Айзек Азимов
Академия на краю гибели

Полная версия

– Не, Господин, а то бы я быстрее покончить все это. Руфирант хороший парень быть, но не быть слишком умный.

– Но ты рассказала все, как было. Как это возможно, если ты всего не видела?

– Руфирант мне рассказать потом, когда я спрашивать. Он быть стыдно.

– Стыдно? Он когда-нибудь раньше вел себя так?

– Руфирант? Не, Господин. Он добрый быть, хотя и здоровый. Не забияка быть вовсе, и он бояться мученые. Он часто говорить: они могучие быть сильно, много сила есть у них.

– Почему же тогда он вел себя совсем по-другому, когда встретился со мной?

– Это странно быть. Мне не быть понятно. – Нови покачала головой. – Он быть не такой, как всегда. Я говорить ему: «Деревянный твой башка, как ты мог быть обижать мученый?» Он мне говорить: «Сам не знать, как такое случиться. Будто я быть не я, будто я смотреть, как кто-то другой делать это».

Оратор Чень прервал ее:

– Первый Оратор, какова ценность рассказа этой женщины? Что нам за дело до того, что она спросила и что ей ответил этот мужчина? Разве нельзя пригласить его самого и у него спросить об этом?

Гендибаль сообщил:

– Он здесь. Если, выслушав эту женщину, уважаемые Ораторы пожелают выслушать его показания, я тут же приглашу Кароля Руфиранта, моего недавнего обидчика. Если такового желания не возникнет, Стол может перейти к продолжению обсуждения дела, как только я закончу разговор с моей свидетельницей.

– Хорошо, – кивнул Первый Оратор. – Продолжайте опрос свидетельницы.

Гендибаль спросил:

– Ну а ты сама, Нови? Была ли ты похожа на себя, когда так гневно вмешалась в драку?

Мгновение Нови молчала. Маленькая морщинка залегла между ее бровей и тут же исчезла. Она сказала:

– Я не знать. Я не хотеть, чтобы кто-то делать плохое мученые, Я не сама думать, меня кто-то толкать вроде.

Помолчав, она добавила:

– Да, меня будто кто-то толкать.

Гендибаль сказал:

– Нови, сейчас ты уснешь. Ты не будешь думать ни о чем. Ты будешь отдыхать. Никакие сны тебе не приснятся.

Нови пробормотала что-то. Глаза ее закрылись, голова откинулась на высокую спинку стула.

Выждав мгновение, Гендибаль сказал:

– Первый Оратор, прошу вас, выдержав небольшой интервал, последовать за мной в сознание этой женщины. Вы наверняка заметите, как оно примитивно и симметрично. Это редкая удача, иначе вы не смогли бы увидеть то, что увидите… Вот… Здесь… Видите? Если остальные присоединятся… лучше, чтобы все одновременно…

Стол был положен на лопатки!

– У кого-либо есть сомнения? – спросил Гендибаль.

Деларми не заставила себя ждать:

– Да, я сомневаюсь, потому что… – и тут же осеклась, потому что даже ей было страшно произнести вслух то, о чем она подумала.

Гендибаль сказал за нее:

– Вам пришла в голову мысль о том, что я нарочно поработал над сознанием этой женщины с целью дачи ею ложных показаний? Вы, следовательно, такого высокого мнения обо мне, что полагаете, будто мне под силу видоизменить одну-единственную ментальную цепочку, не затронув близлежащие участки сознания? Если бы я действительно на такое был способен, разве я позволил бы всем вам так вести себя со мной? Разве я допустил бы, чтобы меня так унизили? Будь я способен сотворить такое, что все вы увидели в сознании этой женщины, вы все были бы беспомощны против меня… Неоспоримый факт состоит в том, что никто из нас, и я в том числе, не смог бы обработать сознание этой женщины так, как оно обработано. И тем не менее это сделано. – Он молча оглядел всех Ораторов поочередно и, задержав взгляд на лице Деларми, медленно, с расстановкой проговорил: – Теперь, если вы все не против, я вызову думлянского крестьянина, Кароля Руфиранта, которого я также обследовал и чье сознание было обработано точно так же.

– Не нужно, – сказал Первый Оратор, потрясенный до глубины души. – То, чему мы стали свидетелями, просто убийственно.

– В таком случае, – сказал Гендибаль, – будет ли мне позволено пробудить думлянку и отпустить ее? В приемной по моей просьбе ее ожидают те, кто проследит, чтобы ее выход из гипноза прошел безболезненно. – Когда за Нови закрылась дверь, Гендибаль проводил ее, нежно поддерживая за локоть, вернулся на свое место и сказал: – Подведем итоги. Итак, мы наблюдали изменения в сознании, произведенные методом, нам недоступным. Из этого следует, что библиотечные хранители совершенно спокойно могли, следуя чьему-то приказу, изъять материалы из Библиотеки. Теперь понятно, как было подстроено мое опоздание на заседание Стола. Мне угрожали. Меня спасли. В результате меня подвергли импичменту. Результат этого на вид столь естественного хода событий таков: я могу быть убран со сцены активных действий, с того пути, который я увидел и разработал и который угрожает нашим противникам, кем бы они ни были.

Деларми наклонилась к столу. Она не могла скрыть потрясения и сопротивлялась из последних сил:

– Но если эта секретная организация настолько хитра и изобретательна, как же вы смогли до всего докопаться?

Теперь уже Гендибаль улыбнулся без всякой задней мысли.

– Дело тут вовсе не во мне. Я могу поклясться, что по способностям не превосхожу никого из здесь присутствующих, тем более Первого Оратора. Однако, судя по всему, и эти Анти-Мулы – как исключительно, на мой взгляд, удачно назвал их Первый Оратор, – не до конца не уязвимы, в зависимости от обстоятельств. Очень может быть, что именно эту думлянку они избрали в качестве своего инструмента потому, что с ней было совсем немного работы. Она же, по ее собственным словам, очень симпатизировала тем, кого называет «мучеными», просто восхищалась ими.

Потом же, когда с дракой было покончено, она не смогла забыть о нашей встрече, и ее мечта стать «мученой» привела ее ко мне на следующий же день. Ее амбиции показались мне забавными, и я исследовал ее сознание, и, скорее случайно, чем как бы то ни было еще, заметил обработку и оценил ее значение. Избери Анти-Мулы своим инструментом другую женщину, такую, у которой и в мыслях бы не было мечты стать ученой, им пришлось бы потрудиться более упорно, но тогда последствия оказались бы другими, и я остался бы в полном неведении относительно истинной сути происшедшего. Анти-Мулы просчитались или не смогли учесть невероятного. И то, что они способны вот так ошибаться, воодушевляет.

– Первый Оратор и вы, – сказала Деларми, – называете эту организацию «Анти-Мулами». Вероятно, вы избрали такое название потому, что полагаете, будто они трудятся на ниве созидания Плана Селдона, а не стараются его разрушить, как пытался Мул. Если Анти-Мулы действительно заняты этим, то в чем их опасность?

– Действительно, зачем бы им трудиться, не имея никакой цели? Нам их цель неизвестна. Циник тут сказал бы, что они могут поднять забрало в будущем, открыто вступить в игру и сотворить такое будущее, которое их устроит гораздо больше, чем нас. Сам я думаю именно так, хотя особым циником себя не числю. Или Оратор Деларми, доброта и доверчивость которой нам так хорошо известны, склонна полагать, что это – космические альтруисты, которые делают нашу работу за нас, так сказать, из любви к искусству?

Стол тихо рассмеялся в ответ на шутку, и Гендибаль окончательно уверился в своей победе. А Деларми понимала, что проиграла, – через барьер, которым она отчаянно защищала свое сознание, пробивались едкие лучи жгучей ярости – так лучи солнца пробиваются сквозь густую листву.

Гендибаль сказал:

– Видите ли, когда я поначалу пытался обдумывать стычку с крестьянином, мне казалось, что за всем происшедшим стоит другой Оратор. Обнаружив признаки обработки в сознании думлянки, я убедился, что прав в общем, но не прав конкретно. Я приношу свои извинения за высказанную ранее неверную интерпретацию событий и прошу оправдать меня на основании изложенных обстоятельств.

– Полагаю, – сказал Первый Оратор, – сказанное вами можно истолковать как принесение извинений…

– С уважением, Первый Оратор, – прервала его Деларми. Она чудесным образом переменилась: улыбочка сладенькая, голосок нежный – просто душка. – Да будет мне позволено прервать вас. Я предлагаю воздержаться от обсуждения вопроса об импичменте. В данный момент я не стала бы голосовать за осуждение и, думаю, остальные тоже. Я бы даже настаивала на том, чтобы вопрос об импичменте был вообще изъят из протокола, дабы личное дело Оратора Гендибаля осталось незапятнанным. Оратор Гендибаль защитил свою честь превосходно, и я поздравляю его с этим, а также с тем, что ему удалось разгадать наступление опасного кризиса, который остальные из нас могли бы проглядеть с непредсказуемыми последствиями. Я приношу Оратору личные извинения за свое враждебное поведение.

Она церемонно кивнула Гендибалю, а тот не мог не восхититься ее легкостью и изяществом – как потрясающе быстро и тонко она сменила маску, чтобы сгладить горечь собственного поражения. Но Гендибаль понимал – все это могло означать, что атака будет тут же начата по другому фронту, и ничего приятного ему это не принесет.

35

Сменив гнев на милость, Оратор Деларми снова обрела возможность доминировать на заседании. Голос стал ровным, улыбка – милостивой, глаза лучились. Никто не осмеливался прервать ее – все ждали, когда грянет гром средь ясного неба.

– Хвала Оратору Гендибалю, – сказала она, – теперь всем нам ясно, что нужно делать. Мы не видим Анти-Мулов, ничего не знаем о них, кроме того, что они тонко и умело касаются сознания людей непосредственно здесь, в самой цитадели Второй Академии, Нам неизвестны планы силового центра Первой Академии. Вероятно, нам предстоит столкнуться с чужеродностью Анти-Мулов и враждебностью Первой Академии.

Нам известно, что некий Голан Тревайз и его спутник, имени которого я сейчас вспомнить не могу, движутся в неизвестном направлении и что Первому Оратору и Оратору Гендибалю кажется, будто в руках Тревайза ключи к исходу этого величайшего кризиса. Следовательно, мы должны выяснить все, что можно, об этом Тревайзе: куда он направляется, о чем он думает, какова его цель; если, на самом деле, у него есть какая-то конкретная цель и он стремится попасть в какое-то определенное место, является ли он инструментом в руках тех, кто представляет опасность гораздо большую, чем он сам.

– Он находится под наблюдением, – сообщил Гендибаль.

Деларми насмешливо поджала губы.

– Кто же за ним наблюдает? Один из агентов вашей внешней разведки? Можем ли мы ожидать, что таковые агенты способны противостоять силе столь могущественной, какая здесь была только что продемонстрирована? Безусловно, нет. И во времена Мула, и позднее Вторая Академия не боялась послать лучших из наших людей добровольцами на передний край битвы и даже пожертвовать ими. Сам Прим Пальвер, когда понадобилось реставрировать План Селдона, прочесал всю Галактику под видом тренторианского фермера и привез сюда эту девочку, Аркади. И теперь мы не можем сидеть тут сложа руки и ждать – нынешний кризис может оказаться гораздо более серьезным, чем все предыдущие. Нам нельзя опираться на низовых разведчиков и курьеров.

Гендибаль поинтересовался:

– Уверен, вы не склонны предложить Первому Оратору покинуть Трентор?

– Конечно, нет, – ответила Деларми. – Он нам так нужен здесь! Но у нас есть вы, Оратор Гендибаль. Именно вы первым почувствовали и верно оценили кризис. Именно вы выявили тончайшее вмешательство в сознание думлян и кражу в Библиотеке. Именно вы не побоялись противопоставить свою точку зрения сильнейшей, единодушной оппозиции всего Стола – и победили. Никто из присутствующих не сумел увидеть происходящего так четко, как вы, и вряд ли кому можно, как вам, доверить оценку событий в дальнейшем. По моему мнению, именно вам отведена роль выйти и сразиться с врагом. Позволено ли мне будет почувствовать мнение Стола по этому поводу?

Формального голосования не было, но все Ораторы настолько ясно ощущали сознание друг друга, что ошеломленный Гендибаль немедленно понял, что в самое мгновение его победы и собственного поражения эта зловещая женщина блестяще преуспела: решила отправить его в ссылку с заданием, продлиться которое могло сколь угодно долго, а она бы тем временем преспокойно осталась здесь, захватила бы лидерство за Столом, получила бы в свои руки власть над всей Второй Академией, а следовательно, и над всей Галактикой, хладнокровно шагая по трупам.

И если ссыльному Гендибалю удастся каким-то образом собрать нужные сведения, для того чтобы Вторая Академия успешно преодолела кризис, честь организации всего предприятия присвоит себе Деларми, и его успех только поможет ей утвердиться во власти. Чем быстрее и увереннее будет действовать Гендибаль, тем скорее у кормила власти утвердится Деларми.

Красивый маневр и потрясающе быстрая регенерация!

Лидерство Деларми стало настолько явным, что она открыто, не стесняясь узурпировала права Первого Оратора… Размышления Гендибаля были прерваны вспышкой ярости Шендесса.

Гендибаль обернулся. Первый Оратор даже не пытался скрыть охватившего его искреннего гнева, и всем стало ясно, что новый внутренний кризис грядет на смену только что разрешившемуся.

36

Квиндор Шендесс, двадцать пятый по счету из Первых Ораторов, не питал на свой счет никаких иллюзий.

Он знал, что его не назовут среди славных представителей ораторской плеяды, просиявших на этом посту на протяжении пятивековой истории Второй Академии, во, в конце концов, он к этому и не стремился. Он председательствовал за Столом Ораторов в спокойные годы процветания Галактики – время не требовало от него подвигов. Оно требовало сдержанности и умеренности, и самым подходящим для этой роли человеком был он. По этой самой причине его предшественник и выдвинул его на этот пост.

«Вы – не авантюрист, вы – ученый», – сказал ему двадцать четвертый из Первых Ораторов. «Вы сумеете сберечь План там, где авантюрист его погубит. Берегите же его, и пусть это слово станет вашим девизом».

Он всю жизнь следовал завету своего предшественника, но его тактика неизбежно была пассивна, что многими принималось за слабость. Время от времени бродили слухи, будто Шендесс собирается в отставку, и тогда начинались интриги по поводу преемственности высшего поста в Академии.

Шендесс не сомневался в том, что лидерство в этой борьбе захватила Деларми. Она, безусловно, была самой сильной личностью за Столом, и даже Гендибаль со всей своей горячностью и отвагой молодости уступал ей, как уступил сейчас.

Но у Первого Оратора, каким бы слабым и пассивным его ни считали, была одна прерогатива, от которой никто в ряду предшественников Шендесса не отказывался. Не откажется и он.

Он встал, Все разговоры тут же утихли. Когда Первый Оратор говорил стоя, никто не имел права прерывать его, никто – даже Деларми и Гендибаль.

– Ораторы! – сказал Шендесс. – Я согласен с тем, что мы стоим перед лицом опаснейшего кризиса и должны принять самые серьезные меры в этой связи. Оратор Деларми с присущей ей добротой склонна не подвергать меня риску открытого столкновения с врагом, утверждая, что я очень нужен здесь. Справедливо, однако, будет признать, что я одинаково не нужен ни там ни здесь. Я старею и все больше устаю. Все давно ждут, что в один прекрасный день я объявлю о своей отставке, и, вероятно, я действительно должен это сделать. Как только наступивший кризис будет успешно преодолен, я уйду в отставку.

Однако привилегия Первого Оратора выбрать себе преемника остается моей привилегией. Я намерен сделать это сейчас. Среди нас есть один Оратор, который уже долго лидирует на заседаниях Стола, один Оратор, личные качества которого часто позволяли возглавить заседание тогда, когда этого не мог сделать я. Все вы знаете, что я говорю об Ораторе Деларми.

Он на мгновение умолк и спросил:

– Могу я узнать, Оратор Гендибаль, чем вы недовольны?

Шендесс сел, чтобы дать Гендибалю возможность ответить.

– Недоволен? Как я могу быть недоволен, Первый Оратор? Это ваша привилегия – выбрать себе преемника.

– Так я и сделаю. Когда вы вернетесь, преуспев в начале действий, призванных положить конец этому кризису, наступит время для моей отставки. Моему преемнику предстоит тогда непосредственно заняться проведением в жизнь той стратегии, которая потребуется для полной ликвидации кризиса. Имеете ли вы что-либо сказать, Оратор Гендибаль?

Гендибаль сдержанно ответил:

– Когда вы назначите Оратора Деларми своей преемницей, Первый Оратор, надеюсь, вы не забудете посоветовать ей…

Первый Оратор резко прервал его:

– Говоря об Ораторе Деларми, я не называл ее своей преемницей. Что еще вы хотели бы сказать?

– Прошу простить, Первый Оратор. Мне следовало сказать: если вы назовете Оратора Деларми своей преемницей после моего возвращения с задания, не забудете ли вы посоветовать ей…

– Ни при каких обстоятельствах я не собираюсь делать Оратора Деларми своей преемницей в будущем. Что теперь вы хотите сказать? – Первый Оратор не мог скрыть удовлетворения от удара, нанесенного самолюбию Деларми. Сильнее унизить он бы ее не смог. – Ну, Оратор Гендибаль, так что же вы молчите?

– Я… я растерян, Первый Оратор! Я в недоумении!..

Первый Оратор встал вновь и сказал:

– Оратор Деларми доминировала, лидировала на заседаниях, но, увы, это не все, что нужно для того, чтобы занять пост Первого Оратора. Оратор Гендибаль увидел то, чего не увидел никто из нас. Он не испугался единодушной враждебности Стола, заставил всех нас пересмотреть дело и изменить наше отношение к нему. У меня есть свое собственное подозрение относительно того, зачем Оратору Деларми понадобилось возлагать задачу преследования Голана Тревайза на плечи Оратора Гендибаля, но эта ноша ему по плечу. Я знаю, что ему это удастся – моя интуиция мне порукой в этом, и, когда Оратор Гендибаль возвратится, он станет двадцать шестым из Первых Ораторов.

Шендесс тяжело опустился на стул, и все Ораторы незамедлительно принялись высказывать свое мнение: поднялся сущий бедлам из звуков, тонов, полутонов, мыслей и гримас. Первый Оратор на эту какофонию никакого внимания не обращал: он безразлично смотрел в одну точку прямо перед собой. Теперь, когда все было позади, он с удивлением ощутил величайшее облегчение от того, что груз ответственности упал с его плеч. Давно надо было сделать это, но он никак не мог его сбросить.

Только сейчас он сумел найти себе достойного преемника.

Шендесс отвлекся, но неожиданно сеть его сознания уловила излучение сознания Деларми. Он взглянул на нее.

Великий Селдон! Она безмятежно улыбалась! Ни отчаяния, ни обиды, ни разочарования – значит, она не сдалась. Шендесс призадумался: неужели он, паче чаяния, сыграл ей на руку? Что еще можно было от нее ожидать?

37

Делора Деларми дала бы волю чувствам, если бы это принесло ей хоть толику пользы.

О, как хотелось ей броситься с кулаками на этого старого маразматика Шендесса и на этого молодого выскочку, с которым, похоже, сговорилась фортуна!

Но тогда она бы всего лишь разрядилась. А ей было нужно совсем другое.

Она хотела стать Первым Оратором.

И пока у нее в руках оставалась хотя бы одна карта, она должна была выложить ее.

Она мило улыбнулась и подняла руку, прося слова. Встала и всем своим видом показала, что требует от всех не прерывать ее.

– Первый Оратор, – начала Деларми, – у меня, как и у Оратора Гендибаля, нет возражений. Ваша воля – выбирать себе преемника. Если я и говорю теперь, то лишь потому, что могу внести собственный вклад – искренне надеюсь – в успех дела, которым займется Оратор Гендибаль. Позволено мне будет изложить мою точку зрения, Первый Оратор?

– Прошу вас, – вежливо согласился Первый Оратор, а про себя подумал: «Ох, мягко стелет…»

Деларми торжественно запрокинула голову назад. Улыбка исчезла с ее лица.

– У нас есть космические корабли. Они, конечно, не так совершенны, как корабли Первой Академии, но один из них вполне годен для того, чтобы Оратор Гендибаль ступил на его борт. Он знает, как водить корабли, надеюсь. Наши представители находятся на всех ключевых планетах Галактики, и везде его ожидает радушный прием. Более того, теперь, когда он знает о существовании Анти-Мулов, он способен принять соответствующие меры самозащиты. Ведь даже тогда, когда мы не знали об их деятельности, они предпочли остановить выбор на Низовых сотрудниках Академии и думлянских крестьянах. Безусловно, мы обязаны самым тщательным образом инспектировать сознание всех сотрудников Второй Академии, не исключая и Ораторов, но я уверена, что нас Анти-Мулы тронуть не осмелились.

Тем не менее я не вижу причин для того, чтобы Оратор Гендибаль рисковал сильнее, чем нужно. Ни о каком безрассудстве не может быть и речи, и было бы намного лучше, если бы его миссия была завуалирована – в наших интересах застигнуть Анти-Мулов врасплох. Мне кажется, что для него самое разумное – выдать себя за думлянского торговца. Все мы хорошо знаем, что Прим Пальвер отправился в свой путь по Галактике именно в этой роли.

Первый Оратор прервал ее:

– Но у Прима Пальвера была веская причина для выбора такой маскировки. У Оратора Гендибаля такой причины нет. Я думаю, что если камуфляж понадобится, у него достанет изобретательности.

– Со всем уважением. Первый Оратор, я хотела бы подчеркнуть важность именно минимума маскировки. Прим Пальвер, как вы помните, отправился в путь со своей супругой – его верной спутницей жизни. И это в значительной степени помогло ему добиться своей цели. Жена была для него превосходным прикрытием.

– У меня нет жены, – возразил Гендибаль. – Нет у меня и подруг, то есть они были, но в сложившихся обстоятельствах ни одна из них не согласится надеть на себя подвенечное платье.

– Мы все знаем об этом, Оратор Гендибаль, – улыбнулась Деларми. – Тем более, значит, все воспримут как должное, если в путь с вами отправится любая женщина. Уверена, желающих можно будет отыскать без труда. Если вам кажется, что нужно документальное подтверждение брака, это будет сделано. Полагаю, с вами непременно должна лететь женщина.

У Гендибаля на миг перехватило дыхание. Нет, не может быть…

Что же это такое? Хитрая уловка с целью достичь своей доли успеха? Ставка на совместное или ротируемое занятие поста Первого Оратора?

Гендибаль угрюмо проговорил:

– Для меня большая честь вместе с Оратором Деларми…

Деларми расхохоталась и посмотрела на Гендибаля почти с обожанием. Попался! Угодил в ловушку. И Стол этого никогда не забудет. Никогда!

– О нет, Оратор Гендибаль, я вовсе не собиралась разделить с вами участие в вашей миссии. Дело это ваше и только ваше, и пост Первого Оратора за вами и только за вами. Да я бы и подумать не посмела, что вы захотите, чтобы я полетела вместе с вами. Что вы, Оратор, какая из меня прелестница – в моем-то возрасте…

Все Ораторы улыбнулись, даже Первый Оратор не смог сдержать улыбки.

Гендибаль принял удар и даже не попытался сгладить поражение, сказав ей какой-нибудь комплимент. Да, мастерски она его уделала.

– Что же вы в таком случае предлагаете? – безразлично поинтересовался он. – Уверяю, у меня и в мыслях не было, что вы полетите со мной. Вам гораздо более к лицу интриги за Столом Ораторов, чем сумятица галактической неразберихи.

– Не спорю, Оратор Гендибаль, не спорю, – сказала Деларми. – Мое предложение относится исключительно к тому, что вам следует играть роль думлянского торговца. Не кажется ли вам, что лучшей спутницей в этом случае для вас будет думлянка?

– Думлянка?

Гендибаль опять был пойман врасплох, и Стол прекрасно это заметил.

– Ну да, думлянка, – как ни в чем не бывало продолжала Деларми. – Та самая, что спасла вам жизнь. Та самая, что глядит на вас с таким обожанием. Та самая, чье сознание вы исследовали и которая затем, сама не подозревая, спасла вас от кое-чего гораздо более опасного, чем избиение. Я предлагаю вам захватить ее с собой.

Первым порывом Гендибаля было – отказаться, но он знал, что Деларми только этого и ждет. Стол только обрадуется. Теперь было ясно, что Первый Оратор, поспешно нанеся удар Деларми, совершил ошибку, назвав Гендибаля своим преемником, во всяком случае, Деларми быстро сориентировалась и пыталась высмеять эту ошибку.

Гендибаль был самым младшим из Ораторов. Он оскорбил членов Стола и избежал осуждения. Никто не хотел, чтобы это осталось безнаказанным.

Трудно было принять случившееся, но теперь все запомнят, с какой легкостью высмеяла его Деларми и какое удовольствие это доставило всем. Как легко ей будет теперь при любом удобном случае воспользоваться его конфузом и объявить, что ему недостает ни возраста, ни опыта для того, чтобы стать Первым Оратором! Стол объединит усилия и заставит Первого Оратора отказаться от принятого решения, пока Гендибаль будет отсутствовать на Тренторе. Даже если Шендесс останется при своем мнении, Гендибаль займет свой пост, оказавшись абсолютно беспомощным перед лицом непримиримой оппозиции.

Все это он обдумал в считанные мгновения и быстро ответил без всякой растерянности:

– Оратор Деларми, я восхищен вашей прозорливостью. А я-то думал преподнести всем сюрприз. На самом деле я намеревался взять с собой думлянку Нови, но совсем не по той причине, на которую указала Оратор Деларми. Причина – в особенностях ее сознания. Вы все видели, каково оно: чистое, простое, симметричное, неспособное лгать. Ни одно самое мельчайшее прикосновение к такому сознанию со стороны не останется незамеченным, Я думаю, все с этим согласны.

Не знаю, додумались ли вы до того, Оратор Деларми, что эта женщина может сработать в качестве безотказного, совершенного средства сигнализации. Наблюдая за ней, я сумею без труда выявить всякое вмешательство постороннего менталитета гораздо быстрее, чем отслеживая таковое вмешательство с помощью собственного сознания. – Ответом ему были тишина и удивление. Он довольно проговорил: – А, так значит никто из вас не подметил этого! Ну да это неважно. А теперь я пойду. Времени терять нельзя.

– Погодите! – попыталась задержать его Деларми. Уже в третий раз за сегодняшний день инициатива ускользала из ее рук. – А что вы, собственно, собираетесь делать?

Гендибаль пожал плечами:

– К чему вдаваться в подробности? Чем меньше будет знать Стол, тем меньше вероятность вмешательства Анти-Мулов, не правда ли?

Сказал он это так, как будто больше всего на свете пекся о безопасности Ораторов. Он до краев наполнил этим чувством свое сознание и всем продемонстрировал как новую модель одежды.

Это обманет их. Польстит им. И потом – пусть остаются с этим ощущением, вместо того чтобы гадать, действительно ли Гендибаль знает, что делать.

38

Вечером этого дня Первый Оратор встретился с Гендибалем наедине.

– Вы поступили верно, – сказал Шендесс. – Не смог удержаться – нырнул в ваше сознание поглубже и все понял. Я видел – вы сочли мое объявление поспешным. Так оно и было. Просто мне нестерпимо хотелось стереть с ее лица наглую улыбку и дать ей сдачи в той же манере, в какой она обычно узурпирует мои права.

Гендибаль с мягким упреком проговорил:

– Лучше было бы, если бы вы сказали мне обо всем наедине, а потом дождались моего возвращения.

– Но тогда мне не удалось бы отомстить ей… Да, да, понимаю, мотивация неважнецкая для Первого Оратора. Все понимаю.

– Она не остановится, Первый Оратор. Она будет продолжать плести интриги и пытаться занять пост Первого Оратора и найдет для этого массу веских причин. Уверен, отыщутся такие, кто скажет, что мне следовало отказаться. Совсем нетрудно будет доказать, что Оратор Деларми умнее меня, что у нее самый могучий ум за Столом и что из нее вышел бы превосходный Первый Оратор.

– Самый могучий ум за Столом… – пробурчал Первый Оратор. – Увы, не за его пределами. Она неспособна распознать врагов – настоящих врагов, а не противников среди Ораторов. Ей вообще не стоило становиться Оратором… Послушайте, не должен ли я запретить вам брать с собой эту думлянку? Ведь это Деларми вас вынудила, я понимаю.

– Нет-нет, я на самом деле хочу взять ее с собой, и причина, которую я изложил Столу, самая что ни на есть истинная. Она станет моим прибором раннего оповещения, и я просто благодарен Оратору Деларми за то, что она натолкнула меня на эту мысль. Эта женщина окажет мне услугу, я уверен.

– Что ж, будь по-вашему. Кстати, я тоже не покривил душой. Я совершенно уверен в вашем возвращении с победой – если вы верите в мою интуицию.

– Верю, Первый Оратор, и согласен с вами. Обещаю: что бы ни случилось, я верну больше, чем получаю. Я вернусь Первым Оратором, как бы ни старались Анти-Мулы или Оратор Деларми.

Произнося эти слова, Гендибаль не мог не отследить собственной гордости и удовлетворения и не проанализировать их. Почему он так радовался, почему ему так хотелось поскорее отправиться в путешествие? Амбиции? Да, конечно. Почему бы и нет? Совершил же когда-то нечто подобное Прим Пальвер – так разве ему, Гендибалю, такое не по плечу? А когда все будет кончено, больше никто не сумеет помешать ему стать Первым Оратором. Ну еще, кроме амбиций, что? Азарт, желание поскорее сразиться с врагом? Обычное желание испытать острые ощущения у человека, всю жизнь просидевшего в потайной цитадели? Он не понимал своих чувств до конца. Знал только одно – ему нестерпимо хотелось улететь как можно скорее…