Айла Скай
В объятиях безумия
Пролог. Познакомимся?
Он …?
Судьба… Гадкая стерва, с прихотями которой нам приходится считаться. Она ломает, подчиняет, лишает всего, что тебе дорого, лишь изредка позволяя испытывать мимолетное ощущение счастья. И ты благодарен ей, готов на все, чтобы ещё хоть раз почувствовать это. Потому как именно оно дарит надежду, что ты ещё живой, что ещё способен чувствовать, что не пал, отвоевывая у негодяйки самое дорогое.
Я не играю в ее игры. Я ей не подвластен. Я привык получать желаемое любыми методами и средствами. Судьба боится меня, ведь я не страшусь ее. Не склоню голову, не кину себя на заклание, словно жертвенного агнца, не покажу своей слабости. Потому что учуяв это, она перемелет тебя сквозь свои жернова и не оставит даже кусочка, только лишь пыль.
Выживает только сильнейший. Только тот, кто может ухватить судьбу за рога и оседлать. Думаю, не стоит уточнять, кто я. Желаю вам никогда не встать на моем пути. Я – гораздо хуже судьбы-злодейки. После меня от вас не останется даже воспоминания.
Познакомимся?
***
Она
Судьба – не что иное, как простое стечение обстоятельств, и никто, кроме нас самих, не влияет на ее ход. Это не рок, не мифическое чудовище, вызывающее ужас и трепет, не божество, которому необходимо поклоняться. Только мы и наши поступки виноваты в том, что с нами происходит, будь то безграничное счастье или невообразимая боль. Нет никакой высшей инстанции над нами – все это выдумки запутавшихся разумов. Наши действия и мысли распределяют наше время, отмеряют его и останавливают. И в конце нас ждет лишь пустота – зияющая мрачная бездна, частью которой мы все станем, так или иначе.
Кто-то назовет меня депрессивным интровертом, кто-то – безумным циником, кто-то – злой стервой, а кто-то и вовсе не обратит внимания, решив, что у меня “не все дома”. Может я и есть все это, а может я никем из этого не являюсь. Скажу одно – я не живу сказкой, а живу реалиями. И каждый день наблюдаю за тем, как все, так или иначе, пожинают плоды своих действий. Это не приносит радости – это отнимает часть меня. И с каждым вздохом, с каждым следующим решением, я ощущаю, как моя нить становится короче, а бездна дышит мне в лицо своим зловонным дыханием. И лишь безграничная жажда жизни позволяет мне смело смотреть ей в лицо и делать следующий шаг.
Не верю в мифическую судьбу, но верю в бредовую пустоту после? О, да. Потому что не раз была на грани, смотря в ее бескрайние просторы. И поверьте, мы существуем только пока дышим. Кто-то спросит, а как же воспоминания? Они остаются после нас, продолжая жить среди тех, кто о нас помнит. Не обманывайтесь – они тоже исчезнут, и в конечном итоге не останется и следа.
Как вам такие реалии? Если разбила чьи-то розовые очки, прощения просить не буду. Надеюсь, вы никогда не встанете на моем пути.
Все еще хотите познакомиться?
Глава 1. Еще один день из череды проносящихся
Облокотившись на спинку простого деревянного стула, пристально наблюдала за происходящим за огромным толстым стеклом. В белоснежном аквариуме находилась очередная рыбешка, и сегодня именно мне посчастливилось определить ее судьбу. Она с интересом осматривала окружающий интерьер и спокойно сидела за намертво прикрученным к полу столом на идентичном стуле. Пальцы с розовым лаком отстукивали по его поверхности нечеткий повторяющийся ритм, словно это была своеобразная песня, а ноги подрагивали каждую секунду, выдавая полное отсутствие контроля своих действий. Цветастое платье облегало фигуру, а короткие каштановые волосы были уложены волосок к волоску.
Поднесла к лицу пульт, напоминающий обычный смартфон и нажала пару кнопок – за стеклом тут же зазвучала приятная негромкая мелодия. Женщина продолжала барабанить пальцами. Ритм оставался тем же. Новая мелодия – и старый ритм.
Вздохнув, поднялась на ноги, автоматически поправляя накинутый халат. Подошла к письменному столу и заглянула в хорошо знакомую папку. Пальцы сдвинули записи и фотографии, распределяя их по его поверхности. Гадство! Увиденное снова еще долго останется у меня в памяти. Взгляд метнулся к женщине за стеклом, а потом вновь на фотографии.
Что ж, рыбка… Посмотрим, наших ли вод ты обитатель.
Закинув пульт в карман халата, подошла к двери, отделяющей нас друг от друга и прижала ладонь к сканеру. Экран приветственно мигнул зеленым цветом. Дверь бесшумно отъехала в сторону, пропуская меня внутрь. Натянула дежурную маску и шагнула навстречу рыбке. Стук каблуков эхом разносился по помещению и утопал в фоновом шуме музыки.
– Здравствуй, Анна, – опустилась на стул по другую сторону от нее. Рука легла на прохладную поверхность стола.
– Здравствуйте, – женщина обратила свое внимание на меня, не переставая перебирать пальцами по столу.
– Ты знаешь, кто я, Анна?
– Доктор? – ее взгляд снова метнулся в сторону стен.
– Ты знаешь, где ты, Анна? – моя рука сжалась в кулак, выдавая два негромких стука по столу, после чего ладонь выпрямилась и шлепнула по его поверхности. Взгляд женщины переместился к моей руке.
– Я в больнице? – два стука и шлепок.
– Ты так считаешь? – моя рука снова повторила определенную череду действий. – И если это – больница, то почему ты здесь, Анна?
– Я заболела? – ее взгляд перестал метаться по комнате, полностью поглощенный действиями моих пальцев.
– Это вопрос, Анна?
– Да. Нет. Не знаю, – она резко нахмурилась и посмотрела мне в глаза. – Почему я здесь?
– Где «здесь», Анна?
– Почему Вы отвечаете вопросом на вопрос?
– Я делаю лишь то, что делаешь ты. Итак, Анна. Начнем сначала. И было бы неплохо в утвердительном порядке. Кто я, Анна? – она перестала постукивать пальцами, полностью увлекшись моими.
– Доктор.
– Неплохо. Да, я – доктор. А где ты, Анна?
– Я в медицинском учреждении. Правда не совсем понимаю в каком.
– Плохо, Анна. Еще раз. Где ты? – мои пальцы вновь издали череду звуков, а ее лицо исказила гримаса. – Ты прекрасно знаешь, где ты, девочка.
– Не знаю, – голос повысился на октаву.
– Знаешь, – с нажимом произнесла я, отстукивая ритм. – Где ты, Анна?
Она замолкла и еще больше нахмурилась. Я же продолжала перебирать пальцами по столу и наблюдать за ее реакцией. Все громче и громче. В какой-то момент она выкинула руку вперед, но я успела убрать свою ладонь со стола.
– Вот теперь поговорим, дорогая Анна. Ты прекрасно знаешь, где ты. И для чего ты тут. Но у меня для тебя новость – ты не «наша», рыбка. Попытка закосить под психически неуравновешенную не удалась, милая, – с моих губ не сходила дежурная улыбка. – А сейчас вернись на место, если не хочешь познакомиться с нашими сотрудниками и их арсеналом лично. Обещаю, тебе не понравится.
Женщина вернулась на место, сложив руки на груди и по-волчьи уставившись на меня. Вот оно – чудовище во плоти. Моя улыбка стала шире. Многие думают, что чудовища обязательно должны быть страшными и уродливыми, но на самом деле – они прекрасны. Именно так они мимикрируют под окружающую среду, заманивая в свои сети. И только наедине показывают свою истинную личину.
– Я ничего тебе не скажу, сука, – процедило это милое создание сквозь ровные белоснежные зубки.
– А мне ничего и не нужно. Так уж вышло, что ты успешно изобразила помешательство на месте преступления. Все поверили, даже ведущий следователь. Только одно «но» мешало прокурору пойти в суд.
– И что же это? – теперь, когда она не скрывала свое истинное лицо, предстала передо мной во всей красе.
– Твоя улыбка на допросе. Ты наслаждалась просмотром того, что сделала. Если уж косишь под психа, внимательно изучи диагноз, которому хочешь следовать. Иначе любая мелочь, – наклонилась ближе к ней и вновь постучала пальцами, – может выбить тебя из колеи.
– Сука! – взревела женщина, резко поднявшись со стула и метнувшись ко мне.
Она не была первой потерявшей контроль в моей жизни, потому была быстро остановлена подножкой и выкрученной рукой, прижатой под углом к спине. Приложив ее лицом к столу, выслушала очередной поток ругательств в свою сторону и выхватила свободной ладонью пульт. Спустя секунду в помещении появились два санитара и следователь по делу.
– Сейчас мы немного тебя успокоим, принцесса, – дождавшись момента, когда ребята перехватят ее, достала из другого кармана шприц и препарат.
– Может не стоит? – спросил следак. – Нам ее еще опрашивать сегодня.
– Это так, – пробормотала, набирая лекарство. – Для профилактики. Через пару часиков будет как новая для дачи самых искренних заявлений в своей жизни.
– Думаешь? – следак недоверчиво стрельнул в меня взглядом.
– Могу и тебе вколоть, – освободила предплечье брыкающейся женщины и ввела препарат. Спустя несколько минут она осела в руках санитаров. – Расслабишься на славу, – шприц с пустым флаконом перекочевал в контейнер для биоотходов, который принесли с собой санитары. – Уводите, – коротко кивнув, они подхватили Анну и контейнер и вышли из аквариума.
– Это по правилам?
– Она здесь для проведения психологической и психиатрической экспертизы. Это означает, что Анна дала свое согласие на все в рамках действующего закона, – отрезала я. – Не хватало, чтобы она еще с собой что-то сделала до суда.
– А есть предпосылки? – я прошла к выходу из комнаты и отсканировала ладонь. Дверь бесшумно выпустила нас наружу.
– Она нестабильна. Попытка косить под сумасшедшую – ее психологическая деградация. Анна здесь – это не та хладнокровная Анна Горелова, по прозвищу «любовница», убившая пятерых девушек только за то, что они были парами мужчинам, на которых она положила свой глаз. Анна здесь – это то, что от нее осталось, когда ее зажали в угол. Отчаяние, страх, ненависть, смущение, отвращение – то немногое, что она показала за стеклом, – мои руки подхватили раскрытую папку, и я машинально смахнула в нее разложенные фотографии с мест убийства.
– Когда будет готов отчет?
– Он уже готов. Подарочек ждет вас в конце папки. Мне она больше не нужна, – протянула ему досье.
– Вам говорили, что Вы излишне самоуверенны? – следак нахмурился. – Как можно написать отчет, не поговорив с подозреваемым?
– В этом случае можно. И я наблюдала за ней отсюда. Этого оказалось достаточно. Приложите видеозапись, – прошла в угол комнаты к находящемуся там монитору и приложила к нему ладонь. Пару движений пальцами, и из черного стоящего боком блока выехала небольшая флеш-карта. Подхватив ее, передала офицеру. – Я еще нужна? У меня много дел.
– Нет, Вы очень помогли. Спасибо. Могу я кое-что сказать? – он замялся. – Не по делу.
– Нет, не можете, – отрезала я и натянула дежурную улыбку.
– Вы и правда такая, какой мне Вас описали, – следак улыбнулся.
– Какая есть, – рукой указала на дверь. – Прошу на выход.
Проводив следователя по лабиринту коридоров больницы, прошла в комнату отдыха для персонала. Там застала премилую картину – как наш личный ФБР проводит досмотр новой сотрудницы на предмет ее профессиональных навыков. А именно наличие опции «рот в рот». Федор Борисович Ратников, прозванный в шутку работниками больницы ФБР по его же инициалам, был моим коллегой и по совместительству ближайшим другом. Парень был очаровательным и красивым, вот и пользовался этим на все сто процентов. Девушки, видя его атлетичную фигуру, зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, светло-русую гриву, чувственные губы и ямочку на подбородке, падали штабелями к его ногами. Носом, надо сказать, он не крутил и пожинал плоды своей очаровательности с удовольствием.
– Говорила я Петровичу, что камеры тут не помешают, – обозначила свое присутствие. Парочка резко оторвалась друг от друга по инициативе девушки. Федя же только ухмыльнулся и скосил на меня взгляд.
– Снежок, ты, как всегда, не вовремя.
– Я как раз вовремя – для себя. Что там с делом Плотникова? Мне из прокуратуры звонили. Так уж вышло, они не нашли тебя, а на посту любезно подсказали, что можно уточнить информацию о твоем нахождении у меня, – я взяла один из стоящих стульев и, перевернув его спинкой к лицу, села на него. Рука облокотилась на деревянную поверхность, позволяя подбородку удобно на ней устроиться.
– Так и будешь тут сидеть? – ухоженная бровь Ратникова поползла в удивлении вверх.
– Ага. Буду стимулировать на работу. Милая, – обратилась к новенькой, – тебя на какую должность принимали? – на мой вопрос Федя закатил глаза.
– Снежок… – угрожающе прошипел друг. Теперь уже я закатила глаза. Тоже мне, нашел на кого шипеть. Бесполезно.
– Медсестра палаты первичного приема, – сдавленно выдала девушка.
– Понятно. А я уж решила, что на должность личного эскорта для Федора Борисовича. Еще раз увижу, что ты зажимаешься с кем-то в рабочее время – можешь искать другую работу. Только вот вряд ли с моими примечаниями ты ее быстро найдешь, – мой голос стал ниже. – Застегни костюм и иди работать.
Не стоит уточнять, что ее как ветром сдуло.
– Снежок, ты – стерва, – съязвил Федя. – Могла бы просто пройти мимо – тут многие так расслабляются.
– Я бы и прошла, если бы меня прокуратура не потревожила. Говнюк ты, Ратников, хоть и очаровательный. У меня дел по горло – Петрович утром еще несколько пациентов подкинул. И лишнее меня приводит в бешенство, – я поднялась на ноги, поправляя халат.
– Ты так очаровательна, Мия.
– Знаю, – кивнула Феде и вышла из комнаты.
Дел и правда было предостаточно – плановые осмотры, личные консультации, психологическое освидетельствование – и это только малая толика от того, что сегодня мне предстояло.
Каждый мой день одинаков – бесконечная череда чужого безумия – как реального, так и наигранного. Видя перед собой очередное лицо, я натягиваю новую маску под соответствующие обстоятельства. Это помогает. Иногда. Порой чужое безумие возвращает меня туда, где я бы никогда не хотела оказаться вновь.
Но, как бы банально это ни звучало, это просто работа. И я окунаюсь в чужие мысли, прячась от своих. День пролетел быстро – в какой-то момент осознала, что пропустила обед, а желудок призывно заурчал в подтверждении этому факту. Перед глазами на столе лежало очередное дело от следовательного комитета с яркими профессиональными фотографиями с места преступления. Слишком много красного. Слишком много.
Устало откинулась на спинку стула и прикрыла глаза. За окном уже стемнело – отчасти этому способствовали серые кучевые облака, грозно нависающие над нашими головами. Ноябрь в этом году был особенно мрачен – непрекращающиеся дожди не давали даже надежду на то, что солнце почтит нас своим присутствием. А тепла хотелось!
Закончив с отчетом, взглянула на наручные часы – стрелки циферблата остановились на семи. Дотянувшись до стационарного телефона, нажала пару кнопок и стала ждать ответа под громкие звуки гудков.
– Слушаю, – голос Василия Петровича – нашего главврача – раздался по ту сторону.
– Найдешь для меня минутку?
– Мия, – его голос смягчился. – Конечно. Вопросы по пациенту?
– Нет, – напряженно ему ответила. – Обо мне.
– Хорошо, жду тебя через десять минут, – щелчок отключения оставил меня наедине с собой.
Я поднялась со своего места и подошла к прямоугольному зеркалу в полный рост в дальнем углу кабинета. Оправила и без того идеальный халат. Белоснежные длинные локоны уложены в низкий пучок, ярко-голубые выразительные глаза подчеркнуты четкой стрелкой, на пухлых губах – кроваво-красная помада. Фигуру скрывает черный гольф с высоким горлом и широкие брюки с высокой посадкой идентичного цвета. Хищные лодочки добавляют моему миниатюрному росту лишних сантиметров. Из украшений – лишь спрятанный под одеждой серебряный кулон в виде снежинки и переливающиеся гвоздики. Вот оно – мое отражение. Снежная королева, как прозвали меня за глаза коллеги. Красивая снаружи и ледяная внутри. И по весьма веселому стечению обстоятельств имя у меня соответствующее – Мия Владиславовна Снежная. Стоит ли говорить, что познакомившись с моим характером, сотрудники больницы долго над прозвищем не думали? Думаю, не стоит.
Закрыв кабинет, неторопливо пошла вперед по лабиринтам обширного корпуса четырехэтажной больницы. Стук каблуков эхом раздавался по пустым коридорам. Главное здание вмещало в себя многочисленные кабинеты персонала, групповых занятий для пациентов первого уровня, помещений для различного рода реабилитаций и пунктов досмотра. В такое время большинство персонала было либо дома, либо на вечерних обходах в палатах.
Пациенты, находящиеся на стационарном лечении, делились на группы в зависимости от тяжести заболевания и содержались в отдельных корпусах. Палаты в основном были стандартного одиночного типа. Со стороны могло показаться, что это этакий комфортабельный пансион для одиночек. Исключение составляли особо опасные, или пациенты пятого уровня. Они содержались в отдельно стоящем здании с решетками на окнах, а внутри палаты напоминали большие аквариумы – толстое стекло не оставляло даже намека на интимность, как и конвой у каждой стены.
Я поднялась на лифте на последний этаж и уверенно вошла в кабинет с табличкой «ГЛАВНЫЙ ВРАЧ». В приемной застала собирающую домой Лену – секретаря. Женщине было слегка за пятьдесят, и на ее губах всегда сверкала лучезарная улыбка. Вот у кого каждое утро доброе. Это я вам как профессиональный психиатр высшей категории говорю.
– Мия, – она взмахнула руками и зажала меня в объятиях. – Давно ты сюда не захаживала, милая, – только она одна считала меня милой.
– Работы много, – пробормотала, освобождаясь от цепких рук.
– Чаю? Пока я не ушла? – она тепло на меня посмотрела.
– Да, – кивнула. – И если есть печенье, была бы очень рада.
– Есть тортик, – Лена хитро улыбнулась. – Василию Петровичу тут один пациент занес. Так я припрятала. Сахар у него – сама знаешь. А то он как дорвется, потом откачивать будем. Сладкоежка! – женщина возмущенно взмахнула руками и кивнула на дверь. – Он там, сейчас все сделаю.
– Спасибо, – коротко постучавшись в дверь, зашла внутрь.
Письменный стол был пуст, а в зоне для посетителей и встреч с пациентами на темно-синем кресле сидел невысокий приятный мужчина. Седина тронула его виски, а очки сползли по носу, пока он вникал в очередную историю болезни. Мужчина сидел ко мне спиной, но, как только я пересекла порог, махнул рукой, подзывая меня к себе.
Василию Петровичу Рогову было сорок восемь лет, и кроме должности главврача он являлся моим личным психиатром. Спросите, зачем психиатру другой психиатр? Поверьте, нужен. Тем более – с такой историей за плечами, как моя.
– Привет, Мия. Садись, – он указал на удобный диван напротив него. – Минуту.
– Угу, – плюхнулась на мягкую поверхность, закинув ногу на ногу.
– Все, – он закрыл историю болезни, положив на низкий столик по правую руку от него, и посмотрел на меня. – День, откровенно говоря, хреновый.
– Поддерживаю, – улыбнулась уголками губ.
– Ну-с… С чем пожаловала, красавица? Наш очередной визит на следующей неделе, как я помню.
– Да, все верно. Но, – прикрыла глаза, разрывая зрительный контакт. Он не торопил меня – слишком многое было ему ведомо. – Сны обрели новый окрас, – рука машинально потянулась к шее, извлекая из-под гольфа кулон.
– Ты что-то вспомнила?
– Да. Его дыхание.
Глава 2. Последняя из «паствы»
Пушистые белоснежные хлопья падают мне на лицо, смешиваясь со скатывающимися слезами и оставляя после себя мокрые дорожки на щеках. Спиной я ощущаю леденящий холод, а глазами вижу лишь бескрайнее серое небо. И снег, падающий на мою охладевшую кожу.
Я хочу поднять руки, но не могу. Я хочу встать на ноги, но не могу. Силы меня покинули.
Меняющаяся картинка перед глазами и скрип снега подводят меня к осознанию, что меня куда-то тащат. Я хочу крикнуть, что не хочу этого.
Хочу убежать, но… Не могу.
– Кровавый ангел… Кровавый ангел… Кровавый ангел… – слышу мужской голос около меня. – Ты будешь прекрасным агнцем в моей пастве, ангел.
Сознание покидает меня, не позволяя мыслить здраво. Тошнота подкатывает к горлу. Но жажда жизни упрямо призывает не закрывать глаза. Жива! Я все еще жива!
Пейзаж немного меняется, и краем глаза я улавливаю часть невысокой каменной постройки. Почему я ничего не помню? Кто забрал меня? Что произошло? Как же тяжело думать!
Резкий посторонний звук заставляет моего похитителя остановиться. Кажется, он вначале разговаривает, после чего начинает материться. В голове туман – не понимаю, сколько минут или часов при этом проходит. Знаю одно – холод сковывает тело, проникая в душу.
Резкий хлопок прерывает голоса. После чего я вновь слышу шаги. Другие. Они спокойные, плавные и практически бесшумные, словно у хищника, приближающегося к своей жертве. У похитителя они были другие – мелкие и суетливые. Это не он. Так кто же это?
В одно мгновение холод пропадает, и я оказываюсь в теплом кольце сильных рук. У меня нет сил, чтобы поднять голову и посмотреть своему спасению в глаза. Спасение ли это? Мне достаточно лишь того, что холод немного отступил.
Он говорит со мной, но я не разбираю этих слов. Его рука приподнимает мою голову и укладывает себе на плечо. Глаза утыкаются в мех воротника его дубленки, а в нос ударяет запах кожи. Последнее, что я улавливаю, прежде чем нырнуть в темноту – его ровное дыхание. Вдох… Выдох… Вдох… И легкое прикосновение губ к моей макушке.
Мои глаза резко распахнулись, и я, тяжело дыша, уставилась на своего врача. Петрович был спокоен и смотрел мне прямо в глаза.
Так уж вышло, что я стала жертвой особо жестокого нападения двенадцать лет назад. Неуловимый убийца по кличке Пастырь орудовал в моем городе в течении полугода, и никто не мог его вычислить. Он выбирал юных девушек до двадцати лет и после долгих мучений убивал их. Пастырь отождествлял себя с проводником в мир мертвых и «собирал души в свою паству». Чем моложе девушка, тем чище душа. За шесть месяцев он забрал более десяти человек. На мне его жизнь закончилась.
Меня нашли укутанную в теплый плед с перевязанным кровоточащим левым плечом и грудью – именно там он вырезал номера своим жертвам, награждая их клеймом. После того как я пришла в себя, находясь на больничной койке и потеряв большую часть воспоминаний, мне сказали, что Пастырь мертв. Убит пулей, попавшей в легкое. Умирал он долго – как и те, кого он бесчеловечно мучил.
Вы спросите, откуда пуля? А тут начинается самое интересное. Это оставалось загадкой до сих пор. Вершитель – так его прозвали в полиции. Он появлялся тогда, когда сам хотел, и забирал жизни тех, кто никогда людьми не был. Бесчеловечных мразей, которые поставили себя выше законов не только людских, но и природы. Его узнавали лишь по метке, нанесенной на корпус выпущенной им пули – знака бесконечности.
Вот так от одного убийцы меня спас другой убийца. И это не рок, не насмешка судьбы – лишь простое стечение обстоятельств. Жестокое, но какое уж есть. Другого не имею. Долгие годы терапии и попыток восстановить утраченные воспоминания ни к чему не приводили.
Спустя десять лет я решила прекратить все попытки, а кошмары, изредка приходящие мне по ночам, заместить ложными воспоминаниями на гипнотерапии. В день, когда все должно было закончиться, мне доставили экспресс-посылку прямо на работу. А в ней – кулон в виде снежинки и знак бесконечности на маленькой открытке. «С годовщиной жизни» – гласили печатные буквы.
Страшно ли мне было в тот момент? Нет. Скорее – стало спокойно. А со спокойствием стали приходить частички утраченных воспоминаний, давая надежду. Я хотела вспомнить. Хотела посмотреть своему спасению в лицо и спросить – почему.
Глядя в глаза Рогову, неосознанно потерла левое плечо. Шрам в виде римской цифры тринадцать уже давно был скрыт россыпью снежинок на моей коже. И только прикосновение к ее поверхности могло выдать то, что за ними скрывалось.
– Какое оно? Его дыхание?
– Практически бесшумное с периодически тяжелыми выдохами. Как будто он сердился на что-то. Словно изо всех сил сдерживался. Он был зол. Но не на меня, это я бы почувствовала.
– Что-нибудь еще вспомнила? Может запахи?
– Нет, – я мотнула головой, беря в руки чашку чая, любезно принесенного Леной. Про прикосновение губ к моей макушке решила умолчать – возможно, это воспоминание было ложным. Да и с чего бы ему так делать? – Запах собственной крови, кожи и пороха перекрывали все остальное.
– Ты молодец, Мия.
– Да уж! – горько усмехнулась. – Столько лет прошло, а я вспомнила лишь его дыхание.
– Ты вспомнила – это главное.
– Как скажешь.
– Тебе пора отдохнуть, сегодня был тяжелый день. Прописать тебе снотворное?
– Ненавижу пустоту, ты же знаешь. Лучше уж такие сны, чем она, – отрезала я, скупо улыбнувшись. – Я пойду, зря наверное пришла.
– Не зря, – отрезал Рогов. – Память возвращается к тебе, хоть и по крупицам. Два года назад ты не помнила ничего, кроме неба над твоей головой, и снега, падающего тебе на лицо. Ты вспомнишь – так или иначе.
Попрощавшись с шефом, заскочила в кабинет за верхней одеждой. Скинув халат, с удовольствием накинула теплое черное пальто, а туфли сменила на ботильоны. Закрыв кабинет на ключ, вышла на дождливую улицу и в полной тишине пошла к машине.
В эту ночь мне снова снился сон. И на этот раз я не только слышала его дыхание, но и чувствовала его на своем лице.
