Артём Помозов
Проклятое место. Лестница в небо
Глава 4
Стать призраком
Коннору было не привыкать восставать из мертвых. Столько раз уже. Первый – еще в армии, второй – на Большой земле, в ту роковую ночь, когда он впервые запачкал себя кровью, третий – в Карьере. И вот, кажется, четвертый. Что поделать? Жизнь наемника довольно жесткая.
Напавшие слиняли полчаса назад. Никите повезло, что убийцы торопились и не стали проверять всех мертвецов. Было самонадеянно и глупо полагаться на то, что взрыв положил всех. Но, наверное, воодушевились тем, что смогли захватить в плен самого Андрея – заместителя лидера «Анархистов».
Как оно вообще было?
Двое бойцов подхватили Андрея да потащили в лес. Спустя пять минут еще не до конца отошедший от взрыва Никита расслышал рев моторов.
Сталкер убрался подальше от места бойни, даже не посмотрев в сторону трупов тех, с кем еще совсем недавно перебрасывался словами в «буханочке».
Шел недолго, вымотался быстро, решил сесть на трухлявый пенек и закурить. В мозгу прокручивался сценарий дальнейших действий. Одна сцена. Вторая. Третья. И, нездорово рассмеявшись, Коннор вдруг понял…
…настало время вновь стать призраком…
* * *
Никита терпеливо ждал. Это он умел – научили в армии. Там, на самом-то деле, много чему полезному научили, вопреки расхожему мнению, что армейка – это удел для тупых людей, которые не видят ничего плохого в том, чтобы бессмысленно потратить несколько лет жизни. С одной стороны, оно так. Но с другой – человек, заинтересованный в том, чтобы убивать и при этом не быть убитым, почерпнет для себя несколько премудростей и несколько установок.
И Никита почерпнул.
Приклад «Винтореза» упирался в плечо. Перекрестье оптического прицела смотрело на разбитую дорогу. Наемник оставался невозмутимым: ровное дыхание, ровное биение сердца, палец даже не подрагивал на спусковом крючке. Со стороны он напоминал памятник какой-нибудь машине для убийств.
Внедорожник, что сейчас показался в прицеле, он заприметил еще десять минут назад. Коннор успел добраться до идеальной снайперской позиции. Осталось лишь дождаться подходящего момента и пустить в ход свои оточенные годами, полными насилия, навыки.
Старый, повидавший многое на своем пути УАЗ остановился прямо посреди дороги. Погасли фары. Четверо бойцов вышли из машины, осмотрелись и направились к затерянному в лесу разрушенному домику – скорее всего, сторожке егеря. Наверное, там у них был тайник или что-то вроде.
– Я знал, что не ошибусь с выбором позиции. Я никогда не ошибаюсь, твари. – Коннор облизнулся. – Это шикарно.
«Винторез» плюнул смертью.
* * *
Никита засунул окровавленный сигаретный фильтр в зубы, поджег кончик сигареты, сладко затянулся. После нескольких затяжек отнял сигарету ото рта теми же окровавленными пальцами, еще больше замарав фильтр.
– Ты работаешь на Малинина? Вы – те люди из Припяти? Это все – месть за смерть торговца? Молчишь?! Братишка, я теряю терпение. Отвечай, когда с тобой говорят. – Коннор задал свой вопрос последнему, пока что помилованному противнику. – Мне-то, в сущности, плевать. Я тебя, как и дружков твоих, на части разберу да и пойду в одиночку Андрея из передряги вытягивать. Чего лыбу давишь? Думаешь, не сдюжу? Сдюжу. И не таких ублюдков гасил.
– Ты все равно меня убьешь, – спокойно ответил молодой парень. – Что мне сделать, чтобы выжить?
– Уже ничего. Там, когда напали на «буханку», был шанс. Удостовериться, что я сдох. – Никита выпустил струю дыма. – Но! Сказав мне правду, ты хотя бы облегчишь свои страдания. Хорошая сделка, а? Тут ведь все равно никто не доживает до старости. Война – лучшее лекарство от морщин. Какая разница, убью тебя я или ты сдохнешь в аномалии?
– Никакой, – легко согласился пленник.
– Вот! Молодца. Поэтому давай-ка сначала. Куда увели Андрея? Что за мудак командовал нападением? Уж больно знакомый голос… И где вы базируетесь? Сколько вас? – Взялся за нож. – Можно по-хорошему… или по-плохому…
– Ладно… Ладно! – сдался боец. – Хорошо. Летов. Нами командовал Арсений Летов. Это его отряд.
– Летов? Ударовец? Так вы… Стоп! Но Летов сгинул! Достаточно давно, еще при штурме базы «Анархистов». Зимой.
– Нет. Летова кинули во время той битвы, поскольку думали, что он мертв, но мой лидер крепкий малый, он выжил. И нет, мы не с «Ударом». Наши агенты внедрены в ваши группировки. Мы называем себя «Изоляционными силами». И среди вас, «Анархистов», есть крыса. – Парень засмеялся.
– И кто же?
– Не знаю. Клянусь. Наши люди редко знакомы друг с другом. Я знаю только людей Летова. В лицо, в смысле. И поименно, да. Но они никак не связаны с «Анархистами». Больше никого. Вторым отрядом командует бывший майор СБУ по фамилии Дятченков. Это все, что я могу сказать. Возможно, внедрили кого-то из его парней. Возможно, он сам внедрен.
– Допустим. – Никита докурил. – Дальше.
– Малинин? Этот торговец? Я знал, что с нами сотрудничает кто-то из торгашей, но даже не думал, что это он. Клянусь.
– А Андрей?
– Андрей – козырь. Наши пацаны собираются обезглавить «Анархистов», убить Рахмана, морально сломать Андрея и посадить его во главу вашего стола, как сучку «Изоляционных сил». Это все, во что меня посвятили. Зачем и почему – без понятия. Сколько нас – не скажу. Просто не знаю. Говорю же, наши агенты не знают друг друга. Как раз для таких ситуаций. Из моих, что будут брать базу «Анархистов», семьдесят человек. Весь отряд Летова. У майора, как я слышал, больше, но он сидит в Припяти и охраняет верхушку.
– Ты сказал, что майор может быть лично внедрен к нам. Хоть и поставил под сомнение. Но в чем логика? Зачем засылать главу отряда в другую группировку, рискуя оставить солдат без лидера? Зачем Летова внедряли в «Удар»?
– Они профессионалы, и они долго жили среди сталкеров. Что майор, что Летов. Летов вообще был завербован, когда служил «Удару» на добровольных началах. Да и потом, мужик: незаменимых людей нет. Если бы с Летовым и майором что-то случилось, верхушка бы поставила их замов.
– Верхушка?
– Ничего о них не знаю. Видел мельком мужика в костюме, но не более.
– Ясно. А база-то есть у вас где?
– Наша – в портах Припяти. Били там лагерь в последний раз, сейчас никого нет. Я ж говорю: весь наш боевой состав отправлен на захват Армейских складов. База майора – прачечная.
– Хм. А вот это интересно. Прачечная? Та самая, где когда-то базировались пропавшие без вести искатели? Те, что в числе первых отправились в Припять? Интересненько. Спасибо. Так и быть, сдержу слово, сговорчивый ты. – Кинул нож, зарядил пистолет. – Даже жаль тебя.
– Пощади, а? Я же все сказал. К своим мне дорога заказана, они быстро смекнут, что к чему. Пощади. И я уйду. К вольным. Я же сталкером и начинал. Зимовища больше нет, но есть же и другие лагеря, пусть и помельче. Да хоть на Озера подамся!
– Озера зачистил Андрейченко. Там больше никого нет.
– Есть. Некоторые бандюги выжили. Им наверняка нужны люди. Как встану на ноги, так и свалю от них. И мы больше никогда не пересечемся, клянусь. Если хочешь, то к черту бандитов, к черту Зону, к черту сталкеров. Я вообще из Зоны упорхну.
– Я тебя услышал. Как тебя звать?
– Туман. Мое прозвище. А звать Сергеем.
– Знаешь, Туман, почему я протянул так долго? Мои друзья мертвы, а я нет. Так вот, знаешь? Потому что никогда не оставлял позади тех людей, которые могли бы желать мне зла. Даже в теории. – Лес огласил хлопок пистолетного выстрела, а голова парня плюхнулась ему же на грудь.
Кровь стекала на пожухлую траву.
– Прости меня, – с искренностью в голосе закончил Коннор.
И потянулся за еще одной сигаретой.
* * *
Никита накатил стольник из фляги застреленного им Тумана. Поморщился. Не пил он особо, но сейчас хлебнул, чтобы чуток согреться. Помогло, глотку ожгло, а по телу разлилось приятное тепло.
– Как же мне осточертела бесконечная сырость гребаной Зоны. Вечная унылая пора. Только ни хрена не очей очарование.
Коннор выбросил почти полную фляжку в ближайшую аномалию. Пшикнуло, металл неестественно перекрутило – и фляга разлетелась на миллионы мелких металлических осколков. Благо, бывший наемник был уже далеко, ибо решил не созерцать действие аномалии, что нарушает все законы не только физики, но и элементарной логики.
Плутал он долго. А что делать? Мало того, что на дворе ночь, так еще у него не было карты местности, составленной после той «Зарядки», что произошла, когда они грабили магазинчик Малинина. А полагаться на старые карты – это равносильно тому, чтобы просто взять и пустить пулю себе в висок. Действие порождает примерно равнозначный результат.
Спустя еще несколько часов блужданий по опостылевшим лесам Никита выбрался на пригорок, откуда открывался великолепный вид на базу «Анархистов».
На Армейские склады.
– Чехов? Я на точке, – отрапортовал он в рацию.
Казнив Тумана, Никита связался с «Ударом» по рации, попросив своего единственного знакомого в группировке – майора Чехова – прийти на выручку. Чехов же связался со своим командованием. Нынешний лидер «Удара», подполковник Турко, согласился помочь, выделив для поддержки и обороны два боевых отряда, один из которых возглавлял сам майор.
– Мы в пути. Скоро будем, – ответил Чехов.
– Принял.
Наемник залег. Темно-зеленый плащ идеально скрывал Никиту в густой и высокой траве. Мужчина снял с плеча ставший ближе любого друга «Винторез», припал к оптике и ухмыльнулся.
У ворот базы стояли два БТРа.
И целая орава солдат «Изоляционных сил».
К ним издалека двигался шестьдесят шестой «газон».
– Предстоит много работы, – заключил Коннор.
Глава 5
Кровавая ночь
Подрагивало пламя свечи. Тени играли на потолке. Молодой парень Гришка, ссутулившийся, в очках, сидел за грубым столом, заставленным бутылками из-под водки, внутри которых плескалась какая-то жидкость.
Искатель, которого все называли Огоньком из-за его маниакальной страсти мастерить разнообразные взрывоопасные штуки, промокнул тряпку в бензине, скрутил ее и засунул в горлышко.
– Так-так-так, с этим мы закончили. – Огонек посмотрел на кусок пенопласта, лежащий на краю стола. – Надеюсь, мне не придется вас использовать, мои милые.
Он сложил бутылки в сумку, туда же отправил и зажигалку, застегнул молнию и аккуратно поставил сумку в угол.
– А если придется, вы меня уж точно не подведете, родимые.
* * *
– Хорошо, что мы выпили, иначе бы уже не выпили, – услышал приходящий в себя Андрей.
Хохот, показавшийся разрывом десятка гранат, ударил по ушам.
Андрей схватился за гудящую голову. Точнее, попытался, но ему помешали наручники, намертво сковавшие запястья.
– Эй, Летов, пали: анархистский чухан раздуплился. Паря, что ты там? Хреново тебе, да? Вставай, сука! Хватит воротник слюнями марать, падла! – И вмазал пощечину.
Рэй разлепил веки. Однако, вопреки ожиданиям, по зрачкам не резанул яркий свет. Пленник, как оказалось, сидел в темном, но почему-то трясущемся помещении. В кунге какого-то грузовика, насколько он понял. Да и гудела не башка, а старый советский мотор.
– Приветствую тебя, Андрейка. История повторяется, а? И вот мы снова по разные стороны баррикад.
– Я так и знал, что один из лучших бойцов «Удара», некогда, сука, вэушник, не мог сдохнуть во время осады нашей чертовой базы. – Андрей скрипнул зубами, но не от злости, а от боли.
– Я польщен. – Летов картинно поклонился. – Но там было близко, честно тебе скажу. Если интересно, могу поведать всю историю.
– Учитывая мое положение, я никуда не тороплюсь.
– Умен, раз понимаешь положение. Ну, нам еще немного пилить, так что скрашу те пять минут ожидания, че уж там. Я, Жигулин и его ребята, царствие им небесное, – Летов перекрестился, – выдвинулись на поиски Лиса, чтобы задержать его по приказу Андрейченко. – Он раскрутил крышечку фляги и передал ее бойцу, что сидел справа от него. – Напои Рэя, а то он совсем хреново выглядит.
Андрей присосался к фляжке. Выдул половину, вторая пролилась на комбез, когда грузовичок подскочил на кочке.
– Спасибо.
– Не за что. Мы же не животные, как о нас пишут в вашей Сети после откровений наемника Коннора.
– Ага, охотно верю. Особенно после того, что вы сделали с нашими людьми.
– Так получилось, дружище. Ничего. Бывает. Забудь. Так вот, мы с ребятами по приказу Андрейченко вышли по душу Лиса. Но не свезло. Неподалеку от базы на нас напало дикое зверье. Ирония в том, что Лис сам со своим корешем приперся на выручку. Зверье окружило, я отстреливался до последнего патрона, вот только ствол, сука, клина поймал. Я и там собирался разыграть свою смерть, чтоб вернуться к своим хозяевам, но пришлось чутка позже. Не свезло, спасли меня. Боже, никогда не думал, что так скажу! Ладно. Как Жигулина и парней не стало, так и моя роль в «Ударе» закончилась. Потом мы напали на вас, а я свинтил под шумок. Мой труп так и не нашли. И я стал считаться погибшим в аномалии. Как видишь, Зона миловала.
– Я что-то среди вас не вижу ударовцев. Рожи все незнакомые.
– А я и не был с «Ударом», Андрюх. Давно уже не с ними, с прошлого года, когда ушел Малинин. Как и некоторые анархисты никогда не были с вами. Впрочем, большего тебе знать необязательно.
– Летов! – Тот боец, что поил Андрея, тронул своего лидера за плечо. – Ребята Тумана, которые на «Патриоте» выехали, уже долго не выходят на связь.
– Вляпались, может. Или связь хреновая. Забей, Астрейко, после разберемся.
– Почти приехали! – прокричал водитель.
– Вот и славно. Готовься, Андрюх, скоро твой выход.
* * *
– Что это за хрень?..
– О чем ты, Глеб? – спросил Рахман у дозорного, который стоял рядом с ним на наблюдательной вышке.
– Как будто что-то движется вдали. Техника какая-то. Глянь-ка. Что-то у меня плохое предчувствие.
– Дай-ка, сейчас… – Рахман посмотрел в окуляры бинокля. – Хм. Я ничего не… – Сталкер вдруг резко замолчал, у него буквально отвисла челюсть. – Что за, мать твою?..
– Вот и я о том же!
Отсюда, с вышки, можно было разглядеть два БТРа, что рыскали прожекторами по обочинам; по обе стороны от них шли колонны вооруженных до зубов людей в экзоскелетах.
* * *
Следующий час ничего не происходило. Боевые машины просто стояли у главных ворот. И из машин этих никто не показывался. Анархисты нервничали, заняв позиции и наведя на транспортеры стволы. Потом на дороге показался ГАЗ-66. Подъехав к одному из БТРов, грузовик остановился. Из газоновского кунга на старый асфальт спрыгнул человек в экзоскелете. Подойдя к воротам, он снял с себя шлем и вытащил из кобуры пистолет.
Темноту прорезал свет прожекторов.
Рахман находился на наблюдательной вышке, не отрывая взгляда от сталкера в незнакомой экипировке.
Глеб притаился за ним, вцепившись в цевье автомата.
Противник, лицо которого Рахману показалось жутко знакомым, демонстративно откинул пистолет в траву и поднял над собой рацию.
– Чего они хотят? – шепнул Глеб.
– Кажется, поговорить.
– Наши люди сосредоточились? «Удар» поддержит?
– Я еще не успел связаться с «Ударом».
– Да твою ж налево!
– Попробуем сыграть по их правилам. – Рахман расчехлил рацию.
Исовец продемонстрировал два оттопыренных пальца.
– Кто вы? – спросил Рахман, настроившись на нужный канал.
– Разве это имеет значение? Мы те, кто пришел сровнять вас с землей, если вы не захотите, так сказать, удовлетворить наши требования.
– Я слушаю.
– Анатолий Иванович Рахманинов, более известный как Рахман, ты помнишь меня?
– Рожа знакомая. А вот откуда ты знаешь мое настоящее имя?
– Я Сенька Летов. Ну, тот парень, что поубивал кучу твоих людей во время войны «Анархистов» и «Удара». Не, сейчас я не с ними, так что можешь не бежать жаловаться членососу Турко. У этих сосунков никогда не наберется той боевой мощи, что есть у нас.
– Вот уж прикол. Уже двое у нас воскресли из мертвых. И кто вы тогда, если не «Удар»?
– Нас называют «Изоляционными силами», но тебе пока не нужно знать, что это значит.
– Так, паря, а хочешь-то ты чего?
– Пришло время ответить за свои преступления. А имя я твое знаю… потому что знаю. Есть у меня возможность – знать все. Работа такая, о! Я вас всех поименно назвать смогу, – махнул рукой переговорщик. – И тебя, Глебушка, тоже. Всю вашу шайку. А чего я хочу в итоге? Смотри.
Побитого и связанного Андрея грубо вытолкнули из кузова и бросили к ногам Летова, как мешок с дерьмом.
– Рахман, сейчас я пущу пулю в лоб твоему любимому Андрюшке. – Летову передали ранее выкинутый им пистолет. – Бах – и все кончится. – Андрея поставили на колени. – Но можно переиграть и иначе!
– Ну? – Рахман сделал шаг назад.
– Ты спустишься сюда, займешь место своего зама, а твоя банда сдастся Службе безопасности. Помилование по уголовным статьям не обещаю, но хоть живыми останетесь. Все, кроме тебя, естественно. Такова цена, Рахман. Явись ты к воякам – и тебя сразу же прикончат. И уж поверь, я не могу отказать себе в удовольствии лично вышибить тебе мозги. На размышления даю тридцать минут. Если ты не выйдешь через полчаса, твой Андрейка умрет, а мы начнем штурм. Не пытайтесь бежать, сразу зажмуритесь. Что для тебя важнее, Рахман? Твоя жизнь? Или жизнь твоего друга и твоего бандитского братства? Решай. На связь можешь не выходить. Твой ответ – это твои действия. Уже двадцать девять минут. – Летов отключился.
И ушел из-под луча прожектора. Сеня, вытащив пачку сигарет, остановился у брони, чиркнул спичку и поднес ее к кончику. Табак загорелся, задымил.
Снайперу хватило этой маленькой, но яркой точки в ночной темноте, чтобы вычислить свою цель. Пуля, выпущенная из бесшумной снайперской винтовки, всего секунду спустя оборвала жизнь майора.
Кровь брызнула на кузов.
– Что?..
– Сеня! Сенька! Суки!
– Кто стрелял?!
– Валить их надо!
– Штурм! – завопил кто-то.
На ограждения базы обрушился шквал автоматных очередей.
* * *
Кровь всегда пахнет одинаково – и не суть важно, чья эта кровь. Кровь мужчины или женщины.
Кровь ребенка или взрослого человека.
Кровь новичка или кровь умудренного жизненным опытом сталкера-ветерана.
Она всегда пахнет металлом.
Незабываемый запах.
Идеальный.
А привкус!
Металлический привкус, как у монеток.
И цвет у нее, у крови, всегда один.
Алый.
Прекрасный цвет.
У всех и у каждого. Так что ничем человек не уникален. Никто. Не имеет значения, мальчик он или девочка, мужчина или женщина, старик или старуха, герой или подлец. Кровь у всех красная. И она всех роднит. Как породнила со всеми этого ублюдка, чьи мозги расплескались по броне боевой машины. А ублюдок этот, судя по поведению, возомнил себя уникальным.
Непобедимым.
Забавно.
– Где уникальность и неповторимость? – оскалился Коннор. – Где гонор? Достоинство? Честь? Где все это? Испарилось. Все испарилось. Кроме смирения. – Он отлип от оптики. – Почему-то каждый уверен, что он нечто большее, чем ходячий мешок с говном, кишками и кровью. Почему-то каждый уверен, что он не влачит жалкое, лишенное всякого смысла существование. Что он, сука, герой одной великой истории, а все вокруг – это только картонные декорации, расставленные для него. Каждый из живых.
Коннору всегда было весело наблюдать за тем, как они потом разочаровывались, как сознавали, что ошибались. Он повидал много таких людей. Всякий раз одно и то же. Разочарование. Угасающее сознание понимает, что ему не зацепиться за гибнущую оболочку…
…что оно соскользнет в небытие…
…в ледяную тьму, которой нет конца и края…
…тогда-то и приходит смирение…
Интересно, Летов понял, что сдох?
Хотя неважно.
Коннору было приятно созерцать, как кровь Арсения вперемешку с мозговой жидкостью стекает по темно-зеленому корпусу.
Наемник помнил первую жертву. Первая жертва четко врезается в память. То был паренек. Там, еще на Большой земле. Подонок, решивший, что раз у него есть деньги и некое подобие власти, правосудие никогда не настигнет его. Никита держал его за шею и выдавливал из него жизнь. И увидел. В его самый последний миг. В глазах проскользнуло. Смирение. И в ту же секунду смирение сменилось чем-то иным. Благодарностью, что ли. Он благодарил Никиту за то, что тот сделал. За то, что показал ему точную цену его уникальности. За то, что прекратил всю драму и бесполезную суету, которая занимала его с утра до ночи. Страх не давал ему принять правду. Как не давал принять правду его вшивой семейке, убитой там же. И этот же страх не дает принять ее тысячам живущих на забытой богом планете. Страх не дает поверить в то, что любовь, ненависть, любимая работа, дружба и семья – это ничто. Затянувшийся сон. Раскадровка. Фильм, что просматривает человек перед тем, как кануть в бездну.
Такие люди, как Никита, понимают это.
Такие люди, как Летов, – нет.
Бывший ударовец устроил перед воротами целое представление, целое шоу, поставив себя на главную роль. И где теперь его напускная бравада? Где он сам?
Пошли титры, а просторы чернобыльской помойки сменились черным экраном.
– Ну что? Ты понял, Сенька? Понял-понял. Теперь точно. Все исправлено. Теперь все вернулось на круги своя. – Никита поднес рацию ко рту. – Чехов, это Коннор.
– На связи, – донеслось из динамиков рации. – Мы на подходе. Не вздумай только по нам шмалять.
– Вы как раз вовремя. Жду.
– Пора вмазать гадам, – и рация замолкла.
А Коннор вернулся к своему любимому занятию – уничтожению двуногих тварей.
* * *
Андрей вскинулся и, собрав скудные остатки сил, плечом оттолкнул от себя конвоира. Тот, не ожидая от пленника подобной прыти, свалился, словно подкошенный, разбивая нос об асфальт. Пуля, которой предназначалось отправить анархиста в ад, нашла иную цель – сразила наповал бойца «Изоляционных сил». Его шлем оросился красным, брызнув осколками окуляров.
Помолившись всем богам, о каких он только слышал, Андрей бросился к металлическим трубам, что валялись у забора.
Всюду трещали автоматные очереди.
Сверкали вспышки и дзинькали рикошеты.
Кто-то из миновавших смерти исовцев направил ствол на беглеца, собираясь расстрелять Андрея в спину…
…но случилось чудо…
Несколько снайперских выстрелов прикрыли анархиста, подарили ему шанс.
– На бэтээр!
– Едем на машинах прямо на заборы! – услыхал Андрей, когда до спасения оставались считаные метры. – Идем на штурм!
– «Газоном»! Леха, в «газон»! Снеси их ворота к хренам собачьим!
– Ублюдки завалили Летова! Никакой пощады!
– Ромич, на броню давай!
– Валите всех!
– Автоматы зарядили!
– Ты сделал свой выбор, Рахман!
– Стреляли откуда-то издалека, не с базы!
– Какая, на хрен, разница?! Разнесите тут все! Все!
– Убейте всех!
Десятки голосов, перекрикивающих стрекот очередей, слились воедино. А потом их заглушил вой пулеметной башни. Рэй перепрыгнул через трубу, прижался к холодному металлу и часто-часто задышал.
Дзинь-дзинь-дзинь – давили на мозги попадания.
Пот лился ручьем, едва ли не буквально заливая глаза.
– Выкурите его! Выкурите падлу! Он там, за… – Дальше выкрикивать приказы стрелку помешала дырка в шее.
А грузовик уже упрямо пер на ворота.
– Оля, я не хотел, чтобы все так закончилось… – вырвалось у Андрея.
* * *
Рахман, отчаянно матерясь, велел Глебу немедленно убираться. Спровадив дозорного, он лег животом на холодный металлический пол вышки и мысленно обругал того, кто безрассудно открыл огонь.
«Можно же было обойтись без кровопролития. – Упер приклад в плечо. – Хороший аппарат – „калашников“ с коллиматорным прицелом. Практичен, а еще невероятно смертоносен. То, что доктор прописал».
Лидер «Анархистов» прильнул к прицелу и совместил перекрестье с маской противника. С маской того урода, что заводил «газон».
– Так, спокойно… – Руки тряслись от напряжения. – Все получится! Нужно только грамотно рассчитать.
Задержал дыхание. И плавно выжал спусковой крючок.
Приклад несильно толкнулся, и «калаш» выплюнул свинцовую смерть.
Но именно в этот момент грузовик, пробуксовав на месте, сорвался и помчался к воротам базы. За ним шел БТР. На фоне велась стрельба, рвались гранаты.
Рахману ничего не оставалось, кроме как успокоиться, выкинуть из головы все лишние мысли и расквитаться хотя бы с водителем ГАЗа. Вторая попытка – и снова мимо. На верхней части лобового стекла образовалось пулевое отверстие, от которого во все стороны расползлась паутинка трещин. Водитель даже не дернулся, так и продолжал жать на педали. Не испугался, не дрогнул, а ведь Рахман почти попал в него!
– Недостаточно метко! Все равно недостаточно метко!
Последний шанс!
Сейчас все разрешится!
Обругав себя за несобранность, Рахман вновь положил палец на спуск. Он вдруг подметил, что это самое приятное чувство в мире – когда от легкого движения твоего пальца зависит судьба другого, ненавистного тебе человека.
ГАЗ был совсем близко.
И Рахман нажал на спусковой крючок. Очередь впилась в пассажирское сиденье. Обрывки поролона и кожзаменителя закружили в кабине.
– Черт!
Патронов в магазине – меньше половины, а грузовичок шел слишком быстро. Замешкаешься еще на несколько секунд – и не заметишь, как машина влетит на территорию группировки. В кунге, как отметил Рахман, десяток бойцов, если не больше. Нужно что-то делать! Рахман подавил волнение и выпустил последнюю очередь, опустошая магазин до последнего патрона.
Автомат щелкнул.
Лобовое высыпалось, спинка водительского кресла окрасилась в красный цвет, а хладнокровный водила уткнулся лбом в руль, упав прямо на кнопку клаксона.
Сигнал завизжал на всю округу.
– Получай, гнида! – зло выкрикнул Рахман, сплевывая. – Черт! Черт! Нет!
Неудача.
Убитый продолжал давить ногой на газ. Грузовик, хоть и потерял управление, не останавливался. Он несся прямо под основание хрупкой вышки, в то время как БТР свернул на бетонный забор. Ворота базы сложились, словно были из фанеры. Рахман метнулся к лестнице. Раздался оглушительный грохот, послышался скрежет сминаемого металла, и лидера группировки сорвало с вышки. Он закричал, полетев в объятия сырой земли. Автомат оттягивал плечо. Глухой хлопок и взвившаяся пыль – и Рахман уже не мог шевельнуться. Дыхание перехватило, мир потерял краски, а время как будто замедлилось.
Все болело. Не без труда повернув голову, Рахман ужаснулся. Рядом с ним в луже собственной крови лежал один из его бойцов. Шея неестественно вывернута, глаза – остекленевшие, с уголка синеющих губ сбегает красный ручеек.
– Бо… же… – прохрипел Рахман, в упор глядя на застывшую на устах погибшего улыбку. – Суки… суки…
– Отступайте! – слышал он.
– Вали гадов!
– Занять позицию!
Смерть руководителя выбила исовцев из колеи. Дезориентированные после потери командира, бойцы вели яростный, но чертовски непродуктивный бой, чуть ли не в открытую кидаясь на врага вместо того, чтобы методично зачищать точку за точкой, прорываясь от укрытия к укрытию. Ими правили эмоции, а не холодный расчет, и в этом была их самая главная ошибка.
Боевая машина на всех парах летела на заборы. Пули снайперов с уцелевших вышек рикошетили от брони, но не наносили транспортеру значимого урона. Пулеметчик повернул башню и зажал гашетку. Застучали продолжительные очереди, расчерчивали воздух, дробили все вокруг. Снайперов разорвало на куски крупным калибром, части тел перекинуло через ограждения.
– Нет… нет… – только и мог выговорить Рахман.
«Восьмидесятый» сметал ограждения. Движок громогласно заорал, когда внушительный броневик «Изоляционных сил» принялся крушить укрепления. Медленно и верно. Столбы вырвало, погнулись железные листы, которыми анархисты заделали дыры в бетонном заборе. Да, листовой металл – не ахти какая защита, но «Анархистам» везло, что в их секторе не водились опасные и крупные хищники, иначе вся их система обороны не стоила бы и ломаного гроша. За БТРом двигался небольшой отряд, отстреливающий тех, кого пропустил пулеметчик. В сторону Рахмана никто даже не смотрел. Что и неудивительно, он и так походил на мертвого, валяясь подле рухнувшей конструкции.
Гранатометчик выпустил кумулятивную.
И снес казармы.
Трое анархистов бежали к «коробочке»[2]. Двое – с дробовиками, один – с гранатой. По всей видимости, они решились на сумасбродный шаг: повалить тех, кто укрывался за броней, после чего запрыгнуть на корпус и рвануть люк, закончив все зачисткой экипажа и подрывом БТРа гранатой изнутри. У них бы и могло что-то выгореть, если бы стрелок клевал носом. Но он был настороже. Раскалившийся докрасна пулеметный ствол выплюнул три короткие очереди, по одной на каждого. Парни попадали, словно кегли в боулинге, пыль сразу же накрыла их, похоронила под собой. Похоронила тех, кто осмелился на рывок, тех, кто не видел иного выхода. Ведь им было необходимо остановить БТР, чтобы защитить базу и своих братьев.
Любой ценой.
Стоило оно того?
Механик-водитель выжимал из боевой малышки все, что только можно. Но дальше заграждения поддавались тяжелее.
– Не много ли времени, сил и топлива вам придется угробить на бесполезное дело? – буркнул Рахман, пытаясь подняться на ноги.
Пулеметчик открыл непрекращающуюся стрельбу по всевозможным сооружениям. Полетели щепки. Навес, под которым мирно стояла ржавая «газелька», обрушился. Раскрошились стекла магазинчика, что принадлежал группировке. Подломились опоры теплиц. Оконные ставни многих строений превратились в труху. Находившиеся внутри анархисты, не успевшие выбежать, остались в бетонных коробках навсегда. Выстрелы пропахивали песок у ног ретирующихся с поля боя сталкеров.
Людей раскромсало и раскидало по дороге.
Лента наконец опустела.
А водитель продолжал жечь горючку.
Стало жарко.
Запахло паленым.
– Твою мать!
Огонь стремительно распространялся от горящего «газона». Волосы трупа, что лежал рядом, вспыхнули.
Минуту спустя пламя добралось и до плоти погибшего.
– И ведь ничего не останется. – Рахман, помогая себя автоматом, словно костылем, вновь попытался встать. – Никаких останков. Все сгорит. До пепла… – Застонав, все же смог подняться. – Ничего не останется, чтоб его. Некого и нечего хоронить. Словно и не жили никогда. Сколько таких еще? – вслух спросил у себя самого.
* * *
Рэй бежал. Запыхался. Хлопотное дело – перемещаться от одного укрытия к другому, словно в старой компьютерной игре, геймплей которой строился на перебежках от стенки к стенке и редкой стрельбе. Только вот у Андрея не было возможности защититься.
«Хреново это, конечно, когда не можешь себя обезопасить, блин», – закрадывались мыслишки. Руки связаны, а найти то, чем можно было бы размолотить или перерезать цепочку наручников, когда ежесекундно рискуешь схлопотать пулю, практически невозможно.
Рядом что-то взорвалось, обдало жаром. Андрей приближался к той самой вышке, на которой перед боем стоял Рахман. Ему нужно было удостовериться, что друг выжил. Помочь ему, хотя Андрей сейчас не мог помочь и самому себе. Но если он бросит Тольку Рахманинова умирать, то простить себя уже не сможет.
«Или нужно убедиться, что он мертв. Ты ведь хотел этого?! С той самой поры, как познакомился с Оленькой».
