– Передай Ермолаеву, чтобы больше в мой район не совался!
Заварушка получилась неплохой. Люди Ермолаева не ожидали нападения, но спохватились и начали отстреливаться. Для меня это все равно что небольшая разминка.
Пушка в руках не гарантирует качественного умения применять ее в деле. Одного я легко подстрелил в руку, двое других предпочли подхватить своего раненого товарища и удрать.
Карим начал стрелять по колесам, пробив одно из них. Машина вильнула в сторону, умчавшись.
Мой разум остался спокоен, даже дыхание не участилось. Но Карим взбудоражился не на шутку.
– Остынь, – советую ему. – Получил, что хотел?
– Да! Я им показал, что ко мне соваться не стоит! Будут знать, с кем имеют дело! – хвалится младший брат.
Адреналин бурлит в его крови. Брата тянет на подвиги? Зря!
Я разряжаю брошенное людьми Ермолаева оружие, осторожно обхожу небольшую забегаловку, проверяя все.
Внезапно позади раздается громкий выстрел! Бах! Спустя секунду еще один. Бах!
Громкий стон.
Пригибаюсь автоматически и разворачиваюсь в подкате. Брат поднимает руку с пистолетом, целясь в кого-то.
– Ты что творишь?
– Один за барной стойкой спрятался! – отвечает Карим, обернувшись в мою сторону.
Стойка бара закрывает мне обзор, но я вижу, что человек лежит на полу. Не отстреливается и не сопротивляется.
Брат снова поднимает руку с пистолетом повыше. Я успеваю сбить его с ног. Выстрел проходит немного выше головы мужчины.
– Какого черта? – зло рычит Карим.
Его лицо перекошено от эмоций, глаза пустые и ничего не соображающие. Он рвется из моих рук, желая закончить начатое.
Приходится усмирить младшего брата, разбив ему скулу пистолетом. Отшвыриваю дальше. Он приземляется на пол задницей.
– Мы не стреляем по безоружным, кретин! – выплевываю в его сторону главное правило.
– Он притаился за стойкой! У него может быть пушка…
– Но ее нет! – осматриваю раненого.
Он едва держит голову и шевелит губами, силясь что-то сказать. Правая ладонь окрашивается кровью.
Карим успел выстрелить дважды, прежде чем я вмешался. Одна из пуль серьезно задела мужчину.
– Что ты с ним возишься? – Карим поднимается, кряхтя. – Я ударил копчик из-за тебя… – говорит недовольно. – Пошевелиться больно.
– Он серьезно ранен. Нужно доставить его в больницу.
– С огнестрелом? Сошел с ума?! Оставь его, – бьет по плечу. – Будет приветом нашему другу!
– Очнись, болван. Если он умрет, это будет на твоей совести. Ермолаев не простит тебе смерть одного из своих!
– Это война за бизнес! Здесь бывают жертвы, – огрызается Карим.
– Я могу еще раз тебе по тыкве дать, если тебе с первого раза непонятно! Ты слишком далеко заходишь. Слишком!
Подхватываю раненого, взвалив на свое плечо. Направляюсь к выходу, а сзади слышатся шаркающие шаги Карима и его болезненные постанывания.
– Куда ты?
– Я отвезу его в больницу. К знакомому, который не будет задавать лишних вопросов.
– Мне тоже нужно в больницу…
Карим задерживает дыхание, каракатицей залезая в джип. При каждом движении он бледнеет и матерится, поскуливает побитой собакой.
– Даже дышать трудно. Хан, не мог быть поаккуратнее? – почти плачет Карим. – У моей жены скоро день рождения, а я как старик…
– Сам виноват. Помолчи, пожалуйста!
– Хан, а что бы ты сделал, если бы он начал в меня стрелять? – не унимается Карим. – Стоял бы и смотрел? Оставил бы мою жену – вдовой, а детей – сиротами?! Так, что ли?
– Заткнись по-хорошему, – угрожаю. – Или остановлю машину, вышвырну тебя на обочину! Домой поползешь на корячках… Долго будешь ползти и подумаешь о важном.
– Я не…
Резко нажимаю на тормоз. Раненый сползает вниз по креслу, застонав. Выпрыгнув из машины, резким рывком распахиваю заднюю дверь. Карим сжимается, побледнев, и цепляется пальцами за сиденье.
– Вылезай! – командую.
– Ты же не бросишь меня здесь? – оглядывается Карим.
Мы отъехали уже прилично от забегаловки, где обычно собираются люди Ермолаева. Кругом сейчас только пустырь и склады. Ни машин, ни людей. До города добираться далековато.
– Я все понял! – Карим поднимает ладони в защитном жесте. – Понял-понял. Я сижу молча. Только доставь меня в больницу, на Винницкой улице. Мой семейный доктор осмотрит меня.
– Сначала – раненый. Твой зад может потерпеть!
Немного остыв, я снова завожу мотор, и машина несется на предельной скорости. Ее иногда заносит и даже подкидывает. Представляю, как «приятно» должно быть Кариму. Но он сцепил зубы покрепче и старается не действовать мне на нервы.
Меня беспокоит, что раненый с каждой минутой теряет все больше крови. Ранение в таком месте, что наложенная из подручных средств перевязка сползает. Лишь бы не умер по дороге в больницу!
Крепко сжимаю руль, матеря себя за то, что полез в эти разборки. С одной стороны, хорошо, что я остановил Карима. Иначе он мог бы пристрелить безоружного мужчину. Есть шанс, что раненый выживет!
С другой стороны, теперь я тоже замарался в криминальных разборках. Наивно полагать, что это пройдет бесследно.
Неприятный холодок разрастается внутри…
Бумеранг всегда возвращается.
Избавился от проблемного брата, оставив его в больнице. Там же оставил и раненого. В больнице сказали, что шансы на выживание у раненого есть и мгновенно повезли его на операцию.
Про брата и говорить не хочется. Карим разохался, как старый дед, пересаживаясь в специальную каталку для инвалидов и стариков. Хотя мог бы и доковылять до кабинета дежурного врача. Не при смерти же!
Стоит только выйти из больницы и свернуть в зону курилки, слышится телефонный звонок. На экране высвечивается имя жены брата. Алия…
Еще одна головная боль!
Но держать невестку в неведении нельзя. Карим говорил, что он еще одного ребенка хочет. Будто ему троих мало. Кто знает, вдруг Алия уже четвертого малыша под сердцем носит? Моего племянника или племянницу…
Брат у меня непоседливый, надоедливый. Иногда он меня откровенно раздражает так, что видеть его не хочется. Но племянников своих я люблю. Души в них не чаю.
– Добрый вечер, Алия. Как твои дела? Как дети?
– Дети хорошо, – торопливо отвечает Алия. – Братья, как всегда, дерутся за игрушки, а Зарина со мной на кухне…
Мне приятно было бы послушать подробности об их тихой, семейной жизни, о небольших склоках и драках между племянниками.
Я словно наяву увидел их смуглые и озорные физиономии, развернув в своем представлении целый спектакль.
Своей семьи у меня никогда не было. Но я охотно принимал участи в жизни семьи Карима, появлялся у них так часто, как только можно. Они все для меня – как родные: и племянники, и даже жена брата – я принимаю ее как за свою сестру.
– Карим не отвечает, – вздыхает Алия. – Ты же с ним уехал?
Хмурюсь.
Откуда Алия знает, куда Карим поехал? Неужели этот болван посвящает жену во все свои дела?
Я бы так никогда не сделал. Есть мужские заботы, которыми не стоит нагружать женщин.
– Карим был со мной, – отвечаю нейтрально.
Алия вздыхает:
– Хан, я знаю, что ты заботишься о семье и не хочешь тревожить нас понапрасну. Но я так же в курсе многих дел Карима. Он говорил, что у него возникли проблемы. Ты обещал ему помочь…
Не помню, чтобы я заранее давал согласие на помощь. Я согласился помочь брату в последний момент. При мне он не звонил своей жене.
Значит, рассказал обо всем заранее. Изворотливый и наглый до ужаса. Он был уверен, что я не откажу ему.
– Карим в больнице. Возможно, его обследуют, поэтому он не отвечает на твои звонки.
– В больнице? – едва дыша, спрашивает Алия. – Что с ним?! Он ранен? В сознании?
– Алия, успокойся. На твоем муже нет ни царапины. Он просто неудачно приземлился задом и ударил копчик. думаю, он и сам тебе об этом расскажет, посмеявшись над своей неуклюжестью.
– Ты не обманываешь меня? – всхлипывает жена брата.
– Нет, конечно. Муж и отец твоих детей вернется домой живым и невредимым, – обещаю Алие. – Возможно, только проваляется сутки в больнице, – фыркаю. – Неженка!
– Ты же знаешь, что Карим – не такой, как ты. Не военный.
Голос Алии значительно повеселел. Но она все же выпытывает у меня адрес больницы, куда я отвез Карима. Уверен, что как только наш разговор закончится, она сразу же позвонит в больницу.
– Спасибо, что помогаешь ему. От всей нашей семьи, Хан. Спасибо тебе огромное! Приедешь к нам в гости? – предлагает.
– Разумеется. Приеду на этой неделе. Только решу кое-какие важные вопросы…
– Ты нашел себе работу?
– Нет, моих средств хватает на пожить.
– Хан, тебе пора задуматься о будущем. О семье и детях. Ты же знаешь, какое это счастье – большая и дружная семья. Служба давно осталась позади. Тебе просто необходимо закрепиться в этой жизни, – начинает нравоучения Алия.
Каждый наш разговор заканчивается одним и тем же. Алия начинает сватать мне своих незамужних подруг или разведенных.
– Поболтаем при встрече, идет? Мне пора! – торопливо прощаюсь.
– Да-да, конечно, я тебя не держу! – убеждает меня Алия. – И все-таки…
Ну вот, млин! Почему нельзя завершить разговор на позитивной ноте? Просто сказать «до скорого» и отпустить собеседника?! К чему эти многозначительные паузы.
– Я прошу тебя подумать над предложением Карима. Мне и детям было бы намного спокойнее, если бы мы знали, что Карим находится под твоей зашитой.
– Алия, не приплетай сюда детей! – прошу я. – Даже ваш старший пацан еще не соображает в таких делах.
– Хорошо. Скажу от себя – прошу, прими предложение Карима. Мы доверяем тебе. Как никому другому.
– И я это ценю. Но у меня реально сейчас своих забот хватает… Увидимся на неделе, Алия. Пока поцелуй племяшей за меня!
Разделавшись с текущими проблемами, я возвращаюсь в дом своего приятеля. Попутно раздумываю о том, что теперь моя собственная хата будет пустовать.
У меня никак не доходили руки затеять в трешке ремонт. Кажется, настало подходящее время. Пусть я не спешу обзаводиться семьей и постоянными отношениями, в моей жизни наступил переломный момент.
Когда тачка проезжает мимо бара, в котором мне знаком каждый уголок, внутри сказывается привычка. Пальцы едва не проворачивают руль в сторону, чтобы перестроиться в крайний правый ряд, а оттуда свернуть на парковку возле паба.
Привычка едва не побеждает меня. Но я крепче хватаюсь за руль и проезжаю мимо злачного места.
Клим доверил мне свою дочурку. Значит, алкоголю больше нет места в моей жизни. Все, завязал. Ни капли в рот не возьму!
Я проворачиваю в голове грандиозные планы, пока добираюсь до дома Клима.
Меня пускают без лишних вопросов, вытягиваются по струнке. Разумеется, ведь я теперь здесь главный.
На улице уже вечер, территория утопает в густых сумерках. Но даже неяркого освещения хватает, чтобы понять – коза меня ослушалась. Во дворе – бардак! До сих пор валяются пустые пластиковые стаканчики, повсюду конфетти, ленты дождя и черт знает что еще.
Я привык, что мои приказы исполняются немедленно. Неукоснительно!
Беспрекословно.
Диана ослушалась – бросила мне вызов.
Я резко вхожу в холл дома. Задам трепку мегерочке непослушной! Дам понять, что я не шучу и…
Замираю на месте. Словно со всего разбега напоровшись на растяжку. Застыл без единого движения, пораженный картиной.
В холле уже прибрано. Ни лифчика на люстре, ни бутылок…
Стоит огромная мусорная корзина и два черных мешка, набитых мусором.
Но поражает меня не это, а скрутившаяся на кресле дочь моего друга.
В обнимку со щеткой для уборки.
На одной руке до сих пор красуется желтая резиновая перчатка, вторая рука крепко держит щетку для чистки мебели.
– Диана, – зову негромко.
Но девчонка и не пошевелилась. Неужели спит по-настоящему?
Я стою, как приклеенный, на одном месте и не могу сделать ни одного шага в сторону. Разглядываю спящую девушку, забывая о том, кем она мне приходится.
Просто любуюсь чистыми, правильными линиями хорошенького личика. Волосы собраны в высокий хвост, сильно растрепавшийся. Несколько прядей дрожат на лице от ее дыхания. Пухлые губы немного приоткрыты.
Она спит. Как ангел.
Крохотная и беззащитная, очень трогательная.
Сейчас в ней очень много от Лейлы – ее матери, в которую я когда-то по дурости влюбился. Влюбился в девушку лучшего друга. На расстоянии. Зная о ней лишь по рассказам Клима.
После службы в армии Клим решил на ней жениться, а я, как болван, в тайне мечтал, что Клим оступится, а я сотру с личика Лейлы слезы разочарования и утешу в горячих объятиях.
Открыто я своих чувств не показывал и никому о них не говорил. Клим и Лей любили друг друга. Поэтому я снова подался на службу, от соблазна и от греха подальше.
Я думал, что никто не догадывался о моем грешке – влечении к жене друга. К тому же влечение быстро прошло, выветрилось…
Это была мимолетная влюбленность. Безответная и немного дурашная. Как ненастоящая!
Мои чувства остались только при мне. Я был в этом уверен, но Клим незадолго до смерти припечатал меня словами о том, что знал обо всем. Догадывался…
Это все в прошлом.
Настоящее – совсем иное.
В настоящем я дурею от созерцания юной красотки, забывая обо всем на свете.
Время останавливается, причины и следствия перестают иметь значение.
Есть только она – Диана – нежная, мягкая и безумно красивая, как сияющая звездочка в темноте.
Я застрял в этом состоянии. Нужно из него выбираться.
Но как? Меня поймали в плен жаркие видения с участием этой малышки. Крепко держат в капкане и не желают отпускать.
Становится так горячо, как будто сердце стало раскаленным камнем.
Соберись, Хан. Ты же не пацан сопливый, а взрослый, сильный мужик.
Приходится повторить это несколько раз, чтобы прогнать мысли, за которые мне должно быть стыдно.
Однако мне, похабнику, не стыдно! Но желанно и горячо так, что штаны трещат по швам.
Занесло, называется!
В этот момент Диана поворачивается во сне. Щетка падает из ее пальцев, негромко стукнув о паркет. Девчонка так умаялась уборкой, что не проснулась. Но зато очнулся я, обматерив себя с ног до головы и обратно несколько раз.
Дочь Клима. Все. Хоть фотку папани на ее лоб приклеивай! Чтобы не забываться…
Даже дня не прошло, а мои причиндалы уже диктуют мне, что делать! Не бывать этому. Темирхан не пойдет на поводу своего болта, будь он хоть трижды железным от желания.
Для постельных дел у меня есть Люська! Завтра же навещу эту бабенку в самом соку! Ей тридцать четыре, в постели не скромная, многого не требует! Всегда готова покувыркаться, чему я очень рад.
С Дианой надо что-то делать. Не оставлять же ее спать на кресле, в этом неудобном положении.
Я делаю несколько шагов, подхватываю дочь друга на руки.
Пушиночка! Совсем ничего не весит. Горячее дыхание Дианы легкой дорожкой задевает кожу моей шеи. Стиснув зубы, поднимаюсь по лестнице со своей хрупкой и драгоценной ношей.
Считаю ступеньки.
Так проще держать себя в руках и не сходить с ума от сладкого аромата ее тела.
Я даже не различаю нот, но аромат свежий и очень мягкий. Он обволакивает меня пудровой пеленой и чарует.
Девчонка кажется сейчас другой. Не той безбашенной врединой, выплясывающей на столе посреди хаоса вечеринки.
Но искренней и очень доверчивой девочкой.
Почаще нужно говорить себе о разнице в возрасте! Мысли, пришедшие в голову, ошибочные.
Я опускаю красавицу на кровать. Распрямляюсь и тут же матерюсь.
Не вслух. Но мысленно!
Какого черта я принес Дианку в спальню, которую выбрал для себя. Неужели я настолько ослеп, что даже собственные сумки с вещами не заметил?!
Это все ошибка! Непростительная ошибка. За такое положен штрафбат!
Что, опять нести ее в другую комнату?
Дианка, почувствовав комфорт и мягкость одеяла, выпрямляется с манящей, счастливой улыбкой, скользнувшей по пухлым губам.
У меня рука не поднимается тревожить сонную малышку. Поэтому я я напоследок смотрю на Диану.
Лишь для того, чтобы убедиться – ей комфортно. Но взгляд самовольно очерчивает волнующий контур ее губешек. В голове мелькает мысль – какие они на вкус?
Ну, все, Хан! За такое тебя точно надо кастрировать немедленно!
Я резко покидаю комнату и, чтобы больше не думать о Диане, как о девушке, вспоминаю все рассказы Клима о дочери, представляя себе его широкое, волевое лицо со стальным, холодным взглядом.
Да, млин!
То, что надо! Мгновенно прошибает насквозь, вырывая с корнем мысли о непотребном.
– Подъем, малявка!
Что?! Я стону и натягиваю одеяло на голову, накрываюсь подушкой для верности. Не трогайте меня, пожалуйста!
Одеяло коварно уползает в сторону, обнажая меня. Тело мгновенно покрывается коркой льда. Да я же обморожусь от такого холода! Почему в спальне так холодно?!
Я шарю рукой по кровати, но не могу нащупать одеяло. Подтягиваю край простыни, пытаясь обернуться им, но и простыня предательски ускользает в сторону.
– Хватит лежать. Подъем…
Хриплый командный бас разрывает остатки сна на мелкие клочки. Я сажусь в кровати. В своей комнате, разумеется. Хотя не помню, как я сюда попала!
Напротив кровати стоит Темирхан, сложив руки под массивной грудью.
Сегодня на нем надета черная спортивная футболка и шорты для бега. Этот минимум одежды на мужчине словно нарочно подчеркивает его великолепную физическую форму.
Я начинаю злиться на него. Потому что таким мужчиной хочется любоваться, даже если он разбудил тебя черт знает в какую рань.
– Доброе утро, Диана, – здоровается Темирхан.
– Доброе, э-э-э… – немного смущаюсь. – Извините, но мы не обсудили, как мне называть вас.
– Мое отчество для тебя труднопроизносимо. К тому же мы не на приеме у президента. Можешь называть меня Темирхан, – разрешает здоровяк.
– Папа в разговорах говорил просто «Хан», – срывается с моих губ против воли.
– Сокращенно. Но мы не друзья, Диана, не родственники и не близкие приятели, чтобы ты меня так называла, – обрывает самовольство.
– Хорошо, Темирхан. На «вы», с поклоном? – добавляю ехидно.
– Не обостряй ситуацию, коза! Можно и на «вы» сказать так, словно в лицо плюешь, и на «ты» обратиться вежливо!
Надо же! Какой урок этикета с самого раннего утра. Неужели он не шутил, говоря, что будет воспитывать меня?! Кажется, точно не шутил!
– Как еще тебя называют? – решаю остановиться на этом нейтральном обращении. Потому что мне не хочется выкать тому, кто первым перешел грани допустимого.
– Вопрос бессмысленный. Поднимайся. Нам пора на пробежку.
– Нам? – ошарашенно. – Постой… Темирхан! На какую пробежку?!
Остатки сна мгновенно вылетают из моей головы. Слова о пробежке действуют на меня лучше будильника.
– Я не бегаю по утрам.
– Теперь бегаешь. Спорт полезен. Совместные занятия спортом скрепляют доверительные отношения. Давай… Вставай и побежали.
Темирхан разворачивается, демонстрируя мне широченную спину, за которой можно спрятаться, как за каменной стеной.
– А если я не захочу? – бросаю вслед.
– Я тебя заставлю, – даже не оборачивается.
С громким стоном я падаю на кровать. Мягкий матрас ласково принимает меня в свои гостеприимные объятия. Я бросила занятия спортом.
У папы в доме есть превосходно оборудованный тренажерный зал. Но я не захожу в него довольно давно.
– Диа-а-а-а-ана-а-а-а! – трубит громкий бас с первого этажа.
Черт! Нужно поторопиться.
Немного освежившись, я натягиваю первый попавшийся спортивный костюм и сбегаю вниз по ступенькам.
– Пойдем…
Темирхан направляется на улицу, а я, поежившись, иду следом, не испытывая ни капельки радости от того, что придется слушаться деспота во всем, даже в таких мелочах.
– Для начала разомнемся, – командует здоровяк, остановившись на газоне.
Я обвожу взглядом срачельник, так и не убранный со вчерашнего вечера.
– Может быть, я лучше займусь уборкой?
– Уборкой ты тоже займешься, – обещает Темирхан. – Но пока – спорт. Это важно. Особенно для тебя!
– Почему это – особенно для меня?
– Бледная и тощая. Как толку вилку до рта доносишь? – хмыкает мужчина. – Повторяй за мной.
Я пытаюсь повторять упражнения. По правде говоря, мне не хочется делать все правильно. Я нарочно работаю «в полноги» и совсем не стараюсь. Действую на «отвали».
От внимательного Темирхана это не ускользает. Он резко останавливается и надвигается в мою сторону, как ураган.
– Работай в полную силу. Выкладывайся, – говорит, нависнув надо мной.
– Уже устала, – вру, не краснея, опустившись на газон. – Выдохлась.
– Врешь.
Его темные глаза пронизывают меня насквозь, он как будто видит все мои тайные мысли. От такого взгляда не получается спрятаться или утаить хоть что-то.
Я стыдливо отвожу взгляд в сторону, поняв, что не выдержу в схватке взглядами. Он намного сильнее, старше и привык прогибать волю одним лишь взглядом. Причем, волю мужчин, а не юных девчонок вроде меня.
– Поднимайся. Пора бегать…
Он отправляется легкой трусцой. Я нарочно остаюсь на месте. Не станет же он заставлять меня. В самом деле!
Но… оказывается, станет. Еще как!
Отбежав на метров пятьдесят, Темирхан понял, что я не спешу составлять ему компанию, и возвращается.
– Поднялась и побежала за мной.
– Иначе что?
– Иначе я перекину тебя через плечо, как мешок.
– Ну-ну! – фыркаю.
Через секунду испуганно верещу! Кричу ультразвуком. Темирхан легко поднимает меня за щиколотки и забрасывает на плечо, не церемонясь. Моя голова болтается позади его спины.
Тук-тук-тук! Сердце мужчины работает размеренно и четко. Он совсем не чувствует моего веса, что ли! А как ему понравится это?
Я вонзаю зубы в его лопатку.
Тело Темирхана горячее, твердое, словно камень. Можно зубы обломать или… вдохнуть крепкий, дурманящий и захотеть прижаться плотнее, чтобы дышать пряной смесью резкого парфюма и его собственного аромата.
Но через секунду мою задницу огревает болезненный шлепок. Потом еще и еще.
Шлеп-шлеп-шлеп!
– Ай-ай-ай! Поставь меня! Я больше не буду!
Темирхан возвращает меня в вертикальное положение.
– Не будешь что? – уточняет он.
– Не буду кусаться, – шиплю, потирая ушибленный зад.
У Темирхана очень тяжелая рука. Не ладонь, а бетонная плита! Вдруг на моей попе останутся синяки?! Нужно будет поинтересоваться у юриста, можно ли считать это жестоким обращением и основанием для ликвидации опекунства Темирхана надо мной?
– Хорошо. Бегать будешь?
– Бегать не буду! – возражаю с внезапно накатившими слезами и срываюсь прочь.
Пусть попробует догнать, долбаный опекун!