bannerbannerbanner
Время одиночек

Артем Каменистый
Время одиночек

Полная версия

Глава 1

Карету противно затрясло – верная примета, что выбрались за первую стену: здесь на строительстве воровали гораздо наглее, чем под боком у императора, и на брусчатке приходилось экономить. Дознаватели, не сговариваясь, синхронно ухватились за поручни: на местных колдобинах и в нормальном экипаже можно зубы растерять, а уж в тяжелой полицейской развалюхе и вовсе для этого дела все удобства – рессоры здесь явно чугунные. За окном промелькнул нефтяной фонарь, в его голубоватом, мерзком свете Сеул разглядел обитателей межстенья: парочку каких-то крайне подозрительных личностей в длиннополых пальто. Интересные такие пальтишки – знающие люди много чего под них припрятать могут. Не зря в них щеголяет половина королевской управы и городских воров. Первые режут вторых, вторые режут первых, в темноте да неразберихе иной раз свой своего на клинок сажает.

Младший дознаватель Риолин, по-мальчишески возбужденный от предвкушения знакомства с местом страшного преступления, нервно пробормотал:

– Можно смело останавливаться и хватать эту парочку – явно ворье законченное. Даже кареты нашей не боятся. Обнаглела шваль местная!

Нюхач Бигль, одной ногой уже пребывавший на пенсии, не разделял энтузиазма молодого сослуживца и благодушно протянул:

– Риолин, ну что вы в самом деле! Если человек ночью шатается меж стен, это еще не повод для ареста. Да и много тут разного народу… всех не допросить. Сейчас доберемся до места, а уж оттуда плясать будем, как положено. Вы уж поверьте моему носу: суета – делу помеха. Пусть об этих стража заботится – это ее работа, а мы своей дорогой едем, по своему делу.

Сеул покосился на Бигля с нескрываемым недоверием. Нюхача вытащили прямиком из-за праздничного стола – отмечалась помолвка дочери с писарем Гумби. Так и поволокли их обоих в карету – некого было искать в эту пору. Времени терять нельзя – Дербитто попусту шум не устроил бы, дело явно серьезное. Вином от парочки разило изрядно, а чахлый очкарик Гумби и вовсе сомлел: носом клюет. Если у кабака и впрямь дело непростое, то трудновато будет работать с такой командой. Ну какой толк от пьяного нюхача?

А будь дело простым, Дербитто не стал бы трубить тревогу, тем более через синь. Не паникер Дербитто и не дурак – дурак бы здесь столько лет не продержался. Или ворье в канаву пустит, или отставка пинком под зад – трудновато служить на такой тонкой грани.

Карета остановилась посреди моря света – не меньше сотни городских стражников оцепили трактир Пуго, и каждый при этом держал факел или трубку цветка Ноха.

Сеул, выбравшись из кареты, направился прямиком к сточной канаве – там у парочки тел, накрытых мешковиной, на корточках сидел Дербитто. Про начальника стражи местные поговаривали, что у него на затылке третий глаз, а возможно, и четвертый, что походило на правду: не раз воровской люд норовил ему железо меж лопаток сунуть, но никому это пока что не удалось. Вот и сейчас толстячок оправдал репутацию – не обернувшись на подходящего дознавателя, четко и громко произнес:

– Господин Сеул, осторожнее, пожалуйста. Перед этой бойней дождь хорошенько вычистил мостовую – старой грязи почти не осталось. Так что не затопчите следы. Хотя чего это я вас учу – сами получше моего знаете.

– Ох и кровищи тут! – выдохнул за спиной младший дознаватель.

– Риолин, просто пока постойте у кареты! – приказал Сеул. – Бигль, поработайте со следами, Гумби, записывай все и составляй карту места преступления. Начинай от двери трактира.

– Я бы посоветовал начинать отсюда, – предложил Дербитто. – Чем ближе к трактиру, тем больше следов… и тем интереснее они. Там все началось, а здесь все закончилось. И писать вам, ребятки, долго придется… очень долго. На каждого холодного, что здесь по округе валяются, по четыре бумаги положено – у вас ее может не хватить.

Сеул, встав у Дербитто за спиной, посмотрел, чем занимается глава стражи. Глава стражи занимался не очень эстетичным делом – внимательно разглядывал свежую коровью лепешку.

Дознаватель покачал головой:

– Ливень смел дневной мусор – что тут могла ночью делать корова?

– А кто их знает… коров… видать, дела были у нее свои… коровьи. Нам до ее дел особого интереса нет, а вот то, что она здесь нагадила, – это уже дело наше. Отменная улика… Взгляните, господин старший дознаватель: в дерьмо это наступил кто-то. Хорошо наступил, четко отпечатался – сапог отменно большого размера. Таких лап здесь немного, что сужает круг тех, кто способен был сотворить с этой лепешкой подобное. Мои ребятки были на месте чуть ли не через минуту, и не дураками оказались: успели до башни добежать, синь вытащили – у нас на каждой восьмой башне один колпак из учеников всегда дежурит. Так что город мы сразу прикрыли жестко. И знаете что? На внешних воротах схватили Пуго – бежал наш плут-трактирщик из города на ночь глядя… потянуло его в сельскую местность. И думается мне, что сапоги у нашего Пуго будут в навозе и крови: лапа у него – что у медведя матерого.

Сеул с подчеркнутым спокойствием поинтересовался:

– Дербитто, мне кажется, что городскую управу ваши подняли по тревоге не для того, чтобы мы тут навозом любовались. Я вижу там пару тел, и кажется мне, что это не пьяные у канавы прилегли, а все гораздо хуже. Раз нас притащили сюда, значит, с тихими этими не все ладно. Я, конечно, понимаю, что умерли они не своей смертью, но ради пары тихих сюда бы все живое не согнали.

– Тихих тут не пара… Вы, господин Сеул, еще в трактир не заходили. Но, в сущности, вы правы – я всю бучу поднял из-за этой парочки.

– Что не так с ними? Уж не принцев ли крови здесь прирезали?

– Хуже, господин Сеул, все намного хуже… Взгляните сами.

Дербитто потянул за холст, продемонстрировал дознавателю голову покойника, вернул грубую ткань на место – нечего толпе на такое дело таращиться, пусть даже толпа эта состоит из одних лишь стражников.

Сеулу резко поплохело, и поплохело сильно. Поджилки противно задрожали, а слюна во рту мгновенно стала какой-то кисловатой, с металлическим привкусом. И очень сильно захотелось в уборную. Еле слышно, почти беззвучно, шевельнул губами:

– Зайцы…

– Да, господин Сеул, они самые.

– Откуда… почему… Да что здесь вообще произошло?!

– Я бы и сам хотел это знать…

– Дербитто, это ваш район. И это моя ночь – я сегодня главный дознаватель по городу. Думаю, ты понимаешь, что это значит.

– Тут и дурак поймет – рассвет для нас может стать невеселым… И не только для нас… Оптом упакуют под холст всех, кто спрятаться не успел…

– А эти… эти… уже знают?

– Если и знают, то мне об этом неизвестно. Да и какая теперь разница?

– И правда… никакой. Свидетели есть?

– Нет, конечно, – все разбежались. И я их очень хорошо понимаю… сам поглядываю в сторону ворот…

– Дербитто, нет для нас ворот… На дне моря достанут теперь, если что… Ну что же… Давай к управе – поговорим с этим Пуго… для начала. Если повезет, то на нем вопрос и закроем. Посмотрим на его сапоги…

* * *

– Ты можешь молчать. Или можешь говорить – говорить взахлеб, вспоминая даже те свои паскудные прегрешения, о которых давно позабыл. Можешь звать на помощь. Можешь жаловаться. Можешь требовать, чтобы к тебе привели весь городской совет и всех шлюх, что отираются у второй стены, в придачу, – не вижу разницы между вашими толстяками и этими сифилитичными дамочками. Никто не придет, и никому не нужны твои жалкие жалобы. И сам ты никому не нужен. Все, что ты можешь теперь, – это выплевывать выбитые зубы и корчиться на полу, в луже крови, мочи и блевотины. Моча, блевотина и кровь будут твои собственные – никто здесь тебя этим дерьмом снабжать не станет. И никто – никто тебе не поможет. На тебя сейчас плевать всем – абсолютно всем. Плевать со всех восьмидесяти восьми башен первой стены. И со всех шпилей королевского замка – я и сам не помню, сколько их там, но достаточно много. Ты сидишь передо мною, потея от страха, но, по сути, тебя уже нет – ты никто, ты призрак, ты ошибка Судьбы, непонятно почему отравляющая воздух в этом подвале. Ты даже не умер – тебя попросту забыли еще до рождения твоего. Твое имя выкинули из памяти. А кто не выкинул – тот никогда его не станет вспоминать. А если и вспомнит, то вслух не произнесет. А если найдется тупой кретин, рискнувший произнести его вслух, то сделает это посреди пустыни, закопавшись поглубже в песок и уткнувшись своей тупой мордой в огромную пуховую подушку. И сделает это тишайшим шепотом. И как только он это сделает, то немедленно обмочится. Обмочится так, что на этом месте в пустыне потом возникнет оазис. Уж больно страшно будет твое поганое имечко вслух произносить. И знаешь, к чему я все это тебе, неродившемуся тухлому трупу, говорю? А к тому, что ты, по-моему, так и не понял, во что вляпался. Ты думаешь, это что-то, во что угодила твоя нога у твоего вонючего кабака, – лепешка, оставленная тощей полудохлой коровой. Жиденькая, тоненькая такая лепешка – ведь корова загибалась от язвы, жрала мало, а навоз ее был кровавым. Так думаешь? Если ты думаешь именно так, то мне тебя жаль. Ведь скоро, очень скоро от тебя останется такая же лепешка. Нет, даже пожиже и потоньше. Чахлая лужица блевотины, крови, соплей и дерьма. Вонючая лужица. Такая вонючая, что даже псы, отирающиеся у наружных ворот, будут от нее носы воротить.

Риолин, опрометчиво решив, что потенциальный подозреваемый теперь подавлен полностью и сейчас распоется соловьем, сделал паузу, переводя дух: весь этот монолог он произнес на одном дыхании.

Зря он это сделал – Пуго не из тех слабаков, кого можно запугать потоком пустых слов, причем слов дурацких, – он и сам умел делать это не хуже.

– Господин МЛАДШИЙ дознаватель, если вы намерены начинать мне зубы пересчитывать, то приступайте. Порченых половина, давно пора о новых подумать, да денег синь много запросит, а я не настолько богат, чтобы платить по их живодерским расценкам. С другой стороны, все, что у вас против меня есть, – это мой сапог, запачканный в крови и навозе. Так по таким «уликам» можно смело полгорода посадить в подвал, а вашу управу – так вообще в полном составе. Коровы, знаете ли, имеют обыкновение гадить где приспичит. И почти все они больные, уж даже не знаю почему. Пока своей смертью не сдохла, их гонят в любое время к бойне, и наружная стража этому не мешает. За пару медяков наружная стража не то что больную корову ночью пропустит, а банду черных некров, со всеми их гробами в придачу и тухлыми подругами. А еще есть целая куча относительно уважаемых горожан, которые поклянутся на могиле Первого Императора, что всю эту заваруху я просидел за своей стойкой, не высовывая носа. Я, знаете ли, заварушек перевидал немало и давно уяснил, что нос свой в таких случаях следует беречь. Так что уже завтра меня из вашей управы выпустят, и я прямиком пойду в городской совет. И рот там свой разину. И во рту моем внимательно пересчитают все отсутствующие зубы. Если и ошибутся при этом, то в большую сторону. И выставят вашей живодерне счет за каждый зуб. И счет будет такой, что на деньги эти я себе восемь полных челюстей поставлю с хорошими, крепкими зубами. И счет этот вы оплатите. Оплатите с радостью и с извинениями. И вы, господин МЛАДШИЙ дознаватель, извиняться будете в первых рядах. Извиняться искренне и с заискивающей улыбочкой. А те господа, что за нами через стену поглядывают, будут кивать при каждом вашем слове. А может, даже и в зад меня целовать при этом – все зависит от количества отсутствующих зубов.

 

– Как он о нас узнал? – вскинулся Дербитто. – Он что, где-то искусства нахватался?

Сеул, не отводя взгляда от допрашиваемого, тихо произнес:

– Да какая тут магия… на синь он явно не тянет. Стены подвала из серого песчаника, а камень Серисетия черен как смоль. Выделяется это окно, а Пуго не из тех идиотов, что дальше своего носа не видят. Да и не первый раз его допрашивают – этот плут с богатой биографией.

– Есть за что его прижать? И что значит «не первый раз»?

– Спорно. Уж за убийцу мы его точно не выдадим. Зайцам он не нужен, и домыслы наши им не нужны. Зайцам нужен убийца. Всем нужен убийца… настоящий убийца. Нет, этого Пуго мы никак не приплетем к делу… Он чист…

– По его роже этого не скажешь. Вид у нее такой, будто и она тоже ворованная. Тем более, говорите, привлекался.

– По архиву, был под следствием во время мятежа Гиора.

– Так там вроде пару зайцев тогда тоже прирезали – попали под горячую руку. Может, понравилось и решил продолжить?

– Тридцать лет без малого прошло. Ты думаешь, зайцы всерьез поверят, что этот жирный кабатчик своими пухлыми ручонками пустил кровь всей их стае?

– Я бы на их месте точно не поверил. Но убийцу-то надо выдавать. Рассвет уж скоро, а мы на месте топчемся. Может, того… при попытке к бегству его, а там бумагу состряпаем и сапоги его покажем. Сдается мне, кровь на них будет не только коровья.

– Дербитто, зайцев такой ерундой точно не обманешь. Они если захотят, то и труп допросят. Хорошо допросят. Труп все расскажет, да еще и пару песен споет… и спляшет при этом.

– Это если захотят допросить. Им же самим перед Лесом, думаю, теперь ответ держать. Может, сделают вид, что все хорошо, и примут нашего кабатчика как главную персону? На месте он был, в мятеже Гиора замарался, на улице крови и навоза нахватался, да и вообще морда у него воровская. Нас его труп устроит как ответ, может, и их тоже устроит?

– Не устроит… Нам нужно закрыть дело, а им нужна правда. И неплохо бы эту правду нам сейчас узнать. Пойдем, Дербитто, поговорим с этим плутом. Похоже уже, что не его допрашивают, а он допрос ведет… Ох и кретин наш Риолин…

– Молод он и глуп, улицы не видел – сразу видать паренька из чистой семейки. Он не пугает, а будто сказки читает сестрам на ночь. Куда ему с Пуго тягаться. Дело, конечно, не мое, но зря вы этого сопляка к Пуго послали.

– Не зря, Дербитто, не зря… Клиент должен расслабиться… хорошо расслабиться. Как расслабится – так и хватай его за шкуру… за мягкую, расслабленную шкуру…

Трактирщик, обернувшись на скрип отворяемой двери, осклабился:

– Здравствуйте, господин Дербитто. Вот беда-то какая: и вам эти заячьи тушки поспать не дали спокойно?

– И тебе привет… Пуго…

– Что, господин главный стражник, тоже мне будете страшные байки про оазисы мочи в пустыне рассказывать или, может, как честные люди поговорим? Хотя какие, в тухлую печень, могут быть честные люди в этом подвале в такую пору?

Стражник попробовал передвинуть табурет ближе к столу, но куда там – приколочено все к полу на совесть. Присел так, как смог, в отдалении, вздохнул:

– Бывают здесь честные, бывают – всех по себе не равняй.

– Если говорить по совести, то честнее меня человека между стенами нет – вы же знаете.

– Пуго, давай без шуток. Не станем время терять – до рассвета недолго осталось. Как рассветет, мы должны будем привести… или принести зайцам убийцу. И признаюсь честно – пока что лучше тебя мы никого на эту роль не нашли. Сам понимаешь…

– Да не дурак я, господин старший стражник, все понимаю. Но понимаю и то, что вам меня зайцам в любом виде не всучить. Не примут они такой гнилой товар. Вы гляньте на меня, внимательно гляньте – ну разве найдется в этом городе дуралей, что поверит, будто я, хорошо всем известный трактирщик Пуго, способен был из кучи зайцев нарезку сделать? Да такого дурака даже на смех поднимать не станут – ну что взять с убогого?

– Да все я понимаю. Но пойми и ты – рассвет на носу, а предъявлять нам некого. Совсем некого. Кроме тебя, конечно. Трактир твой? Твой. Сапог твой? Твой. В мятеже Гиора морда твоя засветилась? Засветилась. И после всего этого пойман ты был моими стражниками у внешних ворот. Куда это ты на ночь глядя из города подался? Уж не от правосудия ли скрыться хотел?

– Господин старший стражник, да вы бы на моем месте так же обхезались – и так же бежали за город, будто за вами дохлая теща некра с алебардой гонится. Тут и дурак поймет: надобно подальше быть от всего этого.

Сеул и в беседу не вмешивался, и не присел – мерным шагом прохаживался по периметру подвальной комнаты, заложив руки за спину. Даже не косился в сторону стола, но не упускал ни единого слова. Уловив в голосе задержанного нервные нотки, понял – тот не дурак и все понимает прекрасно. И понимает, на какой невесомой волосинке сейчас висит его судьба. Пытается казаться невозмутимым, но куда там… Да и поступки его… вроде глупой попытки покинуть город… Нервные поступки… Необдуманные… Пора.

Резко развернувшись к столу, Сеул четко, чеканя каждое слово, заявил:

– Сапоги ваши. Следы ваши. Кабак ваш. Бежать за город пытались вы. Кроме того, в вашем кабаке, в верхних комнатах, нашли немало интересного. К примеру, арбалет. Интересный такой арбалет. Такие легко спрятать под длиннополой курткой, а уж под бандитское пальто и вовсе два можно повесить. А на арбалете том приметное клеймо и вензель хозяина. Хозяина этого оружия уж давно в паре провинций обыскались. Серьезно искали – вдумчиво и настойчиво. А он вот где оказался – в столице, в вашем заведении. И все говорит о том, что не случайно туда забрел, а жил там не один день. И заметьте – арбалет скрытого ношения, как и те, из которых зайцев перещелкали. В подвале вашем комнатку нашли. Интересная такая комнатка с замаскированной дверью. А в комнатке той одиннадцать тюков с шегским сукном. Таможенного клейма на тюках нет. Вообще никакого клейма нет – будто ничьи они. А ведь подобный немаркированный товар – это серьезное преступление против казны.

Риолин, не выдержав перечисления всех гнусных тайн трактира Пуго, вскочил, чуть ли не умоляюще предложил:

– А давайте я ему все же зубы выбью?

– Сядьте, Риолин, – поморщился Сеул.

Пуго, воспользовавшись паузой, поспешно затараторил:

– Вообще-то заведение у меня давно уже не кабак, а трактир – уважаемый трактир. И раз стража на второй стене человека пропустила, значит, и мне не грех такого пускать. Комнаты мои наверху не грязные, клопов не держим. Шлюх тоже не пускаем – у меня приличное заведение. А в приличном заведении в вещах постояльца шариться не принято, так что найди вы там даже склад оружия для полного кавалерийского полка – это не ко мне претензия. А про сукно знать не знаю – я в подвал, кроме как вино проверять, не спускаюсь, не иначе как кто-то из слуг смошенничал, а может, и вовсе с давних времен лежит, еще до меня. До того как я трактир этот прикупил, там был знатный вертеп. И вообще, мы с вами люди не глупые, давайте уж напрямую – раз вы меня еще не придушили и не потащили к зайцам, значит, скорее всего, и не придушите. И сукно это вам вообще на хрен не надо, как и все остальное. Так чего вам от Пуго надобно?

– Правда нам нужна, правда. Вся правда. Все, что ты видел и чего не мог видеть. Вспомни все, вспомни даже, сколько мотыльков ночных кружило у лампы над дверями в кабак. Вспоминай все, с самого начала вспоминай. И рассказывай. Все до последнего слова. Даже не думай что– либо утаить, я это почувствую. И тогда ты умрешь. И труп твой отнесут зайцам. А потом… потом, возможно, умрем мы… и не только мы… И все из-за того, что ты решил скрыть одно-единственное слово. Надеюсь, ты не совершишь такой глупости. А теперь начинай…

– Господин, не знаю, как вас звать, с чего же тут начать…

– С начала начинай. С самого начала.

– Ну если с начала, то он мне сразу не понравился.

* * *

Этот парень не понравился трактирщику сразу. Пуго не первый день провел меж стен и местную публику знал от и до. Нет, парень точно не местный. В принципе это не беда: межстенье – это такое место, где народ вечно мечется от стены к стене, разбавляя этой суетой степенное существование коренных обитателей столичного пограничья. В заведении Пуго всем рады, главное – плати и не бей посуду. А если бьешь чью-то морду, то делай это на улице, за углом. Если вообще прирезать кого решил, так еще дальше отползай – нечего нюхачей на почтенный трактир наводить. Если повадится стража тут чес устраивать – того и гляди, репутацию потеряешь. А не будет репутации – так жить придется на меди: больше торговля пивом не принесет. Серебро – это серебро, его носят люди серьезные, и для них нужно место тихое, с соответствующей репутацией. Вот, например, как трактирчик Пуго. Достойнейшее заведение, полы чистые, столы вытерты, пиво разносит пара смазливых девиц, причем не шлюх, а серьезных девок: за зад ущипнуть попробуешь – можешь и схлопотать, а уж о большем и не мечтай. А самое главное – есть второй этаж, а уж там все вылизано до блеска, и платят не медью.

Серьезные люди туда за серьезными делами приходят. В другом месте за стеной может нюхач сидеть с писарем наготове, а у Пуго не так: у Пуго стены – это стены. И его стены тайны держать умеют. И за это Пуго платят серебром – за порядок и надежность. Если ты снял комнату у Пуго, ты временно стал хозяином маленького замка. Стены здесь тараном не прошибить: ори не ори – не услышит никто. На окнах литые решетки и внутренние ставни. Попасть наверх можно лишь через общий зал, пройдя по лестнице у всех на виду. Чужаку это не светит: день и ночь парочка слуг наготове. По трактиру работают, само собой, но главная задача для этих мордоворотов – разборки с нехорошими посетителями: один постоянно в зале дежурит для оперативного реагирования. Дебоширов они заранее примечают, глаз наметанный – оба в страже поработать успели. Да и сам Пуго хоть и немолод, но силу не растерял – мало кто на ногах больше минуты против него устоит. Удар такой, что хоть дрова им коли – кулак будто гиря. Справляются с проблемами здесь легко.

Днем, до закрытия ворот, в трактире случайного люда хватает. От ворот до ворот народ бегает, покуда светло, а жрать да пить надо – вот и забредают. Фазанов, фаршированных перепелиными языками, здесь не подадут, но зато навалят каши, жареных сосисок, жбан пива поставят – и все за пару медяков. А чего еще надо крестьянам да мелким торгашам?

Вечером ворота закрываются – и все, случайным людям тут делать больше нечего. Наступает время для обитателей межстенья. Чужаков нет – все свои. Тихо становится, спокойно. Зал полупустой. Обитатели верхних комнат спускаются, рассаживаются у столов вдоль стен, поодаль друг от друга, и шепчутся кучками о своих важных делах. Пара завсегдатаев трется у стойки перед Пуго, да порхает со снедью и питьем оставшаяся до закрытия служанка.

Обычный вечер.

А этот тип – необычный. Чужой он. Хрупкий, невысокий, бледный, глаза чистые, наивно-доверчивые, но с затаенной лукавинкой. Ну будто девка переодетая. Одежда хорошая – такие тряпки богатые студенты таскают. И капюшон на голову накинут – так ученики любят бродить… или мелочовка, до сини не доросшая. Студент? Или, может, маг-недоучка? И чего это его занесло сюда в такую пору?

 

Пуго подманил пальцем Суару. Служанка подскочила к стойке, выжидательно уставилась на хозяина.

– Ты этого хмыря в плаще знаешь?

– Нет, первый раз вообще вижу. Да и какой это хмырь – симпатичный мальчик.

– У, лярва! Об одном только думаешь! Что-то я смотрю, он пьет медленно, кружку ты ему не обновляешь.

– Так он вообще не пьет. Заказал, а не пьет. И не ест.

– Послали боги посетителя – он что, собрался над этой кружкой всю ночь трястись?

– Не знаю. Закрываемся же скоро. Спросить его, снимет ли он комнату?

– Я тебе дам спросить! Бегом на кухню, копуша, – Борт со своими дружками уже поглядывает косо на тебя. Небось ждут горячего!

Старуха Ниба стукнула о стойку кружкой:

– Плесни мне еще, Пуго, и не ругай девочку – она хорошая.

– А не много ли тебе будет?

– Жалко, что ли?

– Да чего мне пиво-то жалеть! И куда тебе только влазит, вся уже провоняла, да и опухла вон как – это у тебя почки уже от пива гниют.

– Пиво дырочку найдет. И вообще мне замуж уже точно не выходить – хочу и распухаю. Наливай давай.

Пуго, поднеся старухе новую кружку, тихо поинтересовался:

– Ниба, а что за мальчишка там сидит, не знаешь?

– Не, Пуго, первый раз его вижу. Вон на него Урций косится – может, знакомы?

– Не смеши – Урций вечно косится на всех, у кого есть яйца, а уж от такого смазливого юнца этот боров и вовсе в восторге. Не нравится мне этот парнишка.

– А мне нравится. Симпатичный он.

– И ты туда же, лярва старая.

– Сам ты лярва. А еще ты кастрат.

– Я бы тебе доказал обратное, будь ты лет на сто помоложе.

– Так я еще столько не прожила.

– Да что ты говоришь! А с виду не скажешь…

Ленивая перепалка привлекла внимание Гика. Жулик пододвинулся поближе, махнул кружкой:

– Ты, Ниба, у нас самая красивая – не слушай ты этого трактирщика, он давно женщин на пивную бочку променял. С чего вам этот малец так интересен стал?

– А ты его знаешь? – вопросом на вопрос ответил Пуго.

– Не сказать чтобы очень… Видел я его утром на рынке, что у ворот, о чем-то он там с Шугером трепался. И Шугер при этом выглядел очень заинтересованным – похоже, продавал этому юнцу что-то.

– Интересно – что?

– Шугер все, что хочешь, тебе продаст. Это же Шугер.

– Не мели ерунду. Шугер если продает, то не репу. Шугер оружием промышляет. Что хочешь тебе достанет – хоть армейское, хоть штучное.

– Так и я о том же: не о репе они трепались. Шугеру репа ни к чему. А парнишка на студентика похож. И по прикиду видно, что родители у него жирные. Но не столичные. Будь столичными – так не бродил бы между стенами, поближе к центру шатался. О чем такому неженке можно было с Шугером говорить? Ножичек, может, купить решил для неверной невесты… Небось и кошелек у него не пустой – к Шугеру с пустым подходить опасно. И вообще на девку похож: худосочный слишком. Пуго, если ты его на ночь выпрешь из кабака, ребятки на улице точно в темноте его за шалаву примут и за угол заволокут. Вот смеху-то будет, когда штаны стащат. Слушай, Пуго, а что за тело там, у лестницы, сидит. Вид у него – будто у гробовых дел мастера. Уж не некр ли он?

Пуго ответил не сразу – Гик, конечно, свой в доску, но язык при нем распускать не стоит. Да и было бы из-за чего – да, постоялец мрачноватый, но человек проверенный, и пакостей от него пока не было. Частенько здесь останавливается, да и друзья его тоже нередко заглядывают. И сам он, и друзья его – все люди благородные, платят исправно, серебром платят и сверху не забывают добавить, отблагодарить. Мрачноватые, конечно, люди и немногословные – даже имен своих никогда не называли. Ну так молчание – это не грех. И на одно лицо все – видать, это семейное дело, не иначе как братья. А уж гробовщики они или некры – это их дело, Пуго в дела постояльцев носа не совал. Нос беречь надо.

– А если и некр, тебе-то какое дело?

– Мне? Мне – совсем никакого.

– Вот и помалкивай. Постоялец этот – человек тихий, но что-то мне говорит, что разозлиться может вмиг. А это нехорошо будет.

– Да уж, бугай знатный. Я его, кстати, вчера видал за заставой. Он чего-то топал к мельнице, вниз.

– Раз топал, значит, надо ему было – ты что-то много болтаешь сегодня.

– Так день хороший – погодка загляденье, душа прямо поет.

– Угу. Полдня дождь шпарил, только сейчас утих. Шутник ты у нас.

Дверь трактира распахнулась резко – будто ногой открыли. Заплясали огоньки светильников, ноздри защекотала влага свежего уличного воздуха.

– Это что за свинья там копытом двери распахивать повадилась? – угрожающе поинтересовался Пуго.

«Свиней» оказалось две. Точнее, двое. Да и не свиней вовсе. Глянув на вошедших посетителей, Пуго прикусил язык. Эх, сразу видно почтеннейшую публику. Ну а что до дверей – так хоть головой рогатой их открывай, им хуже не станет. Двери в кабаке хорошие, крепкие. Вот кто его за язык тянул? Сколько лет прожил, а не научился за словами своими присматривать.

Изучив парочку повнимательнее, Пуго и вовсе насторожился. Одного странного посетителя он еще стерпит, но трое – уж явно перебор: что-то тут сегодня не так. Нет, эти на смазливых юнцов не походили – высоченные, стоят ровно, будто бревна. Не атлеты – хрупковаты, но хрупкость обманчива, будто тонкое тело диких котов. И морды такие же вытянутые и бледные, будто у того парнишки. Да и не морды, а лица. Причем лица ухоженные и также прикрытые капюшонами, надвинутыми на лоб пониже. Одень в платье – и за баб сойдут. Получатся высоченные, плечистые бабы с узкими задницами. Откуда они все тут ночью появились?

Сняв с гвоздика полотенце, Пуго принялся вытирать руки, демонстрируя посетителям готовность к обслуживанию. Посетители на него даже не покосились – так и стояли, внимательно изучая зал. Глянув туда же, Пуго увидел, как черный постоялец еле заметно кивнул. Ах вот оно что – дела у него с этой парочкой. Ну раз дела, то, значит, все нормально и зашли они не случайно. А что до вида их странноватого – так это не его, трактирщика, дело. Дела постояльцев – это свято: пусть хоть с демонами якшаются, лишь бы серебро платили.

Рано Пуго расслабился: загадочный парень не зря его настораживал.

«Студент» встал.

Нет, не встал – будто пружина распрямилась или на тугом луке лопнула тетива. Красиво встал – будто танцор или опытный фехтовальщик. Скользнул вбок из-за стола, единым движением распахивая плащ. Голосом чистым и мелодичным звонко произнес:

– Сидите на месте – и никто больше не пострадает.

Пуго внезапно понял: сиди не сиди – сейчас репутация его трактира пострадает серьезно.

Пуго не ошибся.

Из-под плаща парнишка выхватил два арбалета. Не армейские двужильные монстры, какими кирасу навылет прошибают, а так себе – арбалетишки. Такие таскают хлыщи из управы да ворье понаглее. Если взвести на совесть, то плечи чуть ли не до ложа складываются, и при желании такую дуру даже в рукав можно запихать. Стреляет недалеко, да и попасть трудновато, но шагов за десять – двадцать достать можно.

Так вот что этот четырежды проклятый юнец у Шугера покупал…

Рассказывать в подвале управы приходилось медленно, вспоминая все подробности, а на деле происходило все быстро – невероятно быстро. Сердце не успело четыре раза стукнуть с того момента, как парнишка выскочил из-за стола, а пальцы уже утопили скобы – «студентик» выстрелил с двух рук.

Парочка новых посетителей на месте тоже не стояла – ребятки явно битые жизнью, отпрыгнули от дверей, будто блудливые коты, застигнутые в чулане за пожиранием сметаны. Но куда ты спрячешься от арбалета, если до стрелка неполный десяток шагов?

Арбалеты стукнули одновременно, подпрыгнули в руках от отдачи. Короткие, толстые болты с чавканьем ударили в живую плоть – оба упали синхронно, один тонко, по-женски, вскрикнул. Убили или нет – неясно, но уж не задели точно: всем телом бедолаги приняли сталь, оба не смогли от ударов на ногах устоять.

К пареньку от лестницы ринулся Хоги. Вовремя ринулся: арбалеты разряжены, перезаряжать их очень долго теперь, а в рукопашной у этого стрелка шансов нет – Хоги что кабан-переросток, тупо в доски втопчет полдюжины таких молокососов и не заметит.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22 
Рейтинг@Mail.ru