Аристарх Барвихин
Портал в иные миры-1. 100 фантастических рассказов

Дурацкий компьютер.

– И вообще сидеть перед компьютером вредно для здоровья, – сказала мама, подходя к его столу.

– С чего ты это взяла, потому что британские ученые об этом пишут? – произнес он с иронией. – Я вот лично так не считаю.

– А я считаю. У тебя уже какая-то компьютерная зависимость, ей-богу!

– Компьютер мне действительно нужен.

– Для этих твоих дурацких игр, да?

– Нет, не для игр.

– А для чего? По болталкам языком чесать?

– Зачем ты так? Я… у меня есть важное дело.

– И какие это, интересно, могут быть важные дела у бездельника? Баклуши бить?

– Мам, кончай, мне некогда, я же говорю – у меня дела.

– И какие же?

– Срочные, – ответил он и посмотрел на часы. – Дай мне спокойно посидеть за компом ровно час. И я тебе обещаю, что я его сразу же выключу.

– Обещает он! Сколько ты мне всего обещал! Если бы за каждое невыполненное тобой обещание я получала по рублю, то сейчас бы уже Мерседес купила.

– Мам, ну, мам, дай мне побыть одному, а?

– Ага, надоела я тебе, да?

– Нет, не надоела. Но мне нужно… ну, пожалуйста, выйди из комнаты. Ну, очень тебя прошу. Хочешь – я на колени перед тобой встану, – он встал перед матерью на колени и умоляюще сложил руки. – Ну, выйди на час, что тебе стоит? – он посмотрел на часы и вскрикнул: – Черт, уже впритык!

Тут он вскочил на ноги и чуть ли не силой вытеснил мать из комнаты.

– Ну и трепись себе с такими же пустоголовыми, как и ты! – рассержено крикнула мать из-за двери. – Господи, и за что мне такое несчастье!

Едва она отошла от двери, как он бросился к своему ноутбуку, надел гарнитуру и сказал в микрофон:

– Я на месте, к сеансу готов.

Тут на экране компьютера возникло странное существо, отдаленно напоминающее головастика.

– Приветствую тебя, Макс! – сказало существо. – Рад видеть тебя снова.

– И я тоже рад, – сказал он. – Что там у вас нового?

– Всё идет по плану. У нас всегда всё идет по плану.

– Вы молодцы, а вот у меня так не получается.

– Рад тебе сообщить, что сегодня вечером ровно в 19-00 по вашему времени мы сообщим тебе данные о том, о чем ты нас просил. Помни, что в 19-25 сеанс связи навсегда прервется.

– Почему?

– Потому что мы улетим. А лекарство почти готово.

– Так вы сделали его?! – с радостью в голосе воскликнул он.

– Не до конца, но скоро оно будет готово.

– Скорей бы! А то дедушке все хуже и хуже.

– Мы успеем. Мы всегда успеваем. Передай дедушке, что мы его рак вылечим. Пусть не тревожится.

– Здорово было бы! А то дедушка совсем похудел и еле ходит. А ему всего-то шестьдесят. Врачи говорят, что ему осталось жить совсем немного, – он вытер набежавшие слезинки тылом ладони и сказал: – Мне так жалко его, а сделать ничего нельзя.

– Можно, – произнесло существо. – Мы дадим тебе формулу абсолютного лекарства от всех форм злокачественных новообразований.

– Это конечно, классно, но пока его сделают, дедушка умрет.

– Это лекарство можно сделать даже дома. В нем простые ингредиенты. Только их много – больше ста.

– Ого! И где же их взять?

– Я скажу, где их взять и сколько нужно для смешивания. Там всё несложно, даже ты сможешь разобраться.

– А почему вы рассказываете про него мне, а не какому-нибудь врачу или там химику?

– Потому что твой мозг не замусорен лишними знаниями в этой области и лишними сомнениями. Когда что-то решил делать – сомневаться не надо, это мешает результату.

– А можно я папе или маме об этом скажу?

– Нельзя, – заявило существо.

– Почему? Они взрослые и быстрее во всем этом разберутся.

– Никому кроме тебя мы ничего не расскажем.

– Но почему, почему? – не унимался он.

– Ты лично сделал запрос на помощь – тебе мы и ответим. Такой закон. Извини.

– Тогда скажите мне всё сейчас, зачем тянуть до вечера?

– Сейчас мы как раз готовим состав лекарства из того, что есть на вашей планете, и будем точно его знать ровно через пять часов по вашему времени. Помни – ровно в 19-00 ты должен быть у своего работающего компьютера. До встречи! Прости, я не могу больше говорить – мне нужно помогать другим делать лекарство. Не опаздывай.

– Я обязательно буду вовремя! – пообещал он. – До вечера!

Существо на экране исчезло, и вместо него снова появилась привычная заставка – любимая им группа «Металлика» во всей красе.

Весь вечер он не находил себе места. Где-то полседьмого его позвали ужинать. Он прибежал на кухню и стал второпях есть – времени до связи с существом в компьютере оставалось совсем мало.

– Ты куда это так торопишься? – поинтересовался отец.

– Известно куда – к компьютеру своему дурацкому, – заметила мать. – Поешь нормально, никуда твой компьютер не денется.

– Денется, – отозвался он и посмотрел на часы.

Они показывали 18-45. До связи с существом и получения от него таких важных для здоровья дедушки и всех остальных больных раком людей данных оставалось совсем мало времени.

– Спасибо, я наелся, – сказал он и вскочил из-за стола, намереваясь пойти к себе и включить компьютер.

– Сядь и доешь! – приказал отец.

– Я потом, – сказал он и хотел было уже выскочить из кухни, но отец встал и перегородил ему дорогу.

– Пап, я на полчаса, а потом вернусь, – взмолился он. – Полчасика, а?

– Никаких полчасиков! – строго произнес отец. – Или ты будешь всё делать, как положено, или пеняй на себя.

– Я и так делаю всё, как положено, – ответил он и хотел было протиснутся между отцом и косяком двери, но тот его не пустил.

– Надо ему запретить этот чертов компьютер! – сказала мама. – А то он с ума скоро от него сойдет.

– Вот и начнем прямо с сегодняшнего дня, – сказал отец. – Отныне и до особого моего разрешения я запрещаю тебе и близко к компьютеру подходить!

– Пропусти меня, пожалуйста, – взмолился он и снова попытался вырваться из кухни.

– Нет, не пущу! – крикнул отец и, схватив его за руку, силой усадил на стул у обеденного стола. – Пока не доешь всё до последней крошки – с кухни не сдвинешься!

На часах было 18-55.

– Пусти! – крикнул он и вскочил со стула.

– Ни за что! – с грозным видом снова стал на его пути отец.

Но он нырнул под отцовский локоть и выскочил из кухни. Но не успел он добежать до компьютера, как отец догнал его и схватил ноутбук со стола.

– Не будет тебе больше никакого компьютера! – закричал в сердцах отец и, высоко подняв его, со всей силы грохнул об пол. Крышка ноутбука отлетела. Отец схватил стоящие в чашке на столе ножницы, и, встав на колени, стал с остервенением ломать клавиши.

– Папа, что ты наделал?! – в ужасе закричал он. – Ты же убил дедушку!

– Чертов игроман! – проревел отец, разбивая вконец клавиатуру, – Еще и дедушкой прикрывается. Негодяй, не будет у тебя с этого дня больше никаких чертовых компьютеров! Вырастешь, начнешь деньги зарабатывать, тогда , и делай, что хочешь! Хоть обыграйся до рвоты! Вот тебе, вот тебе компьютер! – и он стал бить ножницами по дисплею.

– Ну и правильно, отец, делаешь! – громко сказала мама, стоя в дверях. – Черт с ними, с деньгами, надо же когда-нибудь прекратить эту проклятую компьютерную зависимость!

Настенные часы в его комнате показывали 19-24…

Нелегал-рецидивист.

Да, признаюсь – я преступник. И можно сказать рецидивист. И нахожусь здесь совершенно нелегально. Я уже много раз сюда возвращался, сбегая из очередной дыры. За это меня отправили в ссылку на семьдесят лет. Но я опять сбежал. И вот я опять здесь – без денег, без работы, без крыши над головой. Сам по себе. Перекати-поле, если можно так сказать. Но, не смотря на всё это – я счастлив! Потому что только тут есть пиво, блинчики, крабовые палочки, шаурма, жареная картошка, дивный снежок зимой и грибной дождик летом, желтые и красные листочки осенью, веселые ручейки и часто капающая вода с быстро тающих сосулек весной, колесо обозрения в парке культуры, шум морского прибоя, прикольные ролики на Тик Ток и Ютубе, музеи, соборы, велосипеды, самокаты, машины, собаки, кошки и люди… главное, что здесь есть люди! А люди это смех, слезы, улыбки, крики и тихий шепот…

А недавно я украл портмоне. Дорогое, полное налички и пластиковых карт. Впрочем, что с меня, рецидивиста, возьмешь? Одно у меня оправдание – я украл его не у бедняка, а у того, кто был на шикарной машине и в дорогом пальто. Наверняка эти деньги были у него не последние. Считать код с его карточек и снять приличные, но не все, конечно, суммы с каждой было совсем просто. Ведь мне же нужно с чего-то начинать, правда? Снял крохотную студию на окраине, нашел работу, устроился. А главное, я встретил – её! Хорошенькая, светловолосая с приятным, красивым и умным лицом. Звать Оленька. А глаза какие – не оторваться. Быстро у нас всё наладилось. Очень привязались друг к другу. Наметили свадьбу, стали искать подвенечное платье, кольца. И только наметили то, что нужно – так на тебе! Меня схватили наши. Отпираться не стал – взяли-то с поличным, как тут оправдаешься! И вот новый суд – и новый приговор. Правда, на этот раз не очень строгий – все-таки чистосердечное раскаяние, отсутствие препирательств. Но я не хотел опять в ссылку в какое-нибудь очередное захолустье и устроил грандиозный скандал, полез в драку, надавал тумаков всем, кто попался под горячую руку. И вот снова суд – и снова приговор. Принимая во внимание то, что я опасный рецидивист и склонен к сопротивлению властям и побегу, меня приговорили к 1000 годам и выбросили обратно, на Землю-матушку. Оленьку нашел, кое-как всё объяснил без подробностей, конечно. Помирились. Сегодня идем покупать ей подвенечное платье, а мне приличный костюм. Все-таки свадьба, это тебе не шутка! Она, вижу, счастлива. А уж как я счастлив, и слов таких не найдешь на здешнем, земном языке!

Нежное чувство.

– Дорогой, ты меня любишь? – спросила она, стоя у иллюминатора космического корабля и глядя на то, как он сваривает плазменной горелкой повреждение в обшивке.

– Да, дорогая, очень, – ответил он, не отрываясь от работы.

– Тогда сделай мне рукой большое сердечко, – попросила она.

Он нарисовал рукой с плазменной горелкой в пространстве большое сердечко и случайно перерезал страховочный трос, соединяющий его с кораблем.

Одинокий космонавт с плазменной горелкой в руке плавно парил в холодной невесомости космического пространства.

– Чертова любовь, будь она проклята! – кричал он, с ужасом наблюдая, как корабль под управлением новейшей системы искусственного интеллекта удаляется от него в тёмные глубины бескрайнего космоса все дальше и дальше…

Непонятное отношение.

После встречи с бездарным руководством тупых аборигенов очередной уродской планеты Савас 71 поганой галактики Павет В23 нам было объявлено в твердой форме, что лучшее, что могут сделать для нас местные аборигены – дать нам как можно быстрее беспрепятственно покинуть планету и искать себе другое прибежище.

На что им было с нашей стороны в нелицеприятных выражениях замечено, что мы, жители Земли, не понимаем причину такого с нами обращения. В ответ нам было сказано, что согласно системе оповещения и классификации галактики Павет В23 наш вид отнесен к агрессивному, невежливому и опасному, которому следует отказывать в заселении планет всех звездных систем данной галактики. На что мы им как всегда ответили самыми нецензурными словами на всех языках Земли. Однако это почему-то на них не подействовало должным образом и под угрозой термоядерного удара по нашему кораблю нам пришлось покинуть уродскую планету Савас 71.

Так как к сожалению на всех планетах вышеуказанной поганой галактики ситуация была схожа предлагаю перенести поиски подходящей для жизни людей планеты в чертовы соседние галактики и применить более устрашающие угрозы дабы принудить их обитателей разрешить на них заселение.

Командир корабля Хрен Упырев-Кретинов.

Опасная болезнь.

– Так что у моего сына? – взволнованно произнесла она, когда консилиум из крупнейших специалистов завершился. – Чем он болен, как вы думаете?

– Ничего утешительного мы вам сказать, к сожалению, не можем, – сказал профессор. – Увы, диагноз, который мы сразу заподозрили у вашего сына, полностью подтвердился. Будьте стойки и держите себя в руках.

– Ну, так что, что у него?! – воскликнула она со слезами в голосе. – Скажите мне, я сильная, я смогу пережить ваш приговор.

– У вашего сына… – профессор тяжело вздохнул. – У него реализм-аддикция.

– А что это такое? – спросила она. – Пожалуйста, преведите с медицинского на понятный для простого человека язык, – взмолилась она. – Я же, как вы понимаете, не врач.

– В широком смысле это ощущаемая человеком навязчивая потребность в определенной деятельности, – пояснил профессор. – Часто термин «аддикция» употребляется для таких явлений, как лекарственная зависимость, наркомания, но все-таки обычно он применяется не к химическим, а к психологическим зависимостям.

– Вы хотите сказать, что мой сын имеет зависимость от реальной жизни?

– Да, как не трудно мне вам это говорить, – отозвался профессор.

– Боже мой, какой ужас, какое горе! – воскликнула она и зарыдала.

– Принесите ей какое-нибудь успокоительное, – распорядился профессор. – И вызовите ей такси за мой счет. Пусть ее отвезут домой. Дома, как говорится, и стены помогают.

Когда ее привели в чувство и отправили домой, то профессор, глядя ей вслед, сказал с нотками жалости в голосе:

– Несчастная семья, к сожалению, мы ничем не можем помочь ни ему, ни ей. Все-таки навязчивое стремление выйти из виртуального пространства в так называемый «реальный мир» ужасный бич нашего современного общества. К счастью эта болезнь не очень распространена. И слава богу! Представляете себе, коллеги, если бы она переносилась, например, воздушно капельным путем. Страшно себе представить, что было бы тогда с нашим человеческим обществом.

День победы.

– Слушайте, слушайте радио! – закричал Колька. – Сейчас будет важное сообщение!

Все столпились на общей коммунальной кухне и затаили дыхание. Да, каждый из присутствующих от мала до велика понимал, о чем будет сообщение, но каждый хотел убедиться в этом, услышать это из висящего под потолком черного репродуктора, верил и одновременно боялся не верить во всё происходящее.

Наконец диктор Всесоюзного радио объявил, что сейчас будет прочитано важное сообщение.

И вот он, ни с кем не спутываемый и ставшим для каждого родным голос Юрия Левитана сообщил:

«8 мая сего года в Берлине представителями германского верховного командования подписан акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил! Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена!».

И все заплакали и стали поздравлять и обнимать друг друга, услышав, наконец, слова, которые так долго ждали.

А за окном народ уже высыпал на улицы: Победа! Война окончена! Победа!!

Через полчаса всё тот же Юрий Левитан зачитал Приказ Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза И. Сталина под № 122: «9 мая сего года по московскому времени в Берлине представители германского верховного командования подписали акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена, Германия полностью разгромлена! В ознаменование полной победы над Германией сегодня, 9 мая по московскому времени, в День Победы, в 22 часа столица нашей Родины – Москва от имени Родины салютует доблестным войскам Красной Армии, кораблям и частям Военно-Морского Флота, одержавшим эту блестящую победу, – пятьюдесятью артиллерийскими залпами из тысячи орудий. Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины! Да здравствуют победоносные Красная Армия и Военно-Морской Флот!»

И все побежали на улицу, чтобы присоединиться к всеобщему ликованию. После небывалого салюта многие пришли домой и сразу же стали собирать общий стол, чтобы отпраздновать это долгожданное событие. Каждый тащил всё, что у него было, и скоро еду и выпивку уже некуда было ставить. Что не поместилось, перенесли на подоконники – ничего, после доедим и допьем.

Многие быстро захмелели: то ли от голода, то ли от счастья. Да и какая, собственно, разница. Ведь Победа же, Победа!

Пошли разговоры, песни, воспоминания, слезы радости по тем, кто выжил и горя по тем, кто погиб.

Детвора обступила недавно вернувшихся из госпиталя дядю Жору и дядю Мишу, чуть пьяненьких и совершенно счастливых: ведь они ДОЖИЛИ. А сколько было таких, кто НЕ ДОЖИЛ.

– Да, Жорка, а ведь каких хлопцев пришлось похоронить, каких орлов! – говорил дядя Миша, наливая себе в стакан. – Помянем их стоя.

Оба участника войны поднялись и выпили стоя, молча и не закусывая.

– Эх, Мишка, Мишка, – проговорил дядя Жора, усаживаясь обратно на венский стул. – Все-таки не напрасно мы стольких друзей закопали, иначе как бы мы их одолели, гадов фашистских!

– И то! – согласился дядя Жора. – Говорят, что почти четыреста тысяч погибло и под миллион ранено.

– Тсс! – прижал к губам палец дядя Миша. – Осторожнее с этими вещами. Потом подсчитаем, когда боль уляжется. А помнишь, как это всё началось, а?

– Как не помнить, Жорка, как не помнить? Хорошо, что товарищ Сталин за месяц отодвинул войска от границы подальше и заставил окопаться как следует. И вооружение подтянул, танки, пушки. Хоть и прорвалась немчура в трех местах и аж на двести километров, говорят, вглубь продвинулась, но потом получила по зубам. Представь себе, если бы заранее не отошли и не подготовились, чтобы тогда сейчас было…

– И не говори. А ныне-то до самой Португалии дошли, до самого Атлантического океана, мать его дери. Будет где социализм строить! Помянем друзей наших, кто не дожил!

– Помянем, Жорушка, как не помянуть. Вечная им память! И пусть земля им будет пухом.

Через час смертельно пьяных дядю Жору и дядю Мишу разнесли по комнатам. Пусть отдохнут, да и кому как не им напиться в такой день?

Остальные остались праздновать, да петь тихонечко хором, да плакать…

Потихоньку прошла ночь, а за ней наступил новый день – 10 мая 1942 года, Это был первый день после страшной войны, которая длилась бесконечно долгих 9 месяцев и разродилась Великой Победой Великого Народа в Великой Войне…

К черту Пушкина!

Все произошло совершенно случайно. Какой-то новомодный пофигист решил приударить за его женой. Во всяком случае, ему, Петру Петровичу, так показалось. Когда он намекнул нахалу на то, что так себя вести не подобает, тот ответил стихами:

Сегодня был я ей представлен.

Глядел на мужа с полчаса;

Он важен, красит волоса,

Он чином от ума избавлен.

Какая наглость! Как он смел такое говорить?! И кому? Ему, Петру Петровичу Новожилову, человеку заслуженному и облеченному властью? Всё это он сказал нахалу прямо в лицо. На что тот с усмешкой ответил, что стихи эти не его, а Пушкина. Ну и что? Разве это давало право этому хлыщу так с ним разговаривать?!

Весь день он не находил себе места, и наконец решился: не будет Пушкина, не будет и оскорбительных стихов. Подумаешь, Пушкин, тоже мне персона! Не военный, не изобретатель, а так, поэт. Много ли от поэтов толку?! К черту Пушкина, к черту всех, кто мешает ему жить спокойно!

Ночью ему не спалось: в голове роились мысли о том, как лучше все это провернуть. И, наконец, он решился.

Прибыв на работу, он приказал секретарше никого к себе не пускать и набрал пароль доступа к недавно созданному и совершенно секретному Стирателю, только вчера принесенному к нему в кабинет для ознакомления с принципами работы и подписания всех необходимых бумаг для его дальнейшего использования. Едва дисплей прибора включился, Петр Петрович и набрал в строке «ФИО» слова «Александр Сергеевич Пушкин». Полазив по Интернету, он ввел в строку «Даты жизни» следующее: «6 июня 1799 года – 10 февраля 1837 года». А в строку «Дополнительные данные» слова «Русский поэт, драматург и прозаик». Не колеблясь ни секунды, он нажал на большую красную кнопку «Стереть из истории человечества» внизу экрана.

И стёр. Пушкина. Навсегда. Буд-то его и не было вовсе.

Проведя эту операцию, он услышал осторожный стук в дверь. Петр Петрович едва успел выключить Стиратель и погасить экран дисплея. Как ни в чем не бывало он сел в свое начальствующее кресло и откинулся на высокую спинку.

– Захъдитье! – повелел Петр Петрович, не узнавая своего голоса.

– Зрадтсвюйте, Пьитар Пьитравыч! – поздоровался с ним вошедший в помещение подчиненный.

«Чтьё етта зыа хриеюень? – подумал хозяин кабинета. – Чегьё онь тюкьое ниссет?»

– Вась нымедлэнна приосить к сюббе ночальныикь, – сказал вошедший.

– Гровиритье пё рускаи! – закричал в ужасе Петр Петрович.

– А яйа и гровирью пё рускаи, – отозвался вошедший, удивленно пожимая плечами.

И тут Петр Петрович задрожал всем телом и упал прямо на ковер под начальствующим креслом, теряя по дороге сознание.

Вернуть его к жизни прибывшим врачам так и не удалось.