Паша охотно отвечал. Он говорил, что больше всего ему понравилось кататься на лодочке, несмотря на страх леса. Ему понравилось, как лодку тихо качает на волнах, как папа плавно поднимает и опускает весла, а Паша с мамой сидят на корме, укутавшись пледом. И что на лодочке бы он с радостью покатался и завтра. Только бы не забыть хлеб для уточек. А мама кивала и улыбалась.
«Обязательно сходим. И хлебушка возьмем. Обязательно, сына,» – говорила она. А паша продолжал рассказывать…
Боль в ребрах резко прекратилась. Поначалу Паша обрадовался, однако затем на грудь будто положили тяжеленный камень, и дышать стало невероятно трудно. Он начал задыхаться. Последнее, что Паша помнил, это онемение в ногах, паника, затем сильная слабость и – дрожащие губы мамы, ее мокрые глаза…
Паша стоял посреди кедровой аллеи. Позади него, на скамейке, кричала его мама, трясла руками какое-то детское тело. Догадаться о том, что она кричала, можно было лишь по широко открытому рту, ведь все звуки куда-то пропали. К скамейке бесшумно бежали встревоженные и испуганные люди, пробегали мимо Паши, совсем его не замечая. Он попытался позвать маму, но слова застряли где-то в горле. Паше ничего не оставалось, кроме как просто глядеть на происходящее. Какой-то человек в пальто и шапке с помпоном, примчавшийся от ларька с кофе, положил тело на землю и начал обеими руками давить на грудь. Рядом незнакомые женщины обнимали и успокаивали маму.
«Наверно, какой-то мальчик потерял сознание, и мама сильно испугалась,» – подумал Паша. Ему все еще было непонятно, почему ни один человек даже краем глаза не зацепился за него, будто Паша надел плащ-невидимку, – «с другой стороны, теперь я могу бесплатно ездить на трамвае – меня попросту никто не увидит». Паша представлял себе плюсы и минусы невидимой жизни, пока что-то его не отвлекло.
Рядом со скамейкой, ровно по середине аллеи, стоял мужчина в черном плаще до самых пяток. Он был похож на нацистского генерала и постоянно поглядывал на наручные часы. Но необычного в нем было то, что каждый раз после того, как он сверял время, он очень пристально смотрел прямо на Пашу – ровно в глаза. Он был единственный кто видел мальчика в плаще-невидимке. Паша напрягся и попятился. Ему не хотелось знать, чего желает этот мужчина от ребенка, тем более, когда рядом случилось такое горе. Человек в плаще все так же сверлил глазами испуганного Пашу, время от времени поглядывая на часы. Паше стало совсем жутко. Он развернулся и собрался бежать от странного человека, но тут в его голове раздался голос:
– Тебе некуда бежать, Паш.
Ноги Паши вросли в землю от изумления. Он был уверен, что говорит с ним именно тот человек. Его голос будто разрезал пространство, будто всегда был в пашиной голове. Страх прошел. Появилось желание подчиняться этому мужчине. Паша повернулся лицом к скамейке и сам уставился на человека в плаще. В это время люди все так же бесшумно отошли от тела ребенка и встали вокруг него, поснимав шапки, а мама сидела коленями на асфальте, положив голову на грудь мальчика.
– Не узнаешь его? – спросил голос, теперь уже исходивший из уст мужчины с часами.
Паша смутился. Откуда он должен знать мальчика, случайно гулявшего в парке. Самым примечательным в нем была куртка, один в один похожа на куртку Паши. И шарф, завязанный на два оборота вокруг шеи. Эти совпадения заставили Пашу подойти поближе к скамейке и посмотреть мальчику на лицо. Однако вместо лица расплывалось какое-то пятно, будто глаза не могли сфокусироваться, хотя лица мамы и человека в плаще были достаточно четкими.
– Не пугайся. Этот мальчик – это ты. Его лицо – это твое лицо, и оно уже покинуло тело, – сказал человек с часами, будто прочитав мысли парня, и снова сверил время.
Паша очень легко поверил в это, и все казалось ему логичным. «Лица на мальчике нет, значит, мое лицо это и его лицо тоже – все верно».
– Тогда почему мне не дали его руки? Зачем мне нужно одно лицо? – Паша постарался сжать ладони в кулаки или хотя бы согнуть пальцы, но ничего не почувствовал.
– Они тебе больше не понадобятся, приятель. Ты еще не понял, где ты оказался? – Мужчина нахмурил брови и скрестил руки.
– Кажется, понял. Вы отведете меня домой? Или на лодку. Кажется, я забыл там свои перчатки.