bannerbannerbanner
Власть и война. Принципы управления государством

Арман Жан дю Плесси де Ришелье
Власть и война. Принципы управления государством

Признаюсь, я осознал эту истину только после того, как в течение пяти или шести лет занимался государственными делами, но сейчас настолько твердо в нее уверовал, что смело могу сказать: непрерывные переговоры, проводимые открыто и тайно повсюду, даже там, где нельзя добиться немедленных успехов, а те, что могут ожидаться в будущем, не очевидны, – есть вещь необходимейшая для благополучия государств.

Могу доподлинно свидетельствовать о том, что в свое время я наблюдал коренное изменение состояния дел во Франции и во всем христианском мире, ибо под руководством Короля имел возможность на практике применять этот принцип, который доселе совершенно игнорировали в королевстве.

Из посеянных семян некоторые приносят плоды раньше, другие – позже; одни прорастают и выбрасывают побеги, едва попав в почву, иным же на это требуется гораздо больше времени.

Правитель, постоянно ведущий переговоры, в конце концов находит удобный случай для достижения своих целей; впрочем, даже если такой случай ему и не представится, он на самом деле все равно ничего не теряет, поскольку посредством переговоров получает возможность выяснить, что делается на свете, а сие имеет немаловажное значение для благополучия государства.

Переговоры – это безобидное средство, которое никогда не причиняет вреда; к ним следует прибегать повсюду, по соседству и вдалеке, а в особенности в Риме.

Одним из трех добрых советов, которые Антонио Перес дал покойному королю, он убедил его в необходимости приобрести сильное влияние при папском дворе, и на то были причины: ведь недаром все находящиеся там послы христианских государей полагают, что именно те, кто имеет при папском дворе наибольшее влияние и вес, и в самом деле обладают большим могуществом и более других обласканы фортуной. И надо сказать, это мнение не лишено основания, ибо, хотя никому на свете, несомненно, не следовало бы уделять столько внимания доводам рассудка, как папам, все же нигде в мире могущество не ценится так высоко, как при папском дворе. Это находит совершенно ясное выражение в отношении к послам: уважение к ним то возрастает, то уменьшается, все время меняясь в зависимости от того, хорошо или плохо идут дела у их повелителей, и потому зачастую послы встречают разный прием в течение одного дня, если, к примеру, курьер, прибывший вечером, привозит иные известия, нежели те, что поступили утром.

Государства подобны человеческому организму: хороший цвет лица у человека подсказывает врачу, что внутри у того все в порядке, ибо возникает этот здоровый оттенок благодаря надлежащей работе всех членов и внутренних органов. Точно так же не подлежит сомнению, что лучший способ для любого правителя добиться расположения Рима – как следует наладить дела у себя в государстве и что почти невозможно приобрести хорошую репутацию в этом городе (который долгое время был главным среди городов и до сих пор остается центром мира), не прославившись по всему свету – на пользу государственным интересам.

Природный разум учит всех считаться со своими соседями в силу того, что они, находясь рядом, могут причинить вред, а могут и оказать услугу – подобно тому как наружные укрепления затрудняют подступы к городским стенам.

Люди посредственные ограничивают свои помыслы пределами государства, в котором родились; те же, кому Господь даровал больше ума, не станут пренебрегать ничем для укрепления своих позиций на значительно более удаленном расстоянии, научившись у докторов тому, что при самых сильных недугах наиболее бурные потрясения зарождаются в самых удаленных частях организма.

Итак, необходимо действовать повсюду, сообразуясь с умонастроением тех, с кем приходится договариваться, и применяя подходящие способы ведения переговоров.

Различные нации движутся к своей цели с разной скоростью: одни быстро приходят к тому, чего хотят добиться, другие же идут к этому черепашьим шагом.

Ко второму типу относятся республики; они медлительны, и обычно с первого раза не удается добиться от них желаемого; приходится довольствоваться малым, чтобы впоследствии получить большее.

Поскольку крупным существам передвигаться труднее, чем мелким, государства такого рода, возглавляемые несколькими правителями, гораздо дольше принимают и выполняют свои решения, чем другие.

По этой причине благоразумие обязывает тех, кто ведет с ними переговоры, давать им время на размышление и излишней торопливостью не побуждать их действовать скорее, нежели позволяет их естественное устройство.

Необходимо отметить также, что если сильные и основательные доводы превосходны для убеждения людей с умом обширным и мощным, то для людей посредственных больше подходят резоны слабые, ибо таковые им понятнее.

Каждый составляет представление о делах в соответствии со своими талантами: людям, наделенным выдающимися умственными способностями и большим мужеством, даже самые масштабные свершения не кажутся сложными или великими, тогда как у тех, кто лишен подобных качеств, затруднения обычно вызывает буквально все.

Такие ограниченные люди зачастую не умеют оценить значимость того, что им предлагают; иногда они упускают из виду самое важное, а иногда, напротив, придают чересчур большое значение вещам, не заслуживающим никакого внимания.

Манеру обращения с каждым человеком следует выбирать, исходя из уровня его умственных способностей. В некоторых случаях, если смело говорить и действовать, убедившись, что право на Вашей стороне, это отнюдь не ведет дело к разрыву, а, напротив, скорее предупреждает его и подавляет в зародыше.

В иных же ситуациях, вместо того чтобы некстати обращать внимание на какие-то речи, неосторожно произнесенные теми, с кем ведутся переговоры, благоразумнее ловко пропускать их мимо ушей и воспринимать только то, что способствует достижению намеченной цели.

Есть люди настолько самонадеянные, что считают за должное во всех случаях прибегать к дерзостям, полагая их наилучшим средством для получения того, чего не могут требовать по праву и к чему не могут принудить силой.

Они полагают, что своей угрозой причинить зло и в самом деле его сотворили; такая манера поведения, однако, противна разуму и, более того, никогда не приводит к успеху в общении с людьми порядочными.

Глупцы не годятся для ведения переговоров, но и чересчур тонкие и деликатные люди подходят для этого не многим больше, так как, предаваясь излишним мудрствованиям, уподобляются тем, кто ломает концы иголок, пытаясь наточить их еще острее.

Для того чтобы дела шли как следует, необходимы люди, придерживающиеся середины между двумя этими крайностями; самые проницательные, пользуясь силой своего ума, дабы не оказаться обманутыми, должны весьма остерегаться применять ее для обмана тех, с кем договариваются.

Люди никогда не доверяют тому, кто действует хитростью и изображает показную искренность и правдивость, и сие не будет способствовать успеху в его делах.

Одни и те же слова довольно часто имеют двойной смысл: одно понимание диктуется людской честностью и чистосердечием, другое – ловкостью и изощренностью, при помощи коих чрезвычайно легко истолковать истинное значение слова по собственному усмотрению, а потому для ведения переговоров необходимо привлекать таких людей, которые осознают весомость тех или иных слов и хорошо умеют письменно излагать свои мысли.

Важные переговоры не должны прерываться ни на мгновение; нужно неуклонно двигаться к намеченной цели, последовательно претворяя в жизнь свои намерения и останавливаясь только в силу веской причины, а не из-за усталости ума, возникновения безразличия к делам, нерешительности или принятия противоположного решения.

Не следует также отчаиваться при неблагоприятном развитии событий, ибо иной раз случается так, что отменно задуманное дело все же терпит неудачу.

Тому, кто часто идет в бой, трудно всегда оставаться победителем; следует считать знаком высочайшего благословения, когда успех сопутствует человеку в делах великих и отворачивается от него лишь в тех, осуществление коих имеет меньшую важность.

Хорошо еще, что переговоры настолько безобидное дело, что можно извлекать из них громадные преимущества, никогда не получая при этом никакого вреда.

Если кто-то скажет, что переговоры часто имеют отрицательные стороны, то я согласен, чтобы такой человек совершенно пренебрег моим мнением, ежели только не пожелает открыть глаза и признать, что, вместо того чтобы приписывать замеченный им неуспех предложенному мною средству, следовало бы отнести его исключительно на счет тех, кто неумело оное употреблял.

Даже если бы сие средство не приносило иного блага, помимо выигрыша во времени в определенных случаях, как это обычно происходит, то и тогда его применение надлежало бы одобрить как весьма полезное для государств, ибо, для того чтобы избежать бури, порой достаточно одного мгновения.

Хотя союзы, часто образуемые при заключении браков между монархиями, не всегда приносят желаемые плоды, все же не следует забывать о них; к тому же часто они являются одной из наиважнейших тем для переговоров.

Такие браки имеют одно неизменное преимущество: в течение какого-то времени государства проявляют друг к другу некоторое уважение, а, дабы ценить их, достаточно, чтобы государства хоть иногда извлекали из них пользу.

Для получения хороших плодов надобно делать прививки, беря для них черенки с самых лучших деревьев; государи, предки которых имели равно высокое происхождение, должны с полным основанием занимать более возвышенное положение, и нет сомнений, что их славная кровь лучше сохранится, если станет меньше смешиваться с другой.

Впрочем, родственные союзы служат иногда для разрушения неприятельских объединений и альянсов между государствами, и хоть они и не приводят неизменно к этому благому исходу, то на примере той пользы, которую получает от них Австрийский дом, можно прекрасно видеть, что пренебрегать ими не следует.

В государственных делах из всего следует извлекать выгоду, а ко всему, что может пригодиться, никогда нельзя относиться с презрением.

 

Альянсы относятся к такого рода явлениям; польза от них часто бывает сомнительна; и однако же не следует ослаблять к ним внимание, хотя я бы и впрямь не посоветовал ни одному великому государю добровольно приступать к осуществлению какого-либо непростого замысла, опираясь на некий союз, ежели он сам не чувствует себя достаточно сильным, чтобы преуспеть даже в случае отсутствия помощи со стороны союзников.

Я выдвигаю этот тезис по двум причинам.

Первая берет свое основание, причем достаточно веское, в слабости и ненадежности союзов между различными государями.

Вторая кроется в следующем: правители малых стран часто с великим тщанием и старанием пытаются вовлечь великих монархов в масштабные предприятия, но затем с такою же великою неохотой оказывают им содействие, несмотря на клятвенные договоренности, и среди них находятся даже такие, которые иногда добиваются превосходства за счет тех, кого втянули в дело почти что против воли.

Хотя выражение «кто силен, тот обычно и прав» стало уже общим местом, тем не менее правда и то, что когда две неравные державы соединены между собой договором, то более великая подвергается большему риску оказаться покинутой, нежели другая. Причина тому очевидна: для великого государя репутация настолько важна, что никакая выгода не могла бы возместить ему ту утрату, которую он потерпел бы, если бы вероломно нарушил взятые на себя обязательства. Того же правителя, могущество коего невелико, хотя верховная власть и неоспорима, можно соблазнить столь заманчивым предложением, что он вполне способен предпочесть выгоду чести и нарушить из-за этого обязательство перед союзником, который, даже предвидя его измену, не сможет решиться его опередить, ибо предательство союзников для него менее значимо, нежели тот вред, который он понес бы, ежели бы сам совершил вероломство.

Монархам следует осторожно подходить к заключению договоров, однако, когда таковые заключены, их надлежит свято выполнять.

Мне прекрасно известно, что многие политики учат прямо противоположному, но, даже не рассматривая здесь доводы против этих постулатов, – доводы, которыми может снабдить нас христианская вера, – я утверждаю, что поскольку утрата чести страшнее, чем потеря жизни, то великий государь должен скорее рискнуть собой и даже интересами своего государства, чем нарушить слово, чего он не может сделать, не лишившись своей репутации, то есть самого весомого достояния властителей.

Важность этого обстоятельства побуждает меня отметить, что при назначении послов и других участников переговоров абсолютно необходима точность выбора и что наказывать преступивших свои полномочия надо со всей строгостью, поскольку подобными проступками они подрывают одновременно и репутацию государей, и благополучие государств.

У некоторых людей легкомыслие или продажность достигают иной раз таких невероятных размеров, а у других, не отличающихся слабостью или злонамеренностью, возникает настолько нестерпимое желание действовать, что ежели тех и других не удерживать в рамках, в которых им надлежит оставаться во избежание собственной гибели, то среди них неизбежно найдутся такие, что предпочтут скорее заключить дурные договоры, нежели вообще не заключать никаких.

Я столько раз на собственном опыте убеждался в истинности этого утверждения, что сие принуждает меня завершить данную главу следующими словами: всякий, кому в подобных ситуациях недостает строгости, оказывается неспособным обеспечить условия, необходимые для выживания государства.

О том, что одно из величайших благ, каких только можно добиться для государства, – это дать каждому ровно такое занятие, к какому он пригоден

Мы знаем, что из-за бездарности лиц, занимающих главные должности и выполняющих наиважнейшие поручения, на государства обрушиваются неисчислимые беды, поэтому государь и те, кто привлечен к делам управления, должны самым тщательным образом следить за тем, чтобы на каждого человека возлагались исключительно такие обязанности, к выполнению коих он пригоден.

Даже самые прозорливые иногда пребывают в совершенном неведении относительно того, что касается их самих, а поскольку мало существует людей, готовых установить для себя границы, сообразуясь с велениями разума, то те, кто пользуется доверием государя, всегда полагают себя достойными чинов любого рода и, исходя из этой ложной посылки, всеми силами стремятся их заполучить.

Однако не подлежит сомнению, что человек, способный сослужить хорошую службу обществу в одном качестве, способен также навредить ему в другом.

Мне приходилось видеть в свое время, как из-за неправильных назначений происходили настолько невообразимые неприятности, что я не могу не высказаться по этому поводу, дабы предотвратить появление оных впредь.

Если учесть, что врачи не допускают проведения испытаний новых лекарств на людях важных, то легко понять, сколь опасно ставить на главные посты в государстве людей неопытных, тем самым давая возможность подмастерьям пробовать свои силы в делах, где требуется вмешательство мастеров и высшее искусство.

Подобная практика ведет к верной гибели государства, ибо является настоящим источником всяческого хаоса.

Человек, ошибочно назначенный послом для заключения важного договора, может по неведению причинить значительный вред.

Полководец, непригодный для своего поста, может подвергнуть ненужному риску судьбу повелителя и благополучие государства.

Комендант важной крепости, лишенный качеств, необходимых для этой должности, может в одночасье настолько близко подвести целое государство к краю гибели, что и столетия потом не хватит для исправления его просчетов.

И напротив, осмелюсь заявить, если бы все те, кто занимает государственные должности, были их достойны, то государства не только были бы избавлены от многих превратностей, которые нередко тревожат их покой, но и наслаждались бы несказанным благоденствием.

Мне прекрасно известно, что весьма нелегко встретить людей, обладающих всеми качествами, необходимыми для исполнения должностей, на которые их назначают, но нужно, чтобы они имели, по крайней мере, главные из этих качеств, и раз уж нельзя найти идеально подходящих людей, то немалое счастье, если будут выбраны лучшие из тех, что предлагает наш бесплодный век.

Ежели маска, которой большинство людей прикрывают свое лицо, и ухищрения, которыми они, как правило, пользуются, чтобы предстать в ином свете и скрыть свои пороки, позволяют им оставаться непознанными до такой степени, что, утвердившись на высоких постах, они окажутся столь же испорченны, сколь считались добродетельны, когда их назначали, то следует тотчас же исправить сей промах, ибо если можно со снисхождением отнестись к легким проявлениям бездарности, то терпеть дурные наклонности нельзя ни в коем случае, поскольку они причиняют слишком большой вред государствам, чтобы сносить их ради чьих-то частных интересов.

Именно в этот момент надлежит откровенно напомнить королям о том, какую ответственность они несут перед Господом, когда из одного благоволения раздают важные должности и чины, занимать которые люди посредственные могут лишь в ущерб государству.

Теперь надобно разъяснить, что, не осуждая вообще личные привязанности, вызванные сугубо естественным влечением, которое заставляет отдавать предпочтение одному человеку перед другим, нельзя тем не менее найти извинения государям, заходящим так далеко, чтобы возвести тех, к кому они питают подобные чувства, на должности, при исполнении коих эти люди приносят, по-видимому, столько же вреда государству, сколько получают выгоды для самих себя.

Те, кто имеет счастье быть в милости у государя в силу его благосклонности, имеют и право извлекать выгоды из своего положения, пусть даже у них нет качеств, благодаря коим они могли бы оные заслужить, и общество может высказывать справедливые жалобы по этому поводу лишь в том случае, если эти люди проявят неумеренность.

Однако государя не ждет ничего хорошего, когда лицо, отмеченное наибольшими достоинствами, не пользуется его наибольшим расположением, и никогда государства не будут в худшем состоянии, чем когда склонность государя к некоторым лицам не дает ему разглядеть заслуги тех, кто более всех полезен обществу.

В таком случае ни уважение к монарху, ни питаемая к нему любовь, ни надежда на вознаграждение более не воодушевляют добродетель. Напротив, человек остается безразличным и к хорошему, и к плохому, и зависть, ревность и досада заставляют всех с пренебрежением относиться к своему долгу, ибо никто не рассчитывает, что как-то выиграет в случае его исполнения.

Государь, желающий добиться любви своих подданных, должен отдать основные чины и первейшие ранги в государстве лицам, пользующимся всеобщим уважением, чтобы его выбор объяснялся достоинством назначенных.

Этих людей надо искать по всему государству, а не брать назойливых ходатаев и не вытаскивать из толпы, теснящейся у двери королевского кабинета или в приемной фаворитов.

Если личное отношение не будет влиять на отбор соискателей, а единственным основанием для отбора станут их достоинства, то государство получит хороших слуг, а государь к тому же избежит неблагодарности со стороны некоторых людей, которые часто проявляют тем меньшую признательность за оказанные им благодеяния, чем менее оных заслуживают, ибо известно, что качества, делающие человека достойным милости, пробуждают в нем и способность, и желание быть благодарным.

Многие испытывают добрые чувства в тот момент, когда им делают какое-то одолжение, но по природе своей столь непостоянны, что немного спустя уже с легкостью забывают о том, чем обязаны другим, поскольку интересуются только собственной особой. Подобно пламени, превращающему в огонь все вокруг себя, они переносят внимание на государственные интересы лишь для того, чтобы повернуть их себе на пользу, и одинаково презирают как своих благодетелей, так и государства, где получают блага.

Личная склонность в некоторых случаях может иметь невинный характер, но государство, где трон этого ложного идола возвышен сверх всяких разумных пределов, оказывается в неважном положении.

Достоинства должны всегда перевешивать, и когда справедливость на одной чаше весов, то личное расположение не может ее перетянуть, чтобы при этом не совершилась несправедливость.

Фавориты опасны еще и тем, что редко люди, вознесенные по счастливой случайности, прибегают к доводам разума, а поскольку разум не благоприятствует их намерениям, то обычно он оказывается полностью бессилен остановить исполнение планов, идущих во вред государству.

Сказать по правде, я не вижу ничего, что могло бы погубить самое процветающее королевство на свете вернее, чем аппетит подобных людей или сумасбродство женщины, когда государь ею одержим.

Смело делаю это заявление, ибо излечить подобные недуги способны лишь такие лекарства, как время и случай, которые столь часто допускают гибель больных, оставляя их безо всякой помощи, что должны считаться наихудшими докторами на свете.

Как даже самый яркий свет не помогает слепому хотя бы смутно различить свой путь, так нет никакого луча, способного открыть глаза государю, когда их застит ему личная склонность и страсть.

Тот, у кого завязаны глаза, сумеет сделать правильный выбор разве что случайно, а посему раз благо государства требует производить оный всегда разумно, то оно велит также не допускать, чтобы государи подпадали под влияние лиц, лишающих их света, необходимого для рассмотрения предметов, представленных их глазам.

Когда сердце государя находится в подобном плену, почти бесполезно работать на совесть, потому что ухищрения тех, кто владеет его чувствами, бросают тень на самые чистые поступки, а наиболее выдающиеся услуги изображают как прегрешения.

Многие государи погубили себя тем, что личные пристрастия ставили выше государственных интересов.

На некоторых подобные несчастья обрушились из-за их неуемного увлечения женским полом.

Иных же похожие беды постигли по причине обычной слепой привязанности к фаворитам, ибо эти правители так старались устроить их судьбу, что привели к краху свою собственную.

Были и другие государи, которые, ни к чему не испытывая естественного влечения, постоянно совершали такие неистовства в угоду некоторым людям, что те становились причиной гибели самих этих государей.

Данное утверждение может удивить, однако оно столь же истинно, сколь понятно, и если учесть, что подобные неистовства суть болезни тех, кто им подвержен, и что причиной лихорадки является порча влаги в организме, то можно сказать о подобных сильнейших привязанностях, что они основаны больше на слабости того, в ком зарождаются, нежели на достоинствах тех, по отношению к кому эти чувства проявляются и кто получает от них выгоду.

 

Такие недуги несут с собой обыкновенно и лекарство, ибо, будучи сильны, не бывают продолжительны, но когда продолжаются, то часто приводят, подобно лихорадкам такого рода, к смерти больного или наносят вред его здоровью, которое затем трудно восстановить.

Самые мудрые государи избегали этих разнообразных недугов, столь хорошо справляясь со своими чувствами, что их единственным вождем был разум.

А многие исцелились от них, убедившись на своем горьком опыте, что в противном случае их гибель оказалась бы неизбежной.

Возвращаясь же к самому предмету настоящей главы, в которой стояла цель разъяснить, насколько важно распознавать самых способных к службе, закончу ее, заявив, что поскольку именно корысть обычно заставляет людей предаваться злоупотреблениям на порученных им должностях, то лица духовного звания часто предпочтительнее многих других, когда речь идет о высоких чинах – не потому, что они менее склонны к корысти, но потому, что у них меньше интересов по сравнению с другими людьми, ибо, не имея ни жен, ни детей, они свободны от таких цепей, которые привязывают всего прочнее.

О том, какое зло обычно причиняют государствам льстецы, сплетники и интриганы

Ни одна зараза не способна погубить государство вернее, чем льстецы, сплетники и некоторые личности, которые только тем и заняты, что плетут заговоры и интриги при дворе.

При помощи различных способов они так ловко и так незаметно льют повсюду свой яд, что бывает затруднительно от него уберечься, если не принять строгих мер предосторожности.

Поскольку по своему положению или достоинствам эти люди не могут участвовать в делах и лишены способностей, чтобы заботиться о государственных интересах, они без стеснения стремятся помешать их утверждению и, надеясь немало выгадать во время смуты, всеми силами стараются своей лестью, ухищрениями и сплетнями разрушить установившийся стройный порядок, который совершенно не позволяет им рассчитывать на устройство собственной судьбы, ибо в государстве, где царит дисциплина, обеспечить свою будущность можно лишь на основе личных достоинств, коих эти люди лишены.

Помимо того, что это обычное явление, когда лица, находящиеся не у дел, стараются делам навредить, нет вообще таких неприятностей, коих подобные люди не могли бы устроить, а посему государям надлежит принять все возможные меры предосторожности против их злонравия, которое рядится во столько одежд, что часто оказывается непросто от него защититься.

Среди этих личностей есть некоторые, напрочь лишенные мужества и ума, но это не мешает им изображать как великую твердость духа, так и глубокую и серьезную мудрость, и выставлять себя в благоприятном свете, высказывая придирки по поводу чужих поступков, причем даже тех, что заслуживают всяческих похвал и не могут быть превзойдены в тех обстоятельствах, о которых идет речь.

Нет ничего проще, чем находить правдоподобные причины для осуждения того, что не могло быть сделано лучше и что было предпринято настолько обоснованно, что нельзя было того не сделать, не совершив непростительной ошибки.

Иные же из не имеющих ни ума, ни мужества своими жестами, качанием головы и серьезной гримасой на лице выражают неодобрение тому, что не посмели бы осуждать вслух и что вообще не может быть подвергнуто порицанию с разумной точки зрения.

Чтобы не потакать подобным людям, государям недостаточно не допускать их к своему уху; надобно вообще запретить им показываться в кабинете и при дворе, так как мало того, что легковерие придворных подчас столь велико, что достаточно завести с ними беседу, как можно тут же их убедить, но даже и тогда, когда убедить их нельзя, у них все равно остается некоторый осадок, который окажет воздействие в другой раз, если интриганы продолжат жужжать им в уши. И впрямь, отстраненность таких лиц от деятельности часто заставляет их судить о деле скорее по числу свидетелей, нежели по весомости обвинений.

Едва ли мне удалось бы рассказать обо всех несчастьях, приключившихся по вине этих злонамеренных людей в царствование Вашего Величества, однако я испытываю к ним столь живое отвращение, думая об интересах государства, что сие принуждает меня сказать: дабы предотвратить перипетии, подобные тем, которые произошли в мое время, не следует проявлять жалость по отношению к таким людям.

Какой бы твердостью и постоянством ни отличался государь, он не может, не совершив весьма опрометчивого поступка и не подвергнув себя смертельному риску, держать при себе негодяев, способных внезапно его обмануть, подобно тому как при заражении злокачественный недуг в одно мгновение охватывает сердце и мозг самых сильных и крепких людей, когда они считают себя вполне здоровыми.

Нужно гнать эту общественную заразу и никогда не подпускать ее к себе, пока ехидны не исторгнут весь свой яд, а такое случается столь нечасто, что необходимость заботиться о спокойствии государства скорее обязывает постоянно держать их в отдалении, нежели проявлять милосердие, побуждающее их возвратить.

Смело выдвигаю это утверждение, ибо мне никогда не приходилось видеть, чтобы кто-то из любителей заговоров, кормящихся придворными интригами, отказывался от своих скверных привычек и менял свою натуру, разве что от бессилия, да и оно, собственно говоря, не изменяет их, поскольку они сохраняют стремление к совершению дурных поступков даже тогда, когда уже не в силах их совершать.

Прекрасно понимаю, что некоторые из этих испорченных натур могут искренне раскаяться и измениться, но поскольку из опыта я знаю, что на одного истинно раскаявшегося приходится двадцать, которые вновь берутся за старые козни, то смело прихожу к решению, что лучше поступить строго с одним человеком, достойным прощения, чем подвергнуть государство какой-либо неприятности излишней снисходительностью к тем, кто таит злобу в сердце и признается в своих прегрешениях лишь на словах, либо к тем, чье легкомыслие должно внушать опасение, что последуют новые дурные поступки, еще худшие, чем прежние.

Неудивительно, что ангелы никогда не делают зла, ибо они черпают от благодати Божьей, но чтобы люди, упорствующие в такого рода злобе, стали совершать добрые поступки, в то время как могут причинять зло, – это своего рода чудо, настоящим источником коего является всемогущая десница Господня, и воистину человеку высокой порядочности гораздо труднее выжить в век, развращенный подобными личностями, чем тому, чьей добродетели они не побоятся, ибо репутация его не столь безупречна.

Людовик XIII. Художник Филипп де Шампань.

14 мая 1610 года католический фанатик Франсуа Равальяк убил короля Генриха IV. Восьмилетний дофин становится королем Людовиком XIII, но фактической правительницей была его мать Мария Медичи. Потрясенный гибелью отца, Людовик не нашел у нее поддержки; у него началось расстройство речи и заикание, он был замкнутым и молчаливым. О себе, как о самостоятельном правителе, Людовик XIII заявил в 1617 году, когда приказал убить фаворита матери Кончино Кончини. В 1624 году Марии Медичи удалось ввести Ришелье, на помощь которого она рассчитывала, в королевский Совет, но Ришелье принял сторону короля. Они оба разделяли представление о величии Франции и политических приоритетах.


Иногда считается за достоинство государя смотреть сквозь пальцы на вещи, которые поначалу представляются малозначительными; я же скажу, что ему надлежит прилагать все усилия для обнаружения и подавления в зародыше малейших интриг внутри кабинета и двора.

Великое пламя возникает от ничтожных искр, и тот, кто погасил одну из них, не догадывается о том, какой пожар предотвратил, но если он решит это выяснить и какую-то искру не потушит, то может оказаться в столь отчаянном положении, что его уже ничто не спасет; впрочем, одинаковые причины не всегда вызывают одинаковые следствия.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16 
Рейтинг@Mail.ru