Арсений Алмазов
«Принуждение» к правопорядку. Книга первая. Деревянное счастье
События, персонажи и названия вымышлены
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПРОЛОГ
Левая ступня у Рафаэля Сафарова кровоточила, и каждый шаг причинял почти невыносимую боль. Казалось бы, пустяк – царапина! Чвакнул осколок и разорвал сапог, а вместе с ним и попортил кожу на стопе… Но когда с этой самой «царапиной» прошкандыбаешь с полной выкладкой по горным чеченским тропам пятнадцать кэмэ, то эта царапина уже далеко не царапина. Вся стопа превращается в сплошную зудящую рану, а сапог – это уже не легкий горный сапог спецназа ВДВ, а испанский сапог времен инквизиции!
А ведь еще топать да топать! Возможно, в два раза больше, чем уже прошли! И подмоги никакой не вызвать – надо соблюдать режим радиомолчания. Время от времени доносится стрекот двойки «вертушек», но сверху за зарослями группу не видно, а обнаруживать себя нельзя.
Духи думают – уничтожили всю группу до одного, и пусть себе думают! Что случилось, то случилось, ребят не вернуть!
Но то, что об их существовании духам неизвестно, сейчас это на руку! Остается только дойти и донести информацию – самый ценный груз, хотя и не весит ничего! Чего не скажешь про спецназовскую горную выкладку!..
С Серегой Васильевым Рафаэль никак не мог поделиться ни вооружением, ни грузом: тот был еще в худшем положении! Перебита ключица, потерял много крови… И так еле идет! Двое других… о них Рафаэль и думать не хотел. Хорошие ребята, но они никогда не отличались ни выносливостью, ни волей, их лучше не трогать, лишь бы дошли.
Но даже не боль и не опасность заражения самое ужасное. Заражения можно избежать, Рафаэль уже вколол себе профилактическую дозу антибиотика, а боль и потерпеть можно, как‑никак не аристократы! Болевой порог он научился преодолевать еще на гражданке, в секциях единоборств. А здесь, в спецназе, еще и научили к этому относиться сознательно.
Самое кошмарное в этой ситуации – жажда! Точнее, даже не сама жажда, ее, понятное дело, тоже можно потерпеть!.. Обезвоживание организма, вот чего боялся Сафаров! Не только за себя, за всю группу, командование которой после гибели капитана он, как старший по званию и по авторитету, взял на себя! Правда, в группе из двадцати осталось всего трое, он – четвертый…
Неожиданной проблемой оказалось то, что чеченский рельеф, обычно изобилующий родниками, на этот раз повернулся, мягко говоря, спиной. За всю дорогу ни одной родниковой струйки, ни даже хотя бы одной лужи! Ребята терпят, высунув языки, но долго ли это продлится!
Старшина Сафаров сделал группе знак остановиться, развернул карту. В четырех километрах – ручей. Пусть это отклонение от маршрута, но оно необходимо… Жаль только, что место открытое!
После «водопоя» десантники почувствовали, что оживают!.. Но, кажется, порадовались рано!
То ли случайно, то ли подобно диким зверям, подкарауливающим свои жертвы на водопое, вверху по течению, в прямой видимости от группы кучковалось с десяток духов!
Группа спецназовцев попала под обстрел.
Скрываться в радиоэфире было теперь ни к чему. Рафаэль настроился на секретную вертолетную частоту, дал свои координаты и сориентировал относительно противника. Вертолетный стрекот приближался.
Помощь близка, но как ее дождаться! Все решали секунды. Боеприпасов чеченцы не жалели. Еще двое спецназовцев свалились, заливая кровью землю. Сафаров достреливал боезапас, когда получил резкий удар в верх живота! Пуля опрокинула его навзничь.
И вот наконец вертолетчики! Вверху по течению раздались характерные выстрелы реактивных снарядов и станковых вертолетных пулеметов. По духам работали вертушки. Через несколько секунд все было кончено. Полтора десятка боевиков были уничтожены. Вода в ручье на несколько минут заметно покраснела.
Сафаров отдышался только в вертолете. Ему повезло. Полсантиметра вправо, и пуля прошла бы как раз между пластинами бронежилета. А так – Рафаэль отделался всего лишь нокаутом в солнечное сплетение. Другим спецназовцам повезло меньше. После операции в живых остались только Сафаров с Васильевым.
Тем не менее, несмотря на большие потери, операцию спецназа ВДВ можно было считать успешной. Правда, это выяснилось несколько позже, когда отдел высоких технологий ФСБ изучил содержимое жестких дисков ноутбуков, добытых Сафаровым.
Группа выполнила ночную видеосъемку лагеря и захватила три ноутбука, попутно уничтожив несколько человек из охраны. Выломав из ноутбуков представляющие ценность жесткие диски, отправилась на базу, но дошли только двое.
Не считаясь со своими потерями, боевики упорно преследовали десантников. По всей видимости, материалы действительно представляли интерес для обеих сторон. Впрочем, их содержание Сафарова мало интересовало. Рафаэль теперь переживал за погибших товарищей. Еще в процессе боевой подготовки психолог настраивал на неизбежность подобных событий и учил, как с этим справляться. Но в реальности все оказалось намного сложнее и тяжелее. Это душевные раны, которые не заживают никогда.
…Сафаров и не подозревал, что лично для него эта операция не закончена. Откуда ему было знать о появлении персонального врага, который теперь был как пружина на боевом взводе. Он и не замедлил бы себя проявить, будь у него помимо мести другие, попутные мотивы. Но старший прапорщик Воротов Александр Александрович умел подчинять «интересам дела» и соображениям целесообразности чувство мести.
Сам того не желая, Сафаров, как и группа, выполнявшая операцию, разрушили весь бизнес Воротова. Александру Александровичу, чтобы все наладить, понадобилось полгода времени, но нервов и усилий на полжизни.
Это был надежный источник почти настоящих баксов, считающихся фальшивыми только формально, и вот теперь он перекрыт. Отряд боевиков, который производил денежки и в который Сафаров сунул свой нос, хотя по существу и не желая этого, теперь изменит свое место дислокации, а следовательно, и канал сбыта фальшивых купюр. Прощай, обеспеченная старость, «белые брюки и Рио‑де‑Жанейро»!
А теперь еще Сафаров с Васильевым то и дело своими харями об этом напоминают! Лучше бы они там вместе со всеми и остались!..
Глава 1
Конец «семейной идиллии»
В понедельник ей должно исполниться двадцать восемь, но настроение отвратительное. Синяки по всему телу, полученные в качестве очередного подарка от бывшего мужа, добавили к своему родному раннему окрасу – черному с синим – еще и поздний – желтый с зеленым.
В момент «дарения» он еще не знал, что его «презент» – прощальный. Еще неделька‑другая, и от кровоподтеков не останется и следа, если не считать протокола медицинского освидетельствования, а вместе с этими следами исчезнет и последнее напоминание о четырехлетием кошмаре.
Поначалу для Анны замужество казалось если не счастьем, то, возможностью спокойно, комфортно, без потрясений, жить. Жить как люди.
А что может быть лучше, чем просто жить и радоваться маленьким повседневным удовольствиям новым сапожкам, прогулке по парку под ручку с мужем, вечернему концерту после генеральной уборки в квартире и расслабляющего душа! Да мало ли еще чего!
Но жизнь как‑то постепенно расставляет все на свои места. И ведь в свое время говорила мама: «Да зачем он тебе нужен, этот пьянчужка! Сколько ребят хороших!»
Но разве возможно двадцатичетырехлетней дочурке что‑то объяснить, когда лубофф и ой как замуж охота‑а! А что выпивает – не страшно, парень есть парень! Остепенится.
Год замужества просвистел незаметно, как один день, был муж как муж, даже готовил, посуду мыл и уборку делать не ленился, когда Аня на работе уставала. Но вот привычку накернить почему‑то не бросил, а наоборот, к веселым выходным еще добавилась пара будних вечерков в неделю.
И ладно бы зарабатывал как следует, а то так, ни то ни се. А гонору хоть отбавляй! Шуточки эти, одни и те же, уже достали! Любовь‑то прошла, а шуточки остались. А попробуй вразумить человека перестать пить, если он понимать ничего не хочет.
В школе‑то дубинноголовым троечником всегда был, а вот оно когда проявляется, что человек туп, как пень с глазами! Правда, троечники‑то, они тоже разные бывают! Как ни странно, у нас большинство успешных людей – именно троечники. Наверное, отличники с детства привыкают жить по правилам, а троечники – их обходить. Это как раз нужно для жизни. Есть и по‑хорошему въедливые в учебе и в жизни, но ленивые, например, а этот – именно деревянный, как баобаб.
Но был в этом парне какой‑то шарм, девчонки западали – на веселый нрав и на внешность. Поэтому потом, когда встретились по истечении нескольких лет после школы и вчерашний мачо местного масштаба начал проявлять интерес, Аня не смогла устоять.
Через полгода все было решено.
Свадьбу играли скромно, ввиду отсутствия достаточного количества дензнаков у родителей. Но зато у жениха – квартира недавно умершей бабки, которая осталась по завещанию ее любимому внучку. А жилье – это основа жизни. Шалаш с милым – это хорошо, но, по нашей зиме, в нем можно и дуба дать!
Еще два года скрипели с нарастающей напряженностью. И наконец отношения дошли до такой черты, когда «низы» не хотят и не могут, а «верхи» настолько обнаглели, что потеряли чувство реальности и контроля над собой.
Возмущенные крики мужа постепенно перешли в вопли, а вопли – в жестокие удары. Поначалу – одиночные, а затем – сериями. Последнее выяснение взаимоотношений закончилось победой нетрезвой сильной половины техническим нокаутом и рождением окончательного решения покончить со всем этим, пока не поздно, у побитой прекрасной половины.
День рождения ознаменовался увольнением с работы и перевозкой нехитрого скарба к стареньким родителям.
Развод был шумным, с криками и мольбами в основном со стороны мужской части. «Милому» муженьку было и невдомек, почему его Анечка, с которой все было всегда хорошо, особенно в постели, вдруг резко решила порвать.
Как же так? Ведь у них же любовь!
Детьми обзавестись не успели, и Аня надеялась, что Виталик согласится на развод, можно будет развестись в загсе.
Но она ошиблась. Несмотря на то что Анна не пожалела ни времени, ни денег, переступила, можно сказать, через себя и пошла со своими кровоподтеками на судмедэкспертизу, показав, что никаких компромиссов больше быть не может, муж проявил поразительную твердолобость и валялся в ногах, размазывая слезы и сопли, разве что пеплом, ввиду его отсутствия под рукой, не посыпая несвежую, давно не мытую главу, клялся в вечной любви и в том, что больше никогда, ни одним пальцем…
Похоже, у него просто выскочили из головы аналогичные ситуации прошедшего времени, которые терпеливая жена не доводила до разрыва, ежедневно осматривая на своем теле последствия его нервных припадков.
Но теперь – все, жребий брошен! Пришлось идти в суд, где разумный судья, ознакомившись с протоколом судмедэкспертизы, развел Гудковых моментально, не стал затягивать ради примирения сторон.
Думая, что страничка биографии, связанная с замужеством, уже перевернута, Анна опять ошибалась. Виталик плюнул на работу, увеличил свою среднесуточную норму потребления виноводочных изделий вдвое и начал таскаться за Анной, чередуя признания в страстной любви с угрозами порешить ее и покончить с собой.
Пытаясь противодействовать, Анна несколько раз сходила в милицию, поупражнялась в написании заявлений на своего бывшего. Наконец поняла, что они ничего не дадут до тех пор, пока не нанесены не пустячные синяки, а более или менее внушительные телесные повреждения. В такой ситуации для нее самое лучшее – на время исчезнуть из города.
«Моя милиция» никак не хочет меня беречь, а дожидаться тяжких телесных повреждений она желанием не горела.
Глава 2
Прощай, «немытая Россия»!
За оконным стеклом мелькали домишки с облупившейся краской, с поломанным ощерившимся забором, проселочные дороги с блестящими черным зеркалом колеями, заполненными наполовину водой, обшарпанные хрущевки с балконным бельем. Видок, прямо сказать, навевал тоску.
Аня не чувствовала себя зеленой девочкой, которую только что оторвали от папки с мамкой, и все же нервотрепка последних дней и предстоящая неизвестность переворачивали все внутри. А тут еще мрачные поселковые пейзажи!
Она даже всплакнула, уткнувшись в подушку на своей верхней полке плацкартного купе. Стало немного легче.
Скорее от нечего делать, чем от жажды или голода, Аня заварила себе чайку и достала бутерброды.
На нее давно уже посматривал живыми черными глазками‑буравчиками сосед, лысоватый дядька с обвислыми усами, лет сорока пяти – пятидесяти.
Чувствуя неловкость от этого взгляда, Анна предложила, показав подбородком на бутерброды:
– Угощайтесь!
Мужик улыбнулся:
– Нет, спасибо! У меня что, такой голодный вид? Не может быть!
– Просто захотелось вас угостить! Угощайтесь, угощайтесь!
– Я бы с удовольствием, но сегодня я ел весь день, только что закончил, перед отъездом. Вот что значит, настоящая, правильная женщина, обязательно хочет кого‑то накормить! Между прочим, меня зовут Михаил Борисович.
– Очень приятно, Анна.
– Из дома едете? – Михаил Борисович сочувственно разглядывал Анну, ее слегка размазанную тушь на ресницах. – Грустновато, конечно, понимаю. Я сам, когда от родителей, вернее, сейчас мама одна осталась, еду, немножко не по себе, хотя уже тридцать лет там не живу. Отчий дом все‑таки. На работу, в Москву?
– Да, у меня там родственники живут.
– Правильно, если в Курске работы нет, нечего там делать. Москва – это российский Ватикан, там для всех места хватит. Правда, если не за что зацепиться, сложновато. Но у вас там родственники, так что бояться нечего, помогут с работой или, во всяком случае, в первое время дадут пристанище и возможность поискать эту работу. – Проницательный собеседник, как будто уже знал, что Аня едет работать.
Анна промолчала. А что говорить? Что он прав? Это и так ясно.
Михаил Борисович поинтересовался:
– А кто вы по специальности?
– Педагог, учитель русского языка и литературы.
– A‑а, это хорошо. Педагоги обычно хорошо адаптируются к любым жизненным условиям. Я сейчас как раз администратором на производстве работаю, потому и знаю.
– А что за производство, если не секрет? – Анна уселась поудобнее.
– Мебельной продукции. Шкафы, кровати, столы, прочее. Полтыщи наименований.
– Здорово! И как работается?
– В общем‑то, неплохо. Работы только много.
– Это еще можно терпеть. Я, например, целый год на две ставки работала. Сначала тяжко, а потом ничего, привыкла. Получка, правда, у учителя маленькая. А как у вас с вакансиями?
– В принципе, нам сейчас требуется помощник администратора, но, сразу говорю, есть один нюанс, – Михаил Борисович хитро улыбался.
– Надеюсь, речь не об интиме? – улыбкой на улыбку ответила Анна.
– Что вы, конечно, нет. Просто у нас руководство несколько своеобразное. Зажимистое и требовательное. Но, правда, получка немного выше, чем в среднем по Москве. Впрочем, я не агитирую, родственникам я бы не посоветовал туда идти и сам бы не пошел. Тяжелая работа. Но пока другого выхода у меня нет.
– Может, на всякий случай, дадите свои координаты?
– Конечно, не проблема. – Ценный попутчик, подняв сиденье, вытащил из сумки кусок бумаги и ручку, записал номера телефонов – рабочего и мобильного. – Вот, звоните, если что.
…За окном мелькали разнокалиберные подмосковные дачи. На платформах кутались в выцветшие куртки и плащи пожилые дачники с тележками, наполненными «дарами природы».
Курский вокзал просыпался. Работали уборщики, открывались дневные ларьки, выползали из своих нор завсегдатаи вокзала – пахучие бомжи.
Выйдя из душного вагона, Анна вдохнула полной грудью. Это был воздух свободы, пусть немного по‑промышленному спертый, но все же, она надеялась, свободы от безденежного прозябания, свободы от преследований бывшего мужа.
Богатенькое «государство» – город Москва, – окопавшееся в нищей, местами вымирающей и спивающейся России, давало для Анны надежду – надежду на новую жизнь, на защиту расстоянием от ополоумевшего муженька‑маньяка.
Анну встречал троюродный брат.
В столице он жил уже лет пятнадцать и считал себя если не закоренелым, то уж бывалым москвичом. Среди мельтешащих туда‑сюда людей он чувствовал себя как рыба в воде, тогда как для Ани вся эта суматоха казалась немножко диковатой.
В честь приезда сестры – не так уж часто она баловала братца, пусть и троюродного, своим присутствием, хотя приглашал в гости уже давно – брат устроил праздничный завтрак. После бессонной ночи в поезде, горячей ванны и плотного завтрака глаза слипались.
Проснулась Аня с радостным чувством, что она уже наполовину москвичка.
Глава 3
Гостеприимная столица
На следующий день Анна приступила к поиску работы. Газеты пестрят объявлениями, но где оно – твое, то самое, которое ждет именно тебя? Аня обзвонила с десяток наиболее соблазнительных, где приглашают гувернанток и работниц по дому, – надо ехать, приглашают!
Как оказалось, все это – кадровые агентства. Заполни анкету, заплати взнос, заплати за фотографирование и жди звонка… Может, дождешься.
Некоторые агентства предлагали встретиться с хозяевами‑работодателями, давали телефоны, но на поверку оказывалось, что те либо уже кого‑то взяли – поздно позвонила, – либо условия работы совсем уж рабские, неприемлемые.
А почему бы не попробовать работу Михаила Борисовича? Анна отыскала и набрала номер телефона.
Через три дня она уже работала на мебельной фабрике ООО «Эванс плюс» в качестве помощника администратора.
Получка в несколько раз больше, чем на малой родине, что Анну не могло не устраивать. Приняли, как водится у новых российских капиталистов, без трудовой книжки, на неопределенный испытательный срок.
Пока ни о какой социальной защищенности речи не идет, а больничные не оплачиваются даже во время основной работы. Не страшно, можно подумать, гувернанткам или домработницам лучше.
У них вообще, говорят, абсолютно бесправное положение. Полная зависимость от хозяев. А тут все‑таки ты на производство завязана, все так работают. За какие-то деньги, а не как у учителя в Курске, за похлебку. А кодексы‑модексы – не для нас, видимо. Менталитет не такой у людей бизнеса, не позволяет соблюдать. А трудовой элемент не такой дурак, чтобы сразу начинать трудовые же права качать, тут же на три буквы и отправишься!
Словом, столица схавала трудовую человеко‑единицу, глазом не моргнув, и Анна была довольна этим на все сто.
Работа простая, и дебил справится. Гендиректор Алексей Владимирович Семкин, он же шеф, он же босс, он же за глаза Стеклянный, принимает заказ на отгрузку, передает его администратору. Тот уточняет заказ, составляет лист отгрузки, по которому помощник администратора, Анна, должна выполнить смету.
Потом гендиректор кладет «капусту» в карман, Анна контролирует отгрузку. Михаил Борисович руководит Анной, согласовывает все оргвопросы и «увязывает неувязочки».
Мебель в «Эвансе» – экстра‑класс! Это не какая‑нибудь ерунда из прессованных опилок, а добротная, качественная, состоит из сосновых цельновыточенных деталей. Стоимость мебели за счет дешевой рабочей силы и безналогового оборота минимальна, так что улетает нарасхват, несмотря на нехилую торговую накрутку.
Работы всегда невпроворот, Анна только к вечеру замечает, что уже рабочий день закончен. Между прочим, большой плюс в этой работе – то, что время летит незаметно.
Второй плюс – работают одни ребята, возможные, так сказать, женихи, только кладовщица – женщина.
Есть и ничего, симпатичные. С одной стороны, страшновато как‑то, после такой неудачи в супружеской жизни, смотреть на кого‑то под прицелом, настроенным на потенциального спутника жизни, а с другой – не век же одной коротать, если в первый раз сволочь попалась, это не значит, что все другие такие же!
Вкалывают мужчины, между прочим, как черти. Все, как один, лимитчики. Целый интернационал собрался – хохлы, молдаване, казахи, татары и немножко русских.
Москвичей держать на такой работе дирекции нет смысла. Дорого. Точнее, рентабельнее будет нанять и москвичей, но если есть возможность нанять лимитчиков с тем же результатом, то, как говорится в рекламе, «зачем платить больше»?
А эти и живут здесь, и работают. Иногда бухтят, правда, плати им, видите ли, побольше! Можно, конечно, и накидывать на расценки время от времени, пару‑тройку рубликов. С другой стороны, слишком часто повышать нельзя, а то эта процедура вызовет обратный эффект: привыкнут и избалуются.
Лучше увеличивать как можно реже! Так как денежки без весомых причин не хочется отпускать (твои же, родимые), приходится оттягивать этот неприятный момент на как можно более поздний срок.
Как только работяги начинают линять один за другим, а другие перестают проситься на работу, вот тогда и поднимать можно.
Пусть работают, куда они, на хрен, денутся, в их периферийных городишках им платят в пять раз меньше! Потому и едут в златоглавую, цепляются, не выгонишь.
Москва, слава богу, резиновая, всех принимает. А работа есть работа, кому сейчас «на Руси жить хорошо»?