Посвящается всем, кто не может найти свое место в жизни или думает, что ничего не стоит.
Посвящается PJ – у меня никогда не было друзей лучше, чем вы.
Вы моя семья.
Ava Reed
DROWNING SOULS
Whitestone Hospital
© 2022 by Bastei Lübbe AG, Köln
© А. Зубарева, перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
Я бы хотела отметить, что перед вами – вторая книга серии. Хотя в центре каждого следующего романа находится история новой пары, все четыре тома объединены сюжетно и хронологически. Иными словами, их нельзя читать по отдельности или в произвольном порядке. События в «Пропавших душах» описываются с момента, на котором завершается первая книга серии – «Большие надежды».
В конце, после благодарностей, вы найдете глоссарий медицинских терминов, упомянутых в тексте.
Медицинские аспекты были проверены опытными специалистами. Но если я все же допустила ошибки, то сделала это не специально.
Все мы люди. Поэтому, пожалуйста, свяжитесь с издательством и сообщите о найденных неточностях, чтобы их можно было исправить.
Я очень рада, что теперь вы узнаете историю Сьерры и Митча. От всего сердца надеюсь, что вы хорошо проведете время за чтением «Пропавших душ» и еще больше полюбите команду больницы «Уайтстоун».
Спасибо за терпение и поддержку.
Искренне ваша,Ава
Во всех романах серии «Уайтстоун» – в том числе из-за места действия – затрагиваются темы, которые могут сработать как триггеры, вызвав у читателя неприятные чувства и ассоциации.
В «Пропавших душах» присутствуют упоминания психологического давления, токсичных отношений, злоупотребления алкоголем, несчастных случаев, ожогов, травм, рака, смертей, разного рода телесных повреждений и физиологических жидкостей. Также встречается подробное описание болезней и операций.
Этот список не полон. Пожалуйста, берегите себя и заботьтесь о своих чувствах.
DARK FOUR DOOR – BILLY RAFFOUL
SATELLITE (ACOUSTIC) – CHARLOTTE OC
HEARTS (ACOUSTIC) – JESSIE WARE
NOT WHO WE WERE – EM BEIHOLD
HOW TO SAVE A LIFE (COVER) – SHELBY PARK
BROKEN – JONAH KAGEN
LET’S HURT TONIGHT – ONE REPUBLIC
LOST (ACOUSTIC) – JONATHAN ROY
KEEP YOU DRY – JUKE ROSS
LOST FOR WORDS – PLESTED
FALLIBLE CREATURES (ACOUSTIC) – SCOTT QUINN
THE SCIENTIST (COVER) – GABRIELLA
I DON’T WANT TO LOSE YOU – LUCA FOGALE
YOU SAY – LAUREN DAIGLE
LONG TIME – WILD RIVERS
SOLA – LUIS FONSI
I’LL BE GOOD – JAYMES YOUNG
TREAD LIGHTLY – FOREST BLAKK
WHAT IF – RHYS LEWIS
YOU BE LOVE (ACOUSTIC) – BILLY RAFFOUL
SWEETEST THING – ALLMAN BROWN
HALF LIGHT – BANNERS
SORRY – HALSEY
Так вот он какой – страх. Не за себя, не за свою жизнь – но за жизни других.
Я думала, что знакома со страхом, ведь он всегда следовал за мной, никогда не оставляя. Страх не справиться с учебой или потерпеть неудачу, особенно на работе, страх не найти свое место в жизни. Остаться середнячком. Оказаться недостаточно хорошей. Недостаточно важной. Недостаточно ценной.
Проиграть.
Страх потерять себя прежде, чем найду. Но сейчас… все по-другому. То, что я испытываю, – это не воображение, не следующая по пятам тень и тянущее ощущение в животе. Нет. Этот страх сжимает легкие и сдавливает внутренности. Он хочет, чтобы мое сердце перестало биться. Это не просто слова, а буря ощущений.
И стоит ей охватить меня, я думаю: «Не может быть, чтобы это происходило взаправду!»
Что сейчас случилось? Как и почему? Мы с Лорой собирались уходить домой, у нас было хорошее настроение – здорово, что она наконец вернулась. Что после истории с Нэшем и того, через что ей пришлось пройти, ей лучше: никаких последствий, ребро зажило…
Мы направлялись к лифту и, завернув за угол, увидели, как из него вышел Йен. Нэш, Митч и несколько человек из медперсонала начали заходить в кабину – они торопились доставить только что поступившего пациента в операционную. Но они не успели войти, двери еще не закрылись… и тут раздался взрыв, выбивший воздух из моих легких, а жизнь – из привычной колеи.
Я не знаю, что делать, мысли в голове путаются.
Йен лежит на полу без сознания, покрытый обломками штукатурки и белой пылью. Из динамиков звучит голос, но я не понимаю ни единого, мать его, слова: вокруг слишком шумно, а в голове не смолкает гул. Ощущение, будто мой мозг перешел в ждущий режим, чтобы справиться с происходящим, помогая мне не рухнуть в обморок. Я чувствую себя парализованной – хотя понимаю, что уже отстранилась от Лоры и двигаюсь, делая шаг за шагом. Быстрее и быстрее.
Я бросаюсь в хаос, в объятия всепоглощающего страха, который словно смеется надо мной. Безумие какое-то… до сих пор я была самой рациональностью. Это я остановила Лору, предупреждая, чтобы она не действовала импульсивно, ведь мы не знаем, что произошло и угрожает ли нам опасность… Но стоило ей назвать имя Митча и остальных, как я осознала: это не простые пострадавшие. Их имена говорили, кого мы рискуем потерять и что этот взрыв может для нас значить…
В ушах звенит, дым наполняет легкие, и я захожусь в кашле. Я стою позади Лоры, которая, опередив меня, опустилась на колени рядом с Йеном и осматривает его. Не знаю, как Лоре это удается. Не понимаю, как она может заниматься Йеном (хотя это логично, ведь он первый, кого мы нашли), а не Нэшем. Прищурившись, я сквозь слезы всматриваюсь в открытый лифт и с усилием сглатываю.
В нос внезапно ударяет едкий запах, который трудно описать. Он невыносим. Я чувствую, что задыхаюсь, и закрываю лицо рабочей туникой.
Взрыв разрушил кабину лифта. Светильники разбиты, повсюду осколки, беспорядочно мигает уцелевшая лампочка, летят искры, а все, кто был внутри, неподвижно лежат на полу. Некоторых придавило обломками.
Лишу, медсестру из неотложки, взрывная волна выбросила из кабины, и теперь ее тело мешает дверям закрыться. Они съезжаются, но, наткнувшись на Лишу, разъезжаются, а потом опять пытаются закрыться. Это повторяется снова и снова. Мне ничего не остается, как наблюдать за этим безумием и надеяться, что не сойду с ума.
Сколько же повсюду обломков, битого стекла, крови…
– Господи боже! – выдыхаю я и захожусь кашлем.
Я хочу подойти к Лише – оказать первую помощь, но в следующую секунду замечаю в лифте огонь, дыма становится все больше… Как и токсических веществ, выделяющихся при горении.
– Проклятье! – вырывается у меня, и Лора тут же оказывается рядом.
– Сьерра, нам нельзя… – говорит она, но потом видит Нэша, объятую огнем кабину лифта и замолкает.
«Опускать руки».
«Поддаваться боли».
«Терять самообладание».
Не сомневаюсь, что, услышав сорвавшееся с моих губ проклятье, Лора собиралась сказать что-то из вышеперечисленного. Но увидев Нэша, который лежит без сознания, зажатый между перевернутой тележкой и стеной, она с трудом сдерживает чувства.
Где Митч? Почему я его не вижу? Возможно, он не успел войти в лифт? Черт, дым сгущается, глаза горят, и я ничего не могу разглядеть… Нужно попасть в кабину, но сначала потушить огонь.
Лора зовет Нэша, повторяет его имя снова и снова, и я понимаю, как сильно она хочет оказаться рядом с ним… Но доктор в ней берет верх. Прищурившись, она озвучивает мои мысли:
– Мы не успеем до них добраться. Сначала нужно потушить огонь. Достань противопожарное полотно. Углекислотный огнетушитель брать нельзя: мы не умеем им пользоваться и в худшем случае повредим себе дыхательные пути. Чуть дальше есть еще один огнетушитель, порошковый, но при попадании в раны он превратит все вокруг в одно большое месиво… Йену я оказала первую помощь, насколько возможно…
Лора вываливает на меня всю эту информацию. Она не сообщает ничего нового, но я не перебиваю. Наверное, это ее способ собраться с мыслями, поэтому я слушаю кивая. Тем временем к нам подбегают помощники.
– Пока тебя не будет, я позабочусь о Лише и попробую разгрести обломки, которые преграждают путь. Иначе до остальных мы добраться не сможем, – продолжает Лора, и я внимательнее всматриваюсь вглубь лифта… На этот раз мне удается различить Митча. Видны только очертания тела, но я уверена, это Митч. Он внутри кабины. Я понимала, что он должен быть там, это логично… но надеялась, что ошибаюсь. Кажется, еще немного и я сломаюсь…
«Нет!» – раздается крик в моей голове.
– Сьерра!
Останавливаюсь, услышав голос Лоры, и только тогда понимаю, что иду вперед. Что подруга преградила мне дорогу и «нет» прозвучало и в реальности. У меня кончается воздух, и я снова захожусь в кашле.
– Надо потушить огонь, – повторяет Лора, и я бросаюсь в коридор. Страх подгоняет меня, я больше не чувствую себя парализованной. Моя, пусть и недолгая, заминка стоила нам драгоценных секунд. Стоила нашим друзьям бесценных секунд…
Я мчусь в отделение неотложки, хватаю аптечку и противопожарное полотно.
Сигнал тревоги слышится на заднем фоне, в коридорах, как в огромном муравейнике, суетятся люди, с каждой секундой их становится больше… Они что-то кричат, торопятся, чтобы помочь нам или в отделении неотложной помощи. И в случае необходимости начать эвакуацию.
Вернувшись к лифту, вижу, как Йена осторожно кладут на каталку, Электроды подсоединены, монитор подключен. Уверена, на него наденут кислородную маску, как только вывезут из зоны опасности. Среди медсестер и врачей узнаю доктора О’Лири и Гранта, который, ругаясь и кашляя, помогает стабилизировать состояние Лиши. Нам с Лорой наконец удается попасть в лифт, его двери теперь зафиксированы. Я начинаю тушить огонь противопожарным полотном. Пока пламя не перекинулось на горючие материалы, включая одежду Митча… Отбрасываю эту мысль, боясь, что она меня парализует.
Дыма не становится меньше, но меня это не останавливает. Я продолжаю, обливаясь потом и чувствуя першение в горле, продолжаю, пока не угасает последний язычок пламени, последняя искра. Я это сделала.
Огонь потушен, а значит, от главной угрозы мы избавились. Ну, не считая токсичных газов, которыми мы дышим. Мне нужна маска, нам всем нужны маски, потому что от куска влажной ткани, который прижимаешь к лицу, толку мало. Собственная безопасность прежде всего – по крайней мере, этому нас учили. Но сейчас я думаю иначе. Я не пойду за маской. Не могу, хотя и понимаю, что поступаю безрассудно.
С трудом дыша, отбрасываю покрывало и захожусь в таком кашле, что, кажется, выкашляю легкие. Лора тем временем пробирается к Нэшу, пытаясь его освободить, что-то говорит. Я знаю, что сейчас происходит с Лорой. Потому что разделяю ее чувства. Меня раздирает желание броситься к Митчу, но разум удерживает. Рядом с Митчем, посреди лифта, в луже крови, лежит пациент, которого привезла «скорая», его придавило каталкой. Неподалеку от него Джордж, который сегодня помогал нам не покладая рук. Я мало с ним общалась, да и Лора тоже: он работал только в неотложке и наши графики редко совпадали. Джордж был довольно тихим, лишь иногда ворчал, но никогда не грубил и хорошо справлялся с работой. Боже, это мой знакомый. Мой коллега. Проклятье…
Меня бросает то в жар, то в холод, еще немного – и я сойду с ума. Кажется, после взрыва прошла вечность. Мы двигаемся словно в замедленном темпе, пока все вокруг рушится и распадается на куски. Но на самом деле счет идет на минуты. Секунды.
Мгновения.
– Я прибежала так быстро, как смогла, – слышу рядом. Даже не оборачиваясь, знаю, что это Зина. Ее мелодичный, успокаивающий голос невозможно спутать ни с одним другим. К тому же Зина – единственная, кто в критической ситуации не сыплет ругательствами.
– Позаботься о Джордже и найди кого-нибудь, кто займется пациентом «скорой», – говорю я, надеясь, что это звучит не слишком грубо или высокомерно. В конце концов, Зина прекрасный врач и знает, что делать. Но я не могу оставить Митча. Мне нужно к нему, и плевать, что это обо мне говорит как о человеке, как о враче.
Плевать.
Я спотыкаюсь о железный штырь, падаю, но мне все равно. Заставив себя подняться на четвереньки, подползаю к Митчу. Собираюсь коснуться его, но рука, словно приняв собственное решение, ложится на шею пациента, которого везли в операционную, пытаясь спасти, и из-за которого мои друзья оказались в лифте.
Пульса нет.
Впрочем, дело даже не в пульсе. Взрыв мало что оставил от его лица, тело придавило каталкой. Мужчину госпитализировали в критическом состоянии. Но после случившегося…
У бедняги не было шансов.
– Он мертв, – говорю я и, услышав «да», понимаю, что до Зины долетели мои слова. Вижу, как уверенно и спокойно она осматривает Джорджа.
Снова поворачиваюсь к Митчу. Откашлявшись, тру глаза, но это оказывается ошибкой и проходит несколько мгновений, прежде чем мне удается сфокусировать взгляд. Вонь, духота, царящий вокруг хаос, мигающий свет… Лифт кажется пастью чудовища, которое вот-вот поглотит нас.
Чувствуя, как бешено колотится мое сердце, нащупываю пульс Митча и проверяю, дышит ли он, – сама невольно задерживаю дыхание. Ничего не могу с собой поделать.
Наконец чувствую слабое биение сердца, вижу, как вздымается и опускается грудная клетка. Всхлипнув от облегчения, едва сдерживаюсь, чтобы не броситься Митчу на грудь. Больше всего мне сейчас хочется обнять его – и закричать.
Митч дышит.
Его сердце бьется.
А ведь он мне даже не нравится. Он как ребенок. Раздражает и выводит меня из себя.
Но если Митч умрет – неважно как и почему, – клянусь, я верну его к жизни, только чтобы прикончить собственными руками. Подумать только, до чего он меня довел, сколько страха я из-за него натерпелась….
Я верну его… Это решение придает мне сил и заставляет сосредоточиться на работе.
Митч без сознания, его глаза закрыты, и не будь он покрыт сажей, синяками и кровью, можно было бы подумать, что он спокойно спит.
Пока я освобождаю необходимое для осмотра пространство, замечаю, что мои штаны стали влажными на коленях. Видимо, пропитались кровью. Вдобавок я чувствую, как осколки и обломки впиваются в кожу.
Это не имеет значения. Никакого.
– Мне нужна помощь! – обернувшись, кричу во все горло, чтобы перекрыть шум, и начинаю перечислять: – Носилки, венозный катетер… – Понятия не имею, слышит ли меня кто-нибудь.
Лишу уже увезли, поэтому Лора с Грантом и еще одним врачом без труда пробираются мимо опрокинутой каталки, переворачивают ее и вытаскивают из кабины лифта. Ну наконец-то! Здесь слишком тесно и душно. Нэша кладут на носилки и уносят – в операционную или, может, в кабинет компьютерной томографии. В зависимости от травм. Если потребуется дополнительная диагностика, нужно будет сделать МРТ…
Внезапно портативный ЭКГ-монитор, к которому подключили Джорджа, фиксирует сбой сердечного ритма. Поднимается суматоха, но движения врачей остаются четкими и методичными. Собираются использовать дефибриллятор, чтобы восстановить сердечный ритм.
– Всем отойти! – кричит Зина, и я отворачиваюсь, потому что не могу смотреть, хотя и стыжусь этого. Одно дело когда перед тобой незнакомцы, и совсем другое – люди, которых знаешь и любишь. Тогда включается сердце и здравый смысл отступает. То, что происходит с людьми, которых мы знаем, затрагивает до глубины души… И становится по-настоящему больно.
Я тяжело сглатываю, продолжая осматривать Митча. Дым рассеивается быстрее, чем думала, и мой кашель ослабевает. Я почти жалею, что решила сама заняться им: от увиденного мое сердце пропускает удар, легкие сдавливает, а с губ слетает проклятье. Одна секунда, следующая… мне наконец удается прийти в себя.
У Митча серьезные ожоги. Я потушила огонь слишком поздно, и пламя успело перекинуться на его одежду, уничтожив ткань и добравшись до кожи. Огонь не знает пощады. Даже в царящем вокруг хаосе я вижу, что огонь сотворил с Митчем, с его торсом, левым боком и бедром. Я надеялась, что погасила пламя вовремя… Но не успела. Митч возненавидит меня, когда узнает, что я слишком долго возилась и не сразу начала тушить пожар…
Мне хочется закричать, чтобы выплеснуть гнев и отчаяние, но вместо этого я прикусываю щеку и заставляю себя сосредоточиться на том, что сейчас важнее всего.
Тунику Митча снимать нельзя – чертова штуковина прилипла к коже местами, особенно на бедрах и поясе, будто срослась с ней. Этим придется заняться в операционной. Чтобы не закричать, я с силой прикусываю губу, пока не чувствую привкус крови. Замечаю, что обожжена также рука… Если бы мне пришлось оценивать степень повреждений, я бы сказала, что обожжено от восемнадцати до двадцати процентов поверхности тела.
Это приблизительные цифры – в этой области я не специалист. Знаю, что ожоги бывают разной степени. Чем выше степень, тем серьезнее ожог. Кожа на левой ноге красная, белых пятен нет. Хорошо. Кажется, это ожог не третьей степени. Но грудь, плечи и предплечья не просто ярко-красные – они покрыты белыми пятнами и волдырями. Кожа там выглядит бледной и сухой. Присмотревшись, понимаю, что она отвердела. Проклятье! Это тяжелый ожог. Местами, возможно, даже третьей степени… но я и правда не специалист, да и слабый мигающий свет – плохой помощник. Кроме того, степень повреждения зачастую определяется только во время операции…
Я снова не могу сдержать ругательство. Вероятно, поражены более глубокие области, нервы и кровеносные сосуды. Я не знаю, что делать дальше.
Мои пальцы дрожат. Крепко зажмуриваюсь, пытаясь оставаться в настоящем моменте, и не позволяю страху одержать верх.
Митчу нужны кислород и тепло: как бы парадоксально ни казалось, но после ожога человек быстрее замерзает. При этом поверхностные ожоги надо охладить, чтобы уменьшить глубину поражения… Митча необходимо обследовать, чтобы понять, нет ли у него переломов, внутренних кровотечений и других травм, и сделать это как можно скорее.
Наверное, я не пробыла рядом с ним и двух минут, но мне кажется, что прошло много времени. Даже две минуты могут стать вечностью, если не знаешь, что ждет дальше…
У меня кружится голова, когда оглядываюсь и понимаю, что проход к нам свободен. Нэш, Йен и Лиша, вероятно, уже в операционной. Интересно, как там Джордж? Вижу, как мне на помощь спешат медсестра с медбратом. При других обстоятельствах я бы чувствовала себя паршиво из-за того, что не помню их имен…
Господи боже, как бы мне хотелось, чтобы обстоятельства были другими…
– Осторожно, он сильно обгорел. Предупредите ожоговое отделение, чтобы готовились принять пострадавшего. И придвиньте носилки как можно ближе. – Я рассказываю о состоянии Митча, сообщаю всю информацию, которая может понадобиться. Внимательно выслушав, они принимаются за работу.
Скоро мы вытащим Митча отсюда.
Нельзя защитить себя от боли – или от всего, что может принести боль, ведь все невозможно предугадать. Ни стены, ни любые предосторожности не спасут.
Нельзя защитить себя от боли – сегодня я это поняла.
Боль как любовь – побеждает все.
– Я хочу, чтобы вы остались здесь и помогли скоординировать работу неотложной помощи, пока не поступят дальнейшие распоряжения. Полиция с пожарными только что прибыли, – говорит О’Лири. Он задерживает нас с Лорой, не пуская к Нэшу и Митчу. Он не хочет, чтобы мы находились в операционной, черт побери!
– Что?! – кричу возмущенно, забыв, что я всего лишь интерн, а О’Лири – уважаемый врач. – Мы хотим помочь!
Я оказала Митчу первую помощь, вытащила его из лифта – а теперь меня к нему не пускают?!
– Доктора Риверу необходимо как можно скорее осмотреть и отвезти в операционную. Доктор Брукс на КТ и нуждается в нейрореабилитации. Вы двое ничем не сможете им помочь, – объясняет О’Лири, переводя взгляд с меня на Лору.
– Чушь собачья! – Пытаюсь обойти его, но он не позволяет.
– Доктор Харрис, – говорит он тоном, не терпящим возражений. – Вы эмоционально вовлечены. Вы тоже, доктор Коллинз. С доктором Бруксом вас связывают романтические отношения, а с доктором Риверой – дружеские. Вы обе принимаете происходящее слишком близко к сердцу.
Дверь в коридор, ведущий в крыло ожоговой хирургии, закрывается, и мы остаемся по эту сторону от нее. Митча увезли.
– Или я ошибаюсь? Скажите, доктор Харрис, вы правда думаете, что окажете лучшую помощь, чем другие, гораздо более опытные врачи? Вы можете пообещать, что будете контролировать свои чувства? Если да, я позволю вам пойти со мной.
О’Лири замолкает и выжидающе смотрит на меня. Его слова эхом отдаются у меня в голове.
Нет, я не способна контролировать свои чувства. И О’Лири это знает.
Я стискиваю кулаки и сжимаю зубы. У меня начинает болеть челюсть, и эта боль – отголосок той, что терзает мою душу.
– Мы не собираемся закрывать отделение неотложной помощи. В этом нет необходимости: оно отделено от места происшествия двойными дверями и коридором. И потом, оно переполнено – как и ближайшие больницы. Одновременно со взрывом произошло несколько дорожных аварий. Я понимаю, что вам сейчас непросто, но вы нужны здесь, внизу. – Он обводит нас задумчивым взглядом и добавляет: – Вам обеим тоже не помешало бы показаться врачам.
– Хорошо, – будто со стороны слышу свой голос, и сказанное ранит меня. Потому что это звучит так, словно я сдалась.
Доктор О’Лири не знает, что наша смена закончилась и мы собирались домой. Я решаю не упоминать об этом – ведь тогда он вообще запретит нам оставаться в больнице – поворачиваюсь к Лоре, которая пытается не заплакать, и сжимаю ее руку. На Лоре лица нет, она очень бледная и впервые за все время, что мы знакомы, выглядит так, будто вот-вот сломается. Она тяжело переживала потерю Рии, своей маленькой пациентки, но то, что случилось сегодня, ранило ее иначе.
– Мы останемся здесь и поможем, – говорю я.
Доктор О’Лири кивает, словно теперь уверен, что мы не собираемся натворить глупостей, и уходит, оставляя нас в растерянности стоять в коридоре.
– Лора? Давай… – хрипло говорю я и, откашлявшись, продолжаю: – Давай поможем в неотложке, ладно?
Она не отвечает.
– Или, может, хочешь домой?
Внутри у меня бушует буря, но внешне я спокойна, пусть мне и хочется накричать на нее. На нее и на каждого. Но разве это что-нибудь изменит?
Если Лора уйдет домой, не буду ее винить. Но я остаюсь, что бы она ни решила. Работать сверхурочно мне не впервой.
– Господи… – наконец выдыхает Лора, на ее лице отражаются отчаяние и надежда. – Что произошло? Что только что произошло, Сьерра?
– Не знаю.
Вокруг нас творится хаос. Полицейские с пожарными осматривают место происшествия – выясняют, что вызвало взрыв, было ли случившееся несчастным случаем или спланированным преступлением. Честно говоря, мне все равно. Чем бы это ни оказалось, это привело к тому, к чему привело, и причины ничего не меняют. Если люди пострадали, не имеет значения, в результате несчастного случая или чей-то оплошности. В конечном счете это все равно принесет боль…
Откашлявшись, на мгновение закрываю глаза и заставляю себя отбросить эту мысль.
– Так, пойдем отсюда.
Увожу Лору в отделение неотложки. Здесь мы ничем не можем помочь и будем только мешать. Нас допросят позже, в этом я не сомневаюсь.
Несмотря на творящийся в неотложке хаос, Мэйси сразу нас замечает.
– Я… Здесь было столько работы, что я не смогла вырваться, чтобы помочь вам, – говорит она, подбежав к нам. – Сначала взрыв, потом к нам направили несколько «скорых». Я не могла… простите, – заканчивает Мэйси, смущенно поправив очки. Знаю, она хотела как лучше, но мне все равно паршиво. В первую очередь потому, что Мэйси ни в чем не виновата. Всем нам сейчас нелегко, все мы на взводе.
– Чем мы можем помочь? – спрашиваю я, игнорируя ее слова. Нужно сохранять спокойствие, сейчас я должна быть для Лоры опорой – ведь она не раз поддерживала меня, возможно сама того не осознавая. Но осознаю я – сейчас особенно остро.
Мэйси удивленно смотрит на нас, ее брови приподнимаются над розовыми очками с золотистыми дужками:
– Вы надышались дыма, вам надо показаться врачу, а потом пойти домой…
– Мэйси, – резко перебиваю я, потому что уже слышала это от доктора О’Лири и не могу – и не хочу – спорить о том, что нам делать.
Она немедленно замолкает, смотрит на Лору и наконец кивает:
– Тогда хотя бы приведите себя в порядок. Промойте глаза, переоденьтесь в чистую форму. Глотните воды. Как вернетесь – поделимся на команды.
Я поворачиваюсь к Лоре, которая за все это время не сказала ни слова. Выражение ее лица непроницаемо, но побледневшие щеки и покрасневшие глаза выдают ее. Она делает глубокий вдох, потом выдыхает. Мы переглядываемся, понимая друг друга без слов.
Мы справимся. Останемся здесь, сколько бы времени это ни заняло. Вместе. И сделаем все, что в наших силах. Как и остальные.
Включая Митча и Нэша.
Вечность спустя мы с Лорой и Мэйси, едва живые от усталости, сидим в комнате отдыха. Нас давно сменили, и после настояний доктора О’Лири и доктора Гарднера Лора согласилась пройти осмотр. Все в порядке: никакого отравления угарными газами, только раздражение слизистых оболочек дыхательных путей. Ни отека гортани, ни повреждения трахеи. Через несколько дней нам с Лорой нужно снова показаться врачу – чтобы исключить токсический отек легких.
Мы вели себя профессионально, но тем не менее этого было недостаточно. Хотя я бы без колебаний поступила так же, и, уверена, Лора тоже. Потому что иначе мы упустили бы драгоценное время – и, возможно, потеряли еще больше жизней.
Джорджа спасти не удалось. Почему-то это все еще кажется абстрактным фактом, в который невозможно поверить.
Полиция опросила нас, и мы как могли ответили на вопросы, чтобы помочь следователям «получить общее представление о ситуации». Скорее всего, они вернутся или кого-то из нас вызовут в участок для дачи показаний – зависит от предварительных результатов расследования. Был ли взрыв несчастным случаем или нет. Уже есть предположения, но, насколько мне известно, полицейские не видят в случившемся злого умысла. Ничто не говорит об этом.
Я потираю напряженную шею, сдерживая зевок. Нужно принять душ, пойти домой, поспать и поесть. Однако ничто из этого не кажется правильным и более важным, чем остаться здесь, ждать и молиться, чтобы с пострадавшими все было в порядке.
Лора ненадолго отлучалась – приняв душ и переодевшись, она взяла такси и поехала к Нэшу, чтобы покормить его кота. Вернулась быстро – чтобы быть здесь, когда Нэш очнется.
Если очнется…
Нэш все еще в реанимации. Лору туда пока не пускают – Нэшу предстоит еще много обследований. За последние несколько часов ему сделали компьютерную томографию, магнитно-резонансную ангиографию, энцефалограмму и транскраниальную ультразвуковую допплерографию. По крайней мере, по последним сведениям. «Врачи делают все возможное, – сказала Белла, когда вышла к нам. – Но мы не знаем, какова степень повреждений и когда он проснется…»
«Закрытая черепно-мозговая травма». Этот диагноз навис над Лорой – над всеми нами – как дамоклов меч. Если у Нэша черепно-мозговая травма третьей – самой тяжелой – стадии, которая привела к необратимым повреждениям, и Нэш больше не сможет заниматься медициной… они с Лорой будут раздавлены. Впрочем, думаю, что это не имеет для Лоры такого значения. Она лишь хочет, чтобы Нэш выжил. И я тоже этого хочу.
О Митче до сих пор никаких новостей. Это меня убивает. Отсутствие новостей может означать как то, что все плохо, так и то, что все хорошо. Не знаю. Это показывает, что у врачей либо нет причин поднимать тревогу, либо нет времени, потому что ситуация критическая…
Ожидание, неопределенность, множество предположений не дают мне покоя. Меня бесит, что я не могу быть в операционной и не имею возможности что-то сделать.
«Новостей нет» – когда беспокоишься, эти два слова сводят с ума.
Когда Белла пришла, чтобы ввести нас в курс дела, Митч все еще находился в операционной. Я не уйду, пока не узнаю, как он.
Мэйси задумчиво теребит нитку, торчащую из кардигана, который она, достав из шкафчика, набросила на плечи. Холодно. Никогда бы не подумала, что в Финиксе мне будет холодно. Впрочем, холод идет не снаружи, а изнутри. Это из-за беспокойства, недосыпания и истощения, избавиться от которых не так легко, как кажется.
Ничего удивительного: мы все устали, переволновались и находимся на пределе своих возможностей – если не физически, то эмоционально. Не помню, чтобы когда-то чувствовала такое бессилие и пустоту. Будто меня согнули в бараний рог. Кто-то скажет, что лучше так, чем сломаться, но это чушь собачья. Перелом срастается, боль испытываешь лишь однажды, и проходит она достаточно быстро. Но та боль, которую я чувствую сейчас, медленная и кажется бесконечной. Я не способна двигаться ни вперед, ни назад, потому что сломлена, пусть и не сломана.
– Я домой, – бормочет Зина. Никогда не видела ее такой изможденной. Пропали и улыбка, и огонек в глазах… Остались только пустота и растерянность.
Это Зина оказала Джорджу первую помощь, а потом попыталась его реанимировать. Должно быть, именно ей пришлось объявить время его смерти. Джордж, можно сказать, умер у Зины на руках, и ничего нельзя сделать, чтобы облегчить ее ношу. Хотелось бы мне, чтобы все было иначе…
– Я могу вам хоть как-нибудь… – Взгляд Зины останавливается на Лоре, которая успела задремать, опустив голову на стол. Ее руки бессильно лежат на коленях. Выбившиеся из косы волосы закрывают щеки и лоб.
– Нет. Иди отдохни, – отвечаю я, пытаясь улыбнуться, но не получается. Зина не должна изматывать себя. Мы останемся здесь, этого достаточно. Зина ничего не может сделать, даже если бы захотела. – Мы напишем, как только будут новости.
Она кивает, поджав губы, и направляется к дверям. Она проходит мимо Мэйси, которая порывисто обнимает ее, пытаясь утешить.
– И ты пиши, если что. Договорились? – спрашивает она и не отпускает Зину, пока та не кивает. Я ничего не говорю, но надеюсь, что Зина знает: мы рядом и всегда ее поддержим. Сейчас она должна позаботиться в первую очередь о себе и попытаться смириться со случившимся.
Когда за Зиной закрывается дверь, мне становится еще холоднее.
В отличие от Мэйси и Лоры я не принимала душ и не переодевалась после того, как мы закончили работу в неотложке. Я все еще в тунике и штанах, покрытых грязью и кровью. Самое время разобраться с этим: быстро освежиться и переодеться. Мне все равно нечем заняться, но… я не могу заставить себя уйти.
Тихо вздохнув, смотрю на Лору, потом встаю, достаю из шкафчика чистый халат и накидываю его Лоре на плечи, надеясь, что ей станет немного теплее. У Нэша она переоделась в удобные штаны и футболку, которые все же не спасают от холода, вызванного недосыпом и тревогой.
Тревога не покидает Лору даже во сне: поджатые губы, нахмуренные брови, глаза беспокойно двигаются под веками… Ее лицо выглядит напряженным. К тому же она бледная, как привидение.