Рутра Пасхов
РАН-2050

Сперва мы хотим познать реальность,

а после всячески не осознавать

Пролог

Движение Солнечной системы вокруг центра галактики напоминает орбиту Земли вокруг Солнца. Но вместо того, чтобы вращаться вокруг звезды, Солнце вращается вокруг сверхмассивной черной дыры, которая расположена в центре Млечного Пути. Этот массивный объект оказывает огромное гравитационное воздействие на звезды вблизи центра галактики, но удержать их на своих орбитах помогает масса всего материала нашей галактики.

Солнце движется по своей орбите со скоростью примерно 230 километров в секунду – этого достаточно, чтобы нашу звезду не поглотила черная дыра в центре галактики. Время полного оборота нашей звезды вокруг центра Млечного Пути называется галактическим годом. Для каждой из планет нашей системы год отличается из-за разной длины орбит. Точно так же различаются и галактические года для каждой звезды в Млечном Пути.

Для Солнца галактический год составляет 220-230 миллионов земных лет. Другими словами, если бы мы измеряли время по этим галактическим «часам», Земле было бы около 16 галактических лет, Солнце сформировалось бы около 20 лет назад, а Вселенной было бы всего примерно 60 лет.

Если отсчитывать от Большого взрыва, то текущий "год" закончится через 74 миллиона лет. Так что, сейчас только "начало августа".

Глава I. Откровение папы

Сколько себя помню, я жил в обществе взрослых, как я потом понял, сотрудников секретного научного-исследовательского центра, в котором работал мой папа. Меня звали Рутра, но своё имя я слышал редко, поэтому думал, что это некий титул. Ирисом, или ласково Ириской, называли меня все. Маму помню эпизодически, она постоянно надолго куда-то уезжала. С детьми я не общался, да и не было их здесь, хотя многие говорили, что хотели бы такого же ребёнка. На это папа отшучивался: технология запатентована, получите лицензию – и пожалуйста.

Когда я стал задавать вопросы, почему у них нет детей, папа сначала отмахивался, подносил палец к губам, а потом, когда мои вопросы стали более настойчивыми, шепнул на ухо:

– Места нет на Земле, а туда, – он показал пальцем вверх, – люди не хотят.

Ещё я часто слышал о неком таинственном месте РАН, которое находилось в волшебном городе под названием Москва. Таинственными и волшебными делали их для меня разговоры вполголоса. Я часто их подслушивал. В этом городе уже никто не жил, хотя в прошлом там, что называется, яблоку некуда было упасть. Особенно настороженно говорили о квантовом монстре, находящемся в РАН и командующем всем на свете. А ещё осторожнее рассуждали о том, что якобы этот монстр и есть целиком всё здание РАН и состоит из воды; чем больше воды, тем он сильнее.

О мире я знал почти всё, он мне снился, причём в виде какой-нибудь книги или даже энциклопедии. Этот мир, тот, что мне виделся во снах, казался далёкой удивительной страной, куда мне почему-то нельзя было.

Когда мне исполнилось 12 лет, я стал всё больше этим интересоваться, а дядя Гостомысл, которого папа называл не иначе как Ришелье, всё чаще меня расспрашивал о деталях сновидений. Почему-то после того, как я пересказывал свой сон, он меня спрашивал – а какой там год, сходятся ли границы суши и воды с теми, что сейчас на глобусе? После этого он описывал пальцем круг в воздухе – и там действительно появлялся глобус. Я бойко отвечал, что всё сходится. Он улыбался в ответ, гладил меня по голове. А однажды, во время переговоров с матерью, она внезапно распахнула куртку и показала надпись на майке «Марс 2020–2050, юбилей колонии», затем быстро застегнулась – и связь пропала. В комнату ворвался дядя Гостомысл, взял меня за ворот рубашки, приблизился вплотную и, смотря пристально и строго в глаза, спросил, мол, не врал ли я ему о содержании снов.

Когда я рассказал об этом отцу, он почему-то тоже внимательно посмотрел на меня, поднёс палец к губам, говоря жестом «тише», кивком позвал меня в соседнюю комнату и почему-то перекрестился. В комнате он включил некий прибор, после попросил меня головой упереться и смотреть в объектив странного аппарата, а сам сел за компьютер. Через минуту, когда у меня в голове творилась такая чехарда, что я уже не понимал, вижу я действительно этот мир или он у меня в голове, – папа меня позвал к себе.