Артем Андреевич Белоусов
Вечерний караван

II

Я никогда не любил посетителей алкомаркетов. Стандартная ситуация – пока я раскладываю бутылки с отравой по полкам, стараясь не напутать позиции и ценники, всегда найдется напыщенный любитель пропустить бутылку-другую подешевле, при этом строящий из себя ценителя мельчайших ноток в очередной бормотухе, которая ему не по карману. Сегодняшний вечер не стал исключением.

Мужчина тяжело дышал мне в спину, пока я доставал из ящика штофы с бренди. Мой старый знакомый, чей запах мне роднее, чем его лицо – последний месяц он стал завсегдатаем нашего магазинчика. Кашлянув третий раз в попытке обратить мое внимание на себя, любителю дегустации нашего ассортимента по красному ценнику все же это удается – до моих ноздрей доносится перегар, настоянный в недрах его желудка, вынуждающий меня скривить лицо из-за подошедшего рвотного позыва. Обернувшись, я выдавил из себя улыбку, что больше походила на оскал голодной бездомной собаки.

– Снова ты.

Икнув, мужчина с трудом выдавил из себя «Снова я».

– Пойдем сразу на кассу? Или мне вновь устроить тебе экскурс в лучшие новозеландские вина?

За все наши встречи я уже успел заучить, сколько времени ему потребуется на ответ. Около тридцати секунд. Вновь оскалившись в стремлении продемонстрировать свою пассивную доброжелательность, я разворачиваюсь к ящику и продолжаю возню с бутылками.

– Нет, с..сегодня я бы хотел узнать побольше о видах вис..вискск… ты понял.

Из динамика, находящегося над стеллажом с водочной продукцией, начинает играть композиция «He Ain't Heavy, He's My Brother» в исполнении The Hollies – за время своей работы я успел заучить весь музыкальный репертуар, звучащий в стенах нашего магазина. По всей видимости, администратор, увидев нашу уже успевшей стать знаменитой в узких кругах пару, решил при помощи проникновенной песни расположить меня с покупателем друг к другу. К сожалению, это не помогло.

– Слушай, мы оба знаем, на что ты рассчитываешь. Ровно на то, что было вчера. И будет завтра. Я буду битый час распинаться тебе о том, какое вино лучше подойдет к морской кухне, в чем различие купажированного, солодового и зернового виски. Пройдет сорок минут. Ты, пошатываясь, выслушаешь мою лекцию. А затем мы пойдем… – я повернулся к своему старому знакомому и, взяв его за плечо одной рукой, указал другой в сторону прикассовой стойки. – …туда. И возьмем пару твоих любимых фунфыриков. Ты вывалишь всю свою наличность на монетницу. Я буду с улыбкой подсчитывать каждую копейку. Окажется, что там не хватает и половины от необходимой суммы. Ты попросишь записать тебя в книгу должников, которой, по секрету, у нас нет. Потому что ты единственный и неповторимый во всей округе. Я отвечу, что не вопрос, ведь ты наш постоянный клиент. Трясущимися руками ты возьмешь бутыльки и, возможно, один из них выскользнет из твоих рук. Я скажу, что ничего страшного, я все уберу. Ты поблагодаришь меня, моего отца, моего деда, эту страну, бога за проявленную любезность. И с чувством выполненного долга перед своей печенью покинешь салон, сев на лесенках у входа. Но, но… – я приложил указательные и средние пальцы к вискам мужчины, повернув его голову в сторону часов, висящих над входными дверьми. – не сегодня, друг. Сосредоточься, постарайся сфокусировать свой взгляд на циферблате. Я знаю, для тебя это сложно, но попробуй пойти на такой подвиг ради меня. Время 19:55. Через пять минут наш магазин закрывает двери для всяк сюда входящего, потому что начнется инвентаризация. Поэтому я предлагаю тебе пропустить доклад об алкогольной культуре и сразу перейти к делу. На сегодня без прелюдий.

Выпустив голову бедолаги, что и вправду щурился в попытках разглядеть ход стрелок, я, сверля его взглядом исподлобья, начал ожидать знаменательного решения, способного подорвать устоявшиеся и уже успевшие осточертеть традиции. Мужчина, качнувшись в сторону и еле устояв на ногах, замычал. Такой ответ меня не устраивает. Вновь взяв его голову в руки, я развернул ее к своему лицу, решив устроить очную дуэль. Смотря в его невидящие глаза, я тряс голову в надежде, что так я смогу наладить шестеренки в его мозгу, дабы вместо мычания до моих ушей начали доноситься членораздельные слова. Не знаю, совпадение или нет, но во время встряски я действительно начал слышать сначала буквы, а затем и полноценные слова.

– Н..не…не-не-не…не-не-не-не… Так не пойдет, я кл…клиент… – рыгнув, посетитель с трудом продолжил. – и я хочу знать, чем отличаются разные в..виды вискск… ты понял.

Меня пробирает истерический смех. Улыбаясь, хлопая и отбивая аритмичную чечетку подошвами своей обуви, я энергично киваю головой.

– И я… зови админс…админист… ты понял.

– О, я вас услышал. – похлопав по плечу амбассадора нашей продукции, я побежал меж стеллажей. – Дядя Гашим! Дядя Гашим, подойдите! Срочно, дядя Гашим!

Подбежав к кассе, я перевесился через транспортерную ленту, схватил микрофон для связи с администрацией и начал вопить в него имя своего дяди. Комната администрации отворилась, из нее показался грузный мужчина средних лет, одетый в футболку-поло и черные широкие брюки, которые, по моим воспоминаниям, он носил еще в ту пору, когда я был детсадовцем. Подойдя ко мне и отвесив дежурный подзатыльник, дядя поинтересовался в чем дело. Я указал пальцем на пошатывающегося клиента, разглядывающего бутылки бренди. Кивнув, дядя рукой скомандовал следовать за ним. Подойдя к горе-покупателю вплотную, он захотел обратиться к нему, но дошедший букет, месяцами настоянный на самом дешевом спирте, разрушил эти планы. Отступив на несколько шагов назад, дядя Гашим, переведя дух, со второй попытки все же смог успешно начать диалог.

– Здравствуйте, продавец-консультант оповестил меня, что у вас возникли какие-то вопросы?

Мужчина проигнорировал слова дяди – все его внимание было сосредоточено на сосудах с темной жидкостью.

– Вы меня слышите?

Вместо ответа покупатель потянулся к бутылке «Cardenal Mendoza» тридцатилетней выдержки – предмету гордости нашей торговой точки, из-за своей дороговизны пылившемуся на полке со дня открытия. Чуть не опрокинув ее соседей на пол, пьянчуга все же смог вытащить сосуд с полки. Дядя с натянутой благожелательной улыбкой с силой выхватил ее из его рук, не дав продолжиться любви с первого взгляда. Он вновь попытался достучаться до клиента, но и эта попытка оказалась тщетной – все внимание гостя было сосредоточено на испанском бренди. Увидев, что дядя Гашим настроен серьезно, я все же решил намекнуть ему на бессмысленность его потуг.

– Дядя, у нас инвентаризация… – я взглянул на часы. – …должна была начаться вот уже как четыре минуты назад. Он невменяемый. Может, мы его просто выведем отсюда?

– Мы не можем, клиент всегда прав. Нужно узнать, что ему нужно и подобающе обслужить.

– Как можно обслужить клиента, чьи мозги настолько проспиртованы, что это по всевозможным факторам ближе к бутылке водки, нежели к человеку?

Очередной подзатыльник. Согласен, перебор.

– Клиент. Всегда. Прав.

Мужчина, по всей видимости сумевший запустить свои мыслительные процессы, замычал в поддержку слов моего дяди, от чего тот расплылся в улыбке.

– Видишь, к каждому покупателю просто необходимо найти ключик. Подход. – дядя развернулся на пятках туфель к клиенту. – так что за вопросы у вас?

– Я хотел, чтобы ваш подчн…подчиненный рассказал о видах виски. А он мне нагрбр… он грубиян, в общем. – произнеся мою характеристику на выдохе, мне показалось, что на этот подвиг ему потребовалась вся жизненная энергия, что теплилась в нем где-то между печенью и поджелудочной.

– Ох, я приношу извинения от нашего магазина. Само собой, он понесет наказание. Штраф.

– Штраф? – мои глаза округлились до размеров чайных блюдец. – за что? За его прострацию? Он по горло в долгах, я вообще не понимаю, зачем мы продолжаем его пускать сюда.

– Ты договоришься до того, что я в этом месяце выплачу тебе лишь половину от оклада. А сейчас ты ответишь на все беспокоящие нашего дорого гостя вопросы.

– Прекрасно. А инвентаризацию мне проводить ночью?

– Если потребуется, то да. – дядя по-дружески положил свою руку на плечо покупателя, что сейчас стоял с самодовольной улыбкой, иногда нарушаемой икотой. – непредвиденные обстоятельства – это то, чем славится наш бизнес, уж поверьте.

– Да я в..вер…вр… ты понял.

– Конечно понял. И наш продавец-консультант это понимает, но зачем-то решил сегодня превратить наш магазин, славящийся уважением к каждому зашедшему клиенту, в базар. Ты меня услышал. – дядя потряс перед поим лицом указательным пальцем, после чего отправился обратно в свои покои, напоследок показательно хлопнув дверью в кабинет.

Я передразнил его последние слова, меча искрами из глаз в сторону дверного полотна, из-за которого доносились обрывки криков, издаваемых телевизором. Смотрит свои любимые политические шоу, а я должен тут страдать. Я посмотрел на свое сегодняшнее бремя, что полностью разрушило мои планы на эту ночь. Прикрыв веки, оно тяжело сопело. Уснуло на своих двоих. К черту. Я, попросив подождать меня здесь и услышав сонное «угу» в ответ, отправился к кабинету администратора. Войдя без стука, я взял пульт со стола и выключил телевизор, на что дядя, вскочив с кресла, захотел в который раз обрушить на мой затылок удар ладонью, но я, являясь с детства ярым приверженцем гонконгских фильмов про единоборства, умело парирую его замах, отбегая в сторону. Удивленный своей проворностью, я вскидываю руки по направлению к дяде, что и вправду срабатывает – он останавливается. Мы оба ошарашенно глядим друг на друга. Простояв как истуканы несколько секунд, я, сглотнув комок в горле, решаюсь нарушить повисшую тишину, что так несвойственна этой комнате.

– Дядя, мы договаривались. Сегодня я уйду раньше. У меня важная встреча. И если я не уложусь до девяти из-за забулдыги, то ты будешь заниматься описью в гордом одиночестве.

Я по-прежнему держу руки вытянутыми, ожидая момента, когда дядя, не выдержав нехарактерной для меня самоуверенности, бросится в мою сторону подобно со всей дури летящему футбольному мячу. Вместо этого он смотрит на меня как на идиота. Поза, свойственная крабам, сделало свое дело. Молча подойдя ко мне, дядя достает из моих застывших пальцев пульт, после чего возвращается к своему креслу. Усевшись, он включает телевизор. Крики телеведущего и гостей его студии. Я продолжаю стоять, ожидая словесной реакции на совершенный мной мятеж. Дядя, уставившись в экран телевизора, начинает покачивать головой и цыкать. Не отрываясь от просмотра телешоу, он устраивается в своем кресле повальяжнее, прокашливается, после чего обращается ко мне.

– Ну посмотрите на него. Опять какая-то малолетняя потаскушка улыбнулась ему в ответ на улице, а этот дурак готов бросить все свои дела ради того, чтобы носиться за ней как бездомная дворняга за кошкой. В ко…

– Дядя Гашим, не говори так про нее. – Я в одночасье осмелел, решившись перебить своего родственника. – Я чувствую, что она та самая.

– Дорогой, я слышу это день ото дня. Перед уходом с работы они «те самые», а через пару дней в разговоре с тобой они оказываются малолетними потаскушками. Затем на их место приходят следующие. И так до бесконечности. А часы недоработок никто мне не компенсирует.

– Сейчас совершенно другая история. Давай мне в три раза больше подзатыльников, если я хоть раз назову ее «малолетней потаскухой». Вот тебе крест – я криво покрестился указательным и большим пальцами, после чего подошел к рабочему столу и поднес их к лицу дяди, коснувшись его носа. Знакомый взгляд как на идиота.

– Дорогой, я муслим, что мне до твоего креста? – дядя вновь обречено покачал головой. – У тебя дед – ударник труда. Отец на заводе чуть ли не ночует. Я – ударив себя в грудь кулаком, он вскочил с кресла, не сумев усидеть от гордости за наше генеалогическое древо. – своими руками построил бизнес с нуля. Ну, а ты что?

Я опустил голову и молча смотрел себе под ноги. Со стороны казалось, что я каюсь за свое поведение, но на деле я вновь передразнивал его мимикой своего подвижного лица. Дядя, закончив отчитывать меня, вновь уселся в кресло. Достав пачку сигарет из кармана брюк, он закурил, попутно причитая о моей безнадежности.

– Говорил я твоему отцу, что тебя нужно в военное дело отдавать. Там бы тебя исправили, сделали мужчину. Конфету. – покончив с сигаретой за несколько уверенных затяжек, дядя затушил окурок и посмотрел на меня. – Ладно. Сегодня можешь уйти, как закончишь с покупателем. Но завтра останешься после своей смены и будешь проводить опись.

Не ожидая настолько милостивого финального вердикта по отношению к своей персоне, я поднял удивленные глаза. Дядя медленно моргнул, что на его языке тела означало «не нужно излишних благодарностей». Я, улыбнувшись, вприпрыжку подбежал к двери. Взявшись за ручку, я замешкался, обдумывая, какие еще привилегии я смогу выбить для себя, пока мое начальство находится в столь располагающем духе.

– Дядя, давай еще обойдемся без штрафов, согласен?

Реакция – пульт, звучно врезавшийся в шпон дверного полотна в нескольких сантиметрах от моей головы. Переоценил свои способности переговорщика. Не оборачиваясь, я с силой дергаю ручку, выбегаю в торговый зал и хватаю первые попавшиеся бутылки с полки, представляя, что это разорванные нунчаки. Скрывшись за одним из стеллажей и встав в стойку хэнданбу-гунгу по заветам Ип Мана, я ожидаю выхода моего оппонента. До моего правого уха доносится храп – покупатель, не дождавшись моего возвращения, лежит на полу, поверженный сном, вступившим в союз с интоксикацией организма. Из кабинета администрации доносятся крики.

–…Малолетний сукин сын, да я тебя за шкирку выкину отсюда, не посмотрев, что я там наобещал твоему отцу. Обойдемся без штрафов! Может мне еще просто так выдавать тебе зарплату за красивые глаза? – выбежав в торговый зал, который в моменте переквалифицировался в клуб для поединков в стиле ушу, дядя, чей взор застилает ярость, пытается отыскать меня глазами. Тщетно. Спасибо тебе, «Китайский связной». Я с грацией цапли отступаю назад, дабы незаметно покинуть заведение замысловатыми тропами, но мое чутье подводит меня. Сосредоточив все свое внимание на преследователе, без толку носящемся из стороны в сторону, я совсем забываю о своем старом знакомом, что сладко пускает слюни на наливной пол. Споткнувшись об его вытянутую руку, я падаю навзничь. Звон разбитого стекла. Мастерски выполнив кувырок через левое плечо, я вновь встаю на ноги – одна бутылка по-прежнему цела, я все еще с оружием. Дядя, заслышав мою опрометчивую ошибку, бежит к источнику шума. Посетитель, чьи ноздри учуяли пары топлива, начинает ворочаться, возвращаясь из анабиоза к жизненным процессам. Дядя выбегает из-за витрины со снеками. Дуэль взглядами. Между нами – около пяти метров. Я выставляю руку с бутылкой водки в его сторону, размахивая ей подобно мечу цзянь.

– Ну так что насчет штрафа? – мой голос напорист и дерзок из-за ощущения выигрышной позиции в поединке.

– Штрафа?! – лицо дяди исполнено недоумения, он явно не ожидал от меня такой стойкости. – Ты уволен, вот что насчет штрафа!

Моя напряженно-вытянутая рука обращается в повисшую плеть. Теперь наши лица побратимы в плане выражаемой эмоции.

– Уволен? Да и пожалуйста, как-нибудь проживу без грошей и нескончаемого потока алкоголиков! – Я ставлю бутылку на ближайшую полку и начинаю трясущимися от злости руками пытаться снять бейдж со своей рубашки. – Никто в семье никогда не признавал моих желаний и не считал себе ровней! А во мне, дядя, дремлет большой артист, если ты не заметил! Артист уровня Джимми Ван Юйя, Ло Ле и даже Гордона Лю!

– Артист? – Дядя Гашим заливается зычным смехом. – Если только клоун!

– Да лучше уж быть клоуном, чем бездушным коммерсантом. – справившись с булавкой, я снимаю бейджик. – Посмотрю, как ты здесь справишься без меня!

– Найдем кого-нибудь поусерднее, не беспокойся. Много ума для твоей бывшей должности не надо. И уж тем более артистизма клоуна.

– Ах, вот оно что. Давай я тогда помогу тебе с набором персонала. – опустившись на корточки возле полуспящего покупателя, я, взяв его за плечо, трясу его поникшее тело что есть мочи. – Дружище, как тебя зовут?

Дружище, приоткрыв веки, силится произнести свое имя, но все его потуги оканчиваются на букве «И», после которой следует отрыжка, пронёсшаяся громом по всему торговому залу.

– Прекрасно, будешь в этой забегаловке новым продавцом-консультантом. И тебе, дядя, не придется тратиться на новый бейдж, я же знаю, что ты за каждую копейку готов удавиться. – погладив клиента по волосам, я креплю к его засаленной рубашке бейджик, – зачеркнешь лишние буквы, друг, оставишь только необходимую «И».

Дядя, наблюдающий за моим перформансом, причитает о том, что я останусь безработным, никому ненужным и по итогу превращусь в позор семьи. Я, с улыбкой кивая и продолжая гладить по голове назначенного мной на вакантное место нового продавца-консультанта, заявляю, что время все расставит по своим местам и предлагаю дяде сказать эти же слова экрану своего телевизора, когда он увидит на нем меня, сидящего в кожаном кресле в очередном выпуске Late Night Show. Встав с корточек, я смотрю на дядю взглядом самоуверенного человека, чьи амбиции равны внутренним силам, необходимым для их реализации. Взгляд дяди же выражает замешательство.

– В лейт найт… что?

Да, англицизмы – это не про дядю Гашима.

Простояв пару десятков секунд в неловкой тишине, я, качнув головой в сторону выхода, сообщаю дяде, что ухожу. Он, по-прежнему пытающийся расшифровать два непонятных для себя слова, отрешенно кивает мне в ответ.

Я в последний раз смотрю на моего старого знакомого – распластанный на полу, он выдает звучную отрыжку, что для меня станет главной ассоциацией с моим уже бывшим местом работы.

III

– Ты сегодня чересчур воодушевлен, ты не заболел?

Моя пассия с видом врача, оказывающим паллиативную помощь безнадежно больному пациенту, оглядывает меня с ног до головы. В ответ я бормочу что-то невнятное про хорошую погоду, предлагая вместо обсуждения моего нетипичного самочувствия рассказать ей про свой сегодняшний рабочий день. Долгих уговоров не потребовалось – изучив ее тело и голову вдоль и поперек за год, прошедший с момента, как в умах наших знакомых мы стали парой, выучив всевозможные модели поведения, вызванные внешними раздражителями, я безошибочно понимаю, что ей нужно. Идеальный кавалер, что временами злоупотребляет властью и опытом, не брезгая прибегать к выгодным для себя манипуляциям.

Слушая рассказ про клиента, чья история ничем не отличается от мириада уже слыханных мной историй про других посетителей, я, неспешно шагая заученным маршрутом, рассматривал желтые лепестки цветка. Внимая вполуха, дабы подмечать «слова-спусковые крючки» (термин, изобретенный мною пару месяцев назад), на которых рассказчик может проверить мою внимательность, и заранее готовя ответы-шаблоны, я временами покачиваю головой, выказывая свою напускную заинтересованность.

Сейчас мы пройдем по аллее, чье устоявшееся название среди горожан имеет явно выраженный сатирический подтекст – вместо деревьев здесь по обе стороны от тротуара растут несколько облезлых кустарников, внешне больше напоминающих костлявые руки мертвецов, желающих покинуть перегретую солнцем землю, нежели пышущие плодородием растения. После – повернем на узкую улочку слева с односторонним движением, облепленную пятиэтажными зданиями, что после недавней реставрации выглядят подобно увядающей женщине, чей кричащий макияж вызывает лишь сострадательную улыбку. По левую сторону от нас будет булочная, в которую мы зайдем, так как моя пассия наверняка пропустила обед во время своей рабочей смены, предпочтя ему возможность заработать побольше. Она возьмет себе хачапури по-аджарски, небольшой кусочек мильфея и горячий шоколад. Я же обойдусь розовым латте. Дождавшись, пока моя избранница закончит с основным блюдом, дабы соблюсти все нормы хорошего тона, я выйду покурить, оставив ее наедине с десертом. Подойдя к ближайшей урне, достану пачку сигарет из кармана джинсов. Перед тем как закурить, вложу наушники-капельки в уши и включу первую попавшуюся песню из длинного списка наименований, покоящихся внутри телефона. Цель? Отогнать выедающие нутро мысли, что имеют свойство воцаряться в голове, лишь почуяв намек на тишину. Закончив с сигаретой, выброшу ее в урну. Я помедлю с возвращением в заведение, увлеченный созвучиями, доносящимися до меня из наушников. Дав композиции дойти до эха от последней сыгранной ноты, я отправлюсь обратно в пекарню. К моменту моего возвращения за столик, избранница со скучающим видом будет водить вилкой по пустой тарелке. Попросив счет, она не задаст вопроса, стоит ли его делить на двоих – ей известно состояние моего кошелька. Я в несколько глотков управлюсь с чашкой кофе, после чего мы выйдем обратно в переулок. Небосклон над нашими головами уже приобретет лиловый оттенок, активно готовясь к закату светила. Поднимется легкий ветер, шуршащий пакетами, вальяжно пролетающими по проезжей части. Я предложу ей свой пиджак. Она, само собой, откажется. Мы неторопливо отправимся в сторону ее дома. Сегодня я ночую у нее.

*

Закурив у открытого окна, я перебираю конверты, стоящие в обитом тканью кейсе для виниловых пластинок. Часть из моей коллекции, которую я собираю столько, сколько себя помню, переехала к хозяйке квартиры в связи с моим частым нахождением в ее покоях. Вытянув приглянувшийся мне корешок, вытряхиваю пластинку в подставленную ладонь. Подхожу к кухонной тумбе, на столешнице которой расположился проигрыватель – подарок на мой последний день рождения, преподнесенный девушкой, что сейчас помешивала макароны в кастрюле, готовя ужин на двоих. Явно считываемый намек на сожительство, который я проигнорировал, сделав вид, что скрытый посыл презента оказался чересчур потаенным для его расшифровки моими извилинами. Положив грампластинку на диск проигрывателя, я опускаю иглу на канавку.

Сев за обеденный стол, я тушу сигарету об пепельницу, вновь взяв в руку подсолнух, до этого бережно положенный мной на столешницу. Кухня заполняется голосами, ведущими томный диалог на французском – сумеречным саундтреком для малословных посиделок за уплетанием пасты выступил совместный альбом Сержа Гинзбурга и Джейн Биркин.

Прокручивая стебель цветка меж пальцев, я наблюдаю за его танцем. Балерина из шкатулки в ярком летнем одеянии. Зачарованный пируэтом, я вглядываюсь в размытую от движения темную сердцевину, вновь возвращаясь в мгновения, проведенные с той, что своим появлением выбила почву из-под моих ног, с которой, как мне думалось ранее, я намертво сросся до скончания своих дней.

Несколько лепестков опадают, в свободном падении ложась на стол. Кода. Я смахиваю их с края столешницы в руку, после чего подхожу к подоконнику. Опершись на него локтем, подставляю ладонь к губам и дую на лепестки, которые немедля вылетают в распахнутое окно. Подхваченные легким ветром, они планируют над двором, пока не растворяются в сгущающемся сумраке. Быть может, один из них долетит до получателя, напомнив ему о нашей сегодняшней встрече. И если так, то какой будет его реакция на непрошенное послание? Надеюсь, что оно вызовет пунцовость на щеках и смущенную улыбку, вид которых не покидал меня ни на секунду с момента нашей разлуки. Ну а меланхоличную горесть, вселенную в меня склонностью витать в эмпиреях, я взвалю на себя.

– Лучше бы с готовкой помог. Как ребенок, ей-богу.

Хранительница очага, постукивая деревянной ложкой по кастрюле, смотрела на меня глазами, знакомыми мне со времен школьной скамьи. В нашей паре она с первых дней была в позиции созревшего человека, взгромоздившего на свои плечи великовозрастное дитя и рьяно старающегося наставить его на путь истинный, пусть и путь этот был ему чужероден. Оставив подсолнух на подоконнике, я без лишних слов снимаю дуршлаг с настенного крючка и начинаю заниматься сливом макарон. Завершив нехитрое дело, решаю заодно помыть замаранную посуду, грудами лежащую в раковине. Окончить задуманное мне не удается – я устраиваю мини-потоп, на что моя пассия, известная своей заклятой приверженностью к опрятности, граничащей с рипофобией, просит меня просто не мешаться под ногами. Я только за.

Вновь устроившись за обеденным столом, я, не найдя для себя иного времяпрепровождения, принимаюсь разглядывать свою избранницу. Короткие домашние шорты, из-под которых выглядывают округлые ягодицы. Растянутая футболка, вздымающаяся в районе груди из-за увесистого бюста, формам которого позавидует большинство женщин. Многие мужчины пускали на нее слюни, свидетелем чего я становился чуть ли не каждую нашу встречу, когда мы проходили по оживленным центральным улицам города, усыпанным увеселительными заведениями. Многие, но не я.

Наша встреча и последующий роман были антиподом страсти. Она – карьеристка, подошедшая к возрасту, когда для поддержания статуса необходим подобающий ей мужчина. Я – извечный тунеядец, перебивающийся редкими заработками на фотографии, видеографии, писательстве и всем том, на деньги с чего, не имея взращенного имени, прожить если и можно, то только в стиле аскета, практикующего питание солнцем.

Увидев меня на свадьбе своей подруги, где я принял на себя амплуа человека-оркестра, носясь от столика к столику то с фотоаппаратом, то с видеокамерой, моя будущая пассия поймала меня в курилке, где я переводил дух за сигаретой и бокалом игристого, заведя пространный разговор о своем круге общения. Со стороны могло показаться, что это была попытка неловкого взаимодействия, спровоцированная, что называется, coup de foudre. В сущности же все было прозаичнее – мой внешний вид и смазливая мордашка хорошо зарекомендовали себя для будущей роли «мужчины-аксессуара». Оставалось дело за малым – узнать, что внутри моей черепной коробки. Она попросила рассказать ей что-нибудь интересное. Мой выбор пал на принципы создания рейографий. Продано.

В «Ночи» Антониони Лидия говорит, что «Всякому миллиардеру нужен свой интеллектуал». Что ж, каждой карьеристке, чей ежедневник расписан строго соответствуя прагматичному тайм-менеджменту, нужен любовник, одетый с иголочки и способный при выходе в свет рассуждать об авторском кино, ставя на место напыщенных престарелых кошельков с деньгами, понимание искусства которых ограничивается умением различать натюрморт от портрета. В таких строгих рамках не до чувств.

Перед тем, как уехать на такси, девушка из комнаты для курения продиктовала мне свой номер. Успевший отойти от тяжелого расставания и зализать все раны, я, вдобавок к этому насмотревшийся на семейные пары из своего круга общения, решаюсь опробовать для себя новый тип взаимоотношений с женщинами, где первоочередным являлась монотонная стабильность происходящего.

Через несколько дней после свадебного торжества мы идем в презентабельный ресторан. Холодны как лед, наш диалог – обмен избитыми фразами прямиком из третьесортного ромкома за бутылкой итальянского вина. Все это действие сопровождается классической музыкой, исполненной вживую разодетым в черные фраки квинтетом – марку нужно держать. Спустя неделю мы занимаемся любовью. По-прежнему холодны как лед. Спустя год я сижу за обеденным столом, слушая Джейн Биркин и ожидая ужина. Неизменно холодны как лед.

Сценарий сегодняшней ночи заучен мной наизусть. Отужинав, мы отправимся в спальню. Она включит телевизор, где в 23:00 на кабельном канале день изо дня показывают европейское кино. Устроившись на кровати, я обниму ее. Она попросит массаж, мотивируя это тем, что сегодня она устала больше обычного. Я беспрекословно выполню ее желание. После она захочет близости. Кто я такой, чтобы отказывать? Управившись с этим нетривиальным занятием, мы поочередно сходим в душ. Затем досмотрим последние пятнадцать-двадцать минут фильма. К титрам моя пассия будет уже во власти сна. Я отключу звук на телевизоре и еще несколько часов буду смотреть в мерцающий экран. Не улавливая канвы повествования, я буду разглядывать сменяющиеся друг за другом кадры пустыми глазами, а усну лишь к рассвету. Встав ко времени, когда солнце находится в зените, мною обнаружится, что в квартире, помимо меня, никого нет. Ключи от входной двери оставлены на тумбочке у изголовья постели – я заполучил их пару месяцев назад. Позавтракав остатками ужина, я покину покои моей избранницы, чтобы спустя пару часов вновь в них вернуться, повторив этот сценарий от и до.