– Я лично отправлюсь к отряду кораблей, который сгруппируется у границ Сейшелла. Хочу все увидеть своими глазами.
Коделл с минуту сидел с раскрытым ртом.
– Мэр… но это… это не мудро.
В горле у него пересохло. Стало слышно, как он сглотнул слюну. Он явно хотел выразиться покрепче.
– Мудро или нет, – рявкнула Бранно, – я сделаю это! Вот у меня где альянсы, контральянсы, предательства и все такое прочее! Семнадцать лет я варюсь в этом соку. Надоело! Хватит! Может быть, где-то там, – она махнула рукой, – сейчас меняется вся история Галактики, и я хочу участвовать в этом.
– Но у вас нет никакого опыта в подобных делах, Мэр!
– Как знать, Лайоно, как знать…
Бранно решительно встала.
– Как только вы добудете мне необходимые сведения, я быстренько покончу с занудными домашними делами и отправлюсь туда. И не пытайтесь, Лайоно, меня отговаривать, а то мне придется забыть о нашей давней дружбе и наделать вам массу неприятностей. Это я еще могу.
Коделл кивнул:
– Знаю, что можете. Мэр, но прежде чем вы примете решение, позволительно ли будет мне напомнить вам о могуществе Плана Селдона? То, что вы собираетесь совершить, сильно смахивает на самоубийство.
– Этого мне бояться нечего, Лайоно. План не предусмотрел Мула. Раз была хоть одна ошибка, не исключены и другие.
Коделл вздохнул.
– Ну что ж, раз вы уж так бесповоротно все решили, мне остается только поддержать вас. Можете на меня рассчитывать.
– Хорошо. Вам же лучше, если вы это говорите от души, Не забывайте об этом, Коделл, и летим на Гею. Вперед!
В отсек управления маленького старомодного корабля вошла Сура Нови.
Она явно только что вышла из-под душа; завернулась в простыню, стыдливо придерживая ее руками. Волосы ее были высушены феном, но растрепаны.
– Господин… – тихонько окликнула она Гендибаля.
Гендибаль оторвался от компьютера и карт.
– Да, Нови?
– Я быть очень стыдно, – начала было она, умолкла и начала фразу снова: – Мне очень неудобно беспокоить вас, Господин (тут она снова скатилась на думлянский диалект), я не уметь найти мой одежда.
– Твою одежду? – непонимающе переспросил Гендибаль, мгновение смотрел на Нови, потом на лице его изобразилось нечто вроде раскаяния. Он встал.
– Я забыл, Нови. Прости, нужно было постирать твои вещи. Они в стиральной камере. Выстираны, высушены, выглажены – все в полном порядке Надо было все вынуть оттуда и положить на видное место, Я забыл.
– Я не хотела (она смущенно оглядела себя) вас оскорбить…
– Ерунда, не переживай, – мягко сказал Гендибаль. – Послушай, Нови, я обещаю тебе: когда все это закончится, я позабочусь о том, чтобы у тебя было много одежды – новой и самой модной. Мы улетели впопыхах, и я не успел об этом подумать. Но здесь, Нови, мы только вдвоем, мы так близко друг к другу, так что не стоит переживать… то есть волноваться о…
Гендибаль сделал рукой замысловатый жест, глаза Нови сверкнули нескрываемым ужасом. Гендибаль смутился. «В конце концов, – подумал он, – она всего-навсего деревенская девчонка, совсем неиспорченная, и, наверное, с ней можно говорить о многом, но только тогда, когда она одета».
Ему стало нестерпимо стыдно, и он обрадовался, что Нови – не «ученая», и не может прочесть его мысли.
– Принести тебе одежду? – спросил он.
– О нет, Господин! Это не быть для вас. Я сама найду.
Когда они встретились снова, Нови была аккуратно одета, волосы причесаны.
– Мне стыдно, Господин, – робко проговорила она, – что я так неправильно поступила. Должна была сама все найти.
– Ничего страшного, – улыбнулся Гендибаль. – Смотри-ка, Нови, тебе неплохо дается Галактический Стандарт. Скоро будешь говорить совсем как ученые.
Нови радостно улыбнулась. Зубы у нее были немного неровные, но лицо просто-таки засветилось от улыбки. «Какая она милая, – подумал Гендибаль, – когда я ее хвалю». И решил, что именно поэтому ему так нравится ее хвалить.
– Думляне будут презирать меня, когда я вернусь, – сказала Нови. – Они будут говорить, что я быть… что я словорубка. Так у нас зовут тех, кто говорит… непонятно. Таких не любят.
– Не думаю, что ты вернешься к думлянам, Нови. Уверен, для тебя найдется дело и место в Университетском комплексе, среди ученых, когда мы вернемся.
– Мне бы очень хотелось, Господин.
– Скажи, а ты не могла бы звать меня «Оратор Гендибаль»? Не хочешь? Нет, вижу, что не хочешь, – сказал он, заметив моментальный протест в ее глазах. – Ну и ладно.
– Это не будет хорошо, Господин, – покачала головой Нови. – А можно мне спросить: когда все это закончится?
Гендибаль нахмурился:
– Трудно сказать, Нови. Сейчас мне нужно как можно быстрее добраться… до одного места. У нас хороший, очень хороший корабль, но летит медленно. Хотелось бы побыстрее. Видишь, – он махнул рукой в сторону компьютера и разложенных карт, – я должен работать, чтобы проложить наш путь в космосе, но компьютер не все умеет делать, да и, честно говоря, не такой уж опытный в этом деле.
– Вы хотите попасть туда быстро, потому что есть опасность, Господин?
– Почему ты решила, что есть опасность, Нови?
– Потому что иногда я смотрю на вас, когда вы меня не видите, и ваше лицо такое… я не знаю такого слова. Не пуганное, то есть не испуганное, не ожидающее плохого…. не знаю, как сказать.
– Заметно, значит, – пробормотал Гендибаль себе под нос.
– У вас… задумчивое лицо. Это верное слово?
– Не знаю. Все зависит от того, как ты понимаешь слово «задумчивый», Нови.
– Я понимаю так: вы как будто говорите себе «что мне делать дальше в этой большой беде?»
Гендибаль был потрясен.
– Правильно, Нови… но неужели ты видишь это по моему лицу? Дома, в «Ученом Месте», я всегда стараюсь, чтобы никто не мог по моему лицу понять, о чем я думаю, но… я думал, поскольку мы с тобой тут одни, можно немного расслабиться, ну… как будто я сижу в пижаме, что ли, прости, пожалуйста. А ты, видишь, забеспокоилась. Да, раз ты такая чувствительная, надо мне быть внимательнее. Придется привыкнуть – даже неспециалисты способны делать верные догадки.
Нови оторопела.
– Не понимаю, Господин…
– Я говорю сам с собой, Нови. Не становись задумчивой. Ну вот, опять это слово…
– Но есть беда, Господин?
– Есть проблема, Нови. Я не знаю, что меня ждет, когда доберусь до Сейшелла – так называется место, куда мы летим. Возможно, будут трудности.
– Это опасность?
– Нет, потому что я все сумею уладить.
– Как вы можете знать?
– Знаю, потому что я ученый. Я – лучший из ученых. Нет ничего такого во всей Галактике, что бы я не мог уладить.
– Господин… (лицо Нови исказила боль)… не хочу вас обидевать… обидеть, только я видела вас тогда, когда этот мерзавец Руфирант… и когда вы были в опасности, а он – простой думлянский крестьянин. А теперь… я не знаю, что вас ждет теперь, и вы тоже не знаете.
Гендибаль встревожился.
– Ты боишься, Нови?
– Не за себя, Господин. У меня есть страх… мне страшно за вас… я за вас боюсь.
– «Мне страшно» – тоже правильно, Нови. Можно и так говорить…
На мгновение Гендибаль задумался, уставился в пол, потом поднял взгляд, взял грубоватые руки Нови в свои ладони и сказал:
– Нови, я не хочу, чтобы ты боялась. Как бы тебе объяснить. Вот ты, например, увидела по моему лицу что-то такое… и тебе показалось, что есть опасность, о которой я думаю. Ты как бы прочла мои мысли.
– Да?
– Я могу читать мысли лучше тебя. Этому учатся ученые, а я – очень хороший ученый.
Глаза Нови широко раскрылись, руки се выскользнули из рук Гендибаля.
– Вы… можете читать мои мысли?
Гендибаль торопливо поднял вверх указательный палец.
– Нет-нет, Нови. Могу, но не читаю.
Он знал, что обманывает ее. Он не мог, находясь с ней рядом, не улавливать общего направления ее мышления… Для этого вовсе не нужно было быть сотрудником Второй Академии. Гендибаль чувствовал, что вот-вот покраснеет. Да, она простая думлянка, но для любого мужчины лестно, когда к нему так относятся. И все-таки ее надо было разуверить – исключительно из соображений гуманности.
Он сказал:
– Я умею также изменять мысли людей. Могу сделать так, что человек как будто почувствует удар. Я могу…
Нови недоверчиво покачала головой:
– Вы можете делать все такое, Господин? А Руфирант…
– Забудь о Руфиранте, – решительно отрезал Гендибаль. – Я мог сразу остановить его. Мог заставить его повалиться на землю. Не только его – всех думлян.
Гендибаль замолчал, почувствовав, что зря так сильно разошелся. Кого он пытался убедить? Простую крестьянку? А Нови все еще покачивала головой.
– Господин, – сказала она, – вы стараетесь сделать, чтобы я не боялась, но я не боюсь – только за вас, а потому не надо. Я знаю, что вы великий ученый и можете делать, чтобы этот корабль летел через космос, где всякий другой человек может не делать ничего… я хотела сказать – может заблудиться. И вы умеете управлять машинами, которые я не могу понять, и ни один думлянин не может понять тоже. Но не надо говорить мне о том, что вы можете делать умом, потому что все, что вы говорите, вы не могли сделать Руфиранту и не сделали, хотя были в опасности.
Гендибаль нервно поджал губы. «Придется все оставить как есть, – решил он, – Говорит, что не боится за себя – и прекрасно». Но до чего же ему не хотелось, чтобы она считала его трусом и слабаком! Этого он не хотел, и все тут.
– Нови, если я ничего не сделал плохого Руфиранту, то только потому, что не хотел. Мы, ученые, не имеем права ничего делать думлянам. Мы – гости в вашем мире.
– Вы – наши хозяева, Так мы всегда говорим.
На мгновение растерявшись, Гендибаль спросил:
– Как же тогда Руфирант осмелился напасть на меня?
– Не знаю, Господин. Не думаю, что он сам знал. Он, наверное, из ума вышел… нет, не так: с ума сошел.
Гендибаль усмехнулся:
– В общем, Нови, мы не имеем права приносить вред думлянам. Если бы пришлось ударить Руфиранта, обо мне бы очень плохо подумали другие ученые. Может быть, я потерял бы свое положение. Но я не хотел, чтобы он избил меня, поэтому я немного управлял им – совсем немного, сколько было можно.
Нови растерялась.
– Тогда мне не нужно было врываться, как дурочке…
– Ты все сделала правильно, – успокоил ее Гендибаль. – Я же сказал, как плохо было бы, если бы я ударил его. А ты сделала так, что это стало не нужно. Это ты остановила его, и у тебя это замечательно получилось. Я благодарен тебе.
Она радостно и смущенно улыбнулась:
– Теперь я вижу, почему вы так добры ко мне.
– Ну конечно, я благодарен тебе, Нови… но главное, чтобы ты поняла: нет никакой опасности. Я могу управлять целой армией обычных людей. Это может любой ученый, а особенно – хороший. Я же сказал тебе, что я – один из лучших. Нет никого в Галактике, кто мог бы устоять против меня.
– Если вы так говорите, Господин, я верю.
– Верь, Нови, это так. Ну а меня ты боишься?
– Нет, Господин, только… а… Господин, только наши ученые могут читать мысли, и… Нет ли других ученых, из других мест, которые так умеют?
Гендибаль на мгновение утратил дар речи. Эта женщина была удивительно догадлива! Нужно было солгать.
– Нет, – ответил он решительно.
– А вдруг есть?
– Они все равно слабее меня.
– А если они будут нападать на вас неожиданно, когда вы не будете знать?
– Они не смогут этого сделать. Если будет приближаться какой-то другой ученый, я сразу узнаю об этом – задолго до того, как он сможет навредить мне.
– Вы сможете убежать?
– Мне не придется убегать… Но… – поторопился объяснить Гендибаль, чтобы опередить ее возражение, – если и придется, скоро, очень скоро я буду на новом корабле, самом лучшем в Галактике. Они не смогут меня поймать.
– А могут они изменить ваши мысли и заставить вас не убегать?
– Нет.
– Их может быть много. А вы один.
– Я их замечу заранее и уйду. И тогда против них выступит весь наш мир, и им не устоять. Они узнают об этом и не осмелятся что-либо делать. Они не захотят, чтобы я узнал о них, и все-таки я узнаю.
– Это потому, что вы так сильно лучше, чем они? – робко спросила Нови, сияя надеждой и гордостью.
Гендибаль был тронут до глубины души. Как радостно было находиться с нею рядом, восхищаться ее природным умом, быстротой понимания самых сложных вещей… Это сладкоголосое чудище, Оратор Делора Деларми, сама того не зная, сделала ему потрясающий подарок!
– Нет, Нови, – ответил он. – Не потому, что я лучше их, хотя это правда. Это потому, что ты со мной.
– Я?!
– Да, Нови. Ты догадалась об этом?
– Нет, Господин, – сказала она удивленно. – Что такого есть во мне? Что я могу сделать?
– Дело в твоем сознании, – ответил Гендибаль и предупреждающе поднял руку. – Нет-нет, я не читаю твои мысли. Я вижу только очертания твоего разума, а они такие ровные, гладкие, необыкновенно ровные и гладкие, Нови.
Она расстроенно прикоснулась ладонью ко лбу.
– Это потому, что я такая неграмотная, Господин? Потому что я такая глупая, да?
– Нет, милая (и как это у него сорвалось, он и сам не заметил). Это потому, что ты честная, искренняя, у тебя нет ни хитрости, ни подлости на уме, потому, что ты говоришь, что думаешь, потому, что у тебя доброе сердце… Если другие ученые захотят сделать что-нибудь плохое, они обязательно коснутся наших сознаний – твоего и моего, и такое прикосновение к поверхности твоего сознания станет сразу заметно. Я узнаю об опасности задолго до того, как кто-либо коснется моего собственного сознания, и получу время, необходимое для того, чтобы никто не смог навредить ни мне, ни тебе.
Наступила долгая пауза. Гендибаль видел, что глаза Нови светятся теперь не только радостью, но и восторгом, и гордостью. Она тихо спросила:
– И вы поэтому меня взяли с собой?
Гендибаль кивнул:
– Это было очень важно.
Нови перешла на шепот.
– Как помочь вам еще лучше, Господин?
– Оставайся спокойной, Нови. Не бойся ничего. Просто – оставайся такой, какая ты есть.
– Я останусь, какая я есть, – твердо ответила она. – И я встану между вами и опасностью, как тогда, с Руфирантом.
Она вышла из каюты, а Гендибаль долго смотрел ей вслед.
Просто удивительно, как в таком простом, необразованном создании умещалось столько всего? Ровные контуры сознания – а под ними грандиозный ум, способность понимать другого, мужество, стойкость. Разве он мог просить большего – от кого бы то ни было?
Откуда ни возьмись, в сознании Гендибаля возник образ Суры Нови – не Оратора, даже не сотрудника Второй Академии – простой неученой женщины, но Нови стояла рядом с ним, торжественно, неколебимо, и была у нее какая-то важная роль в грядущей драме.
Образ виделся в тумане, нечетко, и Гендибаль не понимал пока, что ждет его впереди.
– Ну, еще Прыжок, и все, – пробормотал Тревайз.
– Гея? – с надеждой спросил Пелорат, глядя в иллюминатор через плечо Тревайза.
– Солнце Геи, – ответил Тревайз. – Называй его «Гея-С», если не хочешь путаться. Галактографы иногда так поступают.
– А сама Гея? Ее надо называть «Гея-П», так? То есть планета?
– Для планеты хватит одного названия, без всяких букв. Ее мы пока не видим. Планеты вообще не так легко увидеть, как звезды, а до Геи-С еще около сотни микропарсеков. Довольно яркая звезда, кстати, но пока мы еще достаточно далеко от нее, чтобы компьютер мог показать нам ее в виде диска. Ты лучше бы не смотрел на нее подолгу, Джен, – так недолго и сетчатку повредить. Как только закончу расчеты, наложу фильтры. Потом сможешь смотреть, сколько твоей душе угодно.
– Сто микропарсеков… сколько же это будет в единицах, которые может понять мифолог, Голан?
– Три миллиарда километров, примерно двадцать раз столько, сколько от Терминуса до нашего солнца. Уяснил?
– Грандиозно… Но не стоит нам подойти поближе?
– Нет! – Тревайз удивленно оглянулся через плечо. – Не сразу, Джен, Зачем спешить после всего, что мы узнали о Гее? Одно дело – хотеть попасть туда, и совсем другое – мчаться туда сломя голову. Давай осмотримся для начала.
– А где мы будем осматриваться, Голан? Ты же сказал, что Геи пока не видно.
– Глазами не видно. Но у нас есть телескопические вьюеры и наш безотказный компьютер, способный быстро анализировать любую информацию. Изучим хорошенько Гею-С, проведем еще кое-какие наблюдения. Да ты не грусти, Джен.
Тревайз дружески похлопал товарища по плечу и продолжил беседу с компьютером. Через некоторое время он сообщил:
– Гея-С – единичная звезда. Если и есть у нее пара, то вторая звезда слишком далеко отсюда. В лучшем случае это красный карлик, так что все равно нам до него никакого дела нет. Сама же Гея-С – звезда класса G, что означает высокую вероятность наличия неподалеку от нее обитаемой планеты. Это хорошо. Будь она класса А или М, нам ничего не оставалось бы, как развернуться и улепетывать.
Пелорат пожал плечами:
– Я, конечно, всего-навсего мифолог, но скажи, разве мы не могли узнать о том, к какому спектральному классу относится Гея-С, еще там, на Сейшелле?
– Могли и узнали, Джен, но никогда нелишне все проверить поближе… Так… у Геи-С есть планетарная система, что, впрочем, неудивительно. В поле зрения – два газовых гиганта. Если компьютер не ошибается в определении размеров, – один из них просто громадина. Другие планеты могут находиться за звездой и пока не видны. Не исключено, что ближе к звезде расположены и другие планеты, но о них пока ничего сказать нельзя.
– Это плохо?
– Это логично. Ведь обитаемые планеты всегда содержат какие-то металлы, и они гораздо меньше газовых гигантов, кроме того, они должны располагаться поближе к звезде, чтобы на них попадало достаточное количество тепла. Вот поэтому-то их и труднее наблюдать отсюда. Следовательно, нам нужно подойти поближе и обследовать пространство на расстоянии четырех микропарсеков от Геи-С.
– Я готов.
– А я нет. Прыжок сделаем завтра.
– Почему завтра?
– А почему нет? Давай подарим им денек – пусть нас заметят, а пожелают нас сцапать – успеем удрать, если они нам не понравятся.
Тревайз работал медленно и осторожно. Весь следующий день он провел в расчетах, сравнивал результаты, полученные с помощью разных методик, Не располагая достоверными данными, он мог полагаться только на интуицию, но она, как на грех, ничего ему не подсказывала. Той самой уверенности, что он порой ощущал в себе, как не бывало.
Наконец он отдал компьютеру команду, состоялся Прыжок, который увел корабль вверх от плоскости орбит планетарной системы.
– Сверху видно лучше, – объяснил он Пелорату. – Планеты будут видны на всей протяженности орбиты. Очень надеюсь, что для тех, кто, вероятно, наблюдает за нами, и мы станем лучше видны.
От Геи-С они теперь находились на таком же расстоянии, что и один из газовых гигантов, – примерно в полумиллиарде километров от него. Тревайз, к радости Пелората, показал гигант с полным увеличением. Зрелище было впечатляющее, несмотря на наличие трех рассеянных колец помех.
– Самое что ни на есть обычное семейство спутников, – заявил Тревайз. – Но на таком расстоянии от Геи-С… нет, все они не обитаемы. Кроме того, ни на одном из спутников не живут люди, вознамерившиеся выжить под стеклянным колпаком или еще в каких-нибудь немыслимо искусственных условиях.
– Откуда ты знаешь?
– Совершенно нет радиошумов, характерных для наличия разумной жизни, Джен. Правда, – тут же добавил он, обдумав собственный диагноз, – не исключено, что научный прогресс мог достичь такой стадии, что люди научились экранировать радиошумы, да и газовые гиганты, с другой стороны, продуцируют волны, способные замаскировать то, что ищу я. Но радиоприемник у нас очень чувствительный, и на компьютер тоже жаловаться не приходится. Я бы сказал: вероятность того, что эти планеты заселены людьми, крайне мала.
– Это означает, что Геи нет?
– Нет. Это означает, что, если Гея есть, она не может находиться на одном из этих спутников. Не могла или не захотела обосноваться здесь.
– Но вообще-то она есть или нет?
– Спокойствие, Джен. И терпение.
У самого Тревайза, казалось, запас терпения просто-таки неограничен. Бесконечно долго он рассматривал небо и прервал молчание только однажды:
– Знаешь, как-то странно, что они не выходят нам навстречу. Даже печально. Если у них действительно такие возможности, какие им приписывают, теперь-то уж им давно пора как-то на наше присутствие отреагировать.
– Значит, – мрачно пробурчал Пелорат, – это всего-навсего миф.
– Мифы, друг мой Джен, это по твоей части… – Тревайз уставился в иллюминатор, прищурился и объявил: – Миф не миф, а есть тут одна планета, которая проходит по орбите через экосферу, а следовательно, может быть обитаема. Хотелось бы понаблюдать за ней до конца дня.
– Почему?
– Чтобы убедиться в том, обитаема ли она.
– Но ты только что сказал, что она проходит через экосферу.
– Да. В данный момент. Но вовсе не исключено, что ее орбита сильно вытянута, то есть она может подходить к звезде слишком близко, где-нибудь на микропарсек, а порой отходить микропарсеков на пятнадцать. Нужно определить скорость движения планеты по орбите, замерить расстояние от Геи-С на разных участках орбиты и тому подобное.
Еще один день минул.
– Орбита почти круговая, – сообщил Тревайз. – Шансы обитаемости планеты значительно возрастают. Но даже теперь никто за нами не торопится. Придется осторожненько приблизиться.
Пелорат спросил:
– Почему ты теперь так долго готовишься к Прыжкам? Движешься – через час по чайной ложке.
– Нет, вы его послушайте! Да маленькие Прыжки гораздо труднее больших. Что легче вынуть из песка – булыжник или песчинку? Гея-С так близко, пространство сильно искривлено. Одно это даже для компьютера расчеты затрудняет. Полагаю, это должно быть понятно даже мифологу.
Пелорат хмыкнул и надулся.
– Видишь планету? – спросил Тревайз. – Теперь ее видно невооруженным глазом. Период обращения вокруг солнца – около двадцати двух галактических часов, ось наклонена под двенадцать градусов. Почти хрестоматийный пример обитаемой планеты, и жизнь на ней есть.
– Откуда ты знаешь?
– В ее атмосфере – значительное количество свободного кислорода. При отсутствии развитой растительности это невозможно.
– А как насчет разумной жизни?
– Все зависит от результатов анализа радиоволнового излучения. Может быть, конечно, там существует разумная жизнь, не достигшая такого прогресса в технике, но это вряд ли.
– Бывали такие случаи, – возразил Пелорат.
– Верю на слово. Это – из твоей голубятни. Только как-то не верится, чтобы тамошние пасторальные обитатели так напугали Мула.
– А спутник у планеты есть? – спросил Пелорат.
– Да, – равнодушно ответил Тревайз.
– О! Большой? – дрогнувшим голосом спросил Пелорат.
– Что-то около ста километров в поперечнике.
– Как обидно… – разочарованно протянул Пелорат. – Если бы…
– Если бы спутник оказался гигантским, это могла бы быть сама Земля собственной персоной?
– Да, но по всему видно, что это не так.
– Но если прав Компор, Земля даже не в этом секторе Галактики. Она где-то в районе Сириуса… Джен, правда, мне очень жаль.
– Ну что ты… – махнул рукой Пелорат.
– Послушай, мы немного выждем и сделаем еще один маленький Прыжок. Если найдем признаки разумной жизни, можно решиться совершить посадку, если только не окажется, что ее совершать не стоит. Идет?
После Прыжка Тревайз удивленно проговорил:
– Все сходится, Джен. Гея, она самая. По крайней мере, тут есть технически развитая цивилизация.
– Это ты по радиоволнам судишь?
– Все гораздо проще. Вокруг планеты летает орбитальная станция. Видишь?
На экране появился объект, в котором Пелорат не усмотрел ничего необыкновенного, но Тревайз объяснил:
– Объект искусственный, металлический, с источником радиоволн.
– И что же мы теперь будем делать?
– Пока ничего. Они никак не могут не заметить нас при такой стадии развития техники. Если будут молчать, я через некоторое время пошлю радиосигнал. Если же и тогда они ничего не предпримут – осторожно приближусь.
– Ну а если все же с их стороны будут какие-то действия?
– Все зависит от того, какие. Если мне их действия не понравятся, придется воспользоваться преимуществами нашего положения – вряд ли они сумеют помешать нам совершить Прыжок.
– Мы обратимся в бегство, ты хочешь сказать?
– Гиперпространство – наше оружие и спасение.
– Но мы улетим отсюда не умнее, чем прилетели.
– Вовсе нет. По крайней мере, выяснили, что Гея существует, что на ней есть технически развитая цивилизация и что – она предприняла нечто, чтобы отпугнуть нас.
– Но, Голан, давай не будем уж очень пугливыми.
– Так… Джен, я прекрасно понимаю, что тебе в жизни ничего больше не надо, как только разузнать побольше о Земле, но не забывай: я не приверженец этой твоей мономании. Наш Корабль не вооружен, а эти – там, внизу, жили в полной изоляции несколько столетий. Представь себе: они ни сном ни духом не ведают, что за Академия такая и с чем ее едят, и вовсе не обязаны питать к ней какое-либо уважение. А если допустить, что там – Вторая Академия? Не дай бог раздразнить их – тогда мы никогда больше не сможем стать такими, как сейчас. Тебе что, не терпится, чтобы твое сознание стерли подчистую, и ты с удивлением обнаружил, что больше никакой не мифолог и не помнишь ни единой легенды?
Пелорат затосковал.
– Ну, если ты так говоришь… Но только – что мы будем делать, когда улетим отсюда?
– Все просто. Вернемся на Терминус с новостями… ну, если не на Терминус, то так близко к нему, как позволит наша милая старушка. Потом можно будет снова вернуться на Гею – гораздо быстрее, не блуждая по окрестностям, – и вернуться надо будет на военном корабле, а то и с целым флотом. Тогда все будет по-другому.
Ожидание тянулось бесконечно, становилось по-настоящему скучно. В окрестностях Геи они провели уже больше времени, чем потратили на перелет от Терминуса к Сейшеллу.
Тревайз запрограммировал на компьютере автоматический сигнал тревоги и расслабился – ухитрился задремать в мягком кресле.
Проснулся он оттого, что сигнал тревоги зазвучал. Напуганный, наполовину выбритый Пелорат вбежал в каюту Тревайза.
– Это что, сообщение? Вызов?
– Нет, – нервно отозвался Тревайз. – Мы двигаемся.
– Двигаемся? Куда?!
– К орбитальной станции.
– Почему?
– Не знаю. Двигатели работают, компьютер мне не отвечает, а мы движемся… Нас сцапали, Джен. Слишком близко, мы подошли к Гее.