– Глубокая мысль, – возразил я, улыбнувшись, – опасная вещь; у края ее всегда голова кружится… Многие сваливались и ломали себе на дне голову.
– Что вы хотите этим сказать? – подхватила сиреневая барышня. – Вы думаете, это особенно тонко, да? Успокойтесь, не удивили… Садитесь, единица!
Большинство подруг сиреневой барышни засмеялись… Я пожал плечами, встал и побрел в другую комнату. Меня догнала голубенькая барышня и миролюбиво сказала:
– Вы на них не обижайтесь. Они дуры… Ломаются, ломаются, а зачем – и сами не знают. Это их Степан Захарыч испортил. Они все ему подражают…
«Однако, – подумал я, – этот человек успел уже создать свою школу».
– Вот он, представьте себе, – сказала голубая барышня, – интересный человек…
– Кто?
– Да Степан же Захарыч… В нем есть что-то такое… Вы знаете, его многие ненавидят, но все боятся… Да вот он сам. Видите – он всегда приходит позже… Хотите, я вас познакомлю?
Заинтересованный, я поспешил навстречу этому неразгаданному, удивительному человеку, который покорил весь Змиев.
Стеша Козелков узнал меня сразу, но встретил серьезно, с большим достоинством.
– Ну, здравствуйте, здравствуйте… – солидно прибавил он. – Как у вас там, в Петербурге?
– Да что ж у нас… Переглядыванием занимаемся.
Он поднял брови:
– То есть?..
– Да так: Петербург с надеждой поглядывает на провинцию, а провинция на Петербург. Так и переглядываемся.
– Серо! – веско сказал Козелков.
– Что-о?
– Серо!
– Что – серо?
– Сказано серо. Неостроумно.
– Браво, Степан Захарыч, – сказал фельдшер. – Он не даст змиевцев в обиду.
– Да, – подхватил кто-то. – Этот не ударит лицом в грязь!
Я смущенно глядел на Козелкова, а он расправил бороду и спросил:
– Женаты?
– Нет.
– Почему?
– Да знаете, как сказал один древний мудрец: не женишься – будешь жить, как человек, а умрешь, как собака; женишься – проживешь, как собака, зато умрешь, как человек… Вот я еще и не остановил выбор ни на одном из этих способов смерти.