Арие Лев
Твои Возможности, или Реализация «ТРАНСЕРФИНГА»
Это было лето 1983 года и, до подачи документов в новую школу, я попытался избавиться от второго «груза» – совместного проживания с моими любимыми, но уже порядочно «доставшими» родителями. Я благодарен им за удачное сочетание генов и за все качества характера, связанные с дисциплиной, так пригодившиеся мне в период взросления. Моя попытка поступить в Кишинёвское художественное училище имени Репина, закончилась провалом. Высокий конкурс на скульптурное отделение, был связан не с большим количеством желающих, а с размерами самого отделения – на нём могло учиться не более десяти человек.
В девятом классе новой школы нас с Сергеем встретили «улюлюканьем» те ребята, которых мы знали по спортивным соревнованиям между школ. Нас было четверо новичков – с нами были еще две девчонки, одноклассницы по восьмилетке. Новая «классная» – учитель литературы, – выстроив нас у доски перед классом, представила как хороших учеников.
– Рассаживайтесь на свободные места, знакомиться будите после урока, – пояснила она, строго приложив указательный палец ко рту.
Бегло окинув взглядом весь класс и взяв курс на последние парты, я вдруг заметил симпатичную девочку. Она стеснительно уткнулась в книгу, как только я взглянул на неё. В тот момент я не мог себе представить, что эта невысокая, худощавая девчонка с короткой стрижкой и огромными глазами, станет моей первой женщиной, женой и матерью моего сына. Оля оказалась круглой отличницей и активной общественницей. Её родители – мать русская, отец молдаванин, были довольно либеральными людьми, любезно предоставлявшими свою квартиру для провидения вечеринок. В один из первых таких вечеров, дождавшись «белого» танца, Оля пригласила меня. Это не был обычный медленный танец – на «пионерском» расстоянии, к которому я привык в летних пионерских лагерях. Она прижалась ко мне всем телом и, взяв левую ладонь в свою, зафиксировала это положение, уверенно установив на спине в районе талии мою правую ладонь. Оля ловко повела меня в танце под итальянскую мелодию, записанную с одного из фестивалей в Сан-Ремо. Её свободная ладонь покоилась на моём плече и, в то же время, умело направляла меня. Благодаря осанке и длинной шее, слегка отводившей голову назад, я мог
украдкой разглядывать невозмутимое Олино лицо. Её огромные глаза были прикрыты, а взгляд периодически скользил из стороны в сторону, в зависимости от направления движения в танце.
– А я давно уже тебя знаю. – Шепнула мне Оля…»
Объявили посадку на мой рейс. Я закрыл ноутбук и оглянулся, вокруг было много людей, которые начали выстраиваться в очередь. Всё так же как и пятнадцать лет назад, я не спешил на посадку, давая попутчикам возможность разобраться с местами и ручной кладью. Разглядывая пассажиров, я поймал себя на мысли, что ищу Иру – моего «шикарного» психолога и друга. И если бы чудо произошло, я с удовольствием поделился бы с ней теми чувствами, которые испытываю сейчас. Я очарован любовью! Той самой безусловной любовью, о которой мы говорили в нашу первую встречу.
6
Это был элитный ресторан на Дерибасовской, сделанный в стиле ирландского бара. Мы сразу привлекли внимание постояльцев, точнее Ира – своей внешностью фотомодели. Ещё на улице у входа я обратил внимание на, припорошенные снегом, последние модели внедорожников. Наш забронированный столик оказался на бельэтаже, где находилось еще несколько пар, и откуда был виден весь партер со стойкой бара и биллиардным столом. Ира быстро сделала заказ, заранее поинтересовавшись, полагаюсь ли я на её вкус. Она явно была знакома с репертуаром подобного типа заведений. Я же больше разбирался в кухне французских и итальянских ресторанов, входивших в список любимых мест отдыха моей израильской жены.
– Луковица, вот с чем можно сравнить израильские слои общества. – Ира продолжила начатую в машине дискуссию. – Верхняя часть, богатые. Середина, это средний класс, их большинство. А корешок составляет нищета. Здесь же сейчас треугольник, с верхушкой очень богатых людей и огромным количеством населения, еле сводящего концы с концами. «Расскажи мне, как ты познакомился со своей женой в Израиле». – Вдруг спросила она на иврите, сделав согревающий глоток
восемнадцатилетнего «Jameson».
Я подыграл Ире, перейдя на иврит, тем самым, сделав нашу беседу схожей на разговор двух инопланетян – для находящихся рядом посетителей и работников ресторана.
–«Мне было 28, заканчивался второй год моей репатриации в Израиль. Из них полгода я провёл в молодёжном центре Ницана, на границе с Египтом, где осваивал азы иврита. Это был оазис в пустыне с обильной зеленью, благодаря искусственному орошению, и большим бассейном. Центр Ницана являлся частью программы Министерства Абсорбции».
–«Я знаю это место». – Спохватилась Ира. – «Мы с Шимоном останавливались там, на ночлег, когда путешествовали по пустыне. Не далеко оттуда, археологи откапали древний город. Сейчас Ницана туристический центр». – Она сделала очередной глоток виски. – «У тебя там не было никакого романа, в этом молодежном центре»?
– «Я был тайно влюблён в свою учительницу, её звали Михаль. Всего было около пяти классов по 10–15 человек, их формировали по мере пребывания новичков. Все преподавательницы были солдатками с обязательным условием – без русскоговорящих корней. Со мной в классе учился композитор из Евпатории, тоже разведён и мы были самые взрослые в этом молодежном центре. Старше нас был только директор, который жил там со своей семьёй. По вечерам я регулярно звонил в Молдавию и после формального отчёта моей бывшей жены, разговаривал с сыном. Дело в том, что мой развод являлся необходимым условием в процессе эмиграции и вызвал кризис в наших отношениях. Точку поставил тесть, когда заявил, что я обязан съехать и переписать квартиру на его дочь. Реакции жены на это не последовало, и мы вдруг оказались совершенно чужими. Я поселился у нашего одноклассника, который жил со своей женой и дочерью по соседству и тоже ждал разрешения на ПМЖ, но только в Германию. Они оказались милейшими людьми. Мы очень сблизились, и я получил огромную моральную поддержку – всё что ни делается, к лучшему. Накануне моего отъезда я дольше обычного гулял с сыном, оттягивая прощание. Поднявшись в квартиру, я застал жену со слезами на глазах. Она пригласила меня зайти на чашку чая. Чаепития не получилось…, она с рёвом выскочила из кухни. “У мамы болит животик”, пояснил я сыну.
Покормив его и уложив спать, я ещё долго успокаивал жену. Мне казалось, что этот день не закончится никогда».
– «Закончилось всё сексом?»
– «Да…. Но как ты догадалась?!»
– «Что бы успокоить женщину, находящуюся в таком состоянии, тебе необходимо дотронутся до неё, взять её руки в свои. Она начинает успокаиваться, просит тебя остаться, но понимает, что тебя уже не остановить. От безысходности начинается очередная волна…, но ты, чтобы предотвратить это, крепко прижимаешь её к себе, гладишь волосы, но не можешь ничего обещать, потому что винишь её во всём. Она поднимает на тебя взгляд в надежде услышать сокровенные слова.… И тут ты целуешь её, неважно: в лоб, в нос, в щёку, лёгкое прикосновение к губам. Всё…, для женщины в таком состоянии, когда нервы оголены – происходит гормональный взрыв и её уже ничто не может остановить. Бурный секс, долгий и изматывающий».
– «Ира, я в шоке…. Как…?» – Она расплылась в улыбке. Я выпил залпом содержимое хрустального стакана.
– «Уже в дверях, я сказал ей, что время лечит, что я выучу иврит, найду работу и приеду за ними. Но судьба распорядилась иначе. Ещё учась в Одессе, я познакомил Олю с парнем, которого очень уважал за неординарный ум и доброту характера. Игорь был тоже из Сорок, но с другой школы, в политехе учился на программиста и по окончании, уехал в ЮАР на заработки. По рассказам общих знакомых, они быстро сошлись, и Оля сразу забеременела. Об этом я узнал, уже работая электриком на химическом комбинате Мёртвого моря. В тот же день я позвонил ей. Разговор получился коротким, Оля попросила больше не звонить, она хотела, чтобы сын считал его родным отцом. Антону тогда было три года».
Принесли заказ, и один из официантов поинтересовался, на каком языке мы разговариваем.
– Я извиняюсь, мне, правда, неудобно, но здесь уже делают ставки.
– Это иврит, на нём разговаривают в Израиле. – Выпалила Ира, вцепившись в свой, средней прожарки стек.
Она ловко орудовала ножом и вилкой. Я, с нескрываемым удовольствием, наблюдал за ней, пережёвывая маленькие ломтики нежного мяса. У меня было ощущение, что мы давно знаем друг друга. Ира была воплощением лучших качеств моих
двух жён, двух женщин, с которыми я испытал блаженство. В ней гармонично сочетались – советская непосредственность и израильская прозорливость. Мысленно, я пытался подавить в себе сексуальное влечение – это было нечестно. Ира вела себя совершенно открыто, потому что доверяла мне.
У меня в тарелке оставалось ещё пол стека, когда она, разделавшись со своим, откинулась на спинку стула.
– Как тебе виски, повторим?
Я убедительно кивнул, но подсознательно понимал, что количество этого благородного напитка в крови, обратно пропорционально моему самоконтролю.
– Забыла предупредить тебя и это не обсуждается. За всё рассчитываюсь я, точнее Шимон. У меня есть счёт в банке, мы называем его стипендией. Поверь мне, это очень большие деньги. Я понимаю, тебе неловко. Поначалу я тоже испытывала дискомфорт, и это было больше связано с моими чувствами, которые я испытывала к нему. Но Шимон разрушил во мне этот стереотип, дав понять, что его любовь безусловна. Он любит меня такой, какая я есть, не требуя ни чего взамен, кстати, это полностью исключает чувство ревности. Таких как Шимон больше нет, он единственный, и я благодарна судьбе за то, что свела меня с ним. «И так, ты работаешь на химкомбинате и узнаёшь, что все мосты, связывавшие тебя с твоей первой любовью и единственным сыном – сожжены. Ты злишься на этот не справедливый мир, но себя, тебе не за что упрекнуть, ты сделал всё, чтобы спасти этот союз».
– О да…. – Закончив трапезу, я без тени смущения сверлил ее своим пристальным взглядом, пытаясь понять, откуда у моей сверстницы, такой богатый жизненный опыт.
– Ира, опять в яблочко. В то время я жил с родителями в Беер-Шеве, столице пустыни. Точнее там находились мои вещи, а жил я, буквально на этом заводе. Я не был работником фирмы, которая является монополистом по производству органических удобрений на всём Ближнем Востоке. Ты, наверное, слышала о «кабланной» системе найма на работу в Израиле?
– Да, Шимон рассказывал об этих издержках законодательства в период становления Израиля, как государства. Замысел, конечно, был хороший, но уровень развития общества еще не был готов. Так, если я правильно понимаю, непосредственные работники фирмы, находящиеся под защитой профсоюзов, ни
черта не делали.
– Ну, ни все…, инженерный состав и молодые квалифицированные работники составляли основной костяк системы управления производством, и я быстро попал в их ряды. Побыв немного стажёром дежурного электрика, мне вскоре доверили самостоятельно работать на этом огромном, даже по союзным меркам, предприятии. Там, кстати, я впервые столкнулся с «контроллерами», презентацию которых, сейчас и делаю.
Принесли очередную порцию виски, и я сразу приложился, сделав большой глоток.
– У меня была минимальная почасовая оплата, но я был единственным дежурным электриком, работающим через посредника. В основном, представителями «каблана», являлись не квалифицированные рабочие. Дежурные электрики завода работали в три смены, а я по собственной инициативе стал работать в дневной и вечерний подряд, что удвоило мне зарплату. Мой же «каблан» стал получать за мою вторую смену 150 процентов. Дорога в Беер-Шеву занимала больше часа, и получалось, что я, приезжая к родителям, заваливался спать, а рано утром уже ехал на завод с первой сменой. Со временем я обустроил себе одну из подсобок под спальные хоромы, притащив туда раскладушку и постельное бельё. Столовая и душевые работали круглосуточно, так же, как и производство на этом химкомбинате. Всё это было сделано с разрешения начальника производства, он был выходцем из русскоязычных, приехавших в Израиль в 70-е. Во мне Игаль души ни чаял, и связано это было не только с моими профессиональными качествами, но и с похожей историей его иммиграции. Игаль оставил в союзе жену и сына, с которыми, так и не смог воссоединиться. В одну из ночных бесед, когда он остался дежурным инженером по заводу, я рассказал ему о своём печальном известии, которое недавно получил. Игаль, как-то по-братски попытался сменить тему, красочно описав новую работницу на кухне, поясняя личным опытом, что мне нужно отвлечься. Эти «отвлечения» со второй женщиной в моей жизни приняли животный характер, мы занимались сексом, не испытывая чувств дуг к другу. Она тоже недавно приехала в Израиль и у неё так же были нелады на личном фронте. Мы встречались спонтанно, либо в складском помещении кухни,
либо в моей подсобке. Никакой ласки, не говоря уже о поцелуях – я брал её жёстко, с сади, в одежде…. Ира извини за подробности, это всё виски…
– Это всё жизнь…, а ты знаешь, я сторонник разделения в понятиях любви и секса. Мне даже претит выражение “занимались любовью”. Нет, это конечно сугубо индивидуально и секс двух влюблённых это всегда на порядок выше. Но само понятие секса связано с инстинктами человека, несущими животную основу. И наивысшего блаженства можно достичь лишь полностью отдавшись этим чувствам. Лев, мы сейчас говорим о тонких материях. Но ты не представляешь, какой огромный процент населения нашей планеты, страдает от комплексов в сексе, лишающих их жизнь ярких красок. Здесь должен быть не плохой десерт….
– Если только после небольшой разминки, – я заметил, что не слышу стука биллиардных шаров. – Как на счёт партии в снукер?
– Принимается, – Ира допила содержимое стакана. – Расставляй шары…, я в туалет и один звонок маме.
– Послушай, у вас в Израиле все такие красотки? – Поинтересовался бармен, выдавая мне всё необходимое для игры.
– Она коренная одесситка, – ошарашил я собеседника.
Ира присоединилась с двумя свежими “Jameson”.
– Сто лет не играла. Это кажется австралийский. Разбивай, напомнишь правила походу. – Ира скинула шарф-шаль, оголив свои острые плечи. На ней было чёрное платье в стиле Шанель, ровно облегающее её худощавую фигуру, по длине оно буквально стыковалось с модными в то время высоченными сапогами-ботфортами.
– «Итак, как зовут твою жену?» – перешла она опять на иврит.
– «Тами… Её родители приехали с Украины в 70-е. Сейчас внимательно…», – я сделал паузу перед ударом, выпрямился и поднял указательный палец. – «Мать моей жены оказалась родственницей одноклассника моего отца, которого я встретил на похоронах бабушки. Моя бабуля умерла, прожив пять лет в Израиле, они с дедом уехали вместе с родителями и сестрой в 90 году».
– «Ну…, я с тобой. Ты думаешь, виски могут повлиять на концентрацию моего внимания? Бей, твоя очередь», – Ира
устроилась на одном из высоких стульев, возле барной стойки.
– От борта в среднюю, – загоняя третий шар подряд, сказал я по-русски, привлекая внимание заскучавшего бармена. – «Одноклассник моего отца был тоже старожилом в Израиле, он видел меня последний раз, когда мне было четыре года. Узнав, что у меня инженерное образование, он посоветовал мне перебираться в центр. Мол, уровень повыше и работу легче найти. А я в то время получил повестку из армии, точнее приглашение на “день открытых дверей”. Там я узнал подробности о резервистской службе для вновь прибывших. “Олим хадашим” не достигшие 26-летнего возраста, были обязаны пройти месячные курсы “немолодого” бойца, принять присягу и в течение 90 дней приобрести профессиональную подготовку, в зависимости от рода войск. Мне уже исполнилось 27, но я записался добровольцем. Не знаю, что больше повлияло на принятие такого решения – желание стать полноценным гражданином Израиля или желание сменить обстановку в этот тяжёлый период моей жизни. По израильским законам, мне полагалась бронь по месту работы со среднемесячной зарплатой из расчёта за три последних месяца. Набор проводился два раза в году, и до моего призыва оставалось два месяца. За это время я пересдал на водительские права и купил новенький “Opel Astra”. На новые машины, вновь прибывшим полагалась большая скидка, так что ссуду мне брать не пришлось».
– «У моего Шимона сейчас призвали младшего сына, так он ни то, что отмазывать его не собирался, он даже связями своими не воспользовался, для тёплого местечка». – Ира загнала первый шар и радовалась как ребёнок.
– «А ты знаешь, что мне в жизни пришлось два раза присягать. Ощущение неприятное. Облегчение было лишь в том, что перед присягой израильскому народу, первая присяга народу советских социалистических республик была уже неактуальна – “союз” развалился. После присяги всех, у кого были водительские права, послали на курсы по вождению техники грузоподъёмностью свыше 15 тонн. По окончанию, меня прикрепили к подразделению снабжения и охраны базы, которая находится на территории Газы. С тех пор, раз в год меня забирают на месяц в “милуим”».
– «И до какого возраста»?
– «Вроде бы до 47… Я был тогда уверен, что нахожусь перед
началом нового этапа своей жизни. Вернувшись на завод, я получил подтверждение своего диплома от министерства образования и сразу же занялся поиском работы в центре станы. Первое же собеседование прошло удачно, и мне предоставили месяц, который по закону я должен отработать после сообщения об уходе. Новым местом работы оказалась “электрическая компания Израиля“. Игаль, узнав о моём уходе, принялся меня отговаривать. Мол, работать я там буду по временному контракту и что “постоянство” мне там не светит, так как у них самые сильные профсоюзы в стране. А если я останусь, то он сделает всё чтобы в течение года я смог получить статус работника фирмы. Но логика мне подсказывала, что карьеру инженера-электрика лучше начинать в электрической компании. Расставаясь, Игаль вручил мне рекомендательное письмо и сказал, что, если передумаю, он будет лично хлопотать о приёме меня на работу. Первым моим местом работы в новой фирме стало строительство мощной распределительной электростанции на окраине Ришон ле Циона – города, в котором жила Тами и её родители.
К тому времени, мой дед, после смерти бабули, продал квартиру в Беер-Шеве и купил маленький домик в Сдероте, не далеко от свой дочери – моей тёти Фриды. Этот городок находится на пол пути между Большим Тел Авивом и столицей Пустыни. И моё решение переехать к нему, было сразу одобрено всем семейством, так как он сильно сдал после ухода бабули и моё присутствие, хотя бы ночами и по вечерам, добавляло всем спокойствия. В этот период и позвонил папин одноклассник, которого дед знал с детства. Изя рассказал, что у его родственницы обнаружили рак на поздней стадии и что её дни сочтены. Он пояснил, что хочет сделать для неё доброе дело – попробовать познакомить меня с её дочерью, которая уже несколько месяцев от неё не отходит. У евреев принято так знакомить молодых, но в мои планы это никак не входило. Точнее, у меня тогда были, ни к чему необязывающие, отношения сразу с двумя симпатичными особами. Но дед сказал, что это «Мицва» (с идиша – доброе дело) и мне пришлось ехать на эти смотрины.
Я заехал за Изей в Хулон, такой же город-спутник «большого Тель-Авива», как и Ришон ле Цион, по дороге в который, он изложил план наших действий. Изя представит меня как сына
друга детства, заехавшего к нему с передачей от родителей и любезно предоставившего свои услуги подвезти его к родственникам. Иза рассказал, что родители Тами уважаемые люди. Её отец директор крупного завода тяжёлой промышлености, а мать – известный педиатр. Их старший сын живёт с семьёй в другом городе, а у дочери небольшая квартира в Ришон ле Ционе, доставшаяся ей по наследству от бабушки. Тами окончила фармацевтическую школу при Иерусалимском университете и уже готовилась поступать в тель-авивский университет на степень магистра в области менеджмента и экономики. Но произошло несчастье, у её матери обнаружили рак лёгких на поздней стадии и Тами не отходит от неё ни на шаг.
Мы подъехали к двухэтажной вилле, которая утопала в зелени. Дверь открыла домработница и проводила нас во внутренний двор, где хозяева сидели за уже накрытым столом. Изя познакомил нас, и мы завели разговор о «совке», Тами присоединилась к нам позже. Еще до того, как она спустилась, я услышал её голос – зазвонил телефон и будущий тесть попросил её ответить. У Тами был приятный голос, она говорила со своей бабушкой по-русски, но с очень сильным акцентом. Когда она спустилась, мы уже закончили трапезу. Домработница ушла, убрав посуду со стола. Моя будущая жена оказалась очень милой внешности – не высокая с красивыми чертами лица. Особенность была в сочетании её светлых глаз и абсолютно чёрного волоса. Я даже на секунду забыл о той неловкой ситуации, в которой находился весь вечер. Тамина мама предложила выпить чай со сладостями и попросила дочь позаботиться об этом. Я вызвался помочь. И тут произошла нелепая ситуация. По пути из кухни Тами спотыкается и падает, роняя поднос с чайным сервизом,… Сервиз вдребезги, она отделалась небольшой ссадиной на колене, но смотрины не удались. По дороге домой, Изя пытался уговорить меня продолжить знакомство с Тами, назначив свидание в каком-нибудь кафе. Он приводил в пример свой счастливый брак, который начался с похожего сватовства. На прощание мы с Изей обменялись – он мне телефон моей будущей жены, а ему обещание, что позвоню».
Мой откровенный и подробный рассказ о знакомстве с моей израильской женой, явно произвел на Иру сильное впечатление.
Она решила сменить обстановку и без всякого смущения предложила продолжить мой рассказ в моем гостиничном номере. Ира быстро заказала такси и, рассчитываясь с официантом, попросила упаковать десерт. По дороге в номер, в холле гостиницы, узнав мой номер комнаты, она попросила принести кофейник и заварить зеленый чай.
– Они всегда добавляют свежую мяту в чай. Когда Шимон проезжает в Одессу, мы всегда здесь останавливаемся.
В номере был теплый, проветренный воздух. Ира стащила с себя «ботфорты» и забралась на кровать, усадив меня перед собой в кресло.
– Лев, тебе стоит попробовать писать, – сказала она уверенным и каким-то родным тоном, устраиваясь поудобней у изголовья кровати. И я вдруг почувствовал, как улетучился барьер между нами, напоминающий о разнице полов. Передо мной сидел родной по духу мне человек, готовый выслушать меня с нескрываемым желанием заглянуть и понять, что происходит в моей душе.
– Продолжай дорогой.
– И так, дорогая, – подыграл я Ире, заботливо накрывая ее ступни плетом, и вытащив две бутылки воды из бара.
– На следующий день, как и было обещано однокласснику моего отца, я позвонил Тами. Она не удивилась моему звонку и так же равнодушно согласилась встретиться со мной. Было ощущение, что Тами тоже пообещала матери, на которую я явно произвел впечатление, встретиться со мной, если я позвоню. Когда я подъехал к дому ее родителей, она не села ко мне в машину, а попросила ехать за ней. Объяснений не последовало, и я решил не о чем не спрашивать. Когда мы въехали на стоянку жилого дома, Тами припарковав свою машину, пересела ко мне и объяснила, как добраться до ближайшего кафе. Наша беседа больше смахивала на собеседование при приеме на работу. Спрашивала в основном она и нехотя отвечала на мои вопросы. Общались мы каждый на своём языке, благо к тому времени, я уже почти всё понимал. Тами же, понимала русский в совершенстве. Ее мать с детства приобщала её к русской литературе, и она читала русскую классику в оригинале.
Когда принесли счет, Тами попыталась рассчитаться, но я ей не позволил. Впоследствии, вспоминая о нашей первой встрече, она говорила, что именно этот жест произвел на нее
впечатление. Мне же казалось это естественным.
– О, да… Разность менталитетов, как мне это знакомо. Мне не стоит объяснять тебе, как это притягивает.
– Да уж, но тогда я еще этого не понимал. Поначалу Тами казалась мне странной и, только спустя некоторое время, необыкновенной. По дороге обратно, мне показалось, что она рассматривает меня. А когда мы подъехали к ее машине, она вдруг пояснила, что в этом доме находится двухкомнатная квартира, доставшаяся ей по наследству от бабушки по отцу. Еще в кафе у меня было ощущение, что мы справились с нашим заданием и убедились в несовместимости. Но после предложения Тами припарковать машину и подняться к ней на чашку чая, я опешил.
В тот вечер, расставаясь, я вздохнул с облегчением и уверенностью, что мы больше не встретимся. Ситуация сложилась нелепая. Мой менталитет подсказывал мне, что Тами решила воспользоваться нашей встречей для ничему необязывающего секса. Так сказать – расслабиться, снять стресс. Но я в то время так «расслаблялся» сразу с двумя и натянутость обстановки никак к сексу не располагала. И когда Тами почувствовала это, то выпалила на русском с сильным акцентом, что у нее серьезные намеренья и, из-за больной матери совершенно нет времени на развлечения. На что я ответил, пытаясь поставить точку, что о серьезных отношениях можно говорить только после более длительного знакомства.
Ира, ты не сможешь представить себе моего удивления, когда через две недели мой дед подозвал меня к телефону с просьбой помочь понять, о чем идет речь, и я услышал Тамин голос. Она сумбурно лепетала что-то по-русски о том, что готова на «несерьезные» отношения. После первой же встречи, точнее второй – на этот раз это был ресторан итальянской кухни с продолжением у нее дома, при свечах и под полусухое израильское вино, состоялся, как ты выражаешься – бурный секс. Я оказался намного опытнее в этом деле, а Тами раскрывала для себя всё большие ощущения от встречи к встрече.
Мы встречались по выходным… Я закончил свои отношения с кухаркой, которые происходили на территории завода, вместе с переходом на новое место работы. И с однокурсницей из Ницаны, где мы вместе учили иврит. В Ницане она бегала за
мной и не могла понять, как можно оставаться верным своей бывшей жене, да еще и находясь в разных странах. После окончания курса мы случайно встретились в банке. К тому времени я уже узнал о беременности своей первой жены и готов был «мстить» всему женскому полу. Сексом мы занимались в моем новеньком Опеле, так как оба жили с родителями. Так что, мой дорогой психолог, своей нынешней жене я впервые изменил два дня назад в этой комнате, на этой постели. И сейчас хотел бы услышать мнение профессионала о том, как мне следует вести себя со своей любимой, умной красавицей женой.
– Лев, скажи мне, а после первых родов у вас тоже долго не было секса?
– После первых родов, которые длились всю ночь и на которых я присутствовал от начала и до конца, все было замечательно. Мы и до самых родов занимались сексом, в соответствии с инструкциями, полученными на курсах. Очень хорошие курсы для беременных первым ребенком мам и их мужей.
Это было наше самое счастливое время. Старшая дочь родилась в августе, а в сентябре Тами продолжила свое высшее образование на степень магистра. Училась она, продолжая работать старшим фармацевтом в аптеке крупной фармацевтической компании. Я же, к тому времени, проработав год в Израильской электрической компании, был принят на огромный цементный завод – монополист на всем Ближнем Востоке. Одним из руководителей этого предприятия, являлся мой тесть.
По причине сильной загруженности моей жены я стал кормящим отцом, в буквальном смысле этого слова. Тами сцеживала свое молоко и заполняла им наш холодильник. По окончанию отпуска, который я вынужден был взять, мы наняли нянечку. Добрейшей души человек, пенсионерка, бывшая преподаватель и не говорившая на иврите. Я отпускал ее, возвращаясь с работы, выслушивая подробный рассказ о процессе роста моей дочурки. В отличие от моей жены, у меня уже был опыт в «воспитании» новорождённого ребенка.
Для молодой семьи, у нас был намного больше среднего бюджет, две машины и выплаченная квартира. Раз в неделю к нам приходил молодой афроамериканец и пока я гулял с Анат, буквально доводил до блеска нашу небольшую квартиру. Этот парень убирал квартиры и виллы всей Таминой семьи и явно
был доволен гонораром, получая вдобавок оплачиваемый выходной. А теперь представь Ирочка, каким довольным был я – всего за четыре года моей новой жизни в Израиле я оказался в таких условиях, о которых мечтает большинство коренного населения этой страны. Но это еще не все – вовремя нашего знакомства умерла Тамина мама, в честь которой получила имя моя дочь, ее звали Анна. И спустя два года я узнаю, что на средства от страховки ее жизни, на семейном совете было принято решение приобрести трехэтажную виллу в новом районе Ришона, недалеко от моря. Но так как я не являюсь полноценным членом семьи – колбасная «алия», как говорит мой тесть о приехавшем миллионе из «совка» в 90-е, я не знал о ее существовании. Дом был оформлен на мою жену. И эти два года было решено сдавать его в аренду, доходы от которой делили между собой глава семьи и Тамин старший брат. Теперь представь себе мой шок, когда мне сообщили о намеченном новоселье.
Тут я должен сделать небольшое пояснение, для более ясной картины развития событий. Речь идет о нашем семейном бюджете. Он был разделен на мой и Тамин, сразу после шикарной свадьбы – точнее, он не превратился в общий. Как и до свадьбы, у меня был свой счет в банке, на который поступала моя зарплата, и так как я всегда отвечал за покупки продуктов питания и развлечения (кино, театр, рестораны…), то эта часть расходов была и после свадьбы оставлена за мной. Накопленные мною средства за два года совместной жизни позволяли мне сделать серьезный ремонт в новой вилле. До нас в ней жила многодетная семья аргентинского миллионера и то, что я увидел после того, как она съехала, ассоциировалось у меня с выражением – «после нашествия варваров». Но на мое желание и возможность сделать капитальный ремонт, больше повлиял мой статус в семье, точнее его отсутствие. Я сразу получил свободу действия, как только заявил, что ремонт будет осуществлён на мои средства. Единственно о чем меня попросили, точнее, поставили в известность – я должен подписать кое-какие бумаги у семейного адвоката. Это был договор о том, что все, что принадлежало Тами до свадьбы, будет принадлежать ей и после развода, а то, что будет приобретено после, поделиться пополам.