Вагон метро целеустремленно плыл по колее. Колеса отбивали такт, и тело невольно поддалось их ритму. Т-дх, т-дх…
Я ехал на работу: в исследовательский центр TPIC на окраине Нью-Йорка. Наша команда включает тридцать одного сотрудника – мы все знаем друг друга, мы как большая семья. Ой, извините, забыл представиться – меня зовут Эрон Томпсон, и пока мои коллеги выступают на передовой науки, я помогаю им в роли скромного оруженосца – лаборанта. Работа лаборанта одновременно монотонна и разнообразна – мне достаются самые рутинные поручения – конвертировать базу данных, сверить результаты экспериментов, починить испортившийся 3d-принтер – но всегда разные, и всякий раз приходя на работу, я не знаю, чем меня нагрузят сегодня. я работаю тут сравнительно недавно – всего два года, но уже успел прикипеть к лаборатории – тут царит рабочая атмосфера, и каждый день мы немного приближаемся к научному прорыву.
Есть в моей работе ещё одно преимущество – я вижу весь исследовательский процесс изнутри, знаю, чем занимается каждый сотрудник. Руководитель проекта – профессор Терри Уэллс, сидит в нескольких метрах от меня, но на деле он гораздо дальше, словно не в лаборатории, он не отстраивает излучатель, не моделирует ядерные реакции, не отыскивает закономерности в замерах среди шума и хаоса. Он составляет отчеты для людей, чьи фамилии красуются на всех научных грантах.
Мимо прошла Розалина – новенькая лаборантка, её позвали прямо после университета, сдается мне, вовсе не за знания. Она мимолетно улыбнулась мне, проходя мимо, и я в который раз гадал – есть ли в этой улыбке нечто большее, чем формальность. Воздух донес её запах, нежный абрикосовый. На мгновение мне стало совсем не до работы, но силой воли я вернулся к обязанностям.
Когда я только устроился на работу, то с нетерпением ждал возможности увидеть лабораторию. Кадры из любимых фильмов создали образ зала, увешенного мотками проводов с яркими пробирками, диковинными машинами, седыми гениями в белых халатах и с огромными очками.
На деле лаборатория оказалась гораздо проще – она почти ничем не отличалась от офиса – ряды компьютерных столов с минимальным количеством личного пространства, проектор у стены и кулер с водой. Единственное, что отличало лабораторию от офиса, это форма – белоснежные халаты – хоть тут киношники не соврали. Каждый раз надевая халат, я чувствовал, как становлюсь умнее, а моя работа – значительнее.
Сотрудникам не знаком авантюризм исследователей, в лаборатории не слышно запаха великих открытий. Пока идёт финансирование, офисные ученые ни о чем не беспокоятся – рано или поздно прорыв наступит, в этой лаборатории, или где-то ещё. Они следуют плану, по крупицам собирая статистическую информацию о частицах, упаковывают её в базы данных и строят физические модели взаимодействий. Думаю, скоро этот процесс автоматизируют, и тогда государственный бюджет сможет сэкономить кучу белых халатов.
Последние три года лаборатория занималась субатомной физикой, а именно исследованиями запутанных частиц. Буквально за стеной работал нейтринный излучатель, бесшумно и незаметно. Параметры его работы полностью настраиваются удаленно – по большому счету, он мог бы находиться в другой части света, и никто бы этого не заметил. Зато, когда он рядом, кого-то постоянно отправляют его чинить и калибровать, и «кем-то» обычно оказываюсь я.
Наше исследование, безусловно, очень перспективное, но трудоёмкое. Инвесторы предпочитают распределять финансы на множество небольших команд, чтобы хотя бы одна из них сделала прорыв. Уверен, сейчас большинство из них топчутся на месте, так же, как и мы.
Близился квартальный отчет и меня по полной нагрузили сверхурочной работой. Из всех лаборантов я один разбирался в установке реактора и мог его настраивать. Как всегда, сроки горят, и основной объем работы делается в последний момент – ночью, а единственная моя напарница – кофе-машина. Зато с ней не скучно.
Реактор отлично справлялся с тестами самостоятельно, один за одним прогоняя наборы базовых параметров. В каждом из тестов параметры почти не отличались друг от друга, и результаты получались одинаковыми – негативными. Теория утверждает, что субатомное взаимодействие способно передавать полезную информацию без потерь энергии, но практика безжалостно ломает эти предположения.
Я отчаянно боролся со сном, сначала читал книгу, затем мозг перестал усваивать материал, и я включил кино. В три часа ночи сознание попало в противное пограничное состояние, когда спать не хотелось, но и мысли отказывались шевелиться. Почувствовал себя персонажем игры, в которой игрок забросил джойстик и ушел по своим делам, а я продолжаю стоять на месте, не в силах пошевельнуться самостоятельно.
Между тем, тесты не продвинулись ни на процент. Остальные ученые мирно сопят в своих кроватях, пока я горбачусь ради их премий. Злой, насколько это вообще возможно в моём состоянии, я вбил в конфигурацию тестов огромные значения. Хватит уже лить из порожнего в пустое, время совершать открытия!
Ничего не произошло. Результаты тестов – «негатив». Налил ещё кофе, но оно перестало действовать на меня. Тело отяжелело, и чтобы просто передвигать ноги, требовалась недюжинная концентрация.
Сигнал! Я что-то нашел, вернее – реактор нашел. Открыл лог файл тестов – есть передача информации! Улыбнулся, хотя глубоко внутри хотелось кричать и прыгать от радости. Наконец-то наши труды принесли долгожданные плоды.
Цифры расплывались перед носом, и я протер глаза. Ерунда какая-то: атомы-приемники получали информацию раньше, чем излучатели её отправляли! На какие-то доли микросекунды, но раньше! Я очень удивился, глядя на таблицы результатов, как это вообще возможно! Информация передается не только быстрее скорости света, но и путешествует во времени. Я внимательно перепроверил результаты. Пришлось прозвонить и откалибровать каждый узел установки, чтобы найти, где в опыт вкралась ошибка. Ошибки не было.
Я до последнего отбрасывал эту возможность. Наверное, я ненароком уснул, и реальность смешалась с фантазией. Это совершенно невероятно. Ущипнул себя за щеку, чтобы проснуться, но ничего не произошло.
Невозможно… Это открытие перевернёт взгляд на физику, и впоследствии – на устройство всего мира. Сенсация. Это – машина времени. Передо мной первая настоящая машина времени! Нет никаких сомнений – информация отправляется в прошлое. Я назвал этот эффект «ОВЗ» – отрицательная временная задержка.
Конечно, придётся ещё многое понять, работа только началась. И всё же – нобелевка у нас в кармане. Даже больше – открытие тянет на крупнейший вклад в науку за последние лет сто… Тепло разлилось по телу. Сознание вышло из анабиоза. Я достал терминал, чтобы позвонить профессору Уэллсу, позвонить Розалине, и пусть уже ночь, от таких новостей не страшно и проснуться…
Но, постойте-ка, ведь это не наше открытие – это моё открытие! Они захотят присвоить его себе, спишут мою заслугу на случайность, и заберут себе мои лавры. Не-ет, так не пойдёт!
Перенес на внешний голокуб настройки излучателей и приемников, а также стер результаты опытов с общего сервера, так что никто из сотрудников не узнает о моём секрете, пока я сам этого не захочу.
Множество вопросов бомбардировало сознание. Наконец, голова напомнила о себе, глаза сами закрывались, и мир окутался дымкой. Настала пора отдохнуть, чтобы завтрашний день принес ещё более невероятные открытия.
Весь следующий день занимался самой рутинной работой во всей лаборатории – составлял месячный отчет всего отдела. Первая часть отчета содержала десятки таблиц с краткой информацией о выдвинутых теориях, проделанных опытах и замерах, построенных моделях, опубликованных статьях о практическом применении результатов исследования. Во второй части я расписал, почему исследование до сих пор актуально (да-да – каждый месяц одно и то же), насколько оно продвинулось, и почему в него стоит вкладывать деньги. Профессор Уэллс настолько доверял мне, что подписывал их, лишь бегло пробежавшись глазами по тексту. Я бы справился с работой до обеда, но меня постоянно отвлекали маленькими просьбами – разгрузи реагенты, восстанови стертую запись из базы данных, сходи за кофе. Относятся ко мне, как к мальчику на побегушках! А я, между прочим, составляю отчет, без которого всем им пришлось бы работать учителями физики.
Ночное открытие волновало каждый нейрон моего сознания, и я решил как можно скорее изучить удивительный эффект. Проводить исследования на работе было слишком опасно, поэтому я решил собрать мини-коллайдер у себя дома.
Мне понадобилось огромное множество деталей – части, которые я не смог распечатать на принтере, я заказывал из интернет-магазинов. Вместе с необходимыми деталями, я заказывал кучу лишних, чтобы ни один злоумышленник не смог понять, что я конструирую. Я использовал адреса друзей и знакомых, так что ни одна из посылок не пришла на моё имя. Ставки слишком высоки, было бы обидно попасться на какой-нибудь мелочи.
На работе я досконально исcледовал конструкцию установки – доступ к документации и к механизмам у меня был. Каждый день я продумывал конструкцию, проектировал детали, а по ночам собирал их и проверял. Сложнее всего оказалось уменьшить излучатель без потери работоспособности. Строительство заняло три месяца. Все эти дни слились в один непрерывный отрезок, и если бы не календарь, я бы потерял счёт времени. Я торопился, потому что меня не покидало ощущение, что кто-то обгонит меня, успеет первым. Но этого не произошло. Или я просто не знал об этом…
Результат работы превзошел все мои ожидания – домашний коллайдер размером с холодильник – почти портативный. Я даже смог уместить его в старинном платяном шкафу, доставшимся мне в наследство от прошлых хозяев квартиры. Наконец-то я нашел применение этому антиквариату. Я повесил дактилоскопический замок на его массивные ручки, вдобавок к прочей защите.
Оценивающе смотрел на Машину: метало-полимерный монстр сиял лампочками, подмигивая мне – он хочет работать, хочет снова и снова рассекать волны времени. Я прославил всю науку, и физику в частности, за то, что она позволила мне войти в её покои и пользоваться её бесконечными богатствами. Голос разума шептал мне уничтожить её прямо сейчас, закончить историю в самом начале, пока её ещё так просто сохранить в тайне. Как только я начну её использовать, дороги назад уже не будет, и узнать, что ждёт в конце можно только проехав по ней. На карте стоит не только моя жизнь, но и судьба цивилизации.
А что, если машину времени уже изобрели? Что, если в каком-то грязном гараже уже собрали установку и уже узнали будущее. Мелкая дрожь прошла по коже. Как бы параноидально ни звучала моя теория, полностью отвергать её я не смог. В конце концов, эгоистично считать себя первооткрывателем чего бы то ни было, особенно величайшего технического достижения человечества – вероятность этого крайне мала. Гораздо вероятнее, что я один из многих и далеко не самый первый. Остальные игроки, возможно, сидят в темноте, так же, как и я, опасаясь своего открытия.
Но я не сдрейфю. Нет. Я готов показать остальным, какую пользу может принести Машина, и даже противостоять им, если они захотят подчинить себе мир. Только мне это под силу.
Я сразу понял, что Машина не должна достаться никому другому. Каждый дурак с её помощью сможет безнаказанно творить что угодно, а богач, который построит самую мощную антенну станет безраздельным властителем мира. Если мир не уничтожат ещё до этого, в борьбе за машину. Это изобретение опаснее динамита и водородной бомбы – они способны разрывать лишь пространство, но машина проникает сквозь само время. Поэтому динамит мне и пригодился – я добавил в конструкцию небольшую взрывчатку, на случай взлома – пусть всё взлетит на воздух, но тайна должна остаться тайной. Взрыв могло спровоцировать несколько причин: машину попытается запустить кто-то кроме меня, удаленная команда уничтожения, три месяца бездействия (на случай, если со мной что-то случится)
Удивительно, но Машина работала! Три дня я потратил на её калибровку: проверив смежные значения, я отыскал оптимальные настройки, при которых считывающий атом принимает информацию примерно на одну стотысячную долю секунды раньше, чем запускается передающий. Это время можно увеличить, создав петлю обратной связи – если в момент считывания перебросить информацию обратно – на передающий атом, то считывающий активируется ещё раньше, закидывая информацию всё глубже в прошлое.
Я отправлял сигнал нажатием кнопки на панели терминала, и фиксировал время приема передающего импульса. Мне удалось добиться приема за четыре-пять секунд до отправки.
Пять секунд – огромное время для микромира, за это время электрон в атоме Бора успевает совершить двадцать три миллиона оборотов вокруг ядра, средний терминал успевает произвести один миллиард двести миллионов простых арифметический операций. Человек же за это время успеет только почесать в носу или решить, смотреть ли ему предложенное видео или нет.
Я пробовал нажимать на кнопку, не глядя на экран – не зная, пришло ли сообщение, и в большинстве случаев получал заветные несколько секунд, хотя некоторые импульсы приходили без оправки, а другие – отправлялись, но так и не дошли. Вот и сейчас терминал подтвердил получение импульса – Значит, мне Будущему предстояло его отправить. Палец навис над кнопкой. Что будет, если я не отправлю импульс? Пять секунд прошло, а я не нажал кнопку. Как это вообще возможно? Кто отправил тот импульс?
Это несовпадение озадачило меня. Возможно, часть импульсов просто затерялась в пути? Могут ли сообщения в прошлом воздействовать на настоящее? Возможно ли, что прием и отправка осуществляются не с одного и того же мира, а с некой параллельной вселенной, не отличающейся от нашей, кроме самых незначительных деталей. Я в другом мире нажимал кнопку не так, как в этом, вызвав различие в результатах.
Я прикоснулся к новому, чуждому мне измерению, совсем не понимая происходящего перед моими глазами, как и плоскому человечку не дано понять трехмерный мир. Мне не хватало знаний и так хотелось обратиться к коллегам, чтобы похвастаться открытием и вместе с ними разобраться в парадоксе. Но это слишком опасно – технология может стать грозным оружием, если попадет не в те руки. Абсолютным оружием, против которого невозможно бороться…
Нет! Нельзя им доверять. Никому нельзя. Я сам пройду этот путь: изучу принцип межвременного перемещения и найду ему лучшее применение.
Я ещё не знал, как использовать полученную силу, но понимал лишь одно – мне понадобятся деньги, много денег. Имея фору в пять секунд, я могу заработать на высокочастотной торговле на бирже, ловя самые крошечные изменения цены.
Я завел аккаунт на бирже, используя паспорт кузена, подключил его к крипто-счету, связал программу биржи с Машиной, и задал простой алгоритм автоматической торговли – следовать за ценой из будущего. Сигнал с котировками ходовых акций частенько пропадал, предоставляя мне не пять, а две-три секунды, и некоторые операции приносили убыток, но мне это шло на руку – чтобы не вызывать подозрений. Мой скромный капитал почти удваивался каждый день, вместе с моими опасениями. Я начал переживать, что мой успех не останется незамеченным, и большие дяди с Уолл-стрит придут за своими деньгами.
Когда мой счёт перевалил за три миллиона долларов, я снизил количество операций и подпортил алгоритм, чтобы он приносил деньги скромнее. Я менял биржи и аккаунты, переводил деньги в самые разные европейские банки и на крипто-счета, чтобы никто не разнюхал про мой финансовый успех.
Наверное, большинство людей бы на этом и остановилось – деньги потоком льются в карман, сиди и радуйся. Но я хотел большего – Машина способна изменить мир, если правильно использовать её потенциал.
Хотя мой капитал и позволял мне не работать до конца жизни, но я по-прежнему продолжал ходить на работу – чтобы не вызывать подозрений. Работал я машинально, без всякого энтузиазма – настоящие исследования проходили дома. Я старался не выдавать свой финансовый прорыв: гардероб особо не поменял, даже отказал себе в хороших часах – моём давнем увлечении. Теперь я мог себе позволить не только выбирать из лучших ограниченных изданий, но и купить их все сразу, безо всяких выборов и раздумий – тем обиднее было носить старую модель фитнес трекера.
Профессор Джесс Миллиган снова попросила меня проверить соединение роутера с сервером. Да я мог бы выкупить эту лабораторию со всеми потрохами и Миллиган в придачу! Эта работа начала меня раздражать.
В новостях передавали сообщение о крушении электромагнитного поезда во Франции. В результате недосмотра, генератор одного из вагонов отказал, и магнитная подушка потеряла поляризацию. К сожалению, этого хватило, чтобы закрутить весь состав. Триста сорок два пошибших и множество пострадавших… Если бы только я мог узнать об аварии заранее…
Конечно, пройдёт ещё немало времени, пока вакуумные гипертуннели заменят привычные всем магнитные подушки. А пока не избежать жертв аварий, пусть случаются они и не так часто, как в прошлом веке. В любом случае, всё больше людей решает полностью отказаться от командировок и путешествий в пользу туров в Сети.
Тогда я решил: я приложу все свои силы, знания и деньги, чтобы увеличить мощность Машины.
Пять секунд – это слишком мало. Пять секунд могут принести лишь деньги. Мне нужен хотя бы час, а лучше – день и месяц. Тогда я смогу предупреждать людей о предстоящих катаклизмах и терактах. Зная будущее через год, я узнаю эффективность политических и экономических мер. Человечество, наконец, перестанет ходить по минному полю вслепую! Оно сможет попрощаться со страхом. Тут я открыл неочевидную проблему, связанную с перемещением данных во времени. Земля не стоит на месте, и информации приходится преодолевать ещё и пространство.
За одну секунду поверхность Земли вращается со скоростью полкилометра в секунду. В то же время, земля крутится вокруг Солнца со скоростью тридцать километров в секунду. Само Солнце летит по галактике со скоростью двести десять километров в секунду. А галактика движется уже со скоростью шестьсот тридцать километров в секунду.
Имея тысячу прыжков в секунду, получаем, что каждый из них должен совершать передачу на шестьсот тридцать метров, с минимальной задержкой, причем порой передача сигнала будет происходить через толщу земли. Тут потребуется мощная антенна – в противном случае, установка не сможет работать большую часть суток.
Система закольцованных итераций позволяет отправлять данные в прошлое сколь угодно далеко, ограничения создает лишь надежность передающей антенны. Передача осуществляется с точностью в девяноста девять целых и девяноста девять сотых, это значит, что сигнал пропадает или искажается примерно каждые десять тысяч итерация, что достаточно много – чем дальше из будущего идёт сигнал, тем больше вероятность, что он затеряется где-то в пути.