Арсений Анатольевич Веденин
Сеня, жми на тормоза!
– Да никто не обижается, просто… как-то всё это странно, ― задумчиво заключил Антон.
– Да что вам странно, я не пойму? ― не выдержала редакторша, направив на Антона негодующий взгляд. ― Вы вообще кто? Здесь собрались профессионалы в области театра, причём с многолетним стажем работы. А как вы относитесь к театру, я пока что-то не очень поняла.
– Отношусь прекрасно, ― Антон непринуждённо улыбнулся. ― А если вы о моей профессиональной квалификации, то ничего сверхъестественного. Я обычный зритель. Зритель, который иногда читает рецензии в местной прессе перед тем, как пойти на спектакль. И этот зритель любит и ценит театр не меньше вашего.
– Коллеги, извините, забыла представить. ― Алла тяжело выдохнула и растерянно отвела взгляд в сторону. ― Это мой младший брат. Очень захотел принять участие в нашей дискуссии.
***
Даня закончил читать комментарии и вернул телефон Воскресенсокму.
– Ну как вам? ― Сеня внимательно смотрел на Волкова. ― Прикольно, да? Считают, если они опытнее и умнее, то имеют полное право так поступать с людьми, не вписывающихся в их картину мира? Кем они вообще возомнили?
– Даже не знаю, ― Даня выглядел растерянным. ― Тут так всё сложно. С одной стороны, они отстаивали то, во что искренне верили. Но нужно учитывать и вашу правду. Она тоже имеет право на существование.
– Ну, хоть на этом спасибо, ― разочарованно бросил Сеня.
– Нет, Арсений, вы, ради Бога, не поймите меня неправильно, ― Даня поспешил успокоить Воскресенского. ― То, что Алла спровоцировала это обсуждение, зная, что у вас ещё недостаточно опыта и вы намеренно не хотели никого обидеть, это конечно неправильно. Рецензия абсолютно беззлобная. Да, вы позволили себе несколько некорректных высказываний. Те же самые мысли можно было сформулировать немного по-другому и ничего бы этого не случилось. Я согласен, нельзя в самом начале пути обрезать человеку крылья за пару совершенно невинных оплошностей. Но тут другой момент. Статья была опубликована на самом читаемом ресурсе в Крыму и Севастополе. Если бы вы разместили текст на своей личной странице, уверен, такого бы резонанса не было.
– Что-то мне подсказывает, что всё было бы точно так же, ― Сеня тяжело вздохнул и сел на подоконник. ― Вы не знаете Аллу. На любое нелестное слово в адрес спектакля, которому она пишет оды, у неё какая-то нездоровая реакция. Я видел, какие она баталии устраивала на своей странице со всеми несогласными. И не только на своей.
– Понять её правду, конечно, тоже интересно. Я думаю, у всего этого есть какой-то бэкграунд и я его узнаю. А что касается вашей истории, то… Мне кажется, у вас всё еще сложнее. Прийти на серьёзное мероприятие в нетрезвом виде и устроить там скандал, выместить всю свою злость на коллективе театра, особенно на завлите… Ну, для меня это что-то за гранью. Арсений, у этого должна быть какая-то причина и мне кажется, её корни уходят далеко в прошлое. Поправьте меня, если я не прав.
– Даниил, буду с вами честен, я уже окончательно запутался в своей жизни, ― Воскресенский обратил на Волкова болезненный взгляд. ― Как в прошлом, так и в настоящем, и совершенно не ясно, что ждёт меня в будущем. Распутайте этот клубок. Я вам доверяю.
Даня уже вернулся домой уже под вечер. Его мама, Елена Александровна, ждала сына на кухне. Ужин уже давно остыл. Услышав, как открывается дверь, женщина понеслась в коридор.
– Сына, ну ты чего так долго? Я уже несколько раз грела.
– Мам, прости, на работе задержался, ― ответил Даня, поцеловав мать.
– Доведёшь ты себя своей работой, ― Елена Александровна суетилась вокруг сына, ― Давай сумку. Кстати, у тебя уже скоро должен быть отпуск?
– Мамуль, не до отпуска сейчас. Нужно написать один очень важный материал. Пока с этим не разберусь, никакого отпуска.
– Ты ж мой работяга. Ладно, давай мой руки. Сейчас разогрею тебе котлеты с макаронами.
Даня вошёл на кухню и рухнул на табуретку.
– Устал? Тяжёлый день был? ― Елена Александровна поставила перед сыном тарелку и дала приборы. ― Давай, кушай, Данюш. Успел сегодня пообедать?
– Да так, в городе перехватил, ― Даня начал с аппетитом жевать котлету.
– Ну, сколько раз я тебе говорила, прекрати ты покупать всякую дрянь в этих шаурмичных. Мама же так вкусно готовит, ― женщина потрепала Даню по голове. ― Когда уже подстрижёшься? Зарос весь.
– Да, мам, с твоей кухней ни один ресторан не сравниться, это точно. Да подстригусь, подстригусь. Сейчас просто реально не до этого. Собираю материал для одной статьи о… парне, неплохом парне, но который по глупости наломал столько дров, что теперь даже непонятно как всё это разгрести.
– Ничего себе. А что за парень?
– Арсений Воскресенский. Он вёл раздел культуры в SevMedia.
– Подожди, это… Это он писал все статьи о фестивалях, рецензии на спектакли…? И вот эту ещё рубрику… Господи, как же она называлась. А! «Куда пойти в Севастополе». Обзоры культурных мероприятий на выходные. Это он писал?
– Да, это всё его авторство.
– А что случилось? Почему он ушёл оттуда? Я с удовольствием все его статьи читала. Так хорошо пишет. Ну прям видно, талантливый парень.
– Если бы я знал. ― Даня медленно накалывал макароны на вилку. ― Там всё очень сложно. Он просто… очень устал. Устал, сорвался и натворил глупостей. И я очень хочу выяснить, что его к этому привело. Мне кажется, у него очень интересная история. И как раз идеально подходит для нашей рубрики «Профили». Есть у меня такое ощущение, что она для многих сможет стать весьма поучительной.
– Бедный парень. Дай Бог, чтобы у него всё наладилось.
– Я тоже этого очень хочу. Сделаю всё, что в моих силах.
– А что там… с Артёмом? ― голос Елены Александровны стал серьёзным. ― Пытался с ним поговорить? Ты вроде хотел.
Даня положил вилку и заметно помрачнел.
– Пытался. Около недели назад. Бесполезно. Он меня ненавидит и знать не хочет. Как и его мать. Они с Валентиной Дмитриевной сидели во дворе. Я подошёл, хотел поговорить и… в общем, меня прогнали. Меня никогда не простят, мам. И я себя не прощу. В той аварии виноват я. Я отвлёкся, не справился с управлением и… Поломал жизнь человеку.
– Сынок…, ― Елена Александровна положила ладонь на руку сына, ― Не надо винить себя. Я понимаю, это страшная трагедия для всех нас. Но уже прошло полтора года с того дня. Надо просто…попытаться жить дальше.
– Мам, как? ― Даня слегка повысил голос и громко положил вилку. ― Из-за меня погибли люди. Погибла его семья. Оксана и их маленькая дочурка, совсем ещё крошка. Их не вернуть! А знаешь, как он их любил? Он так был счастлив… Это же я их познакомил. Тёмка всю жизнь был такой застенчивый, весь в себе, боялся подойти к девушке познакомиться. А увидел её… и всё. Влюбился без памяти. Помню их свадьбу. Для него в тот день никого не существовало ― ни друзей, ни родственников. Весь вечер от неё не отходил. Она для него была просто каким-то божеством. Когда Оксана забеременела, Тёмыч среди ночи прибежал ко мне с бутылкой коньяка. Я таким счастливым его никогда не видел. А когда узнал, что Оксана родила ему девочку, он как ненормальный бегал по аудитории, кричал, плакал от радости, чуть защиту диплома не сорвал. И я… я всё это у него отнял. Отнял его жизнь.
Елена Александровна протёрла салфеткой увлажнившиеся глаза.
– Сыночек, очень тебя прошу… Не кори себя. Это просто… трагическое стечение обстоятельств. Всё… всё как-нибудь наладится.
– Ничего уже не наладиться. Ладно, мамуль, пойду немного поработаю. Спасибо тебе огромное, всё очень вкусно.
– Не за что, сынок. ― Елена Александровна проводила Даню печальным взглядом. ― Не засиживайся допоздна.
Волков зашёл в свою комнату и, закрыв за собой дверь, упал спиной на диван. Полежав так какое-то время в своих мыслях, он резко встал и включил ноутбук. Пока система загружалась, Даня быстро переоделся в домашнее. Бросил взгляд на турник. Подпрыгнул и пока висел, всматривался в фото на стене. А там ― недавнее прошлое, но казалось, с того дня прошли десятки лет. Он со своим лучшим другой Тёмкой сразу после вручения дипломов. Стоят в обнимку. Такие счастливые. Особенно Тёма. Он к тому времени уже стал отцом. Даня очень любил эту фотографию. Столько в ней было тепла, жизни, шальной молодости. А теперь автора этого фото нет в живых. Оксаны больше нет. Нет их дочурки Арианы. И их дружбы с Тёмой больше нет и, вероятно, никогда не будет. Осталась только боль с одной стороны и ненависть ― с другой.
Пальцы заскользили по перекладине и Даня с криком рухнул на пол. Отдышавшись, он поднял красное вспотевшее лицо и ещё раз посмотрел на фото. Глаза наполнились слезами.
– Тёмочка, прости меня, прости, родной, ― тихо произнёс Даниил, ― мне очень тебя не хватает.
Сев к ноутбуку, Волков открыл соцсети. На автомате полистал ленту и уже было хотел закрыть вкладку, но задумался на секунду и набрал в строке поиска пользователей «Арсений Воскресенский». Соцсеть выдала сразу несколько человек. Своего нового знакомого Даня сразу узнал. Он стоял в кожаной куртке на фоне горной местности, заложив руки в карманы джинс и задумчиво смотрел в даль. «Интересный он всё-таки, что-то есть в нём», ― отметил про себя Даня. Начал листать его страницу и почти сразу увидел пост со стихами:
Сколько б рассветов ни кануло в вечность,
В каких бы нарядах ни вертелась Земля,
Я как туманный сентябрьский вечер,
И в пору такую ты вспомнишь меня?
Я мечусь среди сотен миров и галактик,
Из тамбура взором цепляя поля,
Но волна, что на берег пустынный накатит,
Хотя бы на миг, да напомнит меня.
Одни говорят – навсегда растворился,
Другие им вторят – исчез без следа.
То ли в лесах тёплым ливнем пролился,
То ли где-то в горах застыл коркою льда.
Летний шторм потопил моё старое судно,
Ни меня, ни обломков теперь не найти.
Прошёл старый мир. Как грипп, как простуда.
Гонимый ветрами, я вечно в пути…
© Арсений Воскресенский
«Ничего себе, какие красивые стихи», ― Даня был до того поражён, что произнёс свою мысль вслух. Он ещё несколько раз перечитал стихотворение и уже хотел поставить лайк, но остановил себя. «Этот пост достоин бесконечного количества лайков, но тогда он увидит, что я шарюсь по его странице. Наверное не очень вежливо так вторгаться в личное пространство после первого дня знакомства».
Даня продолжил листать страницу и тут его внимание привлёк пост с четырьмя ссылками на «Заметки» во «Вконтакте». Публикация сопровождалась словами «По волнам моих воспоминаний». «О, по-моему, это именно то, что мне нужно», ― Волков искренне обрадовался находке. В этот момент в дверном проёме его комнаты показалось изящное грациозное создание с ярким пятнистым окрасом. Даня отвлёкся от компьютера и с улыбкой поприветствовал животное.
– Фэнси, моя красавица, иди сюда.
Замяукав, кошка заспешила к хозяину и прыгнула на колени.
– Хочешь свою вкусняшку? ― Даниил открыл ящик стола и из небольшой металлической коробочки из под леденцов зачерпнул маленькую горстку лакомства. ― На, держи. Ну-ка, Фэнси, давай посмотрим, что там у нас Арсений пишет про свою жизнь.
Даня открыл первую ссылку и погрузился в чтение.
«На журфак я поступил в 2007 году. Но не от огромного желания быть в гуще событий и людей, а от безысходности. Всю жизнь мнил себя литератором и сценаристом. И вроде ещё жить не начинал, а госпожа Невезение уже примостила на мне свои жирные ягодицы: ВГИК ― в Москве, Литинститут Горького ― в Москве. В Севастополе выучиться на те специальности, о которых мечтал, не представлялось возможным. А мама с бабушкой даже и подумать боялись, что своё чадо можно отпустить куда-то дальше продуктового.
Журфак в севастопольском филиале МГУ тогда казался более-менее сносной альтернативой: складывать слова в предложения умею, и весьма неплохо. Ну и чёрт с ним, что трясутся коленки, когда подхожу к незнакомому человеку, чёрт с ним, что из-за неправильного прикуса во рту такая каша, что собеседник вообще вряд ли поймёт, что я от него хочу. А о таком страшном словосочетании как «летняя практика» я даже думать не хотел. Это тебе не рассказы в лицейскую газету писать. Вооружившись блокнотом, ручкой и диктофоном, нужно бегать по городу, людей выслушивать, вопросы им всякие задавать и ещё попытаться как-то грамотно обработать весь массив собранной информации. Жуть какая…
Помню, со своей первой практики на 1 курсе, случившейся по личной инициативе (в какой-то момент себя переборол), я позорно сбежал. Газета называлась «Вечерний Севастополь». Мне туда помогла устроиться выпускница нашего журфака ― бойкая девушка с огнём в глазах, до одури преданная своей профессии. Я с ней познакомился на абитуриентской практике во “Флаге Родины”.
Первое редакторское задание ― и первая неудача. Уже не помню о чём был материал, но по-моему какая-то история, связанная с детским домом. Руководство потребовало текст статьи согласовать с ними. И вот слова директрисы врезались в память самым беспощадным образом. Эта довольно пожилая и откровенно побитая жизнью дама посмотрела на меня как на коровий навоз и произнесла: “Нам не понравилась ваша статья. Давайте мы сами всё напишем как надо и вам позвоним”. Я молча вышел на улицу. В горле стоял ком, в глазах стало резать от подступающих слёз. Доплёлся до ближайшей пивной и завис там до вечера. В редакции “Вечернего Севастополя” я несколько дней не появлялся. Моя знакомая из “Флажка” меня потом бомбила сообщениями. “Солнышко, а ты страх не потерял случайно? Это вообще-то серьёзная организация. Чтоб завтра был в редакции!”. Что-то в таком роде.
На следующее утро я нашкодившим щенком приплёлся в “Вечерний Севастополь”. Непростой разговор с редактором уже не вспомню, но всё сводилось к тому, что я не могу работать в информационном жанре и мне бы рецензии на фильмы писать, что ли… Редактор посмотрел на меня с ухмылкой и сказал, что я ошибся профессией. На этом моя первая летняя практика закончилась.
В тот вечер я долго вглядывался в звёздное небо, словно там можно было высмотреть ответ на главный вопрос: “А дальше то что делать?”. В какой-то момент казалось, что эти космические тела, до которых миллиарды световых лет, не дальше от тебя, чем потолок в твоей комнате. Протянешь руку и, чувствуя приятный холод, растеребишь эти галактические осколки, для которых ты не более, чем вспышка в пространстве вечности. И так хочется свою “вечность” прожить счастливо. Но тебе только 18. И ты об этой жизни ещё ничего не знаешь. Впереди много знаний, которые вряд ли сделают тебя счастливым.
В 18 я это чётко осознал. И писательство стало для меня массивной книгой длинною в жизнь, где на каждой странице я мог выписывать свою боль. А журналистика ― лишь небольшим эпизодом в ней. Я знал, что рано или поздно он завершится. С такими мыслями после случившегося фиаско я стоял под звёздным потолком своей личной вселенной, с такими мыслями я начинал второй курс журфака севастопольского филиала МГУ».
Закончив чтение, Даня откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел перед собой. «Что же произошло с твоей жизнью, Арсений Воскрсенский? ― произнёс он вслух. ― В какой момент ты свернул не туда?»
Глава 4. Первый шаг во тьму
Севастополь с самого утра томился в нежных лучах сентябрьского солнца. Сеня сидел на лавочке во дворе реабилитационного центра, погрузившись в чтение. Причём настолько, что даже не заметил, как рядом с ним оказался Даня.
– Что читаете? ― прозвучал близко знакомый голос, у его обладателя явно было хорошее настроение.
Арсений вздрогнул от неожиданности и чуть не уронил книгу.
– Даниил? Напугали… А что… вы тут делаете? Мы же вроде сегодня не договаривались о встрече.
– Вы меня извините, наверное нужно было позвонить, но просто мой путь на работу как раз лежит через эту клинику. Подумал, зайду, погуляю по территории, вдруг вас встречу. Здесь очень красиво. Прям как парк.
– Да, я здесь люблю бродить, особенно по вечерам. Зажигаются огни и вокруг такая атмосфера… поэтическая что ли.
– Кстати, я вчера наглым образом ворвался к вам на страницу и почитал ваши последние стихи. Мне очень понравилось. У вас талант. Я вам серьёзно говорю.
– Спасибо, ― Сеня смущённо опустил глаза. ― На самом деле я в последнее время редко пишу. А после недавних событий как-то вообще не до творчества. Возможно, эта тишина внутри ― сейчас самое правильное, что со мной должно происходить.
– Да, иногда нужно давать себе передышку. Так что читаете?
– «Мастера и Маргариту», ― Арсений показал обложку книги. ― Точнее перечитываю. В молодости моя мама этот роман затёрла до дыр, теперь вот, видимо моя очередь.
– Любимая книга?
– Скорее, одна из. Да и вообще, благодаря этой истории мне удалось пережить самые счастливые дни и часы на своей памяти, но в то же время, творение Михаила Афанасьевича сыграло со мной злую шутку.
– В каком смысле? ― Даня сел рядом с Воскресенским и был весь во внимании.
– Ну… в самом что ни на есть прямом. У меня в жизни был прекрасный опыт. Я играл на сцене любительского театра при нашем севастопольском ДК. Им руководил Игорь Дворников ― эпатажный режиссёр-провокатор, уважающий классику, но больше любящий ставить свои собственные пьесы. Но всё-таки «Мастер и Маргарита» стояла для него особняком. Он буквально приклонялся перед этим романом и мечтал его поставить на сцене. И как раз в этот момент пересекаются наши пути. Игорь Сергеевич во Дворце культуре также устраивал поэтические вечера. Когда я об этом узнал, мне естественно, захотелось, презентовать своё творчество. Но при этом ещё и выпендриться. Все выходили и просто читали стихи, а я из своего выступления сделал целый театральный перфоманс на 20 минут. Чтение стихов решил разбавить прозаическими вставками, ну, такими подводками к каждому произведению. В общем, Игоря Сергеевича очень впечатлил мой мини моно-спектакль. Увидел во мне Мессира и предложил сыграть в его спектакле. И я согласился без малейших колебаний. Я понял, что судьба даёт мне уникальный шанс наконец разобраться со своими комплексами и сломать внутренние барьеры. Так началась моя артистическая карьера.
– Вот это да, ― Даня завороженно слушал Воскресенского, ― Арсений, чем больше вас узнаю, тем больше поражаюсь. Вы просто какой-то кладезь талантов.
– Ой, да, перестаньте, ― Арсений со смехом отмахнулся. ― О том, насколько это было сделано талантливо актёром-любителем, можно очень долго спорить. Чего только не начитался про себя в соцсетях после премьеры. «Низкорослый Воланд ― это абсурд», «Слишком интеллигентный для Сатаны», «Прихрамывающий Мессир ― это что-то новенькое».
– А это так для роли было нужно? Или у вас это…, ― Даня побоялся продолжить.
– Это у меня врождённое, ― Сеня резко помрачнел и опустил глаза. ― Я из-за этого всю жизнь хожу в специальных корректирующих стельках. Иногда забываю их вставить в другую обувь и… всё видно. А бывает, просто забудусь, не контролирую походку и одна нога… в общем, нужен постоянный самоконтроль, а у меня с этим не очень.
– Арсений, пожалуйста, вы меня простите, я не хотел вам напоминать, ― Даня разволновался и даже в качестве утешения положил Сене руку на плечо, но тут же убрал, поняв, что позволил себе лишнее.
– Ничего, всё нормально, ― у Воскресенского промелькнула горькая улыбка. ― Ну, в общем, премьера прошла при полном аншлаге, чего раньше в театре Дворникова никогда не было. Практически сразу была назначена дата второго спектакля. И вот тут судьба мне подставила вторую подножку. Вот правильно говорят, ну, не трогайте вы роман Булгакова. Сколько людей к нему прикасалось и судьбы многих мы знаем. Но Дворников был абсолютно не суеверным человеком. Да и я тоже. До определённого момента.
– А что случилось? Расскажите?
– А вы на работу не опоздаете?
– Не переживайте, у меня там нет такого жёсткого графика.
– Что ж, ну, тогда садитесь поудобнее и слушайте…
***
Музыка в баре орала так громко, что Сеня едва ли мог расслышать, что ему рассказывал смазливый молоденький бармен о коктейле, который готовил по его заказу. Парень был чрезмерно общительный, с каждым посетителем что-то обсуждал. Хотя, очевидно, что это была часть его работы ― располагать к себе клиента и повышать выручку.
Коктейль был готов. Малиновая водка и малиновое пюре в сочетании с несколькими видами сиропов и сливочным ликёром сделали своё дело ― вечер уже не казался таким серым и уровень настроения медленно, но уверенно устремился по шкале вверх.
К стойке подошёл молодой парень ― заросший, лохматый, с каким-то диким, но совершенно потерянным взглядом. При этом в его лице удивительным образом сочетались рабоче-крестьянская брутальность и ярко-выраженная привлекательность мачо-сердцееда. Парень поправил свою густую тёмную шевелюру и обратился к бармену:
– Брат, бокал пиваса. А для начала водяры плесни. У меня сегодня кореша похоронили, прикинь? Моего братишечку.
– Мои искренние соболезнования, ― бармен попытался быть максимально искренним.
– Да что мне твои соболезнования. Они Никитоса не вернут. Как узнал, три дня пил, не просыхая. Просто в говно. Даже к брату на похороны не попал. Спасибо, ― парень опрокинул в себя рюмку водки и взглянул на Сеню. ― Чем-то на тебя был похож, ― он кивнул Воскресенскому. ― Такие же умные глаза, интеллигент. Только лоб не такой высоченный и волос на голове побольше, ― незнакомец нервно засмеялся и хлопнул Сеню по плечу. ― Прости, брат. Ну, просто реально похож чем-то. Тебя как звать?
– Арсений, ― Сеня застыл в лёгком недоумении, такие случайные знакомства для него были в новинку.
– Марк, ― парень протянул свою волосатую мощную руку и Воскресенский её неуверенно пожал. ― Да не ссы, не обижу. Небось подумал, какой-то пьяный чел докопался, ― он громко заржал. ― Не, брат, я нормальный парень, отвечаю. Просто, реально, так на моего Никитоса похож, ― радость моментально сменилась грустной миной и казалось, он вот-вот расплачется. ― Если б не этот твой лобище. Ну, это типа признак большого ума, брат, скажи? ― Марк уже обратился к бармену.
– Наверное, ― равнодушно ответил смазливый, но при этом не переставая улыбаться.
– Наверное…, ― Марк явно был разочарован ответом. ― Да сто пудов тебе говорю!
Тут он обратил внимание на коктейль Сени.
– Брат, а что ты за шнягу пьёшь? Это ж бабская тема. Давай со мной по пиву. Помянем моего кореша. Хотя, пивом как-то понимать, вообще зашквар, скажи? Родной, родной, слышишь меня? ― Марк позвал бармена. ― Грамм двести водочки нам организуй. И сочка какого-нибудь запить, ага? Благодарю. Братиш, напомни, как тебя зовут? ― Марк ближе подвинулся к Сене.
– Арсений, ― бодро ответил Воскресенский, пытаясь быть с парнем на одной волне.
– Арсений… Блин, а красивое имя. Арсюха значит… Ага… А можно я тебя буду Арсом звать? Ну так как-то побрутальнее что ли… По-мужски… Арс… Как удар клинком… А-а-а-рс! Скажи?
– Да, Арс ― звучит по-царски, ― Сеня понял, что в такие моменты и с такими людьми нужно исполнять роль, не зря же он у Дворникова в театре играет.
– Во! А я о чём! О, а вот и белочка подоспела. Благодарствую, брат! ― Марк разлил водку по рюмкам. ― Арс, давай, короче… Первую хочу опрокинуть за Никитосика… Парень был просто топчик. Мой братишечка… С ребятами назначил стрелку каким-то уродам… Эти мрази сунулись в наш район, стали свои права качать, баб наших лапать, прикинь? Ну у Никитоса сразу бычка, у меня бычка… Говорим им, вы берега не попутали, не? Ну, короче, там… Мясорубка началась такая… Никитке живот вспороли, кишки наружу… Сразу отошёл. Суки! ― Марк гневно ударил кулаком по барной стойке. ― Доберусь и фарш из них сделаю. Кароче… Давай за Никитоса. Земля ему пухом. ― парень залпом выпил водку и к соку даже не притронулся.
– Давно с ним дружили? ― Сеня задал первый вопрос пришедший в голову, чтобы как-то поддержать беседу.
– Ну… прилично. Через пару месяцев год был бы.
Сеня максимально попытался скрыть удивление. «Год» и «прилично» в его картине мира друг с другом вязались весьма условно, особенно, если речь шла о дружбе. Но невооружённым глазом было видно, что мир Марка от мира Арсения далёк точно так же, как Севастополь от Пекина.
– Ты когда-нибудь хоронил друзей? ― спросил Марк, глотнув пива.
Сеня покачал головой.
– Брат, не дай Бог тебе через такое пройти, ― парень ещё ближе придвинулся к Воскресенскому и положил руку на его плечо. ― Хотя, я толком похоронить не успел, пробухал все три дня как гондон последний. Ладно, я пойду отолью. А ты никуда не уходи. Понял?
– Да куда я денусь с корабля, дружище, мы ж ещё нашу белочку не допили, ― Сеня всё лучше вживался в роль.
– Потом ещё закажем. Я плачу, брат.
– Да вообще без базара.
– А ты клёвый пацан, не, реально клёвый, ― Марк расплылся в пьяной улыбке и ушёл в уборную.
У Сени зазвонил телефон. На экране высветилось «Игорь Дворников». «Твою ж мать, у меня же сегодня спектакль!», ― это мысль ядерным взрывом пронеслась в голове Воскресенского. Он со вчерашнего дня заливал свой стресс, спровоцированный скандалом вокруг рецензии на «Тартюфа». Мысли о том, как гадко с ним поступили и что, возможно, это конец его карьеры, вытеснили всё остальное. Даже спектакль, где он играл главную роль. Сеня забыл обо всем на свете. Был только он с нанесённой ему обидой. Но на звонок нужно ответить. И каким-то чудом прийти трезвым на собственный спектакль.
– Алло? Игорь Сергеевич?
– Арс, я что-то не понял, ты где вообще? У нас через пять минут генеральный прогон!
– Игорь Сергеевич, ради Бога, простите! Понимаете, у меня тут непредвиденные обстоятельства…
– Что?! Арс, ты с ума сошёл?! Какие непредвиденные обстоятельства?! У тебя сегодня спектакль! У тебя, что, там музыка орёт? Ты где вообще?!
– Игорь Сергеевич, у меня редакционное задание! Меня Маша отправила на концерт рок-группы. Она просто её фанатка, хочет статью об этих ребятах в главную ленту SevMedia.
– Концерт рок-группы в два часа дня?? Что ты мне голову морочишь! Что это за группа? Где концерт проходит?
– Игорь Сергеевич, я вас очень плохо слышу! Здесь ужасная связь!
– Так, Арс, значит послушай меня внимательно… Если через тридцать минут тебя не будет в ДК, можешь считать, что…
– Игорь Сергеевич, вообще ничего не слышу! ― Воскресенский убрал телефон от уха. ― Алло? Игорь Сергеевич? Вас не слышно! Я перезвоню!
Сеня нажал отбой вызова и положил телефон на барную стойку. Дворников позвонил ещё три раза. Арсений невидящим взглядом смотрел на дисплей и за это время успел осушить ещё пару рюмок. Он понимал, что это конец. Его актёрская карьера завершилась, не успев начаться. Ведь можно было сейчас заказать такси и приехать, да пусть не очень трезвым, с небольшим перегаром, но до вечера он бы уже пришёл в себя. Самое неприятное, что могло бы с ним случиться ― это втык от Дворникова. Роли бы не лишили, домой бы не отправили. Всё бы обошлось. Но Сеня сам обрезал все пути назад. Зачем так нужно было делать? Ответ уже давно созрел внутри ― если сносить, то всё разом. Севастопольский театр его предал. Он поступит также. Но при чём тут Дворников с его маленьким коллективом? Человек осуществил давнюю мечту Сени ― дал ему возможность выйти на сцену и сыграть роль. Да ещё какую! Не каждому профессиональному артисту выпадает такой шанс. А тут просто царский подарок судьбы! Что с ним происходит? Сене казалось, что его разум медленно накрывает тёмная пелена и он перестаёт отдавать отчёт своим действиям и мыслить трезво. И дело не в алкоголе. Это началось с утра 21 августа, когда в социальных сетях разгневанная театральная общественность спустила на него всех собак. К этому он не был готов. Но твёрдо решил, что отомстит им всем. Неужели Игорь Сергеевич, который даже спектакля не видел, оказался первым в его списке? Копаться во всём этом Сеня сейчас хотел. Единственное, чего желала душа ― забыться. Окончательно. Реальность дала ему слишком сильную оплеуху.
Поток его мыслей прервал вернувшийся Марк.
– Ну, чего ты, брат, не заскучал тут без меня?
– Пока не успел, ― Воскресенский поймал себя на мысли, что рад этому странному знакомству и был бы не прочь провести в компании парня весь день.
– Ну, что, наливай тогда! ― Марк хлопнул Сеню по плечу.
Арсений обновил рюмки.
– Предлагаю выпить за наше знакомство, ― Арсений уже был на веселе.
– О, вот это правильный тост! Вижу, ты хороший пацан. Меня интуиция никогда не подводит. Я вот прям очень рад нашему знакомству. Что-то в тебе такое есть… Прям не знаю… Тебе хочется открываться. Ты умеешь слушать. А сегодня это очень, очень ценное и редкое качество, поверь мне.
– Охотно верю. За нас!
– За нас, брат! ― Марк осушил рюмку и вновь проигнорировал сок. ― А ты сегодня здесь по какому поводу, если не секрет? Тоже какая-нибудь хрень в жизни случилась, или просто отдыхаешь?
– Да, случилась, ― Сеня явно не хотел развивать эту тему, но понял, что от неё уже не уйти.
– А ты куришь? ― Марк потрогал карманы джинс. ― А то я где-то свои сиги посеял.
– Курю.
– Пойдём подымим? Расскажешь, что у тебя стряслось.
Парни вышли на улицу. Марк вытащил из пачки Арсения сигарету, подкурил себе, а затем своему знакомому.
– Ну, короче, ― Сеня не знал, как начать. ― В нашем севастопольском СМИ я работаю редактором раздела культуры. Приходится ходить на спектакли, писать о них. В последнее время все эти театры с их бесконечными премьерами меня откровенно подзадрали. Шёл без всякого настроения, но уже после спектакля, когда начал писать рецензию, решил, что напишу всё честно, не буду прятать свои эмоции. Харэ уже всё бесконечно хвалить. Написал искренне, поругал, но и отметил удачные моменты. Ну а все наши театральные деятели как с цепи сорвались, накинулись на меня, давай разносить в пух и прах и статью, и меня. Им же, понимаешь, нужны вечные хвалебные оды. Как же так? До этого Воскресенский всё вылизывал-прилизывал, а тут, дрянь такая, осмелился разинуть пасть и высказать своё мнение. Не порядок! Надо Воскресенскому указать его место! И всё это началось с подачи Аллы Ильинской ― завлита театра, где играли этот недоспектакль. Разместила ссылку на рецензию у себя на странице и понеслось… Тварь! Я этого так не оставлю. Она ещё сто раз об этом пожалеет. Ещё не придумал, что ей сделаю, но что-нибудь сделаю обязательно. На всю жизнь запомнит тот день, когда запостила у себя эту ссылку.
– Ты посмотри на неё, а…, ― Марк искренне возмутился, насколько это уже было в принципе возможно в его далёко нетрезвом состоянии. ― Это ж надо так… Человек старался, тратил время, писал… А какая-то курица берёт весь его труд и с говном смешивает. Тем более, труд публичного человека… Редактора раздела культуры! Брат, понимаю тебя… Я бы сам после такого унижения выжрал бы бутылку водки… Братух, была бы Алла мужиком, мы бы сейчас поехали к ней домой и я бы набил ей морду за тебя. Ты бы держал, а я бил. На, сука, на, на, получи! Харкала бы кровью и просила бы у тебя прощения. Но… Алла ― баба. Глупая несчастная баба… Видимо мужика у нее нет, вот и исходит говном… А я баб принципиально не бью. Забей ты на неё… Пойдём лучше ещё накатим.