Арсений Александрович Истомин
Ангелы смерти
– Юрий Михайлович, вы сказали, что приехали не один. В вагоне вы были с кем-то из знакомых? Или вы имели в виду остальных людей, которых вы не знали? – задал ему Алексей вопрос после небольшой паузы.
– Я вам, должно быть, не рассказал о том, как мы попали в это лагерь смерти. Видите ли, когда немцы сожгли мою родную деревню, я увязался в лес за партизанским отрядом, который нашел меня, бродящим на опушке, среди поваленных ветром берез. Сначала партизаны не хотели оставлять меня у себя, предлагали уехать в тыл, там можно было не волноваться о безопасности. Однако, мне хотелось остаться и отомстить за потерянное детство. Я был такой не один, с того времени в партизанском отряде я сдружился с Катей, по моему она носила фамилию Бурлакова или Бардукова, я плохо уже помню. Она была буквально на пару лет меня старше, зато уже умела стрелять и говорила, что может ходить в разведку. Только вот, не пускал ее никто, ребенок еще ведь совсем. А в разведке надо порой несколько часов на холодной земле пролежать, глаз не сомкнув. А если поймают? То молчать до последнего. Так что, мы с Катей завсегда оставались в лагере. Вдвоем не скучно, к тому же дел нам оставляли много, к примеру воды натаскать из ручья, за хворостом сходить, обновить еловые лапы над укрытиями и блиндажами. Катя по большей части занималась починкой и пошивом, так называемых, «костюмов лешего» – множество лоскутков зеленой ткани разного оттенка с матками травы, листьями и прочим, что в лесу под ногами валяется, она приматывала к костюму. Так проходили наши совместные будни, ближе к вечеру отряд возвращался из чащи, начинались посиделки у костра и тихие застолья с травяным чаем из местной брусники. Я уже точно не помню, сколько мы так прожили, прежде чем случилось то, чего мы все так боялись.
Был обычный и ничем непримечательный день, когда в лесу мы услышали чей-то плач. Мужчины спохватились одеваться, мы с Катькой тоже услышали этот рев, хотели было побежать на помощь, мало ли где-то в болоте увяз ребенок. Но взрослые нас тогда за плечи одернули, мол куда собрались? Сидите здесь, мы сами сходим, разведаем.
– Нечего вам там делать, здесь ждите – сказал нам один из разведчиков. Так мы и остались ждать на краю лагеря, видя, как бойцы бежали сначала бегом, потом в полу приседе и в конечном итоге поползли по-пластунски. Я тогда не выдержал и решил тоже посмотреть, что там происходить будет. Катька было меня остановить хотела, да я уже деру дал так, что только пятки сверкали. Не решилась она за мной идти, осталась стоять за деревом, видя, как маленький детский силуэт ползет по сырому мху все дальше и дальше. Катя не рискнула кричать мне вслед, лишь грозилась кулаками, да на пальцах объясняла, как меня отлупит, стоит мне вернуться обратно. К тому моменту я уже перестал глядеть в ее сторону, сосредоточившись на переползании. Впереди встречались холмы и ямки, лужицы и поваленные деревья, которые я с осторожностью перелазил, заведомо осмотревшись вокруг. Тогда мне казалось это увлекательным приключением. Я полз к месту происшествия со своим деревянным ножичком, который мне выточил один из ребят разведчиков. Где-то надо мной крикнула выпь, послышался шелест листвы, через которую стремилась улететь перепуганная птица. На голову посыпались еловые веточки. К тому моменту, как я стал подползать ближе. Плачи усиливался. Я слышал, как прямо напротив меня, метрах в ста или восьмидесяти раздается детский заунывный плач. Это была не игра, не чей-то злой розыгрыш и тем более не запись. В чаще реально плакал ребенок.
Юре хотелось просто встать побежать к испуганному дитю, он не боялся каких-нибудь волков или кикимору. А малыш вполне мог. Вперед его двигали мысли, что ребенок мог быть голодным или пораниться о ветки или чего хуже, стать жертвой немцев.
В прочем, последнее предположение оказалось ближе всех к правде, как жаль, что Юра тогда не смог понять, что происходит. Ведь он прекрасно видел все со стороны. Но не смог, в силу своего возраста и неопытности, сказать о том, что на самом деле происходило там.
В конце концов Юра подползал к небольшому оврагу, времени на перемещения он затратил не мало, однако для первого раза юного партизана было совсем не плохо. Перед ним открылась картина, которая должна была продемонстрировать всю отважность и смелость тех людей. Не много, не мало в пятидесяти метрах от него зашевелились кусты, тихонечко, еле заметно. Глаз выхватил ноги, которые аккуратно проталкивали тело вперед, затем почти здесь же еще одно тело и еще. Чуть поодаль маленький Юра увидел силуэт ребенка, тот лежал на земле в белой рубашке или в белом сарафане. Юрка не понимал, почему ребенок лежит не вставая. Может он болен? Или застрял, а может у него перелом? Не долго думая, Юра не стал спускаться с оврага, как бы не сделал опытный разведчик. На таком склоне он бы замечательно просматривался, а значит был бы отменной мишенью для немецкой пули. Став оползать небольшой склон, Юра старался подобраться поближе к непонятному объекту. К тому времени, как ноги уже окончательно устали проталкивать мальца по сырой земле, а руки просто отказывались тянуть его вперед, до ребенка оставалось меньше пятидесяти метров, если считать, что ему пришлось сделать слишком большой крюк, для того, чтобы приблизиться к цели лишь на пару десятком метров.
Это не помешало юному разведчику обомлеть от увиденного. Прямо на земле, посреди безлюдной поляны песчаного оврага лежала девочка лет пяти. У этой маленькой девочки отсутствовали руки, маленькие обрубки кровоточили с обеих сторон. Кроме того у малышки отсутствовали ноги, Юра не мог разглядеть все в подробностях, он просто смотрел, как из под окровавленного подола маленького платьица растекается маленькая лужица крови.
– Надо помочь! – подумал было Юра, собираясь встать. Он поднялся и спрятался за деревом, дальнейшую картину он наблюдал уже из-за ствола массивной сосны. В этот момент один из солдат встал и разогнулся в полный рост. Он без какого-либо страха направился прямо к окровавленной девочке, которая все еще продолжала плакать и скулить. Разведчик поднял маленькое тельце на руки, постарался завязать, чем имелось отрубленные конечности. Дабы сохранить в еще живом теле последние остатки крови. Он развернулся и полу бегом направился назад к лагерю, остальные ребята повторили за ним, повставав со своих укромных мест. Вылезая на песчаный овраг, они взобрались наверх и стали уходить в лес.
– Надо возвращаться, а то потеряют – узнают, накажут. Эх, если бы еще Катька не проболталась! – думал Юра, шагаю тем же путем, что сюда полз на собственном пузе. На траве остался след, примятая трава шла кривоватой тропинкой, четко указывая маршрут движения юного разведчика. Юра смотрел под ноги, спереди простиралась еле заметная тропинка. Почти у самых ног виднелась его собственная тень, солнце било в спину, прогревая шею, последними своими лучами. Маленький Юра уже изрядно замерз, пока полз по практически промёрзшему грунту.
Мальчик шел дальше по следу, смотря под ноги. Юрка наблюдал за собственной тенью, которая двигалась с ним в такт. Внезапно, над ним нависла другая тень, это была не птица и не дерево. Это был человек. Юра подумал, что сейчас его отведут обратно в лагерь и высекут за нарушение приказа. Ему строго настрого запретили совать нос в лес, однако он пошел, нарушив свои обещания. Малец ежу было представил, как стоит перед военным трибуналом, как его расстреливают за ослушание и….
В этот момент Юрка заметил, как над его силуэтом повисла чья-то рука, мальчик сглотнул, подступившую к горлу слюну, и продолжил идти по тропке. Он уже придумал, что скажет в свое оправдание, в этот момент
– Wer ist hier ? – спросил кто-то сзади, мерзко хихикая. В плечо впилась крепкая рука и развернула мальчика. Юра увидел над собой человека в серой форме с эсесовскими знаками отличия. Такие же он видел у тех мерзавцев, что подожгли его дом. Ноги задрожали, мальчонка хотел было дать деру, но вторая рука уцепилась в его шею и подняла над землей, словно маленького щенка.
– Wer ist hier! – повторил свое восклицание радостный немец, поворачиваясь назад.
– Kuhe! Nicht so laut bitte ! – оборвал его другой немец. Юра попытался освободиться, но было тщетно. Тогда он попытался крикнуть, чтобы его услышал кто-нибудь из разведчиков, но в тот же момент за свою попытку он поплатился оплеухой по макушке.
– Zu stopfen ihm ! – приказал один из немцев. К лицу мальчика подлетела рука, шлепнувшаяся о его нос. Дышать стало тяжело, кричать тем более сорванец не мог, как не пытался этого сделать. Они прошли так еще с несколько шагов, пока Юра болтался в руках у толстоватого фрица. Остальная часть немецкого отряда прошла вперед, пока Юрка видел изредка мелькающую рожу несущего его мужчины.
Внезапно они остановились и засели, будто в засаде. Фриц подбежал к человеку, лежавшему во главе строя, очевидно, это был их командир. Тот приказал отпустить мальца, но Юрка продолжил стоять на месте, уставившись на немца.
– Hause, hause. Mutti! Mama ! – толкал его офицер, мол иди, показывая пальцем в сторону леса. Юрка не сдвинулся с места, прежде чем немец не пригрозил ему пистолетом, достав тот из кобуры. Мальчишка бросился назад в лагерь, не останавливаясь и не оборачиваясь назад. В этот момент он думал лишь о том, чтобы его не пристрелил один из этих нацистов. Натыкаясь на еловые ветки, отгибая упругие березовые прутики он стремился как можно скорее попасть в лагерь. Богатое воображение рисовало позади целый взвод бегущих за ним немцев, все как один с маленькими глазками, волчьими острыми клыками и длинными, как у жерди, руками. Те так и тянулись за ним своими кривыми когтями.
Пару раз он падал, натыкаясь на кочки или спрятанные в слое мха упавшие деревья. В голове было слышно лишь частое дыхание от безостановочного бега и биение сердца, ритм которого бил по ушам. Вот уже были видны знакомые места, ребенок начинал сбавлять темп, завидев известные ему кусты, поваленные буквой Х деревья и прочие детали. В лагере все суетились, когда Юрка прибежал к остальным, он побоялся, что это его ищут, его потеряли. Однако потом он увидел, как в землянку несут воду, простыни, сушившиеся на веревках. Юре в такой суматохе даже было не к кому подойти, рассказать о случившемся.
