Артур Ильдусович Айюб
Мари
Мы подошли к моей машине: небольшой хэтчбек чёрного цвета стоял посередине стоянки. Это был будний день, и машин было мало. Не обращая своего взгляда к Мари, я открыл задние двери салона. В какой-то момент я поймал её взгляд, хотя всеми силами старался на неё не смотреть. Мари с испугом и непониманием глядела на меня и не узнавала своего похитителя. Неужели я так изменился с нашей последней встречи? Возможно, лёгкая растительности на щеках сделала меня неузнаваемым? Скорее всего Мари была в шоковом состоянии. Я поднял её с инвалидной коляски, всё тело мое дрожало ‒ за всю жизнь ничего дороже я не держал в своих руках, а она громко дышала в эти минуты и пыталась издавать какие-то звуки, но выходило только мычание. Её мягкие как шёлк волосы слегка касались моей шеи. Я аккуратно положил её на заднее сидение автомобиля, сложил её ножки в колени и захлопнул дверь. Нелегко её было укладывать в машину, мне пришлось очень постараться, тем более это нужно было сделать как можно быстрее, пока нас никто не увидел. Я попытался сложить коляску, чтобы поместить её в багажник, но от сильного волнения у меня ничего не получалось. Так и не разобравшись, как её складывать, я протёр ручки рукавами своего свитера, чтобы скрыть хоть какие-то улики, сел в машину и двинулся в путь, так и бросив коляску прямо посреди полупустой стоянки.
6 глава
Я ехал в непонятном направлении, в сторону, противоположную от своего дома. Наверное, так я хотел запутать возможных свидетелей, обративших на меня внимание. Я с трудом переключал скорости передач, из-под капота был слышен ужасный скрежет, такой же скрежет в тот момент был и в моей голове. А еще, я представлял, что творится в голове у Мари, о чём она сейчас думает. Я старался не смотреть на задние сидения, оттуда доносился звук её учащённого дыхания и протяжное мычание. Ей было очень страшно. От этого мне стало не по себе, я даже подумал отвезти её обратно, но расстаться с ней я не мог. Я подумал, пусть какое-то время побудет со мной, а потом сама решит: остаться со мной или вернуться к родителям. Я всегда желал ей только добра. Я не собирался похищать её, я лишь хотел открыть ей наконец свою душу, рассказать о своих чувствах. Ведь многие годы сделать это мне мешала моя замкнутость. Безусловно, я совершил подлость, и, возможно у вас, о мой дорогой читатель, возник вопрос, почему я не поступил по-другому, почему я не заговорил с ней, не сдружился с её семьёй, ведь так было бы проще, а самое главное ‒ честнее. Да, это очень хороший вопрос, но я не знаю, как на него ответить, ведь мне самому он пришёл на ум только сейчас.
Я долго катал Марию по окраинам города и только под вечер, когда уже стало темнеть, мы подъехали к моему загородному дому. Я ожидал увидеть множество полицейских машин во дворе, но было тихо как обычно. Потом я подумал, что полицейские уже поджидают меня внутри дома и стоит мне войти в него, как они повалят меня на пол. Я представил всё это в подробностях, вплоть до того, как меня арестуют и посадят в тюрьму…
Я поселил Мари у себя в комнате, там была большая кровать и телевизор напротив, а ещё балкон, с которого виден мой прекрасный сад. Мари очень любит природу. Первый вечер был далеко не романтическим. Скажу больше, вечером у меня даже не было времени объяснить свой авантюрный поступок, ведь я взял на себя очень большую ответственность: моей любимой девочке нужна особая забота. Я никогда не заботился о больном человеке ‒ признаться, это оказалось непросто. О нет, я ничуть не расстраивался по этому поводу, наоборот, эта забота доставляла мне огромное удовольствие. Да что там говорить, я был просто счастлив! Я не был уверен, что Мари когда-нибудь меня полюбит, и мне было достаточно того, что я её люблю, ношу на руках, ухаживаю за ней. Одного я только боялся ‒ что моё счастье будет недолгим.
7 глава
Моему дорогому читателю, вероятно, интересно, как я всё-таки объяснился с Мари, что испытывала она в тот момент, когда узнала, кто я такой. В первое же утро после похищения я поговорил с ней. Правда, я не мог внятно описать причины своего поступка, поскольку избегал говорить о своих чувствах. Но я пообещал, что ничего плохого ей не сделаю и обязательно верну её к родным спустя некоторое время. Я ожидал от Мари хоть каких-то эмоций, но она слушала мой рассказ на удивление спокойно, не отрывая от меня непонимающего взгляда. Не знаю, поняла ли она меня тогда или нет, казалось, ей всё уже безразлично.
В целом, тот период, что я провел с Мари, был самым замечательным в моей жизни. Я заботился о ней как мог, всего себя отдавал ради того, чтобы моя любимая девочка могла почувствовать себя счастливой рядом со мной. С утра до ночи я крутился возле неё, как мать у своего младенца. Утро начиналось с того, что я заходил к ней в комнату со словами: «Дорогая Мари, уже утро! Пора умываться». А она уже лежала с открытыми глазами, уставившись в потолок или окно. Эти глаза часто были заплаканными, а когда я к ней приближался, она отводила их в сторону, лишь бы не смотреть на меня. Казалось, что я становлюсь ей совершенно невыносим, и это очень сильно расстраивало меня.
Потом я полностью приводил в порядок мою любимую: менял подгузник, купал, причёсывал и одевал. После этого мы приступали к завтраку. Я тщательно следил за тем, что она ест: готовил для неё различные каши или молочный суп. Кормил с ложечки, вытирал салфеткой её губы и подбородок. Весь день проходил размеренно и спокойно. Только я и она. Это было настоящее счастье! Я был настолько счастлив, что и думать забыл об обстоятельствах, при которых ко мне попала моя любимая Мари. Мысли о том, что её ищут родители и в любой момент ко мне может нагрянуть полиция, совсем меня не беспокоили. Я даже забросил свою работу и совсем не писал сценарии. Я наслаждался днями, проведенными с ней, и ни о чем другом не думал.
В ту пору была зима, и в основном мы проводили время дома. По вечерам я читал ей вслух, иногда разыгрывая роли персонажей. Я старался делать это как можно смешнее, чтобы отвлечь свою слушательницу от грустных мыслей, но взгляд её оставался серьёзным и задумчивым. Мари больше любила сидеть у окна, наблюдая за падающими снежинками или за деревьями, покрытыми инеем. Её радовали птицы, особенно когда какой-нибудь голубь или снегирь садился на карниз и с любопытством рассматривал мою Мари сквозь оконное стекло. В эти моменты она расцветала и становилась похожа на маленького ребёнка, который впервые увидел живую птицу. Мари улыбалась, а меня прожигала ревность к ни в чём не повинной птичке, которая была удостоена улыбки моей любимой девочки. Мне же не доставалось ничего! Как ни пытался я её развлечь: книгами и телевизором, ‒ ничего не помогало. Это, конечно, огорчало меня, но главное – она была рядом!