Арсений Алмазов
Криминальный мир. Испытание

Теперешняя работа, которую Вассо выполнял под руководством Сорно, ему нравилась: всегда оставались результаты труда в виде денежных знаков. Работа простая, но эффективная. В силу своих обязанностей Вассо собрал бабки с «подшефных» юридических и физических лиц и теперь сидел с отчетом перед Виктором. По правде говоря, Сорно тихо ненавидел своего помощника за независимость мышления и смелость. Из-за них Жаном трудно было управлять, иногда – невозможно. Хотя работу по сбору денег лучше Жана не мог выполнить никто, да и не только ее, Виктор чуть ли не скрипел зубами в моменты, когда тот «умничал». Поэтому мечтал, как он пустит пулю в затылок своему независимому подчиненному, а труп замурует в фундамент какой-нибудь недвижимости. Будет прикольно, если эта недвижимость окажется в собственности Сорно. Впрочем, таким образом расстаться с подчиненным целесообразно не раньше, чем он провезет очередную партию наркоты от Марселя до Парижа. Плановое мероприятие, однако, требующее незаурядных качеств, которыми Жан Вассо обладал, и здесь ему нет равных! Вот такое противоречие, с которым некоторое время Виктору придется жить…

Сорно, вообще-то, мог бы и не принимать деньги лично, не прикасаться к ним. Для этого существуют помощники, бухгалтеры. Но Виктору недостаточно осознания, что деньги у него есть. Он их по-настоящему любил, как скупой рыцарь. Откуда она, эта любовь, Виктор и сам не знал, а психоаналитика была лишним элементом его жизни. Любил искренно и трепетно, поэтому предпочитал «пропускать наличные через себя», через свои руки. Время останавливалось, когда он смотрел на бабки, перекладывал с места на место, трепал и перебирал их, прежде чем отправить «в прачечную» бара на отмывку. На душе у мафиозного шефа становилось радостно. Приподнятое радостное настроение после приема наличных сохранялось у Виктора долго, часа полтора, как минимум. А потом еще и послевкусие. Он видел и трогал руками результаты своего труда, ради таких моментов стоило жить! Не беда, что у кого-то в результате появлялись жизненные проблемы, у кого-то ломалась жизнь. Наоборот, это хорошо! На то и жизнь, на то и судьба, чтобы ими управлять. А Виктор – перст судьбы. Указал на этого, и у него все хорошо, указал на того, и ему плохо. Виктор любил свою работу, любил ее нюансы, связанные с судьбами людей. С этого момента он терял к деньгам интерес. Мог с ними легко расстаться, хотя и пускал их исключительно на дело, как он его понимал.

Сейчас все было по плану. Даже небольшой недобор в деньгах. Жан докладывал почти бесстрастно:

– Людмила Чернина с работы уволена, я об этом позаботился. Соответственно, не заплатила взнос по договору за жилье. Работодателю «взнос» за это уплачен. Новой работы, разумеется, не нашла. Я ей звонил, интересовался, когда будут деньги, она сказала, что ищет.

Сорно был доволен. Проведя рукой по купюрам, подытожил:

– Хорошо. Сдашь деньги в бар, пусть проведут их как доход за прошедший месяц, – заведение Сорно выполняло свою двойную функцию – помимо того, что «Одинокая чайка» была отдушиной для Виктора – он любил там просто зависать, тусоваться среди посетителей – этот бар еще был и прекрасной «прачечной» для оставшегося от других «проектов» левого бабла. Вот уже несколько лет замечательно отмывались и деньги по нелегальной торговле девками, и нарко-, и «рэкетные», и другие криминальные. Как оказалось, легальный бизнес иметь – это правильно. Даже в отношении отмывки бабосов хорошо – никаких процентов никаким зажравшимся банкирам платить не надо. Все в семью, как говорится, если бы она была. Впрочем, она есть, просто состоит из одного человека, Виктора. Остальные работают на него. Впрочем, нужно отмывать не все денежки до копейки. Для «работы» нужны и черные, и белые бабки. Так что «Одинокая чайка» здорово помогает регулировать баланс между ними. Недвижимость в вопросе отмывки и наращивания капитала – здорово, но здесь медленные деньги, быстро их оттуда при необходимости не вытащить.

В этот раз Вассо был покладистым, никаких соображений не высказывал:

– Понял. Потом могу идти? А то у меня тут дела кое-какие…

– Нет, нам надо будет организовать рандеву с Черниной, посудачить с ней, выяснить, как она думает дальше жить, как расплачиваться.

Точно так же, как Виктор любил прикасаться к деньгам, он обожал и «прикасаться» к судьбам людей, так называемых «клиентов». Сначала он организовывал им проблемы, после чего встречался с ними, спрашивал, как они собираются «дальше жить». Потом эти проблемы усугублял, наблюдал за «клиентами», как они себя ведут. Виктору было интересно, он чувствовал себя исследователем, творцом и архитектором человеческих судеб. Но это не все. Природный злой ум и чувство своеобразной эгоцентристской справедливости привели его к концепции, которая давала ответы на все вопросы, касающиеся правильности его жизни и поступков. Во-первых, неравенство людей не нами придумано. У кого-то власти, силы, смелости, денег и имущества больше, у кого-то меньше, так было всегда. Что из того, что не какое-нибудь мурло из властных структур, а именно неформальный лидер Сорно перераспределяет наличие этих бабок? Во-вторых, то, что Виктор управляет людьми, их судьбами, это нормально. Должен же кто-то это делать. Почему не Виктор, если он способен управлять людьми, люди его боятся и слушаются. В-третьих, всегда было так, что у кого-то из людей здоровья больше, у кого-то меньше. Если во власти Виктора, чтобы управлять здоровьем и жизнями людей, то так тому и быть. Эта власть дана богом, не иначе. В-четвертых, каждый сам для себя делает свою судьбу. И если он «попал» под раздачу, он виноват сам и такова его судьба. Не повезло! Жизнь так устроена, что уничтожает физически и морально одних и поднимает других. И морально, и физически, опять-таки. Да и не только общество, но и сами люди таковы, что в угоду своим удовольствиям уничтожают свое здоровье. Если Виктор немного поучаствует в процессе уничтожения здоровья «клиентов», плохо не будет. Будь то путем продажи наркотиков или отдавая приказы об избиении металлическим прутом провинившихся. Или, к примеру, отправляя в сексуальное рабство тех, кто этого заслуживает или кому не повезло. Эти люди все равно обречены попасть в неприятную историю. Рукой Виктора управляет рука бога, попускающая черные силы для блага тех, кто этого заслуживает.

И так далее, и тому подобное. Чем дальше Виктор углублялся в размышления, тем больше обоснования и подтверждений правильности своей жизни и действий он находил. Тем более что и сам время от времени подвержен мимолетной власти какой-нибудь сволочи, которая ради своей выгоды или из-мести может, например, спустить курок в его голову. Должна же быть даже за это компенсация! Так что все в равных условиях.

Сейчас Виктор Сорно управлял жизнью Людмилы Черниной, Милы. В этот раз она была его «клиентом». Сорно строил ее судьбу и наблюдал за ее поведением в положительных аспектах внешних для нее обстоятельств, а теперь пришло время понаблюдать за ней в отрицательных. Попросту – сначала он как можно красивее ухаживал за ней, заставил почувствовать себя королевой, потом попросил ее якобы помочь его другу – устроил на интересную несложную работу в страховую компанию с огромным окладом, тем самым помог ей почувствовать уверенность в себе и завтрашнем дне, позаботился о том, чтобы Мила обосновалась в Париже, пустила здесь корни. Девушка влюбилась в Виктора, несмотря на то что он был далеко не красавец, да и возраст у него был уже отнюдь не юношеский. Тем не менее у Виктора присутствовало обаяние «отрицательного героя», что и притягивало к нему девушек и женщин, хотя и не сразу, не в момент знакомства. Он умел так искренне, по-настоящему показать понравившейся ему особе свое восторженное отношение, в деталях и по-крупному, что «сбоев» в отношениях с прекрасным полом у Виктора не было почти никогда. С Милой все было так же, по наработанной схеме. Виктор сделал все, чтобы ей понравилось на новом месте и в новых взаимоотношениях, чтобы Людмила почувствовала вкус жизни в новом для себя, цивилизованном обществе. Виктор не знал в деталях, каковы были все обстоятельства жизни девушки в России. Но они были, как их оценивала Мила, «дерьмовыми». Для нее было, с чем сравнивать. Затем пришло время внести изменения в этот безоблачный сюжет. Ситуация созрела, это всегда происходило. Виктор заметил, что Мила уклоняется от встреч с ним, что подсказало ему перейти к наработанной схеме – сделать так, чтобы Людмилу Чернину уволили с работы. Технически это было несложно: фирма, где работала Мила, была «под ним», что называется. Теперь Виктору интересно поставить свою пассию в безвыходное положение и полюбопытствовать, как она будет себя вести. Далее могло быть несколько разных вариантов развития событий. Архитектор человеческих судеб еще не решил, какой вариант выбрать: все же это творческий процесс – строить судьбы других людей. Да и сам ход развития событий должен был подсказать, куда двигаться. Сорно знал одно определенно – встречаться с ней он больше не будет, а, учитывая незаурядные внешние качества девушки, можно извлечь из Людмилы Черниной доход по максимуму, способов для этого существует много, и все они отработаны, причем в промышленных, так сказать, масштабах.

Одно из направлений деятельности Виктора – торговля женщинами, превращение их в рабынь для занятий проституцией. Он занимался продажей их «на экспорт» в связи с тем, что местный рынок в этой сфере уже был практически полностью освоен, и Виктор в нем имел свою долю. Методика процесса торговли была уже доведена почти до совершенства.

Для начала Виктор, взяв с собой Жана Вассо, намеревался выполнить лично «наезд» на Милу, заставить ее запаниковать. Технически это было необязательно, но для Виктора – очень любопытно. Хотелось посмотреть на реакцию девушки, при необходимости скорректировать ход событий так, как будет выгодно и правильно. Это была игра с заранее неизвестным, но прогнозируемым результатом – извлечением дивидендов из ресурса под названием «Людмила Чернина». Главное, что на результат можно по-настоящему влиять лично самому.

Глава 3. Шкаренков Борис. Поворот в судьбе

16 апреля 201х года

Встреча с Милой ввела Бориса в состояние легкой эйфории, возможные трудности, которые предстояло преодолеть, помогая девушке, его не пугали. Бориса не покидало ощущение, что повезло. Далеко он не заглядывал, но чувствовал, что Мила – его девушка.

Он был по жизни всегда везунчиком, привык к этому. С детства родители воспитывали Борю в полной свободе выбора. Нравится тебе игрушка, в общем-то недешевая, получай. Не хочешь делать уроки, не надо. Захотел идти в секцию тенниса, пожалуйста! Единственный момент, когда родители на него надавили, это когда мальчик вознамерился покинуть секцию тенниса: видите ли, достало однообразие, надоело. Отец с матерью любили теннис. Может быть, поэтому и назвали Борисом в честь Беккера, своего кумира.

Они ему поставили ультиматум: либо ты ходишь, аккуратно занимаешься своим теннисом, либо – конец твоей «вольной» жизни. Будет ежедневный контроль выполнения домашнего задания, на улицу будешь ходить только с разрешения. Будешь минимум раз в неделю ходить на английский и отчитываться за выполненные задания. Маленький Боря поверил родительским «угрозам», ужаснулся таким перспективам почти тюремного существования и остался в секции. Тем более что заниматься ему нравилось, получалось у него намного лучше, чем у товарищей по команде. А что надо почти каждый день ходить на тренировки и получать большую физическую нагрузку, а иногда и выполнять скучные однообразные задания – ничего, к этому он уже привык, можно и потерпеть.

Правда, Боре нравились многие виды спорта, и он иногда, все же пропуская тренировки по теннису, ходил с друзьями в другие секции – то бокса, то борьбы, то стрельбы. Тренеры по теннису ему прощали пропуски: мальчишка был очень перспективным.

Позже, когда перед Борей встал вопрос стать профессиональным теннисистом, иначе и быть не могло, как только следовать по этому пути: теннис был единственное, что он знал, умел и любил. И Борю, и родителей это вполне устраивало. Прошло много лет, Борис был очень активным по отношению к прекрасному полу, но не женился, так как в каждой ему чего-то не хватало. Ни с кем не мог найти душевной и ментальной близости, а секс в конце концов приедался: почти одно и то же.

Потом, когда Борису родители настойчиво предложили выгодно жениться: планируемый будущий тесть Матвей Васильевич Самсонов владел группой российско-французских компаний, а у него дочка – классная девчонка, Аленка, тридцатиоднолетний мужчина сдался: решил плыть по течению, да и пора уже, не в старости же жениться! Родители Бориса, Шкаренковы, дружили с семьей Самсоновых, от которых они и слышали, что Аленке нравится их сын. Нет причин не объединиться.

И Борис был не против. Алена симпатичная, даже красивая особенной русской красотой. Немного своенравная и эгоистичная, правда. И на это есть причины. Не у всех же родители добиваются таких успехов практически с нуля. Не у всех могут, а у нее – смогли. Значит, особенные, не такие, как все. А из этого следует – что и она не такая как все, а намного круче. Закончила филфак МГУ, правда, говорят, еле-еле… Но это неважно, девушка не должна быть отличницей.

В общем, характер Аленки можно и потерпеть, если что не так, рассуждал Борис: я-то ведь тоже не лыком шит, и мой характер не сахар. Да и возраст уже немаленький! Ладно, если что, можно и потерпеть.

Однако все эти рассуждения оказались ошибочными. Характеры Алены и Бориса оказался категорически несовместимыми. Через полгода уже любой нормально начинающийся разговор супругов заканчивался жуткой руганью. Мирились, конечно: Алена все-таки была неравнодушна к Борису: всегда просила потом прощения, что и подкупало. Но потом – все заново. Правда, всегда оставалась надежда на восстановление отношений.

Как раз перед убытием Бориса в Париж в разгар ссоры Алена сказала, что находится «в положении», срок два месяца. Борис уже морально был готов к разводу, поэтому остался, мягко говоря, недоволен.

…Сейчас Шкаренков провожал свою новую очаровательную черненькую спутницу до дома с надеждой быть приглашенным «попить чайку», рассказывая ей по дороге разные историйки из своей прошлой спортивной жизни вперемешку с анекдотами, которые у него всегда были заготовлены, располагаясь по темам в голове и в идеальном порядке. Большая часть их была с бородами, но в разговор всегда вписывались. Мила, хотя слушала и рассеянно, но всегда отвечала, что называется, «в тему». Какая милая девушка Мила! Время от времени Борис поддерживал свою спутницу за локоть и, кажется, ей это нравилось. Борис взял такси: жила Людмила далеко не в центре, в округе Анкло Сен-Лоран, на правобережье Сены… Надежды оправдались: Мила предложила ему зайти, выпить «кофе или чего-нибудь».

Поднимаясь по лестнице на третий этаж к квартире Милы, Борис Шкаренков почувствовал какое-то смутное беспокойство, но постарался отбросить это чувство: компания девушки ему сейчас была необходима.

Достав из сумочки ключ, Мила открыла дверь.

– Разуваться? – на всякий случай осведомился Борис, заходя вслед за Милой в прихожую.

– Можно не разуваться, – Мила улыбнулась, – к тому же здесь это не принято, давайте придерживаться местных традиций.

– Да, я знаю, – отвечал Борис, также улыбаясь, и заходя вслед за Милой в комнату, – я просто так спрашиваю, из природной вежливости…

От неожиданности Борис осекся: на него смотрел зелеными, как болото, выпуклыми глазами жилистый субъект с небольшим пистолетом в руке. Жан Вассо, человек Виктора, небрежно показал стволом Борису «садиться» и Миле – знак зайти в комнату и указал на стулья:

– Не стесняйтесь, смелее, месье, мадемуазель, проходите, садитесь. Битый час уже вас ждем. Точнее, ждем мадемуазель Людмилу, но раз и вы пришли, не знаю, как вас зовут, тоже садитесь.

В кресле в углу комнаты сидел Сорно, из под густых сросшихся бровей сверля взглядом парочку. Чем-то он был похож на коршуна, готового приступить к поеданию добычи:

– Людмила, присаживайся! Кого это ты с собой привела, что это за перец?

Ранее, когда между Людмилой и Виктором пробежал холодок отчуждения, он почему-то перестал ее называть «Мила», хотя русского значения этого слова и не понимал.

– Меня зовут Борис, – подал голос Шкаренков, сделав вид, что не заметил оскорбление.

– Что он здесь делает? – обратился Виктор к Миле, не удостаивая вниманием ее спутника.

– Это мой гость… Какое, впрочем, для тебя это имеет значение?

– Если спрашиваю, значит, имеет, – весомо возразил Виктор и перевел жесткий взгляд черно-карих глаз с девушки на Бориса.

Изучающе рассматривая его, как вредное и противное насекомое, сделал внушение:

– Предупреждаю, не вздумай потом бежать в полицию! Вон она знает, проблем это и ей, и тебе только прибавит!

– Думаю, ему надо для профилактики мозг вышибить! – вмешался в разговор Жан Вассо, посмотрев на Бориса через прицел.

«Конкретно, даже слишком!» – напрягся Шкаренков. Вассо подошел к нему ближе и пистолетом показал, садиться. Ствол находился в двадцати сантиметрах перед носом бывшего спортсмена, кисть долговязого была расслаблена. Очевидно, бандит чувствовал полную безнаказанность и не ожидал никакого сопротивления. Однако Борис, хотя и не проходил систематического обучения самозащите без оружия, сработал четко, «на автомате». Помогли чувство опасности, реакция, двигательные навыки и кистевая сила теннисиста-профессионала: если к тебе летит мяч, надо его отбить, причем направить в корт наиболее неудобным для соперника способом. А сейчас Шкаренков мягко, но цепко схватил пистолет за ствол, рванул рычаг и зафиксировал его в положении «от себя», благо, что ствол не был на него направлен, затем резко ударил другой рукой, кулаком, в запястье противника. Координация Бориса не подвела, пистолет он отобрал с надежно, с запасом, но выстрел все-таки раздался. Пуля раздробила руку Вассо, впилась в стену под подоконником. Выстрел подействовал на Бориса, как дополнительный раздражитель и сильнодействующий допинг. В упор глядя на искаженное злобой лицо Вассо, Борис размахнулся и резко ударил его прикладом пистолета в область головы, сбоку. Жан Вассо крякнул и свалился: удар пришелся точно в висок.

Виктор, вытаращив глаза, насколько это было возможно для его типа лица, наблюдал за происходящим. Чувствовал он себя как игрок, сделавший нехилую ставку на скачках и увидевший, как его лошадь безнадежно проигрывает на финише. Сорно прекрасно знал из личного опыта, какие последствия влечет такой удар, в отличие от погорячившегося Бориса, и не удержался от комментария. Мрачно усмехнувшись, прохрипел: «Это ведь мокрое дело, уважаемый. И если ты думаешь, что в парижской тюряге тебя ждет курорт, глубоко ошибаешься…»

Видя шальные глаза Бориса, Виктор подумал, что в будущем не мешало бы самому начать носить с собой оружие. Да еще, пожалуй, не стоило горячиться, затевая в такой момент дискуссию с этим с виду интеллигентным, но оказавшимся таким крепким и физически, и духом новым знакомым Черниной. Лучше было бы учесть, что подобного рода упрек и боком может выйти.

Темный сверлящий взгляд Сорно из-под сросшихся бровей как будто притягивал… Наконец бывший теннисист пришел в себя, направил ствол на Виктора и выдавил, почему-то по-русски:

– Что уставился, ублюдок?

И эта его фраза как будто выбила из собственного мозга пробку, восстановив его нормальную реакцию: следующая получилась правильной, на этот раз, как положено, по-французски:

– Проваливай отсюда, пока не отправился вслед за приятелем!

Говорил Шкаренков на ломаном французском, но знал, что его все всегда прекрасно понимают, поймет и этот. Вызвать полицию Борису как-то в голову не пришло: чувствовалась личная вина в том, что здесь на полу лежит человек, интуиция подсказывала, что так будет правильно. С минуту назад полный жизни и агрессии, сейчас вон, скрючился в неудобной позе, не шевелится и кровоточит… Виктор не заставил себя долго уговаривать. Сначала, наклонившись над телом товарища, забрал из внутреннего кармана бумажник, ухмыльнулся, проинформировал: «Возьму». Затем вперевалку, как Борису показалось, важно, будто с достоинством, пошел к выходу. Никто ему и не собирался мешать, дверь хлопнула, зазвучали шаги на лестничной площадке, по ступенькам, потом все стихло.

…Борис, конечно, любил приключения, которые могут пощекотать нервишки, но не такие и не до такой же степени! Приключения должны быть позитивными и легитимными. Трупы, тем более, собственного производства, в его планы никогда не входили… После ухода Сорно Шкаренков еще сидел несколько минут, приходил в себя. О Миле и говорить нечего: она была как в анабиозе. Борис на всякий случай поискал пульс неподвижно лежащего убитого бандита: не прощупывался. В сущности, это и так можно было предположить по его искаженной физиономии и застывшим выпуклым стеклянным глазам.

Прошло еще несколько минут. Борис и Мила сидели и молчали. Из раны на виске уже не пульсирущим фонтанчиком, а вяло текла кровь, продолжая окрашивать вокруг головы линолеум. Большая лужа натекла и из раны на руке.

– Дай тряпку, пожалуйста, – наконец окончательно пришел в себя Борис, – и тазик с водой! Мила несколько секунд оставалась еще неподвижной, как будто не сразу поняла, но затем встала, сходила и принесла из ванной комнаты простынь, пошла за тазиком.

Борис вытер пистолет, сунул его за пояс, бросил простынь в лужу крови. Поинтересовался:

– В полицию будем заявлять?

Спросил скорее механически, для порядка: надо было что-нибудь сказать… Если вызывать, то это надо было сделать, когда Виктор Сорно был еще на месте. А теперь в присутствии мертвого тела отмазаться от ответственности будет значительно труднее, скорее всего, невозможно. И уж точно все разборки затянутся на месяцы. И назад не отмотаешь, вот ведь досада! Еще двадцать минут назад все было в ажуре!

– Не знаю, ничего не знаю, – опять с задержкой ответила Мила, слезы снова потекли по ее щекам.

Борис ответил на свой вопрос, по большей части, сам:

– Не будем этого делать. С правосудием, чье бы оно ни было, наше или французское, лучше не связываться. А то не успеешь оглянуться, обвиняемым окажешься… Не плачь, Мила, все будет хорошо… Свари лучше кофе… сможешь?..

Мила сначала несколько секунд подумала, потом кивнула, с трудом встала и на деревянных ногах пошла на кухню.

Борис видел, в каком состоянии находится девушка, но он знал: чтобы успокоиться человеку, надо его чем-нибудь осмысленным занять – пусть это будет кофе. А, судя по всему, Миле надо успокоиться… Да и вообще, возбуждающего напитка сейчас хоть и не хочется, но он будет кстати. Поможет привести мысли в порядок.

Борис послушал «шуршание» Милы и жужжание кофе-машины, после чего вышел на кухню. Кофе был готов, Мила все еще была «в ауте», но все-таки «на автомате» готовила тосты. Поставила две чашки, тосты, достала сыр.

– Ну вот, Борис… А ведь и правда, помог, как и обещал в самом начале нашей встречи, – пошутила отошедшая от оцепенения хозяйка, показывая устойчивость нервной системы и некоторую склонность к черному юмору.

Борис прекрасно осознавал весь ужас происходившего, особенно пикантным казалось кофе с тостами, когда в соседней комнате благодаря ему остывал труп, поэтому с любопытством посмотрел на девушку: кажется, уже отошла от шока. Чтобы попробовать пошутить в такой ситуации, нужно быть сильным человеком! А то было подумал, что ей потом еще долго придется сопли вытирать после случившегося. По всей видимости, ошибся. Помешивая ложечкой кофе, ответил на эту шутку с кислой улыбкой, намекая на сложившееся положение и предполагаемые в связи с ним проблемы, незаметно для себя переходя на «ты»:

– Помог?.. Что касается помощи, Мила, боюсь, что теперь именно мне ее придется у тебя просить.

***

16 апреля 201х года

Шеф группы компаний и, конкретно, фирмы «Парижская мода», Самсонов Матвей Васильевич, тесть Бориса, подсчитывал ее доход за прошедший квартал. Дела шли очень хорошо. Матвею Васильевичу в прошлом году удалось заключить выгодные договоры с десятком довольно приличных фирм-производителей шмоток и обуви, которые по налаженной схеме шли на экспорт в Россию. Сеть магазинов в Москве и Питере под руководством зятя прекрасно их сбывала. Что и подтверждалось бухгалтерскими проводками компании «Парижская мода». Матвей Васильевич специально к приезду зятя «подбивал бабки», чтобы выписать Шкаренкову премию, которая как нельзя кстати придется и дочке Алене. Она недавно в телефонном разговоре заметила, что как было бы хорошо купить домик в деревне, чтобы использовать его как дачу!..

Рабочий день перевалил далеко за половину. Все отчеты уже лежали перед Матвеем Васильевичем, когда секретарша доложила, что в офис прибыл и просится войти Борис Шкаренков.

– Пусть войдет, – разрешил Матвей Васильевич, нетерпеливо поднимаясь с места, – наконец-то явился!

Матвей Васильевич был немного недоволен, так как ожидал Бориса утром, однако постарался своего недовольства не показать.

– Матвей Васильевич, добрый вечер! – поприветствовал тестя, шефа и партнера по бизнесу Шкаренков.

– Пришел, Борис? Молодец! – на всякий случай похвалил зятя Самсонов, хотя и не любил, когда кто-то или что-то не оправдывает его ожидания. Сейчас был как раз такой случай: Борис прибыл по крайней мере на полдня позже расчетного времени, пусть и не договаривались. Матвей Васильевич считал, что зять сам должен был догадаться о времени прибытия! Единственно, что смягчает ситуацию, так это то, что есть и положительный аспект в его позднем визите: Самсонов успел полностью закончить бухгалтерский анализ квартального отчета.

Глава «Парижской моды» показал рукой на кресло. Борис присел.

– Ну, парень, рассказывай!

Голова Бориса была занята далеко не бизнесом, выкинуть хотя бы на секунду из головы труп, лежащий в квартире новой парижской знакомой, было невозможно:

– В бизнесе, слава богу, все хорошо. О подробностях потом расскажу. Сейчас у меня кое-какая напряженка возникла: мне нужна машина… Надо подвезти кое-куда одного очень нужного человека…

– Какие проблемы! Бери мою тачку, – не стал допытываться Матвей Васильевич и дал Борису ключи своей рабочей лошадки «Тойоты Ленд Крузер», – пока будешь здесь, катайся, сколько нужно.

– Спасибо большое, Матвей Васильевич! Не представляете, как вы меня выручаете! – с облегчением выдохнул Борис. Он ожидал дальнейших расспросов, но их не последовало: тесть умный мужик, понимает, что если Борис ничего не рассказывает сам, значит, так надо.

– Ну как там Аленка? Чем занимается? Надо бы ей на работу…

– Теперь уже не надо, мне кажется.

– Это почему?

– Ожидается пополнение… Но только это – пока закрытая информация, не подлежащая разглашению, даже для вас, если честно! Алена сама хотела сообщить вам эту новость, – изобразил улыбку Борис. Из чувства благодарности тестю за то, что не зажал машину, отдельно за то, что не стал допытываться подробностей и по причине наличия приличной дозы остаточного адреналина в крови после визита к Миле Борис поделился секретом о жене.

– Ого! Вот это новость, молодцы! Дай-ка, я тебя обниму!.. – Самсонов обнял Бориса, похлопал по спине.

– В ближайшее время отметим это событие, как на это смотришь?…. И хорошо, что сказал, а то моя Аленка тянула бы резину, откладывала бы момент торжественного провозглашения! А мне необходимо владеть информацией, особенно о своих близких… Не волнуйся, ей не скажу, что мне известно про будущего внука… или внучку.

Борис покивал и направился к выходу:

– Спасибо огромное, Матвей Васильевич! Я свяжусь с вами, когда всю текучку здесь улажу, хорошо?

– Договорились… Между прочим, тебе за производственные достижения премия полагается! – Самсонов был раздосадован, что зять так быстро сваливает, так толком ничего и не рассказав, но, будучи добрым человеком в пределах разумного, решил хотя бы перед расставанием подсластить пилюли и себе, и зятю.

– О, здорово! Благодарю вас еще раз, Матвей Васильевич!

***

17 апреля 201х года

Так удачно сваливший из «гостей» Людмилы Черниной Виктор, по сравнению с судьбой своего подельника, пока еще не решил, что после случившегося делать с Черниной и ее неожиданным защитником. Ясно было одно: им обоим придется платить, остается только определиться с деталями, кто из них получит по сколько и за что. Вообще-то, эти двое в равной степени виноваты: одна за то, что не вовремя привела этого рэмбо, да и вообще, должна, второй – за незапланированную ликвидацию человека из другого, криминального мира, Жана Вассо. Даже если бы случайно это сделал, обязан ответить.

Не изменяя своим привычкам, с утра Виктор потренировался в зале единоборств в спарринге с Жюлем Гобером, после чего подъехал к бару «Одинокая чайка», уселся в кресло в своем излюбленном уголке, закурил сигару и налил себе дневную норму – полбокала виски. Шеф мафии окружного масштаба столицы любил, чтобы все приятные и нужные детали повседневной жизни сохранялись независимо от остроты текущих событий. У бандитствующего элемента общества, пусть и руководящего, тоже бывает неторопливая размеренная жизнь, хотя и в другой системе измерений.

Особенно значимым событием в этой системе была утрата Жана Вассо. В сущности, Виктору было глубоко наплевать «на потерю бойца», тем более что сам в перспективе собирался избавиться от него. Другие найдутся, может, еще и лучше. Сорно уже это давно понял. Положительным моментом в этой истории было и то, что у убитого отсутствовали постоянные связи с какими-либо родственниками или вообще, с кем-либо. Если не считать девочек легкого поведения. Никто его не хватится, не будет искать.

Первым делом после убытия из опасной квартиры Черниной уже по мобильнику Виктор организовал наблюдение за своей бывшей подругой и за Шкаренковым. Надо же знать, что они с трупом делать будут! Послал двоих на машине, тщательно проинструктировал, чтобы вели видеосъемку. Упускать шансы для возможного шантажа он не хотел. Правда, как именно он будет использовать результаты съемок, Виктор еще не знал.

В одном Сорно был уверен: компромат никогда не бывает лишним. Кроме того, Виктору было просто любопытно, как Мила и ее защитник обойдутся с трупом Вассо, хотел лично посмотреть. В этом вопросе все оказалось просто, как, впрочем, Виктор и ожидал: через два часа Борис вышел из квартиры и куда-то отправился. Еще через два часа подъехал на черном джипе «Тойота Ленд Крузер». Разумеется, наблюдатели Виктора зафиксировали номер, чтобы позже его «пробить». Мила со своим рэмбо загрузили в джип большую круглую сумку, отвезли ее на заброшенную стройку, там сожгли, забросав деревяшками и время от времени поливая бензином. Все оставшееся закопали. Сидя в кресле, Виктор несколько раз пересмотрел все заснятые кадры. Интересное кино. И «оператор» молодец, придется дать премию. Как это он умудрился снимать так, чтобы его не заметили?