bannerbannerbanner
Реввоенсовет

Аркадий Гайдар
Реввоенсовет

Полная версия

Возвращались домой поодиночке. Димка ушел немного раньше и добросовестно от сараев направился к речке, чтобы другой дорогой подойти к дому.

Жиган же со свойственной ему беспечностью позабыл об уговорах, захватил у раненого флягу, чтобы утром набрать воды, и направился ближайшим путем, мимо ям, через огород. Замечтавшись о чем-то, он засвистел потихоньку. Потом оборвал свист, когда послышалось ему, как что-то хрустнуло возле кустов.

– Стой, дьявол! – крикнул на него кто-то. – Стой, собака!

Жиган испуганно шарахнулся, бросившись в сторону, взметнулся на какой-то плетень и почувствовал, что кто-то в темноте крепко ухватил его за штаны. Отчаянным усилием от толкнул назад ногой, попал кому-то в лицо. Перевалившись через плетень на грядку с капустой, выпустив флягу из рук, он кинулся бежать.

Димка же вернулся домой и, ничего не подозревая, сразу же завалился спать. Не прошло и десяти минут, как в сени с ругательствами ввалился Головень, и Димка услышал, как он закричал на мать:

– Пусть твой дьяволенок и не ворочается, сейчас ногой меня по лицу съездил, сукин сын!

– Когда съездил? – со страхом спросила та. – Что ты?

– Когда? Сейчас только.

– Что ты? Да он спит давно…

– Значит, прибег! – только уж не закричал, а заревел Головень. – Каблуком по лицу прямо. – И он распахнул двери в сенцы.

– Что ты, что ты! – испуганно заговорила мать. – Каким каблуком? Да у него с весны обуви-то нет. Он же босый! Кто ему ботинки покупал?.. Ты спятил, что ли? – дрожащим голосом говорила мать, загораживая ему дорогу.

Но Головень и сам сообразил, что ботинок у Димки не было вовсе, потому он остановился озадаченный, выругался и вошел в избу.

– Гм, – усевшись на лавку, бросил Головень на стол найденную флягу. – Ошибка, видно… Но какая же стерва и где скрывает его? Книжка и фляга… Подохнуть мне на этом месте, если это не его и если я не найду этого комиссара. – Потом добавил, усмехаясь: – А суку-то я все-таки убил…

– Кого убил?! – переспросила не оправившаяся от испуга мать.

– Собаку. Бабахнул ей в голову, вот и все.

Димка, уткнувшись лицом в полушубок, зарывшись глубоко в сено, задергался всем телом и плакал беззвучно, но горько-горько…

Утихло все. Ушел-на сеновал Головень. К Димке подошла мать и, заметив, что он еще всхлипывает, сказала ему, желая успокоить:

– Ну, будет, Димушка! Стоит о собаке-то.

Но при этом новом напоминании перед глазами Димки снова еще яснее и ярче встал образ ласкового, помахивающего хвостом Шмеля, и он еще с большей силой молча затрясся и еще крепче втиснул голову в намокшую от слез подушку.

* * *

– Эх, ты! – проговорил Димка. – Эх! – И не сказал больше ничего. Но почувствовал Жиган в словах его такую горечь, такую обиду, что смутился окончательно.

– Разве ж я знал, Димка!

– Знал? А что я говорил – не ходи той дорогой, долго ли кругом пробечь. А теперь что? Вон Головень седло налаживает, ехать куда-то хочет. А куда? Не иначе, как к Левке или еще к кому. Даешь, мол, обыск!

Незнакомец – тот молча посмотрел на Жигана, был в его взгляде легкий укор, и сказал он мягко:

– Осторожней надо. Хорошие вы, ребята, только зелены еще очень.

И все. Больше ничего не добавил, не рассердился на него, как будто не его из-за Жигановой ошибки будет искать и наверняка найдет банда.

Жиган стоял молча, но глаза его не бегали, как всегда, по земле, ему нечем было оправдаться, да и не хотелось что-то. И он ответил хмуро и не на вопрос:

– А красные в городе.

И вспыхнуло сразу лицо у незнакомца, и он приподнялся на обе руки, так что блеснула ярко под пробивающимся солнечным лучом красная звездочка в серебристом венке на его груди, и мелькнула какая-то мысль или надежда у него в глазах.

– А ты не врешь? – со свойственной ему недоверчивостью спросил Димка.

– Нет, нищий Авдей пришел вчерась еще оттуда. Много, говорит, и всё больше на конях. – Потом он поднял глаза и сказал все тем же виноватым и негромким голосом: – Я попробовал бы, может, поспею, проберусь еще как-нибудь.

И удивился Димка, который только что хотел предложить для этого себя. Удивился незнакомец, заметив серьезно остановившиеся на нем большие и темные глаза мальчугана. И больше всего удивился откуда-то внезапно набравшийся решимости сам Жиган.

– Тогда скорей! – Торопливо вырвал незнакомец листок из книжки и написал карандашом несколько строк. И пока он писал, увидел Димка в левом углу белого листочка те же три большие буквы «РВС», потом палочки, как на часах. Сложил записку, на ней адрес: «Начальнику красного отряда», и два креста поставил.

– Вот, – подал ее Жигану, – вот, ставлю аллюр два креста. Торопись только. С этим значком каждый солдат, – хоть ночью, хоть когда, – сразу же отдаст начальнику. Может быть, проберешься как-нибудь вовремя. Спрячь только ее подальше… Да не попадись с нею, Жиган…

– Ты, брат, тово, не подкачай, – добавил Димка. – Или не берись лучше, дай я.

Но у Жигана уже снова забегали глаза, и, запихивая бумажку в башмак, он ответил с ноткой вернувшегося бахвальства:

– Знаю сам… Что мне, впервой, что ли?

И, выскочив из щели, он огляделся по сторонам и, не заметив никого, пустился наперерез дороге.

* * *

Солнце стояло еще высоко над Никольским лесом, когда выбежал на дорогу Жиган и когда мимо Жигана по той же дороге рысью промчался куда-то Головень.

Недалеко от опушки леса Жиган догнал подводы, нагруженные мукой и салом. На телегах сидело пять человек с винтовками, кто такие – он не угадал, но решил, что, наверно, зеленые какой-нибудь шайки, возвращающиеся из фуражировки. Подводы ехали потихоньку, а Жигану надо было торопиться, и поэтому он свернул в сторону, обогнал их кустами и пошел дальше не по дороге, а краем леса. Попадались полянки, заросшие высокими желтыми цветами. В тени начинала жужжать надоедливая мошкара. Проглядывали ягоды дикой малины. На ходу он оборвал одну, другую, но не остановился ни на минуту.

«Верст пять, пожалуй, отмахал! – подумал он. – Хорошо бы дальше так же без задержки. Скверно только по сучьям, выйду-ка на дорогу…»

Прошел сотни две шагов еще, завернул за поворот и, зажмурившись, остановился даже – прямо навстречу в глаза брызгали густые красноватые лучи заходящего солнца.

С верхушки высокого клена по-вечернему звонко пересвистнула какая-то пташка, и что-то затрепыхалось в листве кустов.

– Эй! – послышался вдруг откуда-то негромкий окрик.

Обернулся Жиган испуганно и не увидел никого.

– Эй, хлопец, поди сюда!

И только сейчас он разглядел за небольшим стогом сена двух человек с винтовками: в стороне за деревьями стояли их верховые лошади.

Подошел.

– Откуда ты идешь?.. Куда?

– Оттуда… – И он, махнув рукой, запнулся, придумывая дальше. – С хутора я. Корова убегла… Может, повстречали где? Рыжая, и рог у ей один спилен. Ей-богу, как провалилась, а без ее – хоть не ворочайся.

– Не видали… Телка тут бродила какая-то, так ее еще в утро сожрали, а коровы нет, не было. А тебе не повстречались подводы какие?

– Едут там какие-то, сейчас, должно, будут.

По-видимому, это сообщение крайне заинтересовало спрашивающих, потому что вскочили они оба разом и бросились к коням.

– Забирайся! – скомандовал один Жигану, подводя лошадь. – Садись мне за спину.

– Мне домой надо, корову надо… – жалобно завопил Жиган. – Куда я поеду?

– Забирайся, когда тебе говорят, – крикнул тот снова. – Тут недалече отпустим, а то ты сболтнешь еще и тем тоже…

Тщетно уверял Жиган, что у него корова и что он ничего не сболтнет подводчикам, – ничего не подействовало. Совершенно неожиданно для себя Жиган уже сидел верхом за спиной одного. Поехали легкой рысью. В другое время это доставило бы ему только большое удовольствие, но сейчас совсем нет, особенно когда из разговоров он понял, что едут они к отряду Левки, дожидающемуся кого-то на пути.

«А ну, как Головень там? – мелькнула вдруг мысль. – Да узнает сейчас, что тогда?» И, почти не раздумывая, под впечатлением обуявшего ужаса он слетел кубарем с лошади и бросился к деревьям.

– Куда, стервец? – круто остановив лошадь, сорвал винтовку и вскинул к плечу один…

Может быть, и не успел бы добежать до деревьев Жиган, если бы другой не схватил за руку товарища и не крикнул сердито:

– Стой, стой, дурень!.. Не стреляй, пес тебя возьми, все дело испортишь.

Не вбежал, а врезался в гущу леса Жиган, напролом через чащу, через кусты, глубже, глубже. И только когда очутился он посреди сплошной заросли осинника и сообразил, что никак не смогут проникнуть сюда всадники, остановился на минуту перевести дух.

Потом пошел шагом.

«Левка! – решил он. – Не иначе, как к нему Головень. – И сразу же сжалось сердце при этой мысли. – Хоть бы как-нибудь до темноты, ночью-то не найдут все равно. А утром бы красные. Скорей надо, а тут, на-ко, без дороги…»

Вдруг грохнул выстрел, другой… и пошло!

«С обозниками», – догадался Жиган. – Через несколько минут лес поредел, и под ногами у него оказалась другая, параллельная той дорога. Жиган вздохнул облегченно и бегом бросился по ней дальше. Не прошло и полчаса, как рысью навстречу ему вылетел торопящийся куда-то большой конный отряд… И не успел он как следует опомниться, как очутился со всех сторон окруженный всадниками.

– Эй, хлопец, – окрикнул Жигана один из всадников, грузный и с большими седоватыми усами, – тебя куда дьявол несет?

– С хутора я, – начал было опять Жиган, – бык у меня убежал, черный и пятна на нем белые.

– Врешь, оборвал его тот, – тут и хутора никакого вовсе нет.

Жиган испугался еще больше и совсем чуть не присел на дорогу, когда увидел среди всадников Головня. Но тот был занят тем, что подтягивал подпругу плохонького седла, и не обратил на встретившегося мальчишку никакого внимания.

 

А Жиган заговорил заплетающимся от страха языком:

– Да не тут… а как зачали стрелять, напугался я и убег.

– Слышали? – вставил первый, многозначительно показывая на остальных. – Я же говорил, что где-то стреляли.

– Ей-богу, стреляли, на Никольской дороге, – заговорил быстро, начиная догадываться в чем дело, Жиган. – Там Козолупу мужики продукт везли, а Левкины ребята на них напали.

– Как напали?! – гневно вспыхнул первый. – Как они смели, сукины дети!

– Ей-богу, напали, сам слышал… Чтоб, говорят, сдохнуть Козолупу, жирно с него – и так обжирается, старый черт, бабий паскудник.

И еще сильнее вздулись от гнева морщины на лице бандита.

– Слышали?! – заревел зеленый. – Это я ожирел, это я бабник!

– И бабник, подтвердил Жиган, у которого при виде впечатления, какое производят его слова, язык заработал как мельница. – Если, говорят, сунется на нас, мы ему намнем… Мне что, конечно, это все ихние разговоры.

Прикрываясь несуществующим разговором, Жиган смог бы выпалить еще не один десяток слов, обидных для достоинства Козолупа, но тот и так был взбешен до крайности и, помимо того, не испытывал никакого удовольствия слушать при всем отряде нелестные Левкины эпитеты. А потому рявкнул грозно:

– По коням, живо!

– А с ним что делать? – указал один на Жигана.

– А всыпь ему нагайкой раз-другой, чтобы не мог больше такие паскудные слова слушать.

Отряд умчался в одну сторону, а Жиган, получивший плетью ни за что ни про что, поспешно помчался в другую, радуясь тому, что легко отделался.

«Ей-богу, – думал он на бегу, – ей-богу, сейчас схватятся, а солнце закатилось уже. Глядишь, пока разберутся, и темно будет».

Нависли сумерки. Высыпали звезды, вечер быстро сменился на ночь, а Жиган все бежал, бежал, тяжело дыша, и только изредка останавливался на минуту перевести дух. Один раз, заслышав мерное бульканье, отыскал в темноте ручей, с жадностью хлебнул несколько глотков холодной воды. Один раз шарахнулся испуганно, наткнувшись на сиротливо приткнувшийся придорожный крест. И понемногу отчаяние начинало овладевать Жиганом: «Бежишь, бежишь, а все конца нет, может быть, сбился давно, узнать или спросить бы у кого…»

Но не у кого было спрашивать. Не попадались навстречу ни хохлы с ленивыми волами, возвращающиеся с работ, ни ребята с конями из ночного, ни запоздалый прохожий из города. Пуста и молчалива темная дорога, только соловей вовсю насвистывал, щелкая, и рокотал среди деревьев, только он один не боялся и смеялся переливчато над ночными страхами притаившейся земли.

И вот, в то время, когда измученный Жиган совсем потерял уже всякую надежду выйти хоть куда-нибудь, дорога разделилась надвое.

«Еще новое! По какой же теперь?» – остановился он в нерешительности.

«Га-га-га», – послышалось вдруг откуда-то негромкое клокотание гусей. Едва не подскочил от радости Жиган и только сейчас заметил за кустами небольшой хутор.

Завыла отчаянно собака, точно к дому приближался не мальчуган, а по меньшей мере медведь, захрюкали встревоженные свиньи. Жиган застучал в дверь:

– Эй! Эй! Отворите!

Сначала молчали, потом в хате послышался кашель, возня и чей-то бабий голос:

– Господи, кого еще несет?

– Отворите! – стучался Жиган.

Но не такое было время, чтобы в полночь отворять всякому. И чей-то хриплый бас спросил:

– Кто там?

– Откройте, это я, Жиган…

Нельзя сказать, что это сообщение подействовало успокаивающе на обитателей хутора, потому что тот же голос ответил:

– Какой еще, к черту, жиган? Вот я тебе из берданки пальну через дверь!

Жиган откатился сразу в сторону и, сообразив об опасности, завопил просительно:

– Не жиган! Не жиган, то прозвище такое – Васькой зовут… Я же еще малый, мне дорогу узнать, какая в город ведет…

Очевидно раздумывая, помолчал немного кто-то за дверью.

– Иди тогда к окошку, оттуда покажу, а открыть… нет. Мало что маленький, может, за тобой здоровый битюг сидит…

Окошко открылось, и дорогу Жигану показали.

– А далеко тут?

– Нет, с версту будет, тут, за опушкой.

– Только-то!

И, окрыленный надеждой, Жиган снова пустился бежать…

На кривых улочках его сразу же остановил патруль. Показали, где помещается штаб.

Сонный красноармеец спросил недовольно:

– Какую еще записку! Приходи утром. – Однако, рассмотрев поставленные крестики «спешно аллюр», добавил: – Ну, давай сюда… Эй, там где дежурный?

Дежурный посмотрел на Жигана, взял бумажку, развернул и, увидев в правом углу три буквы, сразу придвинул к себе огонь.

Едва только прочитал записку, сейчас же надавил клапан телефона и вызвал кого-то.

Через несколько минут вошел командир, тоже прочитал записку и забегал торопливо и волнуясь по комнате.

– Не может быть… прочитайте… он, конечно, он, его рука и его почерк. Кто привез?!

И только сейчас взоры всех обратились на притихшего в углу Жигана.

– Какой он из себя?

– Черный такой, в сапогах. Звезда у него прилеплена, а из нее вроде как флажок.

– Ну да, да, орден!

– Только, – добавил Жиган, – живей бы, если можно. Рассвет скоро. А то Левка и Козолуп искать его будут. Убьют тогда.

И что тут поднялось только! Не забегали, а сорвались все сразу, зазвонили телефоны, затопали кони. И среди всей этой суматохи разобрал утомленный Жиган несколько раз повторявшееся слово «РВС».

Потом затрубила быстро-быстро труба, и от топота задрожали даже стекла.

– Где? – порывисто распахнув дверь, спросил высокий, вооруженный маузером и шашкой командир. – Это ты, мальчуган?.. Васильченко, с собой его, на коня, живо.

Не успел Жиган опомниться, как кто-то схватил, поднял его и усадил на лошадь.

И снова заиграла труба.

– Скорей! – повелительно крикнул кто-то с крыльца.

– Даешь! – дружно ответили десятки голосов с коней.

И сразу сорвавшись с места, как бешеный, врезался в темноту конный отряд.

А в это же время незнакомец и Димка с тревогой ожидали чего-то и чутко прислушивались к тому, что делается в деревне.

– Уходи лучше, сиди дома, Димушка, – несколько раз предлагал незнакомец, – смотри, попадешься и ты вместе со мной.

Но на Димку точно упрямство какое нашло.

– Нет, – категорически мотал он головой, – нет, не пойду.

Он выбрался из угла, разворочал еще больше солому возле стенки и, тщательно забросав снопами небольшое входное отверстие, с трудом протискался обратно.

Сидели молча: было не до разговоров. Один раз только спросил Димка, и то как-то нерешительно:

– А ты вправду, если что, пропуска достанешь до батьки? Я мамке сказал недавно: уедем, говорю, может, в Питер скоро, так она подивилась было, а потом ругать зачала, что ты, говорит, язык, Димка, понапрасну чешешь.

– Достану, достану, только бы…

Но Димка и сам знает, какое большое и страшное это «только бы», и потому он притих у соломы, о чем-то молча и напряженно раздумывая.

Рейтинг@Mail.ru