Айлин Вульф
Лорд и леди Шервуда. Том 4
Глава вторая
Марианна была так потрясена случившимся, что не сомкнула глаз до рассвета. У них и прежде случались размолвки, но и Робин и она – каждый стремился к скорейшему примирению, и ни одна ссора не длилась дольше четверти часа. И никогда Робин даже не повышал голос, не то чтобы поднять на нее руку, как в этот раз.
Щека, несмотря на компресс, болела ноющей болью, но еще сильнее болело сердце, когда Марианна вспоминала все резкие, намеренно причиняющие боль слова, которыми они обменялись. Она очень надеялась, что он вернется. Но прошел час, второй, а Робин так и не пришел. Она не отважилась пойти на его поиски, чтобы ночью не всполошить обитателей замка, и терпеливо ждала возвращения Робина до рассвета. Он не вернулся.
Наступил обычный час пробуждения, и Марианна поднялась с постели. Подойдя к зеркалу, она посмотрела на себя и даже присвистнула, тут же сморщившись от боли. Вся правая сторона лица опухла и затекла багровым цветом. Уголок глаза был окружен кровоподтеком, который ей не удалось запудрить, как она ни старалась. Обычно она оставляла голову и лицо открытыми, но сегодня ей пришлось надеть головное покрывало, обтянув им лицо как можно плотнее, чтобы скрыть следы удара. Отражение в зеркале ясно указывало, что ее уловки не слишком удались, но ничего больше она придумать не смогла – если только совсем закрыть лицо вуалью, но это вызвало бы не меньше вопросов, чем то лицо, которое она видела в зеркале.
В спальню заглянула служанка Марианны Адела, удивленная, что графиня до сих пор не позвала ее. Еще больше она удивилась, найдя Марианну полностью одетой, в головном покрывале, а бросив взгляд на ее лицо, испуганно ахнула.
– Адела, найди его светлость и передай, что я прошу его прийти! – сказала Марианна.
Служанка, присев в реверансе, скрылась за дверью и очень быстро вернулась с известием о том, что граф Хантингтон покинул Веардрун около полуночи, добавив при этом, что лорд Уильям здесь и хочет видеть графиню.
– Нет, – ответила Марианна и махнула рукой в знак того, чтобы девушка оставила ее одну.
Она в невеселой задумчивости подошла к окну. Около полуночи… Значит, он уехал из Веардруна сразу, как только ушел из спальни, не раздумывая и не медля ни минуты. Куда он отправился и когда намерен вернуться?
– Что значит: ее светлость не может меня принять?! – раздался за дверью голос Вилла, заглушая торопливо возражающий голос Аделы. – Я пришел к госпоже по делу, а не с визитом вежливости!
Судя по тому, что дверь распахнулась и на пороге появился Вилл, сопротивление Аделы было подавлено без особых усилий.
– Какое дело заставляет тебя врываться ко мне? – спросила Марианна, отвернувшись от окна, но встав так, чтобы оставаться в тени.
Шикнув на Аделу, которая тут же исчезла, Вилл подошел к Марианне. Ухищрения скрыть от него лицо в полумраке остались напрасными: Вилл заставил ее развернуться так, чтобы солнечный свет упал на Марианну, и бесцеремонно стащил с нее головное покрывало. Оглядев Марианну, он лишь тихо присвистнул и отпустил ее подбородок.
– Рассказывай! – потребовал Вилл и, когда Марианна промолчала, повысил голос: – Рассказывай обо всем, что произошло! Иначе как я смогу помочь вам обоим?!
Марианна, вздохнув, указала рукой на кресло, куда он сел, вытянув ноги, и впился в нее острым выжидательным взглядом. Сев напротив, она тихим монотонным голосом рассказала все подробности ночной ссоры с Робином.
– Я так и знал, что ты вчера услышала наш разговор! – с досадой воскликнул Вилл, когда Марианна замолчала. – И по твоему безмятежному лицу догадался, что добром это не кончится! И надо же было мне самому, из пустого любопытства!..
Оборвав себя на полуслове, Вилл поднялся с кресла и заходил по комнате, сложив руки на груди. Его лицо, и без того напряженное, стало совсем мрачным.
– Каких слов ты от меня ждешь? – резко спросил он, чувствуя на себе ее взгляд, остановился перед Марианной и посмотрел на нее с гневом и осуждением. – Думаешь, я похвалю тебя за то, что ты пригрозила ему нарушением брачных обетов?
– Нет, конечно, – усмехнулась Марианна, – ведь твой брат прав всегда и во всем.
Вилл окинул ее долгим сожалеющим взглядом и тихо спросил:
– Он рассказывал тебе о леди Луизе?
Марианна молча кивнула.
– А о ее смерти? – настойчиво спросил Вилл и, когда она промолчала, ответил за нее сам: – Нет, об этом – я уверен! – он только упоминал, но никогда не рассказывал даже тебе. Знаешь почему? Робин был сильно привязан к матери. Ее смерть причинила ему такую боль, что он возненавидел новорожденную сестру, считая Клэр виноватой в том, что леди Луиза умерла. Он полгода не мог заставить себя войти в комнату, где стояла ее колыбель, не то что подойти к сестре. Он отказался и в церковь идти на ее крестины. Отцу пришлось часто и подолгу разговаривать с ним, прежде чем он смог переломить в Робине такое отношение к Клэр и убедить его в том, что малышка ни в чем не повинна.
Не спуская глаз с Марианны, Вилл после недолгого молчания продолжил:
– И вот теперь представь, что перед ним встала угроза точно так же потерять тебя. Как ты думаешь, он покорно положится на судьбу или попытается отвести от тебя подобную опасность?
– Забота обо мне – достаточная причина что-либо предпринимать за моей спиной?
– Более чем! – отрезал Вилл. – Как твой муж он вправе принять любое решение относительно тебя, не обсуждая его с тобой! Ты слишком привыкла к свободе, которую он тебе предоставил. Привыкла, но не удосужилась понять, что такая свобода чрезмерна для женщины! Да если бы на его месте оказался я и услышал от жены то, что услышал он, ты бы так легко не отделалась! Он еще мягко обошелся с тобой!
Марианна хотела съязвить, но гневный взгляд Вилла заставил ее сдержаться и промолчать.
– Ты знаешь, где он сейчас? – только и спросила она, не слишком надеясь на ответ, и не ошиблась.
– Знаю. Но он запретил говорить об этом тебе. Ты должна оставаться в Веардруне до его возвращения. Это приказ, Марианна, и мой тебе совет: не вздумай нарушить его! Ради себя самой не ищи сейчас встречи с Робином. Я в жизни не видел брата в таком гневе, в каком он пребывал, покидая ночью Веардрун! Робин… Ему нужно время, чтобы справиться с гневом, а тебе – залечить следы его пощечины.
Проведя ладонью по ее лицу, Вилл сочувственно поморщился и, смягчившись, сказал:
– Не выходи сегодня на люди, Мэриан. Даже Гвен к себе не пускай. Веардрун и так весь в неясном смятении из-за внезапного отъезда Робина – а если еще увидят твое лицо!.. Придумай любой предлог, а я скажу Тиль, чтобы сегодня она взяла на себя твои обязанности.
Марианна склонила голову, прикоснувшись лбом к его плечу, и почувствовала, как ладонь Вилла ласково погладила ее по голове.
– Не отчаивайся. Я уверен, что все обойдется. Только дай ему время остыть!
Она благодарно кивнула. Вилл был уже в дверях, когда его остановил ее вопрос:
– А что сделал бы ты, оказавшись на его месте?
Он повернул голову, посмотрел на Марианну и усмехнулся:
– Даже не пытайся представить! К счастью, Тиль и в голову не придет дерзость, на которую способна ты.
Вилл ушел, оставив Марианну одну. Последовав его совету, она вышла из своих покоев только на следующее утро, когда опухоль на лице почти спала, а цвет кожи если еще и не стал обычным, то все же был не таким багровым, и головное покрывало могло скрыть след пощечины. Несмотря на то что ее никто ни о чем не осмелился спрашивать, а сама она никому и ничего не собиралась объяснять и вела себя как обычно, все в Веардруне почувствовали, что происходит неладное. Эдрик молчал и только тяжело вздыхал. Гвендолен, для которой Марианна придумала объяснение отъезда Робина, была подавлена, забросила игры, забыла даже о своем новом любимце – вороном пони. Она усиленно занималась с учителями, а встречаясь с Марианной, молча смотрела на мать вопросительным тоскующим взглядом.
Когда третий день отсутствия Робина был на исходе, Марианна, не выдержав, позвала к себе Дэниса.
– Леди Мэри! – взмолился Дэнис, едва она устремила на него требовательный взгляд. – Я не могу сказать тебе, где крестный! Отец убьет меня!
Она уже была готова отпустить юношу и оставить его в покое, когда Дэнис, заметив в ее глазах смесь печали и отчаяния, не выдержав, вздохнул.
– Ох, ладно! Не могу тебя видеть такой! – он внимательно посмотрел на Марианну и спросил: – Тебе чем-то поможет, если я скажу, что он взял с собой Артоса?
Марианна улыбнулась. Артос – мощный большой волкодав – был любимой охотничьей собакой Робина. Значит, Робин уехал в лесные угодья, в охотничий дом, который находился в нескольких часах пути от Веардруна. Робин любил иногда там уединяться от суеты жизни наместника и часто брал с собой Марианну, отчего этот дом, далеко не такой скромный, все равно напоминал ей дом Эллен в Шервуде.
– Значит, помогло! – снова вздохнул Дэнис, заметив ее улыбку, и горячо попросил: – Только не выдавай меня отцу! А то он так надерет мне уши, что я до Рождества буду помнить!
– Не выдам, Дэн, – пообещала Марианна. – В сущности, ты мне толком ничего не сказал, поэтому не чувствуй себя виноватым перед Виллом.
– Да, как же! – хмыкнул Дэнис, сильно сомневаясь, что и Вилл не счел бы его слова откровенной подсказкой.
Воспользовавшись тем, что на следующий день Вилл был вынужден покинуть Веардрун, заменяя Робина в делах обширных владений, Марианна во второй половине дня в сопровождении шести ратников отправилась в охотничий дом. В отсутствие Вилла никому даже в голову не пришло задержать ее. Когда она добралась до охотничьего дома, то увидела на лужайке Воина и приказала ратникам возвращаться обратно. Расседлав Колчана, она пошла к двери, где ее встретил огромный пес, лежавший у порога. Подняв лобастую голову, он слегка заворчал, но, узнав хозяйку, встал, повилял хвостом и отошел в сторону, позволив Марианне открыть дверь.
Она вошла и сразу увидела Робина. Он сидел за столом в трапезной и читал книгу. Услышав скрип двери, Робин поднял голову и встретился глазами с Марианной. Она молча застыла посреди залы под его тяжелым взглядом, в котором не было ни малейшего отблеска радости от ее внезапного появления.
– Вилл передал тебе мой приказ оставаться в Веардруне до моего возвращения? – осведомился Робин и, когда Марианна молча склонила голову, задумчиво произнес: – И почему я решил, что терпение и послушание входят в число твоих добродетелей?
Отложив книгу, он поднялся, бросил взгляд в окно и, никого не увидев, вскинул бровь.
– Ты что, проделала сюда путь из Веардруна в одиночестве?
– Нет, я брала охрану, но отпустила ратников обратно, – ответила Марианна, по-прежнему стоя посреди залы: он так и не предложил ей сесть.
– Жаль, – вздохнул Робин и обернулся к ней. – Жаль, что теперь я не могу отправить тебя в Веардрун немедленно. Как ты посмела ослушаться меня?
Не дождавшись от Марианны ответа, Робин холодно улыбнулся:
– Вилл не однажды упрекал меня, что я разбаловал тебя, предоставив слишком много свободы. Я отмахивался от его укоров, считал, что тебе нельзя подрезать крылья. Но, кажется, он оказался прав. Я недвусмысленно выразил свою волю – и ты поспешила нарушить ее, приехав сюда. Зачем, Марианна? Показать, как ничтожно мало ты считаешься со мной? Вообще не считаешься?
Горячо жаждавшая примирения, Марианна меньше всего на свете хотела новой ссоры. Но Робин был прав: она, зная о его приказе, не задумываясь, при первой же возможности нарушила его. Не найдя слов для оправдания, она молча покачала головой.
– Нет? – Робин с едва уловимой иронией вскинул бровь. – Что ж, говори, зачем приехала.
Он бесстрастно смотрел на нее, ожидая ответа, и она не заметила на его лице никаких чувств. Одно лишь спокойное безразличие, которое испугало ее больше гнева.
– Я приехала, чтобы просить тебя вернуться! – сказала Марианна и, очень надеясь смягчить Робина, поспешно добавила: – Гвен скучает по тебе! Она беспрестанно спрашивает, куда ты уехал, не попрощавшись с ней, и когда вернешься.
Имя дочери произвело впечатление, но не такое сильное, как надеялась Марианна. Робин едва заметно дернул уголком рта, но выражение его лица не смягчилось. Он только спросил:
– Надеюсь, ты оправдала мой внезапный отъезд благовидным предлогом?
– Да, – ответила Марианна, – я сказала, что дела графства потребовали твоего немедленного отъезда.
– Я признателен тебе, – вежливо и спокойно улыбнулся Робин, оставаясь на ногах и по-прежнему не предлагая Марианне сесть.
– Но она очень ждет твоего возвращения! – с едва заметной настойчивостью сказала Марианна.
– Передай ей, что я вернусь через несколько дней, – ответил Робин.
– Значит, ты не вернешься вместе со мной? – тихо спросила она, не сводя с него потемневших глаз.
– Нет. Завтра приедет Вилл, и ты отправишься в Веардрун вместе с ним. А я еще побуду здесь.
– Почему?
Его глаза сузились, и взгляд стал жестким:
– Потому что я так хочу! И раз уж ты приехала, давай объяснимся сейчас.
В его ледяных глазах полыхнул гневный огонь. Робин наконец указал Марианне на стул и сам сел за стол напротив нее.
– Хочу, чтобы ты понимала: мое возвращение в Веардрун ничего не изменит, – сказал он, не спуская с нее прежнего жесткого взгляда, и после долгого молчания тихо, но твердо добавил: – Наш брак завершен, Марианна.
Она молчала, не сводя с него глаз, не веря тому, что услышала. Ей даже показалось, что он вот-вот улыбнется и его слова окажутся шуткой. Но губы Робина оставались крепко сжатыми, взгляд – холодным и неумолимым.
– Ты хочешь развестись со мной? – с трудом проговорила Марианна онемевшими, непослушными губами.
Услышав ее вопрос, Робин невесело рассмеялся.
– Нет, подавать прошение о разводе я не намерен. Не хочу потешать двор короля Иоанна, да и нет причин, которые церковь признала бы серьезными для расторжения нашего брака. Видимая сторона останется прежней. Но теперь нам каждый день придется изображать почтительных друг к другу супругов. Надеюсь, что ты справишься. Хотя бы ради нашей дочери.
Марианна едва перевела дыхание и потерла пальцами занывшие виски.
– Но почему? – выдохнула она, все еще не в силах поверить, что он действительно принял такое решение.
Он долго смотрел на нее, и она уже понадеялась, что он передумает. Но когда он заговорил, она услышала совершенно не то, что хотела услышать.
– Ты пригрозила мне изменой, – отделяя одно слово от другого, произнес Робин. – Если в этом мире я и был в чем-то уверен, так прежде всего в тебе. Но ты мне отказала в этой уверенности.
– Вспомни, что сначала то же самое сделал ты, – горячо возразила Марианна. – Да, мне не следовало отвечать тебе тем же.
– Но ты ответила, а я ударил тебя, чем лишился уважения к самому себе, – Робин поднял на Марианну спокойные холодные глаза и сказал: – Теперь я сам настаиваю на отдельных спальнях. А может быть, и на разных резиденциях. Ты вольна выбрать любой из моих замков и обустроить его по своему вкусу.
– Робин! – прошептала Марианна, не сводя с него полных горечи глаз. – Робин, ты сейчас несправедлив!
– Возможно, – устало ответил он, – и даже наверняка несправедлив! Но я ничего не могу поделать: твои слова и моя пощечина что-то разрушили во мне. Я не знаю, люблю ли я тебя еще, но больше не хочу быть рядом с тобой, как с супругой.
Ей показалось, что окружавший ее мир внезапно рассыпался в прах, и она оказалась в полной темноте, среди бескрайних руин, густо засыпанных пеплом. И, прежде чем сама успела подумать, услышала как со стороны свой голос, полный отчаяния:
– Робин! Я не смогу, я просто не умею жить без тебя!!!
– Придется научиться, – пожал плечами Робин и, посмотрев на Марианну почти с сочувствием, тихо сказал: – Если я сейчас пожалею тебя и возьму свои слова обратно, то перестану относиться с уважением и к тебе.
Теперь долго молчала она, глядя мимо него пустыми, ничего не выражавшими глазами.
– Нет, – наконец услышал он ее ровный голос, – мне не нужна твоя жалость.
Она вдруг почувствовала, что устала до изнеможения, и захотела только одного: лечь в постель.
– Где я могу устроиться на ночь? – спросила она.
– Располагайся в спальне, – ответил Робин. – Я переночую наверху, в комнате для гостей. Если ты голодна…
– Нет, – сказала Марианна, не дав ему договорить, поднялась и ушла в спальню.
Там она сняла плащ, разулась и прямо в платье легла на кровать. Глядя невидящими глазами в потолок, она терпеливо ждала, когда к ней придет милосердный сон. Но сна не было – вместо него в ушах звучал холодный голос Робина, и по мере того как она вспоминала каждое из сказанных им слов, боль накатывала на нее волна за волной, делаясь все острее и невыносимее. Память невольно листала годы их совместной жизни – день за днем и ночь за ночью. И, вспоминая, она понимала, что еще и в малости не осознала своей потери – утраты его любви. Глубокой, беспредельной любви, которая являлась для нее целым миром и надежной защитой от остального, чуждого мира, где ей придется существовать одной, без него.
Но ведь он сказал, что не знает, любит ли ее еще! Значит, надежда оставалась – или хотя бы тень надежды… Марианна тихо простонала: надо было послушаться его приказа и дождаться Робина! Может быть, именно ее внезапный приезд не дал ему до конца разобраться в себе, остыть его гневу и привел к высказанному им жестокому решению.
Робин тоже не спал. Поднявшись на второй этаж в гостевую спальню, он сидел за столом. Перед ним лежала раскрытая на случайной странице книга, но он не читал ее. Поставив локти на стол и уткнувшись лбом в сомкнутые пальцы, он, как и Марианна, перелистывал книгу памяти, и каждое воспоминание усугубляло боль. Он знал, что Марианна в эту минуту тоже не спит, но не хотел идти к ней.
Устав от собственных мыслей, Робин раздраженно начертил пальцами знак в воздухе. Его лоб овеяло легкое дуновение, и больше ничего. Он немного подождал и, не услышав никакого отклика, спросил:
– Почему вы молчите? Я же знаю, что вы пришли!
В ответ раздался легкий смешок, а вслед за ним мелодичный голос:
– Молчу потому, что поражена, как ты меня позвал. Твоя сила позволяет тебе такой зов, но ты из вежливости мог бы просто произнести мое имя. Что за наглость, Ранд?
Робин вздохнул и виновато склонил голову:
– Простите меня, леди Ри! Я не хотел оскорбить вас!
– Знаю, – ответил тот же смешок.
Он поднял голову и посмотрел в сторону голоса, где замерцало сияние и, сгущаясь, приняло очертания женщины, похожей на Марианну как отражение в зеркале, если бы не черный цвет густых и гладких волос.
– Зачем ты позвал меня? – спросила леди Рианнон, с усмешкой глядя на Робина. – Ты ведь уже принял решение, огласил его и сам признал, что оно несправедливо. Так чего же ты хочешь услышать от меня?
Робин молча пожал плечами: ему было нечего ответить. Только извиниться перед леди Рианнон за то, что напрасно ее потревожил, что он и сделал. Она могла уйти, но осталась, не спуская с Робина глаз, в которых таились знание, печаль и любовь.
– Ранд, твой отец и я – мы пошли против воли леди Маред, связав тебя с Моруэнн. Возможно, мы сделали ошибку, которая заключалась в том, что мы просто хотели для вас счастья как для обычных людей. Но вы оба исполняли свой долг так, как и следовало его исполнять. Вы стали не просто мужем и женой, вы заключили союз Девы и Воина, в котором нам с твоим отцом было отказано. Но сейчас ошибку совершаешь ты. Почему ты, пусть и оказавшись не у дел, стал относиться к Моруэнн как к простой женщине? Она по-прежнему твоя Дева, связанная с тобой неразрывно. Если события примут иной оборот, ее сила понадобится тебе точно так же, как все эти годы твоя сила была нужна ей. Предоставь Моруэнн идти своим путем, перестань вести ее за руку так, как считаешь нужным для нее. Отказавшись от Моруэнн, ты ничего не изменишь, только ослабишь ее и себя.
– Я всего лишь пытался оберегать ее, – тихо сказал Робин.
– От нее самой? – усмехнулась леди Рианнон. – Именно об этом я тебе и говорю! Ты забыл, что Дева оберегает Воина, а не наоборот?
– Я не забыл.
– В самом деле? Тогда скажи мне, чем отличаются обязанности Воина и Девы по отношению друг к другу?
Глубоко вздохнув, Робин, словно повторяя заученный в детстве урок, ровным голосом произнес:
– Дева оберегает Воина силой своей любви, являя собой сад радости и покоя души Воина, служа источником, из которого Воин черпает силы, чтобы остаться верным пути. Воин защищает жизнь своей Девы с оружием или без него от любого враждебного посягательства.
– Все правильно, – одобрила леди Рианнон. – Память тебя не подводит, но почему ты вдруг начал вести себя вопреки тому, что только что сказал? Как Моруэнн сможет исполнить свой долг, если ты закрыл от нее часть души? Собираешься сказать, что ради ее же блага? Не утруждай себя, Ранд! Никогда и никому неведение не приносило добра. Твое дело – защищать Моруэнн от враждебных посягательств и ни от чего другого!
– Я помню, – ответил Робин, – но мне это не всегда хорошо удавалось, и вы знаете об этом.
– Не тебе судить, хорошо или нет, – отрезала леди Рианнон. – Если бы не ты, она давно бы погибла. Ты помнишь, кто на нее охотился, и знаешь, чем бы для нее это закончилось – неизбежное пленение и смерть через очень недолгое время. Он до сих пор не оставил мысли о ней, и ты после того, что я тебе только что открыла, всерьез намереваешься лишить Моруэнн своей защиты?
– Нет, – помолчав, сказал Робин.
– Хорошо, – удовлетворилась его ответом леди Рианнон. – Тогда забудь о гордости, Ранд. Твое решение было продиктовано гневом, а не сердцем и разумом. Ты лишь причинил боль и себе, и Моруэнн.
Робин провел ладонями по лицу, словно омывал его водой, и посмотрел на леди Рианнон:
– Вы навестите ее, леди Ри?
Леди Рианнон отрицательно покачала головой:
– Нет. Ведь она не звала меня. Моруэнн – сильная духом, и она пытается сама справиться с болью. Зачем мне мешать ей? Но будь внимателен, Ранд! Ты поставил ее в такие условия, что она, собравшись с силами, тоже может принять неправильное решение. А исправить ее ошибку будет труднее, чем твою. Моруэнн горда не меньше тебя, но она еще и упрямее, чем ты.
Робин склонил голову в знак согласия – и словно теплая ладонь коснулась его лба, а потом – едва ощутимое, как дуновение ветра, прикосновение губ.
– Мне пора, Ранд. Передай Моруэнн мое благословение и прими от меня благословение, которое послал тебе отец.
– Подождите прощаться, леди Ри! – удержал гостью Робин и, секунду помедлив, негромко спросил: – Ваша мать и мой дед – граф Уильям – были правы?
Долгое молчание, очень внимательный взгляд леди Рианнон, легкая и грустная усмешка, тронувшая ее губы.
– Догадался? И теперь хочешь спросить, есть ли смысл в том, что ты делал и делаешь, если они не ошиблись?
– Да, – твердо ответил Робин.
Леди Рианнон едва заметно пожала плечами:
– Я не знаю, Ранд, были ли они правы, и никто не знает. Твой отец недаром оставил без ответа вопрос, который ты ему задал много лет назад. Суть в том, что для тебя это ничего не изменит – ты все равно станешь поступать так, как велит тебе долг. Как поступал и Альрик. Возможно, тебе однажды откроется истина, возможно нет. Твое будущее закрыто для меня. Ведь я – Хранительница не твоего, а предшествовавшего тебе поколения.
Голос леди Рианнон растаял в воздухе, и Робин понял, что она ушла. Он бросил взгляд в окно и увидел занимавшуюся на небе полоску зари. Наступивший день был воскресным, и Робин накануне отпустил слуг на первую половину дня ради мессы. Но когда он спустился вниз, на столе его ждал приготовленный завтрак, а рядом с кубком – свиток пергамента. Не присаживаясь за стол, он развернул пергамент и прочитал:
«Мой лорд, Вы приняли решение, и мне, очевидно, остается только склониться перед Вашей волей, чтобы сохранить хотя бы Ваше уважение, раз я не смогла сберечь Вашу любовь. Обещаю Вам приложить все силы к тому, чтобы ради дочери и всех остальных в Веардруне сохранить видимость того, что мы с Вами ладим, как прежде. Но если эта обязанность все-таки окажется для меня непосильной, то я хотела бы воспользоваться Вашим предложением покинуть Веардрун и поселиться в любом из Ваших замков по Вашему выбору. Прошу Вас также позволить мне оставить при себе Гвендолен до тех пор, пока ей не исполнится десять лет. По достижении ею означенного возраста я всецело доверяю Вам ее дальнейшее воспитание. Осознание того, что Вы отдадите ей всю Вашу отцовскую любовь и заботу, позволяет мне просить у Вас разрешения для меня самой удалиться в монастырь, где я проведу остаток своих дней в молитвах за Вас и нашу дочь. Это мое настоятельное желание, и я прошу Вас отнестись к нему с пониманием и снисхождением».
Не притронувшись к завтраку, Робин прошел в спальню. Марианна спала глубоким сном, уснув совсем недавно, раз собрала ему завтрак. Заметив рядом с постелью пустой кубок, Робин поднял его, поднес к лицу и почувствовал едва ощутимый запах сонного настоя. Впервые на его памяти она по своей воле прибегла к этому средству – обычно справлялась сама.
Робин долго смотрел на ее бледное лицо с темными полукружиями под глазами. Разбудить ее было так просто! Достаточно провести ладонью по щеке или прикоснуться губами к виску. Но, согласившись с леди Рианнон, он все равно не нашел в себе сил сделать ни то ни другое. Словно какая-то сила гнала его прочь от Марианны. Возможно, он должен был воспротивиться этой силе, но не захотел, поддался ей. Поэтому он прикрыл Марианну краем покрывала – она так и лежала поверх него, не сняв платья, – и вышел, бесшумно закрыв за собой дверь. Достав перо и чернила, он написал несколько слов ниже последних строк, начертанных ее рукой. Оставив пергамент на видном месте, Робин взял колчан, вышел из дома и свистом подозвал к себе и вороного, и волкодава.
Она выпила сонный отвар, но его действие прекратилось, когда вороной копытами простучал под окнами дома. Марианна с тяжелой головой поднялась с постели, вышла в трапезную и сразу увидела, что завтрак, приготовленный ею, остался нетронутым. Напрасно она старалась смягчить Робина этим маленьким знаком внимания! Но письмо он прочел, судя по тому, что пергамент лежал не там, где она его оставила. Заметив возле пергамента перо и чернильницу, Марианна подошла к столу, развернула пергамент и увидела две строки, написанные решительным, твердым почерком Робина. «Моя леди, не уезжай, не дождавшись меня. Я вернусь, и мы все обсудим с тобой», – прочитала она, и в ее сердце затеплилась надежда, что все еще поправимо, все не так страшно, как ей представлялось ночью.
Чтобы чем-то себя занять до возвращения Робина, Марианна принялась за дела по дому, зная, что слуги вернутся нескоро. В сущности, ей не было особой нужды делать какую-либо домашнюю работу – в доме царили чистота и порядок, но она не могла ждать решения своей судьбы в пассивной бездеятельности. Умывшись и заплетя волосы в простую косу, она переоделась в скромное платье из светлого льна, не украшенное ничем, даже вышивкой. Убрав со стола, она отыскала в спальне рубашки Робина и отправилась к ручью, который протекал неподалеку от дома.
Закончив со стиркой, она развесила рубашки сушиться и присела рядом на траву, гладя ладонью влажную тонкую ткань подола, намокшего от брызг. Занимавшийся день обещал быть солнечным и теплым, на небе не было даже тени облачка. Лес вокруг шелестел ветвями, на которых только начали проклевываться первые листья, еще свернутые и наполовину не вылущившиеся из почек. Веселая птичья перекличка напомнила Марианне Шервуд. Как они были счастливы тогда, несмотря на опасность, которая подстерегала их на каждом шагу! Марианна подумала, что больше всего на свете ей хотелось бы прожить жизнь с Робином и Гвендолен в лесной глуши, хотя бы в этом охотничьем доме – небольшом, но уютном и любовно убранном. Она глубоко вздохнула и невесело рассмеялась над этим желанием: Робин через несколько дней начал бы метаться по дому, как дикий зверь по клетке, изнемогая от бездеятельности, сочтя подобную тихую и размеренную жизнь прозябанием!
Вернувшись мыслями в прошлое, она вспоминала, как ждала его возвращения из Лондона, куда он уехал всего через несколько дней после триумфального въезда в Веардрун. Он надеялся вернуться через месяц. Но король удерживал и удерживал его при дворе, а потом приказал сопровождать его в поездке на континент, где Ричарду не терпелось поквитаться с королем Филиппом. Марианна тосковала: они впервые разлучились так надолго. Но хлопоты по обустройству Веардруна, изрядно разграбленного за годы отсутствия законного хозяина, управление обширными владениями Рочестеров, суды – все это легло на ее плечи и отвлекало от печали. Под опекой короны хозяйства в землях, принадлежавших Рочестерам, пришли в упадок, и Марианне пришлось приложить немало сил к их восстановлению.
Вилл уехал вместе с братом, и Марианне помогали Эдрик и Тиль, которая неожиданно проявила недюжинные способности в самых разных делах. Клэренс была полностью поглощена приближавшимся материнством, и Марианна не беспокоила ее, радуясь, что подруга потихоньку начала оживать. А вскоре и сама Марианна поняла, что они с Робином не обманулись в прощальном благословении Шервуда. Постоянные утренние недомогания, тошнота и головокружения явственно указывали на беременность. В отличие от первой, эта с самого начала протекала нелегко, и Эллен то и дело приходилось звать на помощь Эдрика, чтобы тот силой убеждения и упреков в пренебрежении собственным здоровьем, долгом перед графом и домом Рочестеров заставлял Марианну как можно больше оставаться в постели.
Как и просил ее Робин, она упоминала в письмах к нему о своем состоянии, умалчивая, что переносит его довольно тяжело, понимая, что в случае тревожных известий он немедленно вернется в Веардрун, пренебрежет волей короля и неминуемо навлечет на себя гнев Ричарда. Поэтому она просто терпеливо ждала его, подробно описывая в своих посланиях жизнь Веардруна и состояние дел в графстве. В его ответных письмах она находила такое же подробное описание дел, которые поручал ему Ричард, чувствуя сердцем сквозившее в его твердом стремительном почерке нетерпение вернуться домой, к ней, хотя об этом он не написал ни слова.
Робин все-таки вызвал неудовольствие Ричарда, наотрез отказавшись принять участие в новом крестовом походе, который замыслил неугомонный король-рыцарь. Он вернулся в Англию через полгода, назначенный Ричардом наместником Средних земель, полноправным, хотя и негласным правителем которых он был столько лет. Марианна вспомнила, как встречала его во дворе Веардруна, не в силах поверить, что он сейчас наконец-то появится, обнимет ее, окажется рядом. Случись так, что ратники, несшие караул на стенах замка, ошиблись, не разглядели герб на штандарте, приняли кого-то другого за графа Хантингтона, разочарование убило бы ее на месте.
