Аркадий Аверченко
Волга
Ветер трепал белыми платками, и полоса воды между пароходом и пристанью все ширилась и ширилась. Когда пароход отошел шагов на сто, Капитоша перестал салютовать, всмотрелся в платок и показал отцу кулак. Отец что-то закричал с берега, но не было слышно.
Капитоша облокотился спиной о перила, сложил на груди руки и строго сказал, глядя на мать серыми, мутными глазами:
– Ну, мамаша… Идите спать!
– Чего ж я пойду, дурашка. Солнышко-то еще не спряталось.
– Идите спать! – бешено взвизгнул сын. – Говорят вам – идите! Кто тут хозяин? Вы или я?
– Ох ты ж господи, – пролепетала струсившая мать. – Поди ты, какой крикливый. Ну-ну… Иду-иду. Ты ж тут смотри, чтобы все…
– Пошла, пошла!
Оставшись один, Капитоша плюнул на ладони и попытался пригладить взъерошенные волосы. Потом сделал попытку выгнуть впалую грудь колесом. Ни то, ни другое не удалось ему. Он вздохнул и поплелся в буфет. Я с улыбкой последовал за ним – его поведение заинтересовало меня.
Зайдя за стойку, Капитоша вынул бутылку французского шампанского, откупорил ее, открыл широко громадный желтый рот, в котором жадно извивался тонкий, сухой язык, и в две минуты перелил в себя всю бутылку.
– Однако! – сказал я, удивившись.
– Видал? – захихикал он.
– Видал.
– Здорово?
– Да уж… Ваш отец будет вами доволен.
Грудь его вогнулась еще больше, и волосы сделались мягкими.
– Товарищ! – сказал он. – Господин! Долбанем еще одну, а?
– Спасибо, я днем не пью. И вам не советую. Зайдут сейчас сюда пассажиры, а вы выпивши.
Действительно, какой-то маленький чиновник зашел и, потирая руки, сказал:
– Пива.
– Нельзя! – взревел Капитоша.
– Почему?
– Буфет закрыт.
– Кто его закрыл?
– Кто? Я, Капитон Ильич, – очень приятно познакомиться. Со мной, если желаете, выпьем. Шампанского, бордосского… Милый! Если бы ты видел, сколько здесь бутылок – сам черт не пересчитает. Пузатенькие, долгие – всякие. Чесстн… слово.
