Артем Каменистый
Это наш дом

Но это беззаботное время осталось в прошлом. Людей теперь обременили нажитые вещи, и жили они теперь не одной кучкой. В главном поселке сейчас всего лишь около половины народа – остальные кто где. Теперь приходилось рассчитывать, кого и откуда можно призвать, и посылать за ними гонцов. Каждому бойцу надо подобрать доспехи, выделить оружие, запас боеприпасов и продовольствия – все это хранилось на складах. Основные запасы боеприпасов, продовольствия и медикаментов для нужд отряда надо перевозить на вьючных лошадях – лошадей надо выбрать лучших и сбруей обеспечить тоже лучшей. Помимо лошадей часть запасов могут понести клоты: с этими великанами тоже нужно договориться, а еще проследить, чтобы в походе они не устроили кровавую разборку с ваксами. Друг друга эти союзные племена недолюбливали, мягко говоря. Кроме того, отряд необходимо обеспечить палатками и инструментами, с собой надо взять кузнеца с полевой кузницей для ремонта оружия и доспехов, а также подковывания лошадей. Врач тоже не помешает – со сложной раной без него не справиться. Само собой, понадобится рация с запчастями, антеннами и батареями, ну и радист к ней, естественно, с опытом нужен. Раз параллельно войне отряд будет заниматься поиском полезных ископаемых и картографическими работами, то и Олегу нужны профессиональные помощники: старатели, умеющие работать с промывочным лотком, рудознатцы, знакомые с разными минералами, проходчики, привычные к проходке разведочных шурфов и канав.

Нельзя забыть никого и ничего. Если у врача не окажется шовного материала, раненый ждать не будет. Если у радиста сгорит пустячный резистор, надо иметь при себе набор запасных, а также паяльник, работающий на раскаленных углях, олово и канифоль. В горах ничего этого не найти. Если лошадь потеряет подкову, у каннибалов новую не купишь.

Подготовка отряда – прямая обязанность командира. Олегу поселок давал многое: жилье, одежду, еду, посуду – все, вплоть до досок и гвоздей для изготовления кустарной мебели. Взамен он отдавал свой труд организатора и специалиста, свой местный опыт военного и путешественника. Если он что-то забудет, спрос будет с него.

Изготовление полок пришлось забросить. Целыми днями Олег метался по поселку и его промышленной зоне. С боем согласовав с Добрыней список потенциальных рекрутов, рассылал за ними гонцов или лично сообщал им новости. Часами ругался с Аликом, доказывая, что устаревшие фитильные крупнокалиберные мушкеты отряду в таких количествах не нужны, отчаянно выбивал дальнобойные ружья. Их было не слишком много, и прижимистый главный кузнец пытался волынить, затягивая установку замков на новую партию. Параллельно жестоко трусил Лома, требуя срочно изготовить партию разрывных снарядов с пикриновой^[1] начинкой. Проклятый химик без тумаков шевелиться не желал, а там делать-то нечего – все почти готово.

Олегу за каждый гвоздь чуть ли не драться приходилось – легче хайтов рубить, чем, допустим, у Булкина с продсклада выцыганить несколько головок сыра и мешков муки. «Сыр только на великие праздники, мука тоже». Интересно, а жрать что прикажете бойцам? Рыбу? Покушай ее с месяцок, а затем поштурмуй засевших в горах каннибалов? Что, неудобно? Ласты мешают? Так это они от такой диеты отросли.

Домой Олег заваливался только вечером, и здесь его встречала любимая супруга. Любимая то любимая, но не без недостатков: она и в спокойные времена смиренным характером не отличалась, а теперь, мечтая познать радость материнства, и вовсе не расставалась с ручной циркулярной пилой. Пилила, разумеется, Олега. Женская логика: «Ты специалист по кораблям, и если тебя куда-то послали топать пешком, то не должен идти. Пусть Макс топает туда или Кабанов». Ну да, как будто если бы Олега послали по воде, она бы этому сильно обрадовалась и пилу свою выключила. Как бы не так: знаем – проходили.

Может, на годик ее к кшаргам отправить, на перевоспитание?

Но как бы ни давили сроки и обстоятельства, свой отряд Олег подготовил вовремя. Восемьдесят три бойца, не считая Олега, Макса и Дубина. От клотов, после мучительных раздумий, решил отказаться. Напрягала даже не вероятность очередной драки союзников между собой, а некоторые странные особенности этих гигантов. Действовать придется вдали от хороших рек, клотам это очень не понравится – они уже в сотне метров от берега чувствуют себя неуютно. Олегу удалось выбить семнадцать лошадей – этого хватит для перевозки запасов продовольствия и боеприпасов, палаток, двух небольших пушек и другого имущества. Боец должен идти налегке, не обременяя себя тяжелым грузом.

По прикидкам Олега, отряд мог целый день вести ожесточенный бой с многочисленным неприятелем – боеприпасов должно хватить. Продовольствия, увы, не слишком много – хватит недели на три, если не излишествовать. Но в этом деле обещал помочь Мур – союзные ваксы будут снабжать землян дичью и рыбой, да и сами люди по пути могут охотиться.

На сборы ушло четыре дня.

Утром пятого, попрощавшись с женой и поселком, Олег повел отряд на юго-запад. Через два часа колонна достигла каменной арки – загадочного наследства давно исчезнувшего народа. Один короткий шаг, и человек оказывался далеко к западу – в предгорьях, за такой же аркой выхода. Очень удобное устройство – сэкономило отряду несколько дней.

На другой стороне портала их уже ждал Мур с сотней своих лучших воинов. Встреча была не торжественной: люди и ваксы буднично смешались в совместную колонну и выступили на запад. Там, среди вздымавшихся на горизонте скалистых гор, их ждал бой с каннибалами.

Глава 5

Неприятности начались сразу – пленники не успели даже отойти от поселка. Обуху ходьба противопоказана, он сегодня при сборе травы на коленях ползал, стараясь не беспокоить распухшую ступню. Но ходить на одной ноге невозможно, и секира, на которую он сейчас опирался, не особо помогала. Бедняга начал отставать с первых шагов. Одна из женщин, немолодая, с зимы страдающая почками, плелась рядом с ним на своих распухших ногах.

Большая часть народа стремилась побыстрее удалиться от пирамиды, и на отставших доходяг не оглядывались. Андрей, оценив темп передвижения Обуха с «подругой», нагнал Киркорова, хлопнул его по плечу. Немой, обернувшись, вопросительно уставился на товарища:

– Кир, давай в поселок вернемся, котел прихватим. Пожар там уже затих. Все сгорело, конечно, но котел-то сгореть не мог? Пригодится он нам. Наши медленно двигаются, мы их легко потом догоним.

Кир, обернувшись на отставших беглецов, понимающе кивнул, зашагал назад.

Андрей, топая следом, поравнявшись с Обухом, успокаивающе предупредил:

– Мы котел захватим и потом догоним вас, так что сильно не торопитесь.

Уже дойдя до сараев, Андрей стал понимать, насколько же безрассудно он себя ведет. А если аборигены очнулись? У него есть связка из трех дротиков и топорик, у Кира топорик и секира. Ерунда – толпа дистрофиков и обезьян их и без оружия задавит. Вот зачем ему дался этот котел?!

Впрочем, чего он паникует? Если охрана уже пришла в себя, то все равно их догонят. Двенадцать изможденных мужчин и семь женщин на серьезный отпор неспособны.

Котел оказался на месте – так и стоял возле все еще дымящейся башни. И что там может дымить, ведь выгорела дотла еще при первом запуске. Андрей ухватил посудину за край, поднял на плечо. Не особо тяжелый, но неудобный. Плохо, что нет дужки – пропустили бы через нее древко секиры, и можно вдвоем нести.

Железный треножник-подставку ухватил Кир – он, похоже, вообще не проявлял признаков беспокойства. Немой, даже не глядя в сторону застывших аборигенов, подошел к сараю-складу, где ютились обезьяны, ударом секиры разнес тлеющие останки двери, заглянул внутрь, тут же выскочил назад. Повернувшись к Андрею, сокрушенно покачал головой. Ясно – значит, запасы ингредиентов для халвы огонь сожрал. Там до сих пор пламя бушует: пылают обломки обвалившейся крыши и мешки с продуктами. Жаль, ведь кормить девятнадцать ртов чем-то надо.

Кир, стоя у дверей, смотрел на Андрея как-то странно, будто ждал от него чего-то. И Андрей понимал, что именно от него ждет товарищ, но колебался, – не отвечал на молчаливый вопрос. Он и сам не понимал, что ему сказать. Пауза тягостно затянулась – ни Кир, ни Андрей не трогались с места. Язык заработал сам собой, нехотя цедя откровенные слова:

– Кир, с такой толпой мы не сможем двигаться быстро. Обух и эта баба едва плетутся, остальные немногим лучше их. Мы с тобой здесь самые сильные и опытные. И ты, и я неоднократно убегали, и догоняли нас нескоро. Если будет погоня, то в первую очередь кинутся по следам большой группы. Пока местные их догонят, мы, наверное, успеем уйти очень далеко – сам это понимать должен. Шансов у нас с тобой без них гораздо больше. Но если хорошенько подумать… Кир, все эти слова о том, что здесь есть и другие люди, – это же из пальца высосано. Наши домыслы. Просто теория. Да, логика есть, и факты кое-какие есть, но мы не можем точно знать, что на этой планете есть другие люди. Возможно, мы просто выдаем желаемое за действительное – сами себя обманываем.

Немой не шевелился, на лице его не дрогнул ни один мускул. Ему тоже надо было принимать решение. Кир может и в одиночку в степи прожить, он местный рекордсмен – по нескольку дней, бывало, бегал. Одному ему проще всего – никакого отягощающего балласта. Хотя, конечно, Андрея трудно к балласту причислить. Он тоже побегал неплохо и находится в приличной форме. С другой стороны, идеальный вариант – это когда пленники разобьются на мелкие группки: вылавливать их если и будут, то по очереди, и шансы у выносливого одиночки при этом будут максимальны – за ним пойдут в последнюю очередь. Первыми постараются выловить группы, по хорошо натоптанным следам.

– Ты представь, что больше здесь людей нет. Только мы. – Андрей продолжал гнуть свою линию. – На всю планету всего лишь девятнадцать человек. Если нам удастся найти район, где нет этих аборигенов, мы сумеем там обосноваться. У нас есть пять женщин, из них три молодые. Это наше будущее – у них могут быть дети. Да не кривись ты: отмыть их, и красавицами покажутся. Других-то все равно нет. А сами мы, если пойдем… Ну ладно, бросим мы с тобой этих тихоходов – уйдем без них, налегке. Найдем себе удобное местечко, заживем счастливо и с огромными перспективами. Да? Ты об этом сейчас мечтаешь? Если так, то чур я буду в нашей паре не женой. Мужем тоже нежелательно, но если другого выбора не будет, тогда, конечно, ради вашего счастья я готов почти на все.

Кир на шутку не отреагировал. Неопределенно хмыкнул, подкинул треножник на плечо, развернулся, зашагал к полосе, в сторону удалявшейся кучки пленников.

Андрей, не сдержав торжествующей усмешки, подхватил котел поудобнее, пошел следом.

За полосой, метрах в трехстах, расселись пленники. Они терпеливо ждали Андрея и Кира. Все семнадцать. Никто не ушел, бросив отстающих. Те, кто вырвался далеко вперед, вернулись к Обуху.

Видимо, не один Андрей такой умный.

* * *

Солнце зашло за горизонт, степь растворялась в сумерках. Умолкли птицы, перестали стрекотать кузнечики – их сменили ночные сверчки.

Люди продолжали идти. По прикидкам Андрея они удалились от поселка километров на десять – двенадцать – ничтожное расстояние. Если бы он шел сам, минимум вдвое больше бы вышло. Ладно, чего уж там – выбор сделан, не стоит теперь жалеть.

Официального лидера в их группе не было, но неформальных наличествовало сразу три: Прапор, Лысый и сам Андрей. Причем последнего можно считать лидером лишь из-за физических данных. Нет, он не был атлетом. Просто ему крупно повезло: за эти годы он не заработал букет разрушительных хронических заболеваний и не покалечился. Учитывая природную выносливость, можно смело считать его звездой спорта – соперников здесь ему нет. Кира можно в расчет не брать: он, конечно, посильнее будет, но столь молчаливого мужика в роли лидера вообразить тяжеловато.

Все лидеры молчали: никто даже не заикался о ночлеге. Друг на друга, правда, поглядывали многозначительно, ожидая, что кто-то все же не выдержит и начнет отдавать разумные распоряжения на эту тему. Но вообще-то больше надеялись на Обуха – по привычке: бедолага с самого начала задавал темп продвижения отряда. Когда нога доставала его окончательно, он садился, тем самым давая сигнал к привалу. Вот и сейчас – если сядет, то на этом месте они и заночуют.

Суетливый Гнус, не выдержав тягостного молчания смертельно уставших беглецов, сдался первым, нервно, глотая слова, затараторил:

– Мужики, сейчас ведь совсем стемнеет, мы ноги поломаем, если так и будем шагать дальше. Когда останавливаться будем?

Андрей, оглянувшись на хвост колоны, поймал на себе взгляд Обуха. Глаза товарища сверкали столь красноречиво, что не выдержал, отвел взор. Слава богу, что не он тогда загнал себе в ногу эту проклятую железку. Страшно представить, что сейчас чувствует Обух. Один из сильнейших мужчин стал обузой отряда. Жутковато ему наверное… врагу не пожелаешь такого…

И еще Андрей понял – Обух не остановится. Он, похоже, дошел до такого предельного состояния, что уже не замечает боль. Так и будет шагать, пока не разорвется от усталости сердце, пытаясь доказать всем, что он не обуза, что он прежний, сильный и выносливый Обух, могущественный повелитель тяжелых носилок.

Ждать, когда свалится он или эта распухшая женщина? Ну уж нет. Раз так, то командовать будет Андрей.

Не останавливаясь, он указал вперед:

– Мы сейчас спускаемся в низину, это похоже на пологий склон балки. Вон, внизу, в ложбинке, кусты темнеют вроде бы. Может, там воду найдем? Еды у нас нет, но хоть напьемся. Будет вода или нет, не знаю, но заночевать можно там.

– Не вижу я внизу ни ложбинки, ни кустов, – устало заявил Лысый. – Темно там уже… не разглядеть ничего.

– Сейчас, конечно, не видно, но я еще на закате с пригорка разглядел, что четкая темная полоса идет: видимо, растительность густая. Не уверен, что внизу есть вода, но проверить-то можно? Минут за десять спустимся, если так и будем идти.

Никто не возражал. Даже Гнус ничего не сказал. Плохо дело, если у неугомонного студента сил не осталось на комментарии. И ведь прошли-то всего ничего, и не слишком быстро двигались, а народ совсем вымотался.

Как же дальше с ними идти? Андрей, конечно, и сам подустал, но при необходимости мог бы шагать еще всю ночь. Хотя, когда совсем стемнеет, нежелательно это – не хватало еще в полном мраке ногу поломать в какой-нибудь норе.

Андрей чуть не сглазил: уже в конце спуска, когда впереди действительно показалась темная полоса непонятной растительности, одна из женщин оступилась, рухнула на бок, вскрикнула. Над ней склонился Кир, подхватил под руку, поднял. Прапор, подскочив к пострадавшей, нервно уточнил:

– Живая?

– Да, – дрожащим голосом ответила женщина.

– Ну баба!.. Смотри куда ступаешь! Если сломаешь ногу, мы нести тебя не сможем!

Андрей даже шаг не замедлил – спешил к финишу. Сбросив с плеча котел, зашарил рукой в зарослях, довольно воскликнул:

– Да это тростник! И сухой, прошлогодний, и зеленый – в этом году уже вырос! Надо воду поискать! Здесь устраиваемся, рядом с зарослями – тут трава мягкая и ровно!

Вломившись в заросли тростника, Андрей преодолел их, добрался до подъема – противоположный склон балки оказался гораздо круче. Проклятье – воды по пути не обнаружил!

Ниже затрещал тростник, оттуда выбралась здоровенная фигура, молча поманила рукой за собой. Андрей без вопросов двинулся следом – спрашивай не спрашивай, Кир не ответит.

Немой остановился на краю крошечной полянки, окруженной высокими зарослями тростника, припал на колени, зачерпнул ладонями, зачавкал. Рухнув рядом с ним, Андрей наклонился до самой воды, присосался жадно, распрямился, закашлялся. Человек не собака – лакать по-звериному неудобно. Пришлось черпать ладошками.

Вода теплая, наверняка мути в ней хватает. В любом случае она должна быть несравнимо качественнее, чем поселковая бурда. Видимо, ручеек по ложбинке идет лишь после таяния снегов и крупных дождей. Сейчас дождей не было давненько, он пересох, но им повезло – осталась эта приличная лужа.

– Кир, посиди здесь, – попросил Андрей.

Он боялся, что в темноте будет трудно найти это место в густых зарослях, вот и оставил товарища живым ориентиром.

Вернувшись к остальным, увидел, что все беглецы валяются пластом, будто мертвые. Крепко вымотался народ…

– Подъем! Мы воду нашли! Давайте, пока еще немного видно, надергайте травы хоть немного и вон кусты порубите, разведем огонь. Если вскипятить не хватит, то хоть подогреем.

Схватив котел, зашагал назад. С помощью Кира начал набирать в котел воду – зачерпывали ее ладонями. Лужа не слишком глубокая, дело продвигалось медленно. При этом Андрей понял, что насчет кипятка он сильно погорячился: кружек у них нет, а если девятнадцать человек будут хлебать его из котла по очереди, выйдет затяжной цирк. Тарелок тоже нет… и еды никакой нет… Стоп – эти мысли надо из головы выбросить. Два года жили впроголодь, если денек поголодают, ничего страшного – привычные.

Но завтра надо что-то решать, срочно… Ящериц ловить? Девятнадцать рыл накормить… Сколько же на это потребуется ящериц и где их столько поймать? Охотиться попробовать? Дротики у них есть – дистрофики-охранники охотились именно с ними. Но это ведь привычные к экзотичному оружию аборигены – люди метко бросать их не умеют. Да и с дичью тут негусто – за целый день и одного зайца не видели, не говоря уже о чем-нибудь посолиднее. Лишь несколько сусликов по пути замечал, но к ним подходить бессмысленно – мгновенно в норы прячутся. Птицы тоже близко не подпускают.

Если они не найдут себе продовольствие, через два-три дня все превратятся в полуживых доходяг. Два года лишений не шутка – резервов в организмах вообще не осталось. Им нужно поесть хоть что-нибудь, нужна энергия, иначе гнить им в этой степи.

Андрей внезапно поймал себя на мысли, что скучает о пайке халвы. Дожил…

Котел наполнили полностью. На глаз в нем ведра два с лишним, – на девятнадцать человек по два литра точно выйдет. Несли вдвоем, аккуратно – ручек нет, если уронят, то придется черпать заново.

Пленники без дела не сидели: рубили сухие стебли прошлогоднего тростника, шарили по склону, уничтожая чахлые кустики. Кир установил треногу, взгромоздил на нее котел, вопросительно оглянулся на подошедшего Прапора. Тот, скинув охапку веток кустарника, устало проговорил:

– Зажигалка у меня сохранилась, но газа в ней осталось на донышке. Андрей, стоит ли сейчас возиться с огнем? Он нам сильно нужен?

– Я просто думал, что неплохо бы кипятку сделать. Правда, кружек нет, неудобно.

– Топлива тут маловато, да и долго ждать кипятка. Все устали. Может, ну его – просто спать завалимся? Да и страшновато – мы ушли недалеко, если за нами погоня идет, то могут огонь заметить. В темноте костер очень далеко видно.

– Прапор, если за нами идет погоня, костер уже не навредит – все равно догонят… мы слишком медленно двигаемся. Хотя насчет костра ты, наверное, прав – не стоит с ним возиться. Были бы тут деревья и высокие кусты, еще куда ни шло, а этот мусор… Мгновенно выгорит, ночью не согреться возле него будет. Да и зажигалку твою поберечь надо. Огниво у Жмота осталось, он им очаг в поселке разжигал… не догадались у этой твари забрать…

– Во! Я о том же!

– Эх… зря только топливо собирали.

– Почему зря? На траве расстелем: помягче лежать будет.

– Ночью замерзнем. Вон все небо в звездах. Надо лечь потеснее друг к другу, теплее будет.

Лысый, сбросив охапку тростника, хрипло скомандовал:

– Мальчики и девочки, все слышали?! На горшок и спать. Завтра у нас будет трудный день.

Народ безропотно принялся укладываться. Андрей, раскидав под собой немного тростника, улегся сбоку от Гнуса. Тот не удержался от комментариев:

– Дрю! У тебя ко мне прямо подозрительная любовь! Ты в сарае вечно мой бок грел и здесь тоже устроился. Эй, девочки, может, вам его на перевоспитание отдать? А то совсем испортился мужик!

– Помолчи уж, – устало попросил Андрей. – Не до шуток, никто смеяться не будет.

– Говорят, смех продлевает жизнь. – Гнус упорно не желал успокаиваться. – А интересно, желудок смехом можно набить? Я уже готов траву жевать. Дрю, а что мы тут жрать будем?

Вопрос, естественно, заинтересовал многих. Андрей физически ощутил, как все насторожились.

Прапор уточнил запрос Гнуса:

– Вы с Киркоровым, когда бегали, что здесь ели?

Андрей, помедлив, нехотя пояснил:

– Я щавель собирал в низинах, барбарис осенью находил – в степи его везде хватает, а весной одуванчиков листья жевал. Бывало, земляника попадалась, а осенью шиповник и боярышник. По ручьям дикий лук попадался, а один раз на ревень нарвался. Ящериц иногда ловил, сырыми лопал, чуток подвялив. Однажды, было дело, кузнечиков насобирал штук сто, оборвал им крылья и задние лапы. Ничего, на вкус не так уж страшно оказалось. Один раз вообще повезло: гнездо птичье нашел, а в нем яйца. Яйца приличные, белые, с серенькими крапинками. В них уже зародыши крупные были, но вполне съедобно оказалось. Пробовал даже на суслика охотиться – долго караулил его возле норы. Эта тварь осторожная – нос высовывал, но выбираться не хотел. Я по-всякому пытался его достать и так увлекся, что прозевал подход погони: оглянулся, а дистрофики уже в десяти шагах за спиной. Мне бы еще часик, и я бы его, может быть, и обманул.

– Ну а Киркоров что жрал? Тоже кузнечиков?

– Что ты ко мне пристал? Кира и спроси. Я его не кормил, мы ведь поодиночке бегали.

– Так иногда вы вдвоем побег устраивали, вместе уходили.

– Ну да. Но это мы специально договаривались. Отходили от поселка вдвоем, а дальше разделялись. Думали, что погоня вся за одним пойдет, а у второго будет шанс уйти далеко и затеряться.

– Понятно, – вздохнул Прапор. – Мне так кажется, что щавелем и одуванчиками девятнадцать рыл не прокормить…

– А кузнечики? – спросил Гнус. – Их же здесь полно.

– Забудь. Я тогда часа четыре убил, чтобы наловить их горстку. Мелкие заразы и жрать там нечего. Если весь день на них угробить, может, грамм сто и насобираешь. А это крохи… бессмысленно…

– А ручей, куда нас за дровами гоняли? – вспомнил Лысый. – Там земляники полно по склонам, а на берегах дикий лук. Лягушки в воде, рыбешки какие-то шмыгают – мелкие, но много вроде. Сделать из веток и травы ловушки и половить можно попробовать. Жаль, что сейчас не осень: осенью там терна очень много, и барбариса, боярышника, рябины.

– Тоже забудь. Ручей далеко в стороне остался. Да и мало там еды: на одной землянике и щавеле с луком не разжиреешь. А оставаться в том месте надолго опасно: я там видел тропинки и на другом склоне, – возможно, это следы групп аборигенов из других поселений. Они тоже могут приходить за топливом на зиму. Нам нарываться на такой отряд нежелательно. Так что не вижу смысла туда идти.

– А вообще какие планы тогда? – вновь вылез Гнус.

– Планы простые. Сейчас мы все поспим. Утром встанем и будем идти строго на юг.

– Почему на юг?

– Потому. На юге теплее. И не бесконечно же эта степь тянется? Климатические зоны должны сменяться по пути с севера на юг. Я всегда туда бежать старался, почти уверен, что там обязательно найдется нормальный уголок для человека.

– Дрю, а вдруг здесь вообще нет других людей? Челюсть та и другие ваши рассуждения, это же не факт еще. Мало ли… Вдруг вся планета заселена этими тварями? Куда не пойдем, везде будут только они?

Андрей ответил не сразу, но ответил, как отрезал:

– Если это так, то рано или поздно нас поймают и накормят халвой. Всем спокойной ночи, я уже сплю.

* * *

Этой ночью Андрею ничего не снилось. А жаль. Если бы хоть во сне покормили стюардессы, было бы неплохо и вообще очень полезно для психики. Жрать хотелось просто смертельно. Временами, пробуждаясь от ночного холода, он жался к телам товарищей, смутно сознавал, что ужасно хочет есть – даже во сне его не покидало чувство голода, но это не мешало ему мгновенно засыпать.

Проснувшись уже на рассвете, услышал, как кто-то пробирается в зарослях тростника. Насторожился, выкарабкался из груды тел, подхватил свой топорик. Увидев, как на противоположном склоне балки показалась удаляющаяся спина Кира, успокоился. Но на душе стало горько. Неужели немой все же решил их бросить?

Не хотелось в это верить.

Ладно, разберемся.

Пройдя к луже, смочил лицо, напился. При свете зари увидел, что вода кишит разнообразной микроскопической живностью. Наверняка и невидимых бацилл в ней немало… причем не обязательно полезных… Ладно уж, хуже поселковой жижи во Вселенной быть ничего не может, а ее частенько и сырую пили – топлива на обеззараживающее кипячения хронически не хватало.

Оглянулся на полянку, предоставившую беглецам ночлег. Народ, несмотря на рассветный холод, упрямо продолжал спать. Лишь Обух бодрствовал – присев в сторонке, возился со своей больной ногой.

Кира Андрей догнал в конце подъема. Стоя на самой вершине, немой внимательно смотрел куда-то вдаль и на приближающегося товарища не обратил ни малейшего внимания. Андрей, еще не добравшись до него, понял – Кир не собирался бросить отряд. Кир просто хотел осмотреться.

Встав возле него, Андрей посмотрел туда же. Первое желание появилось мгновенно – надо удрать как можно дальше отсюда. Это он сгоряча так подумал: уже второй взгляд привел к новым открытиям и заставил осознать – спешить с бегством не стоит.

За балкой тянулась степь. Такое же скудноватое серо-зеленое пространство, царство травы и кузнечиков. Ни кустика, ни деревца. Примерно в полукилометре виднелся поселок. Весьма похож на старый, единственное отличие – по периметру тянется забор из кирпича-сырца. Невысокий – метра полтора, но у них в поселке вообще никакого не было. За этим поселением тоже виднелась пирамида. Она была абсолютно не похожа на ту двуглавую громадину, что была у них. Одновершинная, ступенчатая, угловато-нескладная, со сбитой макушкой. Но такая же пугающая – мгновенно вспомнились все запуски.

Интересно, а что запускали здесь?

Страха не было. Даже отсюда хорошо заметно фатальное запустение. Поселок не просто переживает упадок – поселок умер. Умер не так давно, еще не все крыши окончательно провалились, и постройки стоят почти целые… если не приглядываться особо пристально. Странно, даже башню в центре можно разглядеть. По одному типовому проекту тут все селения строили, что ли?

Кир покосился на Андрея и направился к поселку. Тот его прекрасно понял – зашагал следом. Сомнительно, что в этих руинах они найдут продовольствие, но потратить немного времени на изучение не жалко. Мало ли что они обнаружат.

Вблизи поселок оказался неприглядным – жилым селением он уже не выглядел. Все, это уже объект для археологов. Трудно сказать, когда его покинули обитатели… В том месте, где держали Андрея и других пассажиров, каждую весну несколько недель отводилось на «латание дыр». Из смеси глины, золы, песка и рубленой соломы лепили новые кирпичи, ремонтировали пострадавшие от непогоды постройки, мелкие изъяны залепляли наскоро, кое-как. На следующий год их приходилось чинить заново, прикладывая уже побольше сил. Некоторые сараи в итоге превратились в сложную систему «заплаток» и отдельных реликтов первоначальных несущих конструкций. А некоторые вообще бросали – проще такую рухлядь оставить рассыпаться, чем поддерживать в приличном состоянии. Благо места в оставшихся сараях хватало для всех.

Стоп, а почему хватало? Ведь когда сюда упал самолет, здесь было полсотни аборигенов. И уже тогда места было более чем достаточно, даже с учетом выживших пассажиров. Смысла в лишних сооружениях не было… Выходит, раньше в их поселке обитало больше жителей? Наверняка так оно и есть… Получается, когда-то там был расцвет, а они рухнули к ним уже в период упадка?

С этим поселком было сразу все понятно: расцвет его был давненько, как и упадок – сейчас остался гниющий труп. Дряхлые сараи держались на честном слове – сложнейшая система рассыпающихся «заплаток». Нечего и мечтать о еде: даже если здесь оставили нетронутый склад продовольствия, степные грызуны и птицы давно его растащили. Здесь уже несколько лет нет никого и ничего. Выглядит все настолько мертво, что даже фильм ужасов тут снимать страшновато – нервы зрителей нужно беречь.

Кир обнаружил уцелевшую дверь. Как и в старом поселке, она была изготовлена из тонких жердей, связанных кожаными ремнями и полосками лыка. Толкнул ее древком секиры – дверь мгновенно превратилась в груду трухлявых обломков.

Нда… похоже, давненько ее не открывали…

Андрей, не обращая внимания на изыскания товарища, направился к пирамиде. По пути его ждало открытие: он обнаружил некое подобие такой же полосы, только гораздо скромнее. Длиной не более сотни метров, шириной раза в три меньше. Но самое интересное он обнаружил на самой полосе.

Кости. Десятка три скелетов. Андрей не разбирался в анатомии, но здесь не надо быть специалистом. Перед ним были не человеческие останки – это было ясно с первого взгляда. Шесть крупных костяков, облепленных трухлявыми доспехами и кусками засохшей кожи, поросшей скудной щетиной. Стертые массивные зубы в широких челюстях, низкие черепа с покатым лбом и массивными надбровными дугами, широченные грудные клетки. Это все, что осталось от местных обезьян – сородичей Чубаки. Остальные скелеты принадлежали дистрофикам: длинные тонкие кости, вытянутые, яйцевидные черепа, мелкие зубы, местами сточившиеся до десен, гротескно вытянутые руки.

Эти создания расселись на полосе и сидели так, покуда не умерли. Крупные хищники или падальщики над ними не поработали – кости практически не потревожены. Куда же делось оружие? Кто-то забрал?

Интересно, а ведь аборигены в их старом поселке расселись так же после последнего запуска, сломавшего механизм пирамиды. Тоже собрались сидеть, пока костлявая старуха не придет? Если так, туда им и дорога. Тогда понятно, куда пропало оружие: возможно, сюда прибыл очередной караван тележек, запряженных здоровенными гуманоидами, и, застав лишь трупы, удалился, прихватив ценное имущество.

Заметив в одном из скелетов нечто странное, Андрей пригнулся, осторожно сдул пыль с грудины. В серой кости тускло отсвечивал желтоватый камень в оправе из серебристого металла. Это не выглядело как прижизненное украшение, таскаемое раньше на груди. Эта штука явно имплантирована в костяк при жизни владельца. Бегло осмотрев остальные скелеты, Андрей убедился, что у каждого в груди есть такая же странная вещица. Кроме того, он обнаружил, что кое-где кости связаны тончайшими металлическими нитями, а серебристая, почти невесомая сеточка из того же металла опала на брюшине. Будто облепляла кишечник при жизни.