Рид
Исследую взглядом каждый дюйм ее тела: Эбби еще красивее, чем я запомнил в тот единственный раз, когда встретился с ней. Ее волосы стали длиннее и светлее, словно выгорели на солнце, белый короткий обтягивающий топ на бретельках подчеркивает красивый золотистый загар, а короткие шорты демонстрируют длинные рельефные ноги.
Не могу оторвать взгляд.
Она охренительно красива.
Пока мы идем к дому, прижимаю ее к себе, положив руку на задницу, и вновь ощущаю потрясающий цветочный аромат, не такой ядерный и приторный, как у большинства девушек, любящих вылить на себя половину флакона духов, а нежный, опьяняющий, который так и манит зарыться в волосы и вдыхать, вдыхать, вдыхать, пока легкие полностью не заполнятся этим ароматом вместо воздуха…
О господи!
Почему я думаю, как слюнтяй?
Это все из-за похмелья. И хотя вчера я выпил лишь две бутылки лагера, я все еще пьян.
Фух, это все объясняет.
– Убери руку с моей задницы, – шипит Эбигейл.
Выражение лица у нее такое, словно в своей голове она уже подписывает мне смертный приговор.
– Тебе же нравится.
– Не нравится. Почему ты ведешь себя как неандерталец?
– Я родом из Квебека, столицы Неандертляндии. Ты что, не знала?
Она закатывает глаза, и я усмехаюсь.
Мы заходим внутрь и останавливаемся посреди просторного светлого холла с зеркальной стеной слева и ведущей наверх белой деревянной лестницей справа. Если пойти прямо по коридору, мы окажемся в огромной гостиной с пятью большими панорамными окнами, а немного правее расположен кухонный островок с барными стульями, ведущий прямиком на огромную светлую кухню. Также там находятся тренажерный зал, кабинет, кинозал и гостевое крыло. Но все это я решаю показать ей после того, как она увидит, какой вид открывается из ее спальни, расположенной на втором этаже.
– Н-и-ч-е-г-о с-е-б-е! – протягивая каждый звук, восклицает Эбби. – Дом внутри еще больше, чем казался снаружи!
– У меня все большое, – поигрывая бровями, ухмыляюсь я.
– Мы говорим о твоем эго? А есть какие-нибудь другие темы для разговоров?
– Вообще-то мы говорим о моем члене, – серьезно заявляю я и жестом призываю ее направиться наверх по лестнице.
– Ты говоришь о своем члене.
– Ха, смотри-ка, ты тоже только что о нем заговорила, – с широкой улыбкой произношу я, пока Блонди звонко смеется.
Мой член вдруг реагирует на этот звук, словно это не смех, а долбаная «Виагра».
Мда, полностью одетая девушка просто смеется, а меня это возбуждает.
Это какой-то странный фетиш, не находите?
Кажется, мне необходима консультация сексолога.
– Хватит болтать! Мне не терпится увидеть спальню!
– Хочешь поскорее оценить кровать? – хриплым голосом произношу я, пока Эбби закатывает глаза и читает «Ангел Господень»[25], заставляя меня рассмеяться.
Пару лет назад я понял, что устал от жизни в квартире, и стал подыскивать себе дом. Этот реконструированный особняк во французском стиле площадью 9350 квадратных футов, расположенный в спокойном нетуристическом районе Пасифик Палисейдс прямо на берегу океана, стал первым и единственным домом, который я посмотрел. Это была любовь с первого взгляда.
Особняк идеален во всех смыслах. В нем много света благодаря окнам в пол. К дому прилегает огромная территория, полностью засаженная деревьями разных видов, что создает ощущение уединения в большом городе. Из-за расположения на возвышенности со второго этажа открывается потрясающий вид: с одной стороны – на океан, а с другой – на Лос-Анджелес.
Единственным минусом для меня стал размер дома. Он действительно огромный. И все же я его купил.
Когда мы подходим к спальне Эбигейл, я открываю дверь и, прислонившись к дверному проему, остаюсь стоять в коридоре. Эштон сказал мне, что Эбигейл влюблена в океан, поэтому я решил, что ей понравится спальня с просторной террасой по соседству с моей. Блонди переступает порог, и я вижу неподдельный восторг в ее глазах.
За дверью небольшая спальня с белыми стенами, которые украшены резными барельефами под потолком. На полу светлая паркетная доска. В центре комнаты у трехстворчатого белого французского окна в пол стоит большая кровать из такого же темного дерева, что и двери. Над изголовьем кровати висит картина с изображением Парижа, а у ее изножья стоит небольшая оливковая банкетка с бежевым вязаным пледом. Комнату освещает низко свисающая с потолка лампа в виде уличного фонаря. И самое главное – лежа в постели, можно любоваться видом на океан.
– Никогда не видела ничего прекраснее, – шепотом произносит Эбигейл, остановившись у открытого окна.
– Что? А как же я? – положив руку на сердце, произношу я, пока она снова закатывает глаза, не переставая улыбаться. – Ты разбиваешь мне сердце, Блонди.
К противоположной стороне дверного проема подходит Эштон:
– Ну что, ты убедил ее остаться?
– Это оказалось проще простого! – самодовольно восклицаю я. Эбигейл фыркает и смотрит на меня, вскинув одну бровь. – Что? Перед моим обаянием сложно устоять. Спроси своего брата.
Эштон тяжело вздыхает и мотает головой.
Когда он перешел к нам в клуб, я услышал, как тренер сказал, что все корпоративные квартиры – те, что клуб предоставляет игрокам – заняты, и Эштону придется пожить некоторое время в отеле. Тогда я предложил ему поселиться в моем громадном доме, и он согласился.
Это было одним из лучших решений в моей жизни, ведь теперь со мной будет жить еще и горячая блондинка.
– Эбс, ты можешь разобрать вещи позже? – спрашивает Эштон. – Нам нужно кое-куда съездить.
– А вы не можете поехать без меня?
Мы с Эштоном одновременно произносим «нет».
Эбигейл всплескивает руками и восклицает:
– Ладно, сделаем вид, что вы совсем не странные. И куда мы поедем?
– Это сюрприз, – будничным тоном заявляет Эштон.
– Ни за что! Вдруг ты, – гневно произносит Эбигейл, указывая пальцем на меня, – отвезешь меня в бордель, чтобы я отработала свое годовое проживание здесь. Или ты, – указав на Эштона, Эбигейл продолжает, – упрячешь меня в психушку, чтобы меня признали недееспособной, отомстив тем самым за то, что вместо тебя мое состояние после смерти унаследуют импотенты. А может, вы оба отвезете меня к гребаному медиуму, чтобы вытащить из моего тела Мейзикин!
Мейзикин? О чем она говорит?
– Ладно, черт с вами! Мне уже ничего не страшно, я ведь победила Юстинианову чуму! – неожиданно кричит Блонди, протискиваясь в дверной проем между нами.
Я запрокидываю голову и смеюсь. Черт побери, как же я скучал по этому тайфуну в облике человека!
Захожу к себе в спальню, расположенную напротив комнаты Эбигейл, и надеваю футболку. А затем спускаюсь по лестнице вслед за Блонди и Эштоном, и мы вместе направляемся к гаражу.
– Вы же знаете, что выглядите как два придурка, так пялясь на меня? Кто-нибудь объяснит мне, что происходит? – сложив руки на груди, произносит Эбигейл, пока мы и в самом деле как два придурка стоим у гаража, пристально смотря на нее.
Переглянувшись с Эштоном и увидев его уверенный кивок, нажимаю кнопку на пульте, и гаражная дверь поднимается, открывая нашему взору потрясающий лазурный «Форд Мустанг» 1967 года.
Вам стоит кое-что узнать обо мне: помимо хоккея, мне нравятся автомобили. Редкие, коллекционные произведения искусства. И одно из них Эштон сейчас вручит своей сестре. Утром я пригнал эту малышку из мастерской своего друга Рекса, где ее приводили в порядок.
Как бы сильно мне ни хотелось стоять и любоваться автомобилем, я отрываю от него свой взгляд и смотрю на Эбигейл. Ее светло-голубые глаза сияют, а губы приоткрыты от удивления.
– Он твой, – едва слышно произносит Эштон, повернувшись к Эбигейл.
– Что, прости?
– Я купил его тебе. И прежде чем ты скажешь, что я не должен был этого делать, поспешу напомнить, сколько всего ты сделала для меня за последние два года. Я просто захотел купить его для тебя, – пожимает плечами здоровяк. – Он твой.
– Я… ты… – Эбби смотрит на него удивленными глазами, а затем подбегает и крепко обнимает. – Спасибо! Если ты таким образом хотел разжалобить меня, чтобы я снова вернула твое имя в завещание, то, считай, у тебя получилось. Где ты его раздобыл?
Эштон смеется и произносит:
– Поблагодари Рида, это его рук дело.
Мне становится неловко, что он приписал мне какие-то заслуги, но я забываю об этом, стоит только Эбигейл подойти ко мне.
– Спасибо, – шепчет она, легко касаясь своими губами моих, пока ее брат не видит нас.
О господи!
– Не могу поверить! – радостно восклицает она, разглядывая и изучая каждый дюйм автомобиля.
Я тоже не могу поверить. Она и в самом деле только что поцеловала меня?!
– Ну-у-у, вы так и будете стоять? Давайте же скорее ключи! – нетерпеливо кричит она, при этом прыгая на месте.
От этого зрелища мои губы расползаются в широкой улыбке. Ни разу в жизни не встречал девушку, у которой «Мустанг» с механической коробкой передач вызвал бы такую реакцию. Ни разу до этого дня. Практически любая девушка была бы счастлива получить «Мазерати» с откидным верхом или «Бугатти». Но Эбигейл Уильямс снова удивляет меня. Она необыкновенная.
Эштон, широко улыбаясь, протягивает ей ключи. Блонди аккуратно открывает автомобиль и садится на водительское сиденье.
– Ну привет, Каспер, теперь ты будешь жить у меня.
– Каспер? – недоуменно переспрашиваю ее я, забираясь назад.
– Я люблю давать клички автомобилям. Этот – вылитый Каспер! Только взгляни! – радостно сообщает Эбигейл, заставляя меня улыбнуться, а затем продолжает: – Я тебя не обижу, крошка, даю слово скаута. Ты и я против целого мира.
– Ты серьезно разговариваешь с автомобилем, будто он тебя слышит? – спрашивает усевшийся справа от сестры Эштон.
Эбби кидает на него грозный взгляд, а затем гладит руль «Мустанга».
– Ш-ш, извини, Каспер, не слушай этого сноба, он гоняет на безвкусном «Халк-мобиле», поэтому откуда ему вообще знать, что у тебя есть сердце, которого у него самого, кстати, нет. Бесчувственный, – тихо произносит Эбигейл, вызывая у меня смех. – Если вдруг он тебя еще раз обидит, то можем переехать его, я совсем не возражаю.
– Эй, это же я купил его тебе!
– Я уже поблагодарила тебя, лишив фонд борьбы с импотенцией кругленькой суммы. Мы в расчете!
Эштон запрокидывает голову и смеется.
– Тебе нравится?
– Он потрясающий! – Эбигейл с любовью смотрит на «Мустанг» и ослепительно улыбается.
Эбигейл
Вернувшись с местного фермерского рынка, где мы купили все необходимое для приготовления итальянской лазаньи с баклажанами, моего фирменного блюда, я поднимаюсь в свою спальню, чтобы переодеться.
Хватаю первые попавшиеся вещи из чемодана, ведь у меня совершенно нет времени разбирать его, учитывая, что на часах уже половина десятого, а мне еще предстоит заняться ужином. Надеваю хлопковые розовые штаны и короткий розовый топ на бретельках, лежащие сверху в чемодане, и спускаюсь на кухню, где помимо Эштона и Рида, облокотившись на островок, стоит высокий, широкоплечий, темноволосый парень в белой майке. Рид, перекладывающий купленные продукты в холодильник, замечает меня и говорит:
– Крошка Эбс, познакомься, это Рекс, мой друг детства. Без него твой «Мустанг» не выглядел бы так прекрасно.
Друзья Каспера – мои друзья. Пристально смотрю на Рекса, и тот выпрямляется, внимательно изучая меня карими глазами.
– Только не заменяй слово «спасибо» поцелуем, каким благодарила меня, – весело произносит Рид, тем самым заставляя меня ошарашенно уставиться на него.
Жаль, что я не могу силой мысли отдать этому голубоглазому идиоту приказ заткнуться.
Поворачиваюсь к Рексу и, мило улыбаясь, произношу:
– А расскажи, каково это – всю жизнь терпеть этого придурка? Ты, наверное, не вылезаешь из кабинетов психологов?
Рекс запрокидывает голову и громко смеется, косясь при этом в сторону Рида, который достает из холодильника бутылку эля[26] и протягивает ему.
– Рад наконец познакомиться с тобой, Эбигейл.
– Можно просто Эбби, – продолжая улыбаться, произношу я.
– А мне ты не говорила, что я могу тебя так называть, – нахмурившись, говорит Рид.
– Потому что ты с самого начала придумал мне какие-то идиотские прозвища вроде «Блонди» или «крошка Эбс».
– Они не идиотские.
– Идиотские. – Эштон пронзает Рида гневным взглядом и протягивает мне прямоугольную форму для выпечки и уже нарезанные баклажаны. Я усмехаюсь и с благодарностью смотрю на своего брата.
Лазанья – наше семейное блюдо. И Эштон умеет готовить ее не хуже меня, но всегда прибедняется и говорит, что именно я делаю ее такой вкусной.
Когда я была на очередном чемпионате Европы в Тосканской провинции, мы с ним и Лизой вместе посетили один ресторанчик, хозяин которого поделился с нами секретами приготовления своей фирменной лазаньи болоньезе с баклажанами. Так что все мы частенько коротали вечера за ее приготовлением. Думаю, я могу сделать ее даже с закрытыми глазами, настолько у нас уже все отработано.
– Итак, Эбби, ты надолго в Лос-Анджелес? – интересуется Рекс, делая глоток пива, пока я чищу чеснок и ставлю сковороду на плиту.
– Пока что на год, а дальше будет видно.
– Так значит, с фигурным катанием покончено?
– Покончено. – Тяжело вздыхая, наливаю немного масла на сковороду и опускаю в него половинки долек чеснока. Затем беру фарш и добавляю к чесноку, чтобы обжарить.
– Мне жаль. Говорят, что на льду ты была хороша…
– Горяча. Я говорил, что на льду она была горяча, – влезает в наш разговор Рид, открывающий бутылку пива.
Я поднимаю голову и недовольно смотрю на него. В его небесных глазах веселятся чертики. Неужели он не может держать рот на замке хотя бы сейчас, когда здесь его друг и мой брат?
– Ты же в курсе, что я стою в метре от тебя и все слышу? – сурово произносит Эштон, продолжая при этом опускать листы лазаньи в кастрюлю с кипящей водой.
Рид беззвучно извиняется. Я поворачиваюсь к Рексу и произношу:
– Ближайшие три месяца я буду сниматься в телешоу «Ледяные танцы», так что у тебя еще будет возможность лицезреть меня на льду.
– С удовольст… – говорит Рекс.
– Рекс не любит фигурное катание, – перебивает его Рид и направляется ко мне. – Тебе помочь с соусом, Эбби? – спрашивает он раздражающе-приторным голосом.
Бесит!
– Продолжишь в том же духе, и я посыплю твой кусок лазаньи ядом.
– Этого не будет, ведь мы уже выяснили, что я тебе нравлюсь, – тихо говорит Рид мне на ухо, наклонившись так близко, что его парфюм с ароматом цитруса полностью окутывает меня. На мгновение я закрываю глаза, наслаждаясь этим запахом.
Черт возьми, жить с ним в одном доме целый год будет гораздо сложнее, чем я себе представляла. Он сводит меня с ума.
– Нет, – наконец выдаю я.
– Лгунья.
– Ты мне не нравишься!
– Ага. Я тоже постоянно целую людей, которые мне не нравятся.
Когда я, шумно выдохнув, открываю глаза, Рид облокачивается на столешницу слева от меня и самодовольно усмехается:
– Так чем тебе помочь?
Ну что за кретин!
– Можешь пока очистить томаты и измельчить их в блендере.
– Очистить, в смысле вырезать вот эти зеленые штуковины?
– Ты умеешь готовить, Рид? – сдерживая смех, произношу я.
– Ага, гранолу с йогуртом или хлопья с молоком, – издает смешок Рекс.
– Вообще-то, я могу приготовить много разных блюд.
– Что, правда? За двадцать лет, что мы знакомы, я ни разу не видел тебя у плиты. Ты просто так охренительно хорошо скрывал этот навык от меня или как?
Больше не в силах сдерживаться, я начинаю громко смеяться.
– Накрой пока на стол, пожалуйста, – сквозь смех вежливо прошу я. – Справишься?
– Ха, ха. Оборжаться, – бубнит Рид и достает с верхней полки тарелки.
Сорок минут спустя мы садимся за стол. За это время я успела приготовить тройную порцию лазаньи, панцанеллу[27] и пару десятков брускетт с вялеными томатами, чоризо и рубленными томатами с базиликом.
– Все выглядит чертовски вкусно! – восклицает Рид и пробует кусочек лазаньи. – Мммм… Это божественно!
Боже мой, почему мне стало так жарко от мычания этого блондинчика?!
– У меня были мысли по поводу сдачи Эбби в сексуальное рабство, но я согласен взять плату едой.
– Никогда не упоминай слова «Эбби» и «сексуальное» в одном предложении, пока мы находимся в одной комнате, – морщась, произносит Эштон.
– Где ты научилась так превосходно готовить безглютеновую еду, Эбби? – интересуется Рекс.
– Годы жизни с братом-хоккеистом, – пожимаю плечами я и решаю перевести тему: – Рекс, а как ты оказался в Лос-Анджелесе? Рид упомянул, что ты друг детства, а он из Квебека, значит, и ты оттуда?
Рид замирает с ложкой в руке и бросает на меня странный взгляд, а затем продолжает накладывать в свою тарелку салат, пристально глядя на меня своими голубыми глазами.
– А ты внимательная, – улыбается Рекс. – После развода родителей мы с матерью перебрались сюда. Так что Рид и я оказались здесь примерно в одно время.
– И ты… чинишь машины?
– Не совсем, у Рекса своя автомастерская премиальных автомобилей, – произносит Рид, продолжая пронзать меня своим тяжелым взглядом. В его тоне мне слышится холод, и я не могу понять почему. Ему не нравится, что я интересуюсь Рексом? Все мои вопросы продиктованы элементарной вежливостью.
– Да, мы занимаемся тюнингом автомобилей премиум-сегмента, а также подбором автомобилей под определенные запросы. Часто ко мне обращаются известные люди, которые нуждаются в полной конфиденциальности.
– Это как?
– Ну, например, если нужно приобрести машину для любовницы втайне от жены. Или же просто необходимо во что бы то ни стало заполучить определенный автомобиль на аукционе, чтобы при этом не светить нигде свое имя.
– Кстати, что там с моим мотоциклом? – неожиданно спрашивает его Эштон.
– Ты решил снова сесть на мотоцикл? – удивляюсь я.
– Возможно, – уклончиво отвечает мой брат, пока я в изумлении на него смотрю.
– Пока ничего. Как будет информация, я сразу дам тебе знать.
После случая с Лизой мой братец не прикасался к мотоциклам. Хотя до двадцати трех лет он только и делал, что ездил на них и даже ни разу не водил автомобиль. Так что он и в самом деле очень удивил меня только что.
Остаток вечера пролетает незаметно. Мы болтаем о начале хоккейного сезона, о новом фильме со Стэйтемом, вышедшим вчера в прокат, о сестре Рида, которая перебирается сюда, в Лос-Анджелес, и о моих предстоящих телевизионных съемках в шоу про фигурное катание. Весь вечер я чувствую себя невероятно счастливой и умиротворенной, будто я впервые после смерти Лизы нахожусь в нужном месте.
Если бы у меня была возможность поменять дар, я бы хотела стать обладателем суперспособности воссоздавать день сурка, чтобы этот вечер повторялся вновь и вновь.
Эбигейл
Меня будит яркий свет лучей восходящего солнца, озаряющий спальню сквозь высокие французские окна. Тянусь к телефону, лежащему на тумбочке справа от кровати, – двадцать минут седьмого, то есть через два с половиной часа мне необходимо быть в ледовом дворце, чтобы приступить к съемкам в телевизионном шоу «Ледяные танцы». С тяжелым вздохом бросаю айфон рядом с собой и устремляю взгляд к белому потолку.
Господи боже, до сих пор не верю, что я действительно сделаю это.
Издав великомученический стон, заставляю себя сесть, любуясь открывающимся из окна видом на завораживающий океан, в котором так ярко отражаются солнечные блики. Как бы сильно мне ни хотелось провести в этой роскошной кровати огромных размеров весь день, нужно вставать.
Поднимаюсь с постели и подхожу к окну, наблюдая за спокойной гладью воды, не имеющей конца, а затем, в очередной раз отчаянно вздохнув, направляюсь в ванную, где принимаю контрастный душ. Вытираюсь полотенцем на ходу и открываю чемодан, чтобы найти тренировочную форму и коньки.
Вчера у меня так и не было возможности разобрать вещи, потому что наш ужин затянулся до глубокой ночи. Так что на поиски необходимого у меня уходит целых пятнадцать минут. Складываю вещи в свою спортивную сумку, надеваю розовое короткое шелковое платье-комбинацию и иду на кухню, где готовлю парням омлет и овсяную кашу с сухофруктами и орехами.
За шесть лет, что мы живем вдвоем с братом, я узнала о питании все. Серьезно, я могу дать фору любому диетологу и нутрициологу. Конечно, я и сама ответственно подхожу к своему рациону, но количество съедаемой мною пищи примерно в двадцать раз меньше того, что поглощает Эштон. Клянусь, его метаболизм просто не знает границ. Иногда у меня складывается впечатление, что мамонты не вымерли. Они вселились в тела хоккеистов.
Приготовив для парней завтрак, которым можно было бы накормить целое африканское племя, и на ходу жуя банан, выбегаю из дома, потому что на часах уже почти восемь.
Когда дверь гаража поднимается, мое сердце стучит в бешеном ритме. Не могу поверить, что братец и в самом деле купил Каспера для меня. Я знаю, что он может позволить себе приобрести даже гребаный небоскреб, если захочет, ведь Эштон – лучший защитник НХЛ, который зарабатывает примерно дохреналион долларов в год.
Дело не в том, что он купил мне машину, ведь я не могу сказать, что ощущаю какой-то трепет при виде классических автомобилей. Просто Эштон запомнил – именно эта малышка каким-то невероятным образом заняла особое место в моем сердечке. Однажды, когда его жена еще была жива, мы все вместе поехали в Техас на выставку автомобилей, где мне посчастливилось посидеть за рулем такого же «Мустанга». С тех пор прошло два года, наши жизни перевернулись с ног на голову, но Эштон сохранил это воспоминание о нашей последней совместной поездке и моей неожиданной любви к этому автомобилю цвета океана.
Хоть и говорят, что счастье не купишь за деньги, брату это удалось. Момент, когда я сажусь за руль этой крошки, делает меня чуточку счастливее.
Вы не представляете, как сильно я хочу, чтобы и Эштон наконец-то был счастлив. Он молод, красив, богат, невероятно умен и силен. Многие девушки отдали бы все, что угодно, чтобы удостоиться его внимания. Но он святой. Да, мы с ним не обсуждаем такие темы, но я знаю, что после Лизы он ведет себя как монах. А ведь прошло уже два года.
Прерываю свои размышления, подъезжая к крытому паркингу ледового дворца «Иглз-центр». Гигантское круглое здание, полностью выполненное из стекла, является домашней ареной для хоккейного клуба «Орлы Лос-Анджелеса», а также предоставляет в аренду несколько малых арен, одну из которых на ближайшие три месяца и снял телеканал ESPN для проведения съемок «Ледяных танцев».
Припарковав Каспера, по указателям спешно следую к лифту. Едва успеваю сделать несколько шагов в нужном мне направлении, как меня чуть не сбивает с ног красная «Феррари».
Мысленно кричу придурку за рулем, чтобы он смотрел, куда едет.
Почему мысленно?
Ну, во-первых, он уже априори придурок, а потому вряд ли мои слова вдруг заставят его научиться водить. А во-вторых, утром я не учла дурацкий трафик Лос-Анджелеса, так что мне нужно поторопиться. Я безбожно опаздываю, и у меня нет лишней секунды на разборки.
На панорамном стеклянном лифте поднимаюсь на третий этаж дворца, который, несмотря на столь ранний час, переполнен людьми. Получив на ресепшене пропуск спортсмена и отыскав свою раздевалку, переодеваюсь в тренировочную форму и направляюсь на лед, где меня встречают постановщик номеров Джеймс и главный тренер шоу Луиза, перед которыми я сразу же извиняюсь за свое десятиминутное опоздание. Моника, мой агент, уже просветила меня о моих обязанностях в шоу и прислала на почту все необходимые для подписи документы, так что мы с тренерским составом не тратим время на обсуждение формальностей, а переходим сразу к делу.
Сегодня наша первая и единственная тренировка, которая пройдет без видеосъемки. Но от этого мне ни капельки не легче. Я уверена, что мое стремительно колотящееся в груди сердце в сейчас слышно даже за пределами ледового дворца.
Мы с вами уже довольно долго знакомы, так что я должна вам признаться: я мазохистка.
Как иначе объяснить то, что такой мизантроп, как я, подписался на трехмесячное участие в съемках телешоу?
Спустя пятнадцать минут вальяжной походкой к бортику направляется версия Джастина Бибера с «Алиэкспресса», в которой я узнаю придурка, едва не сбившего меня на подземной парковке около получаса назад.
Фантастика!
Тиджей Морган – популярный двадцатисемилетний поп-исполнитель, ставший известным не столько из-за успешного сотрудничества с лейблом Heart Media Group, сколько из-за скандалов за езду в нетрезвом виде и многочисленных подружек-моделей. Тиджей – последний холостяк телевизионного одноименного шоу. Его послужной список устремлен к бесконечности и может составить конкуренцию даже Леонардо Ди Каприо.
Можно сделать вывод: поет Морган неплохо, но, судя по всему, пьет и трахается куда лучше.
– Тиджей, это Эбби. Эбби, это Тиджей. В ближайшие три месяца вы будете взаимодействовать как единый организм, – представляет нас друг другу Луиза.
– Хэй, детка, ты не ушиблась, падая с небес на землю? – спрашивает высокий темноволосый недоумок, как только я протягиваю для рукопожатия руку, которую он берет своей, оставляя на моей слюнявый поцелуй.
Не язви, не язви, Эбби. Ты же, мать его, профессионал.
Подумай о чем-нибудь хорошем. Например, о том, как овладеваешь телекинезом и со зловещей улыбкой на губах подбрасываешь его в воздух, а затем со всей силой впечатываешь в лед смазливой мордашкой. Или как его гребаную машину угоняют кровожадные авантюристы, попутно выстрелив ему в яйца…
– Я не падала с небес, я восстала из ада, идиот! – Подхожу к нему ближе и шепчу на ухо: – Видишь вон ту дверь позади себя? Она открыта специально для того, чтобы ты свалил отсюда. Не благодари.
Ха, вы же не думали, что я засуну язык в задницу при общении с этим олухом?
Ладно, не нужно меня критиковать, я не сужу человека по обложке. Да, он выглядит так, словно по утрам расцеловывает свои бицепсы, но подонок он по причине получасового опоздания и отвратительного стиля вождения.
Так что обойдемся без ваших нотаций.
– Уйти прежде, чем произойдет слияние наших тел? Ни за что! – Морган самодовольно ухмыляется и вслед за мной выходит на лед, где на протяжении следующих трех часов больше катается его смазливое личико, нежели обутые в коньки ноги.
Господи боже, эта тренировка поистине восхитительна! Гораздо интереснее, чем я могла себе представить. Как жаль, что нас никто не снимает, мне бы хотелось воспроизводить моменты встречи его мордашки со льдом вновь и вновь.
– Думаю, у меня есть потенциал, – неожиданно говорит Тиджей, поднимаясь со льда после очередного падения.
– Правда? И как долго ты собираешься его прятать?
Говнюк запрокидывает голову и смеется.
– Дьявол, твоя дерзость так возбуждает, – заявляет он, заставляя меня вскинуть брови от удивления.
– Учитывая список твоих любовных похождений, тебя возбуждает все, что дышит.
– Меня возбуждает, что ты навела обо мне справки, детка.
– В этом мире вообще есть хоть что-нибудь, что не возбуждает тебя? – закатив глаза, задаю риторический вопрос.
– Да. Животные! – морщится он, а затем принимается перечислять дальше: – Дети. Мужчины. Мертвые животные, дети и мужчины…
– На сегодня закончили! – громкая реплика тренера прерывает нашу перепалку, что заставляет меня выдохнуть и пулей отправиться в сторону раздевалки.
Это будет хуже, чем я себе представляла.
Гораздо хуже.