

Но даже от себя самого он скрывал, как важно было для него, что все время рядом с ним была Сура Нови, – хотя перед Ораторами особо распинаться об этом не собирался. Она не только помогла ему одержать победу, но сумела простить мальчишескую, нескрываемую радость, которую принесла ему эта победа (ведь он был человек, как и все Ораторы, и ничто человеческое ему было не чуждо). И как любому человеку, ему нужно было, чтобы его похвалили и порадовались вместе с ним, наверное, это было нужно ему не меньше, чем одобрение на заседании Стола Ораторов.

Нови, конечно, совершенно не поняла, что произошло, Гендибаль знал это, но она понимала, что он сделал все так, как хотел, как задумал, и она просто светилась от гордости за него. Гендибаль любовно погладил очертания сознания Нови…

– Без тебя я не справился бы, Нови, – сказал он. – Только благодаря тебе я смог понять, что у Первой Академии – у тех людей на большом корабле…

– Да, Господин, я понимаю, про кого вы говорите.

– Так вот, благодаря тебе я смог понять, что у них есть защитный экран, но сила их сознания невелика. И по тому, как они действовали на твое сознание, я сумел подобрать к ним ключик, понял, как проникнуть через экран и манипулировать их сознаниями.

Нови смущенно пробормотала:

– Я точно не понимаю, Господин, про что вы говорите… Но если бы я могла, я помогла бы вам еще лучше.

– Знаю, Нови. Но довольно и того, что ты сделала. Ты представить себе не можешь, как опасны могли быть эти люди. Я их вовремя остановил. Мэр теперь летит домой, про такое устройство, как противоментальный экран, и думать забыла. Она страшно довольна тем, что подписала торговое соглашение с Сейшеллом, это превратит его в еще один коммерческий придаток Академии. Правда, для того чтобы в Первой Академии навсегда позабыли о работе, проделанной в области создания экрана, нужно будет еще много потрудиться; это наше упущение, но это будет сделано обязательно.

Немного подумав над последними словами, Гендибаль тихо проговорил:

– Да, наша беда в том, что мы не слишком пристально наблюдали за Первой Академией. Как можно больше внимания должно быть уделено консолидации Галактики. Возможности менталики следует использовать для создания глобального сотрудничества на уровне сознания. Это не противоречит Плану. Я уверен в этом и приложу для этого все силы.

Нови встревоженно окликнула его:

– Господин…

– Прости, – улыбнулся Гендибаль. – Я говорю сам с собой. Нови, помнишь Руфиранта?

– Наглого крестьянина, что напал на вас. Господин? Еще бы мне его не помнить!

– Я уверен, его обработали агенты Первой Академии с помощью портативного экрана. Еще многое, многое на их совести… Представь только, что было бы, если бы не узнали об этом? Тогда я обманулся – не мог представить, что Первая Академия способна на такое, да еще примешался этот миф, это сейшельское суеверие – Гея… Тут мне тоже помогло твое сознание. Оно окончательно убедило меня, что источником поля был корабль, а не планеты.

Гендибаль довольно потер руки.

– Господин…

– Да, Нови?

– А вас наградят за то, что вы сделали?

– Конечно. Шендесс уйдет в отставку, и я стану Первым Оратором. Тогда я все возьму в свои руки. Мы больше не будем пассивными наблюдателями!

– Вы будете Первым Оратором?

– Да, Нови. Самым главным из ученых, самым могущественным.

– Самым главным?

О, как она расстроилась – невооруженным взглядом видно!

– Почему у тебя такое лицо, Нови? Разве ты не хочешь, чтобы меня вознаградили?

– Нет, Господин, очень хочу… Только… если вы станете самым главным над всеми учеными, вы не захотите, чтобы рядом с вами… была думлянка. Вам это… не подойдет.

– Почему, Нови? Кто посмеет сказать мне такое?

Порыв любви захлестнул Гендибаля.

– Нови… Ты останешься со мной – всюду и всегда. Как я могу рискнуть вступить в схватку с цепными псами за Столом Ораторов, если тебя не будет рядом со мной! Твое чудесное сознание все расскажет мне – только они успеют задумать что-нибудь дурное. И вообще… – Казалось, он немного опешил от собственной откровенности. – И потом, я… мне… мне нравится, когда ты со мной, и мне так хотелось бы, чтобы ты была со мной всегда… То есть, конечно, если тебе этого тоже хочется…

– О Господин… – прошептала Нови.

Рука Гендибаля нежно обняла ее за талию, а ее голова легла ему на плечо.

Где-то глубоко внутри, под непроницаемой для Гендибаля оболочкой сознания Нови хранилась сущность Геи, ответственная за дальнейшее выполнение цели…

А Нови – Нови-думлянка была совершенно счастлива, так счастлива, что почти забыла, как далеко она от себя / их / всех, и сейчас хотела быть лишь такой, какой только казалась…

90

– Как славно, мы снова на Гее, – потирая руки и усиленно скрывая радость и облегчение, проговорил Пелорат.

– Гм-м-м… – промычал в ответ Тревайз.

– А знаешь, что мне Блисс сказала? Мэр на пути к Терминусу, она подписала торговый договор с Сейшеллом. А Оратор из Второй Академии летит на Трентор, убежденный в том, что именно он это устроил, а эта женщина. Нови, летит с ним, чтобы не упускать его из виду и присматривать, чтобы там, на Тренторе, все было в порядке в плане перехода к созданию живой Галактики. И ни одна из Академий не подозревает о существовании Геи. Это просто потрясающе!

– Я в курсе, – угрюмо буркнул Тревайз. – Меня оповестили. Но про то, что Гея существует, знаем мы с тобой, а у нас есть языки.

– Блисс говорит, что, даже если мы будем рассказывать, нам никто не поверит. И потом, что касается меня, то я не собираюсь покидать Гею.

Тревайз будто проснулся.

– Что ты сказал?

– Я хочу остаться здесь, Голан… Самому не верится, знаешь ли… Ведь всего несколько недель назад я жил один-одинешенек на Терминусе и жил бы еще бог знает сколько, думая только о том, что когда-нибудь смерть приберет меня, и ничего у меня не было, кроме моих записей и картотек; я думал, так оно и будет тянуться… И вдруг как удар грома – ни с того ни с сего я помчался странствовать по Галактике, окунулся в самую гущу галактического кризиса и… только не смейся! – повстречал Блисс.

– Я не смеюсь, Джен. Но ты знаешь, что делаешь?

– О да. Землей заниматься меня больше не тянет. Причину того, почему она оказалась единственным миром со сложной экологией и развитой разумной жизнью, нам адекватно объяснили. Ну, ты помнишь – Вечные.

– Помню. Значит, ты решил остаться на Гее?

– Да. Это решено. Земля – в прошлом. А я устал от прошлого. Гея – это будущее.

– Но ты не часть Геи, Джен. Или ты надеешься стать ее частью?

– Блисс говорит, что в каком-то смысле это возможно – если не в биологическом, то хотя бы в интеллектуальном. Она поможет мне.

– Но ведь она неотъемлемая часть Геи! Как же вы сможете жить общей жизнью, какие у вас могут быть общие интересы?..

Друзья беседовали на воздухе, и Тревайз печально обвел взглядом окрестности цветущего плодородного острова. За морем, на горизонте, виднелся другой остров, занавешенный сиреневой дымкой, и все вокруг было такое спокойное, живое и единое…

– Джен, – сказал Тревайз. – Подумай: она целый мир, а ты один-единственный человек. А вдруг ты ей надоешь? Она так молода…

– Голан, я думал об этом. Все эти дни только и делал, что думал об этом. Конечно, я могу ей надоесть. Я не безумный романтик. Но… того, что она даст мне, пока я ей не прискучу, мне хватит. И так уже она дала мне очень много, так много – сколько никто мне в жизни не дал! Знаешь, если бы даже мне никогда не суждено было ее увидеть больше, я бы считал, что не зря прожил жизнь.

– В голове не укладывается, – тихо проговорил Голан. – Нет, все-таки ты безумный романтик и имей в виду, никем другим я тебя считать не намерен. Джен… мы знакомы без году неделя, но мы все время были рядом, вместе, и… ты уж прости, но… в общем, я успел тебя полюбить.

– И я тебя тоже! – горячо откликнулся Пелорат.

– Ну вот, и я не хочу, чтобы тебе было больно. Я должен поговорить с Блисс.

– Нет-нет, прошу тебя, только не это. Ты станешь кричать на нее, читать ей нотации! Не надо.

– Не бойся, не буду. Дело тут не только в тебе, и мне нужно переговорить с ней с глазу на глаз. Джен, я не хочу делать этого втайне от тебя! Прошу тебя, не упрямься, пойми – это очень важно! Я всего лишь задам ей несколько вопросов. Если ее ответы устроят меня, я от души поздравлю тебя и буду за тебя спокоен, что бы ни случилось.

– Ты все испортишь… – покачал головой Пелорат.

– Даю честное слово, ничего не испорчу. Умоляю тебя…

– Ну, ладно… Но только повежливее, дружочек дорогой, хорошо?

– Обещаю, Джен.

91

– Пел сказал, что ты хочешь меня видеть? – спросила Блисс.

– Да, – ответил Тревайз.

Тревайз принимал Блисс в небольшой квартире, ему отведенной.

Она грациозно уселась, положила ногу на ногу и испытующе поглядела на него. Прекрасные карие глаза ее лучились светом, длинные темные волосы струились до плеч и блестели.

– Ты осуждаешь меня, да? – спросила она. – Я тебе с самого начала не понравилась?

Тревайз покачался с носка на пятку, пожал плечами:

– Ты умеешь читать мысли. Ты знаешь, что я о тебе думаю и почему.

Блисс медленно покачала головой:

– Твое сознание для Геи непостижимо. Ты знаешь это. Ты должен был принять решение сам по себе, и никто не должен был касаться твоего сознания. Когда мы захватили ваш корабль, я окружила тебя и Пела успокоительным полем только потому, что это было нужно тогда. Паника, ярость, гнев могли повредить тебе, а решающий момент был так близок… Вот и все. Большего я сделать не могла и не делала. Поэтому я не знаю, о чем ты думаешь.

– Решение, которого от меня ждали, принято. Я выбрал Гею и Галаксию. К чему тогда этот треп о нетронутом сознании, ясном разуме? Вы получили, что хотели, и теперь можете делать со мной все, что пожелаете.

– Нет, Голан. Ты неправ. Может быть, в будущем от тебя потребуются другие решения. Ты останешься таким, какой есть, и пока ты жив, ты уникален. Наверняка в Галактике есть другие, тебе подобные, они обязательно появятся в будущем, но пока мы знаем тебя и только тебя, и мы не можем сделать тебе что-то дурное.

Тревайз ненадолго задумался.

– Ты Гея, а я сейчас не хочу говорить с Геей. Я хочу потолковать с тобой лично, если это возможно.

– Возможно. Гея – не компот какой-нибудь. Я могу отключиться от Геи на некоторое время.

– Отлично. Ну, отключилась?

– Да.

– Тогда вот что. Во-первых, ты лгунья. Ко мне в сознание, когда я принимал решение, ты, может быть, и не забиралась, но зато заглянула в сознание к Джену.

– Ты так думаешь?

– Да, я так думаю. Потому что в решающее мгновение Пелорат напомнил мне о Галактике, некогда показавшейся ему живым существом, и именно это навело меня на принятие решения. Не исключено, что мысль эта принадлежала ему, но ты помогла ее задействовать, не так ли?

Блисс ответила:

– Да, эта мысль была у него в сознании, но там было много всяких мыслей. Я просто расчистила дорогу для его воспоминания о живой Галактике. Именно эта мысль легко скользнула из полусознания в сознание и облеклась в слова. Запомни: я не сочинила эту мысль. Она была в его сознании.

– Тем не менее это означает, что косвенным образом мое сознание было обработано, и мое так называемое независимое решение претерпело некую подстежку?

– Гея решила, что это необходимо.

– Вот как! Ну что же, если тебе легче от этого, можешь увериться в собственном благородстве. Знай: я бы и сам, без всяких слов Джена, принял это решение. Джен мог сказать, что сказал, мог промолчать, мог пытаться склонить меня к другому решению. Я бы все равно решил так, как решил.

– Мне легче, – холодно отозвалась Блисс. – Ты это хотел сказать мне, когда просил о встрече?

– Нет.

– Что еще?

Тревайз пододвинул стул и сел перед Блисс так близко, что их колени почти соприкасались. Наклонившись вперед, он заговорил, чеканя каждое слово:

– Когда мы приближались к Гее, на орбитальной станции была ты. Именно ты захватила нас, именно ты явилась за нами, ты потом все время вертелась вокруг нас, вот только на ужине у Дома не была. А самое главное, ты была с нами на «Далекой Звезде» во время принятия решения. Ты, все время ты.

– Я Гея.

– Это ни о чем не говорит. Кролик – тоже Гея. Камушек – тоже Гея. Все на вашей планете – Гея, но не все Гея одинаковы. Кто-то больше, кто-то меньше. Так почему – ты?

– А ты как думаешь – почему?

Тревайз глубоко вдохнул и выпалил:

– Почему? Потому, я думаю, что ты не Гея. Ты больше чем Гея. – Блисс прыснула. Тревайз не отступался: – Когда я принял решение, та женщина, что была вместе с Оратором…

– Он звал ее Нови.

– Так вот, эта Нови сказала, что Гея основана роботами, которых теперь уже нет в помине, но в свое время они приучили геян повиноваться Трем Законам Роботехники.

– Так оно и есть.

– И роботов больше нет?

– Так сказала Нови.

– Нови не так сказала. Я точно запомнил ее слова. Она сказала: «Гея была основана роботами, которые когда-то служили людям, а теперь больше не служат».

– Но, Трев, разве это не означает, что они больше не существуют?

– Нет. Это означает, что они больше не служат людям. Но разве они не могут вместо этого править людьми?

– Смешно.

– Ну, не править, так руководить, наблюдать. Почему ты была рядом в то время, когда нужно было принять решение? Казалось бы, твое присутствие там было совершенно необязательно. Всю операцию вела Нови, она была Геей. Ты-то зачем была нужна? Разве только затем…

– Ну? Договаривай.

– Разве только затем, что ты тот самый куратор, прослеживающий за тем, чтобы Гея не забывала о Трех Законах Роботехники, если только ты не робот, так хитро сделанный, что тебя невозможно отличить от человека.

– Но если меня невозможно отличить от человека, – насмешливо отозвалась Блисс, – какие претензии?

Тревайз скрестил руки на груди, закинул ногу на ногу.

– А разве вы все не уверяли меня в моем исключительном таланте принимать верные решения, приходить к единственно правильным выводам? Я сам этим не хвастался, это вы меня с пеной у рта в этом убеждаете, только это и твердите. В общем, так: с того самого мгновения, как ты явилась к нам на корабль, я почувствовал себя не в своей тарелке. Что-то в тебе было не так… Уверяю тебя, я не меньше Пелората охотник до дамских прелестей, а внешне ты – хоть куда. Однако ты во мне никаких чувств не пробудила.

– Ты меня оскорбляешь.

Пропустив мимо ушей эту реплику, Тревайз продолжал:

– Как раз перед тем, как ты появилась у нас на корабле, мы с Джеком обсуждали возможность существования на Гее нечеловеческой цивилизации и даже заключили пари. Когда же ты появилась, Джен со свойственной ему непосредственностью спросил: «Вы – человек»? Может быть, робот не обязан говорить правду, но уверен, тут есть масса вариантов. Ты же ответила вопросом на вопрос. «Разве я не выгляжу, как человек?» – спросила ты. Да, Блисс, выглядишь ты, как человек, но ответь мне честно: человек ли ты? – Блисс молчала. – Так вот, – прищурился Тревайз, – видимо, уже тогда, в те самые первые мгновения я ощутил, что ты не женщина. Ты робот, откуда-то я знаю об этом. И все дальнейшие события только подтверждали мою догадку, в особенности твое отсутствие за ужином.

– Ты что, думаешь, я не умею есть? – улыбнулась Блисс. – Разве ты забыл, как я за обе щеки уплетала креветок у вас на корабле? Уверяю, есть я умею, и все остальные биологические функции у меня в полном порядке. И с сексом тоже все нормально – ты бы все равно про это спросил, я знаю. Но конечно, я и сама могу сказать вместо тебя – все это само по себе не говорит, что я не робот. Еще тысячи лет назад роботы были столь совершенны, что отличить их от человека мог лишь тот, кто владел секретами ментального поля, – у роботов, естественно, был другой мозг. Оратор Гендибаль мог бы определить, робот я или нет, если бы ему пришло в голову об этом задуматься. Но он на меня внимания не обратил.

– Ну, ладно, у меня с менталикой туговато, и тем не менее я убежден, что ты робот.

– Ну и что из того, даже если это так? Нет-нет, я этого не признаю, но мне просто любопытно. Что, если я действительно робот?

– Признаваться необязательно. Я знаю, что ты робот. И если была мне нужна последняя капля в полную чашу доказательств, я ее получил: как спокойно ты отреагировала на мое предложение отключиться от Геи! Будь ты действительно ее частью, ты бы не смогла этого сделать, уверен. Так позволь же спросить тебя: сколько на Гее таких, как ты, роботов-руководителей?

– А я повторяю: я не согласна с твоим заявлением, но все-таки что из того, если я робот?

– Если это так, я хочу знать: чего ты хочешь от Джена Пелората. Он мой друг, он немолод, но во многом – сущее дитя. Он вбил себе в голову, что влюблен в тебя, готов принять от тебя лишь то, что ты согласна дать ему, воображает, что ты уже многое для него сделала. Он пока не представляет, как это больно – полюбить и потерять любовь, и, если уж на то пошло, насколько больнее будет узнать, что ты не человек.

– А тебе знакома боль утраченной любви?

– У меня всякое бывало. Я не жил, как Джен, жизнью затворника. Я не жил под интеллектуальным наркозом, не вел заумных исследований, которые заслонили бы от меня весь мир, даже жену и ребенка. Джен жил именно так. И вот теперь, вдруг, с бухты-барахты, он готов бросить все это к твоим ногам. Я не хочу, чтобы ему было больно. Я оказал Гее услугу, я заслуживаю вознаграждения. Мне ничего не нужно, кроме твоего заверения, что с Дженом все будет хорошо.

– Я должна притвориться роботом и ответить тебе?

– Да, – твердо сказал Тревайз. – Прямо сейчас.

– Что ж, хорошо. Допустим, Трев, я робот и занимаю пост куратора. Допустим, существует еще несколько таких, как я. Допустим, мы встречаемся нечасто. Допустим, нами движет необходимость заботы о людях. Допустим, на Гее и нет настоящих людей, поскольку все тут являются составными частицами планетарного бытия. Допустим, мы заботимся о Гее. Допустим, в нас есть нечто, искони присущее роботам, – тяга к людям. Не пойми меня превратно – я не утверждаю, что мне уйма лет. Если я робот, то срок моего существования именно таков, как я вам с Дженом сообщила еще тогда, на корабле. Если я робот, то все у меня должно быть как у древних роботов, и забота о людях в том числе.

Пел – человек. Он не частица Геи. И в будущем, не сможет стать ее частицей – для этого он слишком стар. Он хочет остаться на Гее, со мной, и я не вызываю у него таких чувств, как у тебя. Он не думает, что я робот. Но мне он тоже нужен. Если предположить, что я робот, ты поймешь, что это вполне естественно. Роботы такого уровня обладают способностью испытывать весь спектр чувств человека – и любовь в том числе. Конечно, если тебе угодно настаивать, что я робот, ты не поверишь, что робот способен полюбить возвышенно, мистически, как умеют люди, но поведение мое было бы неотличимо от поведения влюбленной женщины, так что, какая разница?

Она умолкла и испытующе смотрела на него, гордая, довольная собой.

– Не хочешь ли ты сказать, что не бросишь его? – растерянно спросил Тревайз.

– Ну, коли ты считаешь меня роботом, то мог бы догадаться, что я точно его не брошу – мне не позволят Три Закона Роботехники. Если только он сам мне не прикажет, если я только не решу, что он действительно этого хочет и что ему будет больнее, если я останусь.

– Но разве ты не могла найти себе кого-нибудь помоложе?

– Кого? Вот ты, например, моложе, но тебе же я не нужна, как нужна Пелу. А раз я тебе не нужна, Первый Закон не позволил мне предпринимать попытки увлечь тебя.

– Ну, не меня. Кого-нибудь другого, помоложе.

– Нет. Все остальные на Гее – другие, не совсем настоящие люди – в восприятии робота, если я – робот.

– Ну а если ты не робот? – более мягко спросил Тревайз.

– Знаешь, ты уж выбери что-нибудь одно.

– Я повторяю: что, если ты не робот?

– Тогда я тебе вот что скажу: если я не робот, тогда это вообще не твое дело. Дело мое и Пела.

– Тогда я вернусь к вопросу о моем вознаграждении. Я прошу, я требую, чтобы ты не обижала его. Не будем больше обсуждать, кто ты есть на самом деле. Я прошу тебя, как одно разумное существо может попросить другое: обращайся с ним хорошо.

Блисс тихо, нежно проговорила:

– Я буду относиться к нему бережно, но не тебе в награду, а лишь потому, что мне самой так хочется, ясно? – Она крикнула: «Пел!», и еще раз, погромче: «Пел!»

Вошел Пелорат, бледный, как полотно. Блисс протянула ему руку.

– Иди сюда. Кажется, Тревайз что-то хочет сказать.

Пелорат сжал ре руку, а Тревайз взял за руки их обоих.

– Джен, – сказал он просто, – я счастлив за вас.

– О… дружочек дорогой, – пролепетал Пелорат, и у него слезы навернулись на глаза.

– Скорее всего, я покину Гею, – сказал Тревайз. – Сейчас как раз собираюсь сходить к Дому, потолковать об этом. Уж и не знаю, Джен, когда мы теперь свидимся, а ведь все-таки нам неплохо было вдвоем, а, старина?

– «Неплохо» не то слово, – улыбнулся Пелорат.

– Прощай, Блисс, спасибо тебе заранее.

– До свидания, Трев.

Помахав на прощание рукой им обоим, Тревайз решительно вышел из комнаты.

92

– Ты все сделал хорошо, Трев, – сказал Дом. – Именно этого я от тебя ожидал.

Они снова сидели за столом, уставленным блюдами с такими же невыразительными закусками, как в прошлый раз, но Тревайзу было не до еды. Не исключено, что это была его последняя трапеза на Гее.

– Да, – кивнул он, – ты этого от меня ожидал, но двигали мной собственные соображения.

– Не сомневаюсь, ты был уверен в правильности выбора.

– Уверен. Но не думаю, что в этом повинен какой-то мистический дар. Я выбрал Галаксию, следуя элементарной логике, и думало, на такое решение был бы способен любой человек. Хочешь, объясню?

– Конечно, Трев, очень хочу.

– Итак, у меня было три варианта выбора: в пользу Первой Академии, в пользу Второй и в пользу Геи.

Выбери я Первую Академию, Мэр Бранно немедленно прибрала бы к рукам Вторую Академию и Гею. Останови я свой выбор на Второй, Оратор Гендибаль не замедлил бы захватить власть над Геей и Первой Академией. В обоих случаях сложилась бы необратимая ситуация, и окажись мой выбор неверен, последствия были бы катастрофичны.

Однако, выбирая Гею, я ничем особенно не рисковал, тогда обе Академии удовлетворились бы ощущением обманной победы, и все, в общем и целом, осталось бы, как было; ведь на построение Галаксии, как мне было сказано, уйдет жизнь не одного поколения.

Выбор в пользу Геи давал возможность выиграть время, корректировать события, или даже придавать им обратное течение в случае, если бы решение мое оказалось ошибочным.

Седые брови Дома слегка приподнялись. Глубоким, грудным баритоном он спросил:

– Ты все-таки сомневаешься в верности своего решения?

– Не то чтобы сомневаюсь, но чтобы убедиться окончательно, мне нужно кое-что сделать. Я хочу посетить Землю, если удастся ее отыскать.

– Если ты хочешь нас покинуть, мы не вправе тебя задерживать, Трев…

– Я не подарок для вашего мира.

– Пел тоже, но он остается, и мы рады предложить тебе остаться. Но скажи мне, зачем ты хочешь попасть на Землю?

– Думаю, ты понимаешь зачем.

– Нет.

– Вы не все рассказали мне, Дом. И ты, и остальные. Может быть, у вас есть на то причины, но мне хотелось, чтобы таких причин не было.

– Не понимаю, о чем ты.

– Видишь ли, Дом, в то время, когда я должен был принять решение, я с помощью моего компьютера на краткий миг как на ладони увидел сознания всех, кто был рядом, – Мэра Бранно, Оратора Гендибаля, Нови. За считанные мгновения мне открылось многое – ну например, вся цепочка манипуляций Геи в отношении Трентора через Нови, то есть как было подстроено, что Гендибаль отправился к Гее.

– Да?

– Я увидел в сознании Гендибаля мысль, которая поразила меня: это касалось пропажи всех источников информации о Земле из Галактической Библиотеки.

– Они пропали?

– Да. Поэтому мне и показалось, что это очень важно. Настолько важно, что нужно, чтобы об этом не знала не только Вторая Академия, но и я. И уж если на меня свалилась ответственность за выбор в пользу Галаксии, я не собираюсь соглашаться на добровольное неведение. Так скажи мне, для чего понадобилось скрывать знания о Земле?