АВ Романов
Принц, принцесса, белая роза
– Может быть, она сама решит – кто ей пара… – говорю это скорее самому себе.
– Какая-то вы, Юлия, сегодня воинственная… – говорю непосредственно ей.
Открывается дверь. Из неё беспечным цыплёнком выпрыгивает Людмила, а дальше могучим танкером выплывает Вера.
– Отстрелялась! – говорит она. – Всё! Я инженер!
Выглядывает Тихон:
– Вячеслав Игоревич! Пойдёмте! Сейчас мы с Данилой.
– Поздравляю! Вам с Данилой ни пуха, ни пера!
– К чёрту!
Иду…
Лена
За ними ещё не успевает закрыться дверь, как Юлька подскакивает ко мне с вопросом:
– Ленка! Я надеюсь, что ты не будешь делать глупости!
– Какие глупости, Юля?
– С нашим Славиком…
– С Вячеславом Игоревичем? А какие глупости с ним я могу делать?
– Какие-какие! Детей, например!
– Кого?! – я поражена Юлиными словами. С чего она вдруг о детях? – Ты с ума сошла? Каких детей?
– Главное, что бы ты, Леночка, с ума не сходила!
– И не собираюсь!
– Можешь сказать, что это не моё дело, но я скажу: Славик – прошедший этап. Сказали спасибо и забыли. А он тебе ничего такого не предлагал?
– Про детей? Нет.
– Удивлена!
Удивлена она! Я тоже удивлена её удивлением! Придумает вот. Поделиться ещё с ней хотела… Вячеслав Игоревич недавно странную фразу сказал. До сих пор не могу понять – что она значит. Позавчера, когда все вопросы про защиту: и мою, и Данилы, и Тихона, обсудили, мы с ним опоздали в столовую. На пять минут, но выдачи еды уже не было. А есть хотелось. Я вообще очень часто хочу есть. Прошли дальше по улице, а там…
– Попытаем счастья? – спросил меня Вячеслав Игоревич. – Может быть, здесь нам удастся кого-нибудь съесть!
Я согласилась. Вошли. По названию – харчевня, взгляд в меню – чистый ресторан.
– Господи, как всё дорого! – ужаснулась я. – Вячеслав Игоревич, что будем делать?
– Мы, Лена, – ответил он. – Съедим всё, что нам понравится. Выбирай!
– Но дорого же! – повторяю я.
И улыбаюсь, кокетливо:
– Я вас разорю! Вы к этому готовы?
Он тоже улыбнулся:
– За один раз не разоришь, Елена. Видеть тебя голодной – вот подлинное несчастье. А деньги – это ерунда. Они и нужны, чтобы их тратить…
Пока ждали заказ, нам принесли блюдо с пирожками. Мол, мы в их заведении впервые, есть традиция, бесплатное блюдо дня от шеф-повара – пирожки с жаренной капустой. А мы её оба не любим, это давным-давно установлено.
– Капуста! – в сердцах сказала я. – Не люблю!
Вот тогда он накрыл своей рукой мою и, глядя прямо в глаза, очень серьёзно сказал:
– Лена! Хотите я уведу вас в мир, где вам никогда не придётся есть пирожки с жаренной капустой?
Вот и гадаю теперь. Что это значит? Шутка? Но почему сказано именно так, серьёзно, в глаза? В какой-то другой ресторан приглашает, где из капусты блюд нет? Непонятно. Вот и решила: если не поняла, то молчи – за умную сойдёшь. Промолчала… Но это не может же быть приглашением делать детей! Мне даже стало смешно. Представила, как Вячеслав Игоревич серьёзно так мне говорит:
– Лена-Елена! Пойдёмте делать детей!
Расхохоталась. Ерунда полная.
Не нравится мне тема для разговора, пытаюсь её сменить:
– Юля, а ты не волнуешься перед защитой? Меня вот опять трясти начинает.
– Волнуюсь, Ленка, волнуюсь, как дурочка. Казалось бы, мой папа – председатель этого действа, я знаю, что пятёрку мне поставят сто процентов, а всё равно волнуюсь. Кстати, Лен, ты идёшь работать со мной в конструкторский? Сейчас место для тебя есть, но день, два…
– Скорее всего да, Юля. Работать же где-то надо. Наши ещё будут?
– Вера и Тихон – точно. Ещё пара человек под вопросом.
– Тихона тоже в конструкторский? – удивляюсь. – Он же в другое место хотел…
– Тихона на производство. Он, если хочешь знать, уже месяца четыре работает. Премию заработал и отпуск маленький. Как раз для диплома.
Задумываюсь. Многие, оказывается, работу себе уже нашли. Одна я, как беззаботная бабочка, порхаю, ни о чём не заботясь… Нет, так быть не должно. Девчонки рядом, отец Юлин, если что, прикроет, наверное. Он у неё какой-то очень надёжный, правильный. Лучшего места для работы мне и не найти. Решено!
– Знаешь, Юль, пойду. Сто процентов. С тобой, с Верой. Всё проще будет…
– Только я в конструкторском полгода буду, учти. Меня родители решили на финансы двигать, в мамину епархию. А решение твоё правильное, Ленка! Правильное! Будем зажигать вместе! Свобода! Деньги! Мужчины! Приключения! Знаешь, сколько там молодых парней работает?!. Подберём тебе нормального, ты же у нас серьёзная, на глупости не размениваешься… Жизнь – она сегодня только начинается! Или, если точнее, то завтра. Или – когда отдохнём недельку от учёбы.
Двери опять открываются. Возникает Наталья Алексеевна, Вячеслав Игоревич, Данила, «зори здесь тихие». Браты-акробаты, Юрец и Сергей, начинают свою суету, сейчас их очередь. Потом защищается Юлька, потом уже я. Данила словно раздулся, наверное, от гордости. Вячеслав Игоревич поздравляет его, чего-то желает. А вот Тихон не очень радостный. Данила подскакивает к нам:
– Лена, Юля! Ни пуха вам, ни пера! Я – готов! Инженер…
– К чёрту! Поздравляю, – осторожно отвечает Юлька.
– К чёрту! Поздравляю! Я искренне рада! – говорю я.
– Я на улицу сбегаю, – зачем-то сообщает он нам. – Меня прямо прёт всего от этого!
Убегает. Вячеслав Игоревич негромко говорит Тихону:
– Ты молодец, Тихон. Хорошо держался. Жаль только, что растерялся, мямлить чего-то начал. Ну да будем надеяться…
– Вячеслав Игоревич! – потерянно говорит Тихон. – Ну они что, идиоты? Как я этот второй метод в свою фитюльку засуну?! Там памяти одной до хрена… И мне не нужна точность! Мне реакция системы нужна! Они что, не соображают? Глупый абсолютно вопрос…
– Вот так, Тихон, ты и должен был отвечать, – говорит Вячеслав Игоревич. – Только технически грамотно, конечно. Они теоретики. Второй метод точнее, чаще используется. Вот и спросили: почему ты его не рассматривал даже.
– Ну у меня же все параметры, все требования – всё было расписано. Разве сложно сообразить?!
– Это тебе всё понятно. Ты с этой системой сколько возишься?
– А-а-а, – машет рукой Тихон, но потом оживляется. – Кстати, а где вы этот отзыв взяли? Я аж заслушался. Ни шиша себе, думаю, сколько я полезного сделал! Позавчера, когда обсуждали, его не было.
– Вот когда обсуждали, я и понял, что он нужен. Моя вина, что раньше этим не озаботился. Вчера весь день его получал, подписывал, печати ставил…
Во-от вы где были, оказывается, Вячеслав Игоревич. А я уже хотела обижаться. Обещали, что пойдёте со мной гулять. Сами говорили: перед защитой надо хорошо выспаться, погулять, отдохнуть. Я выспалась. А гулять мне не с кем. С Юлей – не хочу. Даниле, дураку этому, звонить? Куда, в общежитие? Вот разбежалась прямо! Я – не идиотка! Хотите, что бы я погуляла, Вячеслав Игоревич – гуляйте меня! Да ты просто раскапризничалась, Ленка! Как кисейная барышня. Да. Ну и что? Я что, всегда серьёзной должна оставаться? Я что, даже покапризничать не могу? Гуляйте меня – и всё! И потом я подумала, что это здорово! Почему мы только по учёбе встречается? Напросилась, короче. Вячеслав Игоревич сказал, что очень, очень постарается… А потом звонит: Лена я не успеваю, извини, дела, работа…
– Получается, – переспрашивает Тихон. – Что вы сами этот отзыв написали, а потом Юлиного отца подписать попросили?
– Нет. С Юлиным отцом я не в таких отношениях, чтобы о чём-то просить. А отзыв написал твой непосредственный начальник.
– Степаныч? – поражается Тихон. – Он, разве, кроме как матом, разговаривать умеет?
– Разговаривать – не знаю, а писать, как видишь, умеет.
– Поня-ятно… – тянет Тихон, заметно повеселев.
– Будем надеяться, не переживай.
– Чего мне переживать, – машет рукой Тихон. – Формальности это всё. Никакого значения они не имеют…
Молчим. Ходим. Переживаем опять. Как долго тянется время… Наконец-то! Вываливаются два акробата, Юрец, Серёга, довольные, отстрелялись, физиономии от счастья перекошенные.
– Поздравляем!
– И вам ни пуха, ни пера!
– К чёрту!
Заходим мы с Юлей. Вячеслав Игоревич с нами.
Славик
Ну вот и очередная «смена караула». Юле, тихо, в спину:
– Удачи!
Усаживаюсь в стороне. Елена – рядышком, справа. Чтобы держать проход мимо нас свободным, двигаю стул совсем впритык к Лениному. Ощущаю… не знаю чего, сложно определить: всплеск энергии?, электрический удар?, шок? – просто её коленка касается моей. Даже сквозь штанину чувствую, какая она тёплая. Тёплая и почему-то красивая. Уверен, что красивая, хотя глазами и не смотрю. Я смотрю на неё. Совсем изволновалась, покраснела, в глазах, похоже, отчаянье, паника, слёзы. Глазами ищу её руки. Они, оказывается, аккуратно лежат на коленках. Поневоле смотрю на них. И на руки, и на коленки. И в самом деле – красивые… А то ты этого раньше не знал, Слава? Знал, но ещё раз увидеть – приятнее. Накрываю её руку своей, тихонько глажу – получается и руку и коленку немного – успокаиваю. Говорю ей тихо, в самое ухо, сквозь волосы:
– Не волнуйся. Ты со всем справишься.
Она благодарно кивает. Убираю свою руку. Ой, как же не хочется этого делать! Разрыв контакта ощущаю почти физической болью…
А Юлия тем временем разворачивает своё выступление. Теория, как вижу, безукоризненно. Петрович, к кому она от меня убежала, в этой теме силён, как никто. Я бы так красиво её теоретическую часть не выстроил. А практическую реализацию она сделала фактически сама. Я, Лена, Тихон, и даже Данила ненавистный ей помогали, но не сильно.
Доложилась. Стоит, зелёные флюиды вокруг разбрызгивая. Мельком гляжу на её отца, он здесь – председатель комиссии. Ох, он доволен и горд. Есть чем, чего уж там. Отлично Юлия выступила. Набираю уже воздух в легкие говорить Елене «Удачи!»…
– А скажите-ка, Юлия… Степановна? Так, кажется?..
Федорыч… Вот неймётся человеку… Он что, реально желает доказать её отцу, что она дура, как он когда-то определил? Во-первых, это неправда, во-вторых – зачем?!
Что спрашивает? Э-э-эа, отлегло от сердца: в реализацию полез… Сюрприз вам тут будет, Фёдорыч. В теории, может, и поймали бы, а здесь… Глухо! Сама она всё это делала. Ручками, как говорится. Чему был неоднократным свидетелем. Лишь бы не растерялась и не запуталась… Давай, Юльчик, аккуратно, не спеши. Выслушай вопрос. Подумай…
Елена, смотрю, тоже за подругу волнуется. Меня за руку схватила, сжала.
Молодец, Юленька! Да, так не делают обычно, но в твоём случае это оптимально. Правильно. Вспоминай, Тихон тебе это подсказал… Что у нас далее? Зачем такой способ адресации? Это просто, это ты сама выбирала… Ещё вопросы? Так и нечестно, пожалуй. А это почему так? Вспоминай! Кривульку строили, экстремум находили… Ай, молодец! Кривую покажешь, формулы полученные… Надо только в напечатанном экземпляре диплома найти… Потому что в памяти этого никто не держит… Уверен, что в твоих записочках это есть, но зачем об этом говорить? Листать будем, искать… А время идёт. Молодец! Ага. Можно успокоится? Не-ет?! Ещё вопрос? Да что же это такое?!. Пора уже административный ресурс в дело пускать! Хватит человека мучить!..
Выстояла! Молодец! Горжусь тобой, Юлия! Вот бы Тихон с таким же жаром свои решения отстаивал. А то растерялся… Теперь Лены-Елены очередь.
– Удачи, Лена!
Юлия садится на её место. Тяжело дышит, как после пробежки. «Дыни» её симпатичные спазматически вздрагивают. Ведь и правда симпатичные, не один я это замечаю. И ведь не кажутся какими-то огромными, но взгляд притягивают моментально.
– Молодец, Юлия! Очень достойно! Поздравляю!
– Спасибо.
А вот Ленино выступление не такое яркое, как у Юлии. Оно очень отрешённое. Так, словно это мы – здесь, а её работа – она где-то там, на небесах. Я практически спокоен. Вопросы, если и будут, то общего плана. Спецов особых по этой теме нет.
– Доклад закончен…
Пауза. Неужели вообще вопросов не будет?
– А скажите-ка…
Опять Фёдорыч… Вот неугомонный. Как маньяк какой-то! Что он там спрашивает? Соберись, Леночка… О-ой, какой гадкий вопрос… Как он их выискивает только? Как будто знает. Чувствую, что мою руку опять стискивают. Мимолётный взгляд – Юля теперь волнуется… Правильно, в плохом Ленка положении. Этот алгоритм – единственное, что она не сама делала. Этого я объяснить не сумел, просто написал, потом вместе только отлаживали. Здесь как-то нейтрально надо отвечать, Лен… Уходить в сторону… Ой, какая ты умница! Вот как тобой не восхититься! Надо же, так обтекаемо… Получается, и он прав, и у тебя тоже – всё правильно… Даже слабость какую-то ощущаю от облегчения… Пронесло? Вопросов больше нет?
Что? Вопрос к руководителю? Это ко мне, да? Я вот здесь… Пытаюсь понять, что спрашивают… Насколько? Красивы? Наши? Дипломантки?.. В смысле?, это вопрос такой? И что отвечать? Растеряно говорю:
– Да обалденно красивы…
Смеются. Хохочут! Это шутка была, понятно…
– Обалденно красивы! – уверенно повторяю. – Особенно моя Лена-Елена.
Перевожу взгляд на неё. Радостная, гордая – настоящая Елена Прекрасная! Раскраснелась, для глаз приятно. Как спелое летнее яблочко…
Лена
Я даже не поняла, что всё закончилось. Все засмеялись, засуетились. Юлин отец помахал мне рукой:
– Молодец, Лена! Поздравляю! Теперь к нам, надеюсь?
Сама Юлька подскочила, что-то начала говорить. Вячеслав Игоревич тоже подошёл. Поздравляю! Поздравляю! Спасибо. Сквозь эту суету прорезается жалобный возглас Женьки, последнего из братов-акробатов:
– Девчата! Освободите помещение! Я ещё не защищался…
Ему вторит строгий голос Натальи Алексеевны:
– Защиты ещё продолжаются.
Юля хватает меня и буквально тащит за собой… Тараторит:
– Нет, ну ты представляешь! Вцепился в меня как клещ! А почему это?.. А как здесь?.. А зачем?.. А где?.. Хорошо, что я всё знала, всё вспомнила. Папа очень доволен, по глазам вижу. Его я больше всего боялась, а он вообще ничего не спросил… Ленка, очнись! Нам до вечера ещё столько дел!
Останавливаю её:
– Подожди, Юля. Мне нужен Вячеслав Игоревич…
– Зачем?! – в эйфории предыдущей речи восклицает Юлия.
Сталкиваемся взглядами. У неё в глазах будто сочувствие какое-то. А ещё кажется, что они говорят мне: «Дура!». Сама дура! Оборачиваюсь. Вячеслав Игоревич стоит метрах в двух от меня. Ему что-то говорит Наталья Алексеевна, но он, похоже, не очень её слушает. Он смотрит на меня. Как очень часто в последнее время. Думаю, что я слишком привыкла к этому его восхищённому взгляду, поэтому пугаюсь. Сейчас он смотрит как-то немного иначе. Делаю шаг.
– Всё в порядке, Вячеслав Игоревич? Вы довольны защитой?
Наталья Алексеевна недовольна: перебивать некультурно… Но Вячеслав Игоревич бормочет: «Извините!» – и делает шаг ко мне, оставляя её за спиной.
– Всё прошло просто великолепно, Елена. Пойдёмте. У меня есть для вас подарок.
Но я не верю, что всё великолепно. То есть прошло-то всё хорошо… Просто я знаю этот оттенок его голоса. Так он говорит, когда уже исчерпал все аргументы, отчаялся объяснить глупой Юле, или глупой мне – что-то. Так же он говорил про тот злосчастный алгоритм.
– Ладно, Лена. Это действительно очень сложно. Я подумаю, как это сделать. Займитесь лучше… – а потом просто принёс готовый кусок кода, и мы вместе его отлаживали.
Я не понимаю: почему. Ведь сегодня он никому ничего не объяснял… Но тут до меня доходит его последнее слово. Подарок! Это как на Новый год? Я люблю подарки. Я обожаю подарки! Правда, мне их не часто дарят…
– Подарок? Настоящий?!
Он усмехается:
– Конечно, настоящий! Разве подарки бывают какие-то другие?
Идём по коридору. Я – чуть сзади. Нюхаю его любимый одеколон. Если честно, то в «газовых атаках» девочек Вячеслав Игоревич и сам немного виноват. Ненормально это, когда человек пахнет свежими огурцами. Как поросёнок какой-то.
– Лена, вы ничего не понимаете в мужском парфюме. Это очень модный одеколон, «О'жен», если вам интересно…
Это когда я неудачно пыталась его воспитать. Ну ничего, Вячеслав Игоревич, я упорная, я ещё доберусь до вас и ваших запахов. А вот моя туалетная вода и духи ему нравятся… Некстати вспоминается Юля с её удивлением…
Вдруг откуда-то выскакивает Данила, размахивает руками, даже не говорит, орёт:
– Ленка! Батя приехал! Там такая байда, жесть! Пойдём, ты мне нужна!
И хватает меня за руку. Больно. От него сильно несёт коньяком. Срываюсь:
– Идиот что ли?! Пусти! Мне некогда!
Удивлённый, он отступает. Я не истеричка Юля. Я всегда серьёзна, спокойна и выдержана. Поэтому мой псих ему непонятен… Вячеслав Игоревич открывает дверь аудитории:
– Заходите, Лена.
Вхожу. Как же всё здесь знакомо. Вот уголок Тихона. Раскуроченный компьютер, паяльник, детальки, складированные и подвесные гирлянды плат, переключателей, разъёмов, да и вообще не пойми чего. Тихону невозможно объяснить, что компьютер бывает не только в его личном пользовании. Вот тут обычно сидел Данила, а вон там – Юлия. Даже работая вроде как вместе, они сохраняли меду собой не меньше пяти метров пустого наэлектризованного пространства. Вот стол, куда на лист ватмана я обычно вываливала содержимое своей сумочки, разыскивая что-то. Ватман лежит до сих пор, ждёт меня. Вот стул, на котором я рыдаю, когда не могу что-то понять. Здесь же Вячеслав Игоревич намазывал мои веки найденными тенями. Почему я не делала это сама? Потому что в этой комнате нет зеркала. Они здесь не живут. На четвёртом курсе мы скинулись всей группой, и подари сюда одно, но через день оно лопнуло, разлетевшись на миллион осколков. Поэтому он меня и намазывал. «Как курица лапой накрашена!» – сказала потом моя мама. А я удивилась: «Неужели вы умеете это делать?». А он рассказал анекдот:
– Вы умеете играть на скрипке?
– Не пробовал, но, наверное, умею.
– А вы сейчас вся заплаканная и на нервах, – сказал он мне. – Попробую. Вдруг получится…
А вон там, за компьютером Вячеслава Игоревича, сидела я. Там и сейчас торчит моя любимая флешка с розовыми ушками.
Вдруг понимаю, что это всё уходит в прошлое. Возможно, что я здесь вообще в последний раз. Это как бы прощальное посещение. Становится очень грустно…
– Лена. Это вам.
Вячеслав Игоревич передаёт мне… цветок. Это роза. Белая. Совершенно одуряющий запах. Чувствую жар во всём теле. Наверное, я сейчас сильно покраснела. Я вообще легко краснею. А ещё я легко теряюсь. Как происходит и сейчас… Видимо, надо сказать: спасибо. Что вообще говорит девушка, когда ей дарят цветы? Пытаюсь вспомнить: когда мне их дарили? Мама, папа, брат, сокурсники на день рожденья… С семьёй – понятно. День рождения – это тоже понятный повод. Зачем вы, Вячеслав Игоревич, дарите мне сейчас этот цветок? Это что, прощание? А если я не хочу с вами прощаться? Смотрю на Вячеслава Игоревича. Он похож на аварийное сообщение. Тоже красный, напряжён как струна. И в глазах – слёзы, я вижу их. Недавно я с родителями провожала брата. Он уезжал в Канаду, на заработки. Ему надо было спешить, хотя он и хотел дождаться моего диплома, поздравить. Провожали надолго. Определённости – когда ещё увидимся – не было. И он, такой же напряжённый и со слезами в глазах, стоял на подножке поезда. Прощался. Мне становится очень горько. И, наверное, оттолкнувшись от предыдущей грусти, из глаз, помимо моей воли, потекли слёзы.
– Что с вами, Лена?! – Вячеслав Игоревич, встревоженный, пытается поймать мой взгляд, взять за руку.
Руки мои заняты. Одна держит его цветок, другая сумочку, расстёгнутую, как всегда. А лицо я прячу. Уверена, что я красная, как свекла. И слёзы ещё… Я знаю, что потёк мой праздничный макияж. Сейчас я некрасивая, не надо на меня смотреть. Как мне сказать ему, что не цветы мне от него нужны. А что тебе нужно от него, Лена? Его восхищённый взгляд? Его присутствие рядом? Ты сама-то себя понимаешь? Нет. Но мне нужен он сам. Я не хочу прощаться…
– Мне не нужны от вас цветы… – пытаюсь объяснить…
Дверь с треском распахивается. Кто-то хватает меня за предплечье и с силой тянет в коридор.
– Оценки! Объявляют оценки! Ленка, бегом!
Запах, голос… Данила. Придурок! Практически волочёт меня…
– Пусти! – ору.
Я ещё не всё сказала вам, Вячеслав Игоревич… Но я уже в коридоре. Захлопывая за мной дверь, штатно пыхтит пружина. Доносится его слабый голос, почти отголосок:
– Лена. Подождите. Я вам…
Или: «Я вас…» – очень тихо, не разобрать… Данила внезапно оказывается прямо передо мной.
– Ты чего красная? И зарёванная? Он что, … тебе предложил?! Урою, суку!
Данила говорит мерзкое слово. Приходит мысль, что Юлино «делать детей» подразумевает, в сущности, то же самое. Но если у Юли это было смешно, то здесь – мерзко. Я вообще не люблю мат. А Вячеслав Игоревич называет его «заклинания технической магии». Чуть ли не лекцию нам читал, что с помощью подобных слов можно заставить техническое устройство работать. Но если их часто использовать, то… «насыщенность заклинания» пропадает, эффект не тот… Срываюсь в истерику:
– Пусти! Идиот! Ублюдок!.. Крысёныш!
Последнее слово – это Юлина «тяжёлая артиллерия». Так я и не знаю, на чём основана их вражда, но это Юлино «крысёныш» всегда Данилу осаживало. Как удар под дых, лишало его важности и значительности. Сработало и сейчас. Он отпустил меня, отступил, произнёс почти миролюбиво:
– Так оценки же… Только тебя все ждут.
Славик
Что же ты сделал неправильно, Слава? Почему ей не нужны от тебя цветы? Может и вообще ничего от тебя не нужно? Но почему? Что произошло? Где, когда и чем ты её обидел?
Отвратительной толстой иглой колет произошедшее! Вот ты вручаешь ей розочку. Глаза у неё грустные. Она усталая от психологического напряжения, но одновременно ей легко, так как учёба закончилась. У неё же вообще огромный период жизни закончился! Возможно, её пугает будущее. Хотя едва ли, насколько говорили, она вместе с Юлей собиралась работать. Да не об этом ты думаешь, Славик… Она вообще спокойная, уравновешенная, рассудительная девушка. Серьёзная, хотя и забывает сумочку свою застёгивать. И вдруг – покраснела сильно-сильно и начала плакать. А глаза? Она прятала их, но если удавалось поймать её взгляд, то там был какой-то испуг, паника. Словно ты предложил ей что-то стыдное, а она и отказаться почему-то не может, и принять это – её душа тоже не в состоянии. Поэтому и слёзы! Что ещё в таком положении делать, как не плакать? Но что стыдного ты ей предложил? Ты даже ничего не сказал. Не успел… Может, вручение цветов в их системе молодёжных ценностей, незнакомой тебе, означает что-то плохое? Расставание, прощание. Может, белая роза – это как раз такой знак? Нет, такого не может быть, это чушь! Ну не может такого быть! Что же тогда?.. Знать бы, что она думает…
А почему ты раньше никогда не дарил ей цветы? На восьмое марта, например. Очень уместно было бы… И Юлии можно было бы подарить для маскировки… Почему, почему? Лопух потому что… Дурак. И день рождения у неё был, наверное. И на него уместно цветы дарить… А ты даже не знаешь – какого он числа! Месяца! Лопух, одно слово.
Может ты её испугал своей напористостью? – Ага!, пёр как танк, как же!
Может быть, мне надо бежать? Сейчас, пока они здесь, и спросить: в чём я виноват? А если… а если ты будешь прилюдно послан?.. Без всяких объяснений. Позор? Ты боишься позора? Слухов? Кривых улыбочек?.. Без этого, наверное, уже не обойдётся. Выбежала красная, в слезах. Уверен, что кто-нибудь, да видел… Может этим ещё потом и гордится придётся? Завтра, небось, кто-нибудь похлопает по плечу:
– Да ты мужик, говорят! Девицы от тебя красные, зарёванные, растрёпанные выбегают. Одежда порвана, трусы вместо лифчика надеты. Ты там поосторожней! Родные, любимые… Идолов-то никаких. Был вот в другом корпусе один такой – в больнице уже лежит…
И почему на свете столько идиотов?
Опять не о том думаешь, Славик. Если тебя стоит послать, если тебя надо послать – пусть пошлёт! Да, пока она ещё здесь… Поднимаюсь, иду на выход. Но не успеваю пройти и половины пути, как в аудиторию заглядывает наш заведующий.
– Вот ты где спрятался, Славик, – он входит и закрывает за собой дверь. – А то пошёл бы там, закусил, пока Фёдорыч всю водку не выпил. Хотя я помню – ты не любитель. Но сегодня можно. Каких орлов и орлиц воспитали, а! Степан Степаныч доволен, как слон. Нами. Дочерью. А это важно, Славик, для нас он и его заводик очень важны. А Юлия-то, у-ух?!! Ну ты видел сам – держалась, как Сталинград! Петрович, конечно, гений! Что Вера, что Юля. Да даже Людочка эта загадочная была на высоте. Правда, пока думала ответ на вопрос, мы сами его забывали. Ох и смеялись потом… Ты чего смурной какой-то? Случилось чего? Дома проблемы?
– У меня всё в порядке, – отвечаю.
– Это хорошо. Ну так вот… Гений, говорю, Петрович! Блестяще, можно сказать, не самую умную студентку подготовил! Так, что она самого Фёдоровича по носу щёлкнула! Ты, Славик, смотри, работай, перенимай опыт. Учись у него. У меня, у Фёдоровича. Учись работать со студентами, пока мы, корифеи, живы. А то потом и научить вас, молодую поросль, некому будет. Твой-то руководитель уже…
– Уже, к сожалению, да… – говорю искренне. – Мощный был дядька!
– Вот именно – мощный! Могучий! Слушай, а я ведь помню тебя. Не студентом, а уже когда работать пришёл. Тощий такой, ручки, ножки из рукавов и штанин торчат. Лохматый всегда. Сейчас-то ты посолиднее одет. А на вид всё равно – мальчишка. Тебя студенты за своего не принимают? Мне вот так и хочется поинтересоваться: какого преподавателя вы тут делаете?..
Я, стало быть, улыбаюсь смущённо – уж какой есть, ха-ха!
– Так вот, – продолжил он. – Учись, чтобы не в грязь лицом. Хотя твои протеже сегодня тоже неплохи были. Ну-у, Данила это понятно. Он Фёдоровича кадр фактически. Лена эта… как ты её называешь? Прекрасная? Сказочная? Тоже нормально. Зорину, конечно, натянули оценочку, но Степан Степаныч щедрый сегодня – всем пятёрки! Тем более, что он у него на заводе уже что-то делает. Кто мы такие, чтобы спорить с работодателем?.. Ладно, заболтался я. Ушёл! Сегодня уже не ищите…
Уходит…
Выскакиваю за ним в коридор… Пусто… Бросаюсь на выход, на улицу. Может там?.. – Нет, тоже не повезло.
Что же делать?..
Спокойней, Славик! Вспомни сам себе свой совет! Подумать надо. Не спешить бежать, ломать, искать, крушить… Подумай! Иди выпей грамм сто, как советовали. Выпьешь, посидишь, подумаешь… Может, оно и так. Возвращаюсь.
Лена
– Спасибо, Юля, что меня так быстро в нормальный вид привела. Внешне хотя бы…
– Фигня вопрос! Что случилось?
– Розу он мне подарил! Красивую! – показываю ей свой цветочек, но от этого слёзы опять почему-то потекли из глаз…
– Ага! И от этого ты разревелась! Так я и поверила… Что сказал? Любовь прошла? Наша встреча была ошибкой? Желаю вам счастья, Лена-Елена? Добро пожаловать во взрослую жизнь?
– Ничего не сказал, Юль! Совсем. Но хотел, наверное. Данила, придурок, ворвался, орать начал, схватил меня, поволок. Во, видишь, даже красное на руке от его пальцев…
– Заметила, что у Данилы какое-то радостное событие сегодня, помимо защиты…
– Мне к Вячеславу Игоревичу надо…
– Пойдём, горе моё… Только я тебе мнение своё всё равно скажу. Не нужен он тебе. Старый, бесперспективный.
– Юль! Но ведь он чуть старше нас выглядит… Вот когда заговорит, тогда понимаешь – да…
– Да это ещё хуже, Ленка. Физиологию и старость организма никуда не денешь… И сама сказала – когда заговорит! О чём вы с ним говорить будете? Или ты на что надеешься?.. Стой, там заведующий к нему зашёл…
Ждём минуту, две…
– Лен, – осторожно говорит Юля. – тут дел ещё…
– Я всё понимаю, Юлечка, иди…
– Нет, я тебя одну не брошу. Пойдём, я тебя в газельку отведу. Папа нам её на весь день дал. Вместе с Колей. За продуктами ещё ехать, шашлыки вечером. Поляну чистить, костёр жечь… Посидишь там, поплачешь в газельке… Там и умывальник есть. И даже биотуалет, хотя он противный.
– Но как же…
– Лен, ты на себя в зеркало посмотри, – перебивает Юля меня. – И поймёшь, что я права. Ты во всеоружии быть должна! Прекрасная! Как яблоко это… Летнее!
– Как румяное летнее яблочко… – я невольно улыбаюсь, вспоминая эти слова Вячеслава Игоревича.
– Вот именно! А то даже висюлька твоя на сосульку похожа стала. Пойдём. В одном городе живёте, в конце концов. Телефоны есть. Как дети…
И мы уходим…
Славик
Вернувшись обратно, встречаю Наталью Алексеевну. Она выкладывает на Еленин ватман пластмассовые тарелочки с сыром, колбасой… Говорит, увидев меня:
– Пришла вот вас подкормить, Вячеслав Игоревич. Корифеи разошлись, но немного продуктов осталось. Крепкого, правда, ничего нет. Может быть, вы вина со мной выпьете?
– Спасибо, Наталья Алексеевна…
Начинаю свою типовую отговорку, но одёргиваю себя. Ты зачем возвращался, Слава? Вино ещё и лучше. У крепких напитков резкий запах всё-таки. А от ста грамм вина – никакого запаха.
– А вот и выпью! – неожиданно заканчиваю фразу.
– Здорово! – радуется она. – Хоть старушечьи причитания послушаете. А то эти всё: за процветание!, за корифеев!, за алгоритм совместной работы пера и молота!.. Слушать противно.
Наливаем, чокаемся.
– За выпускников!
– Да-а, – задумчиво говорит Наталья Алексеевна. – Очередные птенчики из гнезда выпорхнули. Им теперь клювы, перья, когти растить… Жить-поживать – в жизни выживать. Красивые все, милые такие. Юлечка, Верочка, Леночка, Данилка, Серёжка, да все… Как-то их судьба сложиться?..
– Поживём – увидим! – отвечаю.
Посидели немного, поговорили. Придумать я ничего не придумал, но успокоился вроде. Хотя «не ничего» – есть призрачный шанс, что наше свидание для похода в столовку она вспомнит. Сегодня оно и лишнее по всему, но вдруг… Остаётся подождать.
Наталья Алексеевна, немного посидев, тоже собирается домой.
– Вы, Вячеслав Игоревич, как всегда ещё остаётесь? Умрёте вы на работе… До свидания.
Собираюсь выйти в коридор на дежурство. А вдруг! Надежда-то – она всегда в сердце… Возвращается Наталья Алекеевна.
– Забыла передать: вас же, как молодого и перспективного, на доску почёта решили повесить.
– Помню такое дело. Я даже фотографироваться ходил.
– Фотографии готовы. Лежат в отделе, где архив. Вот, я записала, инструкция. Забрать фотография, пойти, купить рамку определённую, вставить фото. Потом – в профком. А там скажут…
– Они дадут дрель, молоток, заставят вешать фото собственноручно…
– Не исключено… – улыбается Наталья Алексеевна. – До свидания, теперь уже окончательно…
Не на дежурство даже выхожу. На патрулирование скорее. Но напрасно. Народ есть, Лены-Елены не видно.
Около трёх часов дня внезапно заглядывает Данила. Входит, плотно прикрывает за собой дверь. В руках у него пакет. Его он мне и протягивает со словами:
– Вячеслав Игоревич! Мы тут решили вам презент небольшой от нашей компании дипломантов. За то, что возились с нами, терпели нас. Я, Елена, Тихон и даже Юлия, хоть мы с ней и в контрах, скинулись – и купили, вот. Примите от всей души! Спасибо вам!
