Арьен Новак
Стать дельфином
Глава 5
Это приключение произошло годом или двумя раньше. В наше же лето случилось Приключение, ставшее очень важной вехой в жизни и мироощущении Арман.
В один из дней, когда зной стал невыносимым, и сам воздух звенел и вибрировал от жары и оглушительной какофонии стрекота саранчи, аульская ребятня, сбившись в кучку, побежала к Реке искупаться и охладиться. К дико орущей и хохочущей толпе присоединились и Арман с Братом. Оба предвкушали радость плюханья с разбега в прохладу речной неспешной волны и начали расстегивать свои штаны и снимать майки уже на бегу. Когда вся визжащая и орущая орда влетела в Реку, над ней поднялась стена брызг и еще более усилившихся воплей восторга, неожиданности и наслаждения.
О, это было ни с чем не сравнимое ощущение – горячее тело с благодарностью растворялось в нежной прохладе речной воды, давая ей обтечь все свои линии и изгибы, слегка пощекотать между ребрами и плеснуть насмешливо в лицо. Вода этой Реки была знаменита своей мягкостью. Женщины стирали в ней белье, практически не используя мыло. Потому что намыленная ткань долго сохраняла мылкость и испускала мыльные пузыри. И потому ее приходилось очень тщательно и утомительно полоскать. А без мыла вся грязь удивительным образом сходила с любой ткани.
Арман, поныряв неглубоко у берега и подобрав со дна несколько красивых мелких речных ракушек, распласталась на поверхности воды, закрыв глаза неплотно, так, чтобы сквозь тонкую кожу век и ресницы были ощутимы солнечные блики на воде. Это была настоящая нирвана, спокойная, безмятежная, исполненная Космической Красоты и Гармонии. Мысли останавливались, тело теряло вес, сердце замедляло свое биение, дыхание урежалось. И сам Дух воспарялся вовне из плоти и зависал над Рекой, с нежностью оглядывая свои бескрайние владения.
Почему так заведено в жизни? – Стоит только расслабиться, забыться, перестать на секунду думать о своих близких и лишь на одно краткое мгновение выпустить их из своего оберегающего мысле-пространства, – как с ними обязательно случается что-нибудь если не катастрофическое, то уж точно неприятное. Как-будто Жизнь постоянно напоминает нам о том, что Момент Эгоистического Беспричинного Счастья – наивеличайшая ценность, за которую всегда приходится платить.
Поскольку Дух Арман воспарил над ней и Рекой, то до нее не сразу дошли испуганные крики и вопли ужаса. Дух не торопился вернуться в телесную оболочку – так ему было славно на свободе. Вернувшись же, он пришел в смятение: над Рекой и берегом стоял разноголосый крик, в котором рефреном повторялось одно слово – имя Брата Арман.
Все последующее произошло молниеносно и потом, спустя некоторое время, сама Арман так и не смогла восстановить в точности все произошедшее. В ее памяти о том Приключении остались пробелы, лакуны и пустоты, заполненные лишь Страхом.
Те же, кто наблюдал за всем происходящим, рассказывали следующее:
Брат Арман плескался у берега, играя вместе с мальчишками в мяч. Он ловко ловил его, не смотря на свою пухлость и медлительность, и тут же отправлял другому. Поскольку мясоедство, как правило, способствует развитию мышечной массы, то Брат Арман был не просто пухлым, но мускулистым мальчишкой, обладавшим удивительно сильным и точным ударом. Мяч из его рук летел с устрашающей скоростью и набирал такую силу, что при столкновении с препятствием наносил преграде весомый ущерб. Тому, кому удавалось поймать мяч, посланный Братом Арман, приходилось несладко, поэтому момент ловли мяча сопровождался глухим стоном или сильным возгласом боли.
Игра была азартной и веселой. Один из мячей, посланных в сторону Брата Арман, был отбит им с такой силой, что мяч, закрутившись в воздухе, пролетел несколько метров в сторону середины Реки и шмякнулся в воду, подняв тучу брызг. Делать было нечего – Брат Арман, тяжело вздохнув, плюхнулся плашмя в воду и медленно поплыл к мячу. Тяжелый вздох его объяснялся просто: насколько он был хорошим метателем мячей, настолько же он был неуверенным пловцом. Ему всегда не хватало дыхания и выносливости в воде. А зодиакальный покровитель Козерог прямо-таки обрекал его на то, чтобы не дружить с водой и опасаться ее непостоянства.
Все видели, как Брат Арман медленно и неуклюже плыл за мячом, который уплывал от него так же медленно и неумолимо. Вот мальчик почти доплыл до мяча и уже протянул было руку, чтобы схватить его и прижать к себе, – как вдруг мяч стремительно завертелся на воде и стал быстро уплывать по течению Реки. Брат Арман бросился за ним – и напрасно. Потому что Река захотела поиграть. Она толкнула его в один из своих небольших водоворотов и, покрутив его пару раз, выбросила в одно из своих коварных и быстрых течений. Мальчик, хлебнув воды в водовороте, уже потерял самообладание, паника и ужас овладели им, и он стал тонуть, стремительно уплывая вниз по Реке, отчаянно барахтаясь в волнах и приглушенно и редко крича.
На берегу сначала воцарилось молчание, потом поднялись крики «держись!», «греби!», и призывы позвать кого-нибудь на помощь для спасения утопающего.
Затем, все увидели, как что-то молниеносно промелькнуло в воде, как будто сверкнула чешуей очень большая рыба. «Рыба» нырнула в воду, те, кто наблюдал с небольшого холма на берегу, видели ее под водой, очень быстро плывущей по направлению к тонувшему мальчику. Когда «рыба» вынырнула на поверхность, все поняли, что это была Арман. Вздох удивления и испуга пронесся над берегом. Арман сделала пару глубоких вдохов и сильными точными гребками поплыла за братом.
Те, кто, видел разворачивавшуюся перед их глазами драму, потом утверждали все как один, что Арман плыла как дельфин. И в тот момент она действительно была похожа на небольшого дельфина, методично выныривавшего из воды, взмахивавшего руками-плавниками, взмывавшего над водой в воздухе по дуге и точным нырком, уходившим под воду. Все как один потом говорили, что это было Чудо. Завораживающее и Прекрасное. И все как один, впоследствии могли поклясться на чем угодно, что в тот краткий миг Арман превратилась в Дельфина.
Спустя время, мало кто мог в точности вспомнить, что было после того, как Арман догнала своего брата, захватила его сильной левой рукой, прижала к своей груди и медленно поплыла с ценным грузом назад к берегу. У наблюдателей эта сцена осталась в памяти как стертая, размытая картинка. Никто не мог впоследствии сказать, как долго плыли Арман с братом, как они выбрались на мелководье, и как их вытащили на берег. Как закутали обоих во что под руку подвернулось, как прибежавшие мужчины взяли их на руки и понесли к костру, разведённому к ночи. Никто не помнил ни лиц тех мужчин, ни имен, ни слов, сказанных тогда.
У всех в память впечаталась лишь одна подробность того происшествия, давшая им основание категорично утверждать: в тот момент Арман стала Дельфином.
Глава 6
Ночь опустилась над Степью и зажгла в глубоком темно-ультрамариновом небе бриллианты звезд. Вы когда-нибудь видели Звездное Небо над Степью? Где нет городских огней, придорожных фонарей. Только пламя костра, ярко освещающее четко очерченный круг, столб света, уходящий вверх и растворяющийся в черно-синей бездонности. Мириады частичек, взлетающих с пламенем вверх и с легким треском взрывающихся при встрече с прохладным степным воздухом, вспыхивая, подобно огненным светлячкам. И надо всем этим – бархатная роскошь Степной Ночи. Нежной и ласковой, мудрой и восхитительной. Таинство Вселенских объятий Неба со Степью. Усмирение Дня с его безумством Солнца и суетностью сиюминутных дел, прагматизмом выбора и быстротой реакции. Жертвенность – примета Дня. Спасение – качество Ночи.
Арман с Жаном – так звали ее младшего брата, – сидели у костра на войлочной кошме, закутавшись в теплое лоскутное одеяло. Они постепенно пришли в себя. Бабушка Аже отпоила их горячим свежесваренным бараньим сорпа, и Жан теперь, заметно повеселев, уплетал баранье ухо. Все пережитое днем казалось ему теперь чем-то далеким, скорее, фильмом, в котором он был зрителем, а не главным действующим лицом. Его лицо раскраснелось и стало похоже на лицо японского божка – гладкое, круглое и забавно лоснящееся. Он причмокивал от удовольствия и даже весело смеялся вместе со своими друзьями, устроившимися вокруг костра и наслаждавшимися вкуснейшим в мире бесбармаком.
Арман тихо сидела чуть поодаль, не моргая глядя на пламя и на взлетавших вверх огненных светляков. В ее душе было тихо и спокойно. Но это спокойствие было словно затишье перед чем-то очень большим, важным и взрывоподобным. Она тихо напевала что-то себе под нос, вороша палкой горячие угли. Она пыталась вспомнить все произошедшее в деталях – и не могла. Все, что приходило ей на ум – это крики, слепящие глаз солнечные блики на воде, черные провалы зрачков на бледном испуганном лице Жана, его пухлые губы бантиком, пытающиеся вдохнуть воздух. Она чувствовала, что ей нужно вспомнить что-то очень важное – но никак не могла. Она знала, что ускользающее воспоминание – жизненно важно. Но бесполезно – ничего конкретного, никакой последовательности событий, никакого откровения. Арман вздохнула.
Занятая своими мыслями, Арман совсем не заметила, как к ней подошла бабушка, и вздрогнула от неожиданности, почувствовав ее ладонь на своем плече. Аже села на кошму, поджав одну ногу и опершись на согнутое колено с ноющим суставом, молча поворошила дрова и угли, чтобы усилить пламя, отпила бульон из пиалы, искоса поглядывая все это время на притихшую Арман. Затем она поставила пиалу на кошму, повернула голову к девочке, протянула к ней свою руку и, поглаживая морщинистой натруженной ладонью ее голову, сказала: «Жаным, посмотри на меня». Арман подняла свои большие миндалевидные глаза к Аже и рассеянно взглянула ей в лицо. Аже, ласково улыбнувшись, помолчала мгновение, прищурив свои добрые глаза в обрамлении множества морщинок, весело разбегавшихся в разные стороны, вдруг перестала гладить Арман по голове, ее взгляд стал серьезным и пронзительным. Она, наконец, поймала взгляд Арман, их глаза смотрели друг в друга, зрачок в зрачок, бездна в бездну. Все остановилось в этот миг: время, движение планет и мерцание звезд. И Аже тихо произнесла: «Ты родилась не в том месте, алтыным. Твоя мать не Степь. Тебе следовало родиться в Море».
Сказав это, Аже опустила веки, бросила палку в костер, сделала последний глоток из пиалы, покряхтев, поднялась на ноги и, поправив одеяло на спине Арман, ушла неслышными шагами в дом.
И Арман вдруг ощутила острую боль в сердце. Как-будто чье-то копье со всего полета вонзилось в него, заставив сначала остановиться и почти умереть, а затем забиться вновь с дикой скоростью, словно табун лошадей, несущихся по необъятной степи. Она вспомнила, наконец, то самое жизненно важное, что произошло с ней за последние часы и что ей надлежало вспомнить во что бы то ни стало и обязательно запомнить на всю жизнь. Это было ощущение Свободы, Легкости, Врожденности, Неудержимости и Неукротимости, которые она испытала, входя в воду, словно горячее лезвие в масло, и выпрыгивая из нее на поверхность, коротко и ритмично выдыхая использованный воздух и мощным вдохом поглощая новую его порцию за мгновение до того, как вновь стремительно вплавиться в воду по единственно правильной аэродинамической дуге – компактно, инстинктивно, направляя потоки воздуха, а затем и воды вдоль тела и подкручивая свое движение легчайшим поворотом кистей рук и стоп.
Она вспомнила, как это быть – Дельфином.
Глава 7
С тех памятных дня и ночи многое изменилось в Арман. Как-будто с нее спали чары заклятия – как это обычно бывает во всех похожих сказках, – и ее внутренняя Красота, прежде потаенная и неосознанная даже ею самой, вдруг обнаружилась, проявилась и расцвела во всем великолепии. В одно лето она вдруг превратилась в изумительной красоты девушку. В ее движеньях появились расслабленная мягкость, спокойствие, даже медлительность. Она теперь не подскакивала при ходьбе и не устремлялась куда-то, подобно вихрю. Ее доселе несуразные спичкообразные масластые ноги теперь приобрели округлость линий во всех нужных местах. Походка ее стала легкой, пружинистой, мягкой и плавной, как у пумы. За один поворот ее точеной шеи теперь не один парень был готов отдать свое самое дорогое. Процесс поднятия век с длинными пушистыми ресницами и медленный взгляд ее миндалевидных зеленовато-карих глаз вызывал у любого человека, не равнодушного к Красоте, состояние, близкое к экстазу.
Люди, не понявшие, что с ней произошло, и какой глубины катарсис с последовавшим затем перерождением она испытала, объясняли эти чудесные превращения очередным пубертатом. «Гормональный статус нормализуется», говорили или думали они. Конечно, в чем-то они были правы – один душевный катарсис сам по себе не способен округлить определенные места. Да и острота и глубина переживаний вполне объяснима качелями созревания гляндулэ тироидэ и лимбуса.
Но не одна лишь биология была ответственна за метаморфозы Арман. Ведь есть Дух. Разве кто-нибудь станет спорить с тем, что есть Дух? И ее Дух прошел через такое чистилище в тот день, после которого он либо пал, либо свят.
Теперь, что бы ни делала Арман, в какие ситуации в жизни она ни попадала бы, у нее был ее Свободный, Легкий, Неудержимый и Неукротимый Дух. Потому что она уже один раз спасла кого-то в этой Вселенной.
Никто не утверждает, что жизнь ее с того дня покатилась, как по маслу. Отнюдь. Наверное, не зря говорят: «Бог дает каждому из нас ровно столько, сколько мы можем выдержать». Одарив Арман столь сильным Духом, Бог, очевидно, имел в виду славно поиграть с ее Судьбой…
Глава 8
Джерард был обычным американцем. Точнее, его корни были где-то в богом забытой шотландской глубинке, но какой шотландец забывает о своих корнях…
Его предки, как и предки многих других нынешних американцев в свои времена, волнами мигрировали со своих островов и материков в Новый Свет, образовав свои новые Англии, Франции, Ирландии и Польши, дали начало славному потомству, преобразившему целый континент, попутно значительно уменьшив численность эндемичных бизонов и других представителей флоры, фауны, включая и коренных представителей вида Хомо Сапиенс Сапиенс.
Бесстрашие, Пот и Кровь незримо присутствовали на их боевых знаменах. Эта история хорошо известна и описана, поэтому не будем на ней останавливаться.
Джерард унаследовал все нужные для выживания качества своих героических предков. Он начал драться практически с пеленок, продолжил в школе (что стало причиной его отчислений из нескольких школ последовательно), затем в колледже (из которого его чуть было не отчислили, но за него заступились преподаватель физкультуры и тренер по боксу) и, наконец, в университете. Справедливости ради следует заметить, что университет он-таки закончил. И даже с отличием. В последующем никто не верил, что он получил диплом бакалавра юриспруденции. И даже прошел конкурс на одно единственное место в одной из самых престижных и уважаемых адвокатских контор страны. Он даже пришел на свое рабочее место в положенный день и час. И, проведя в конторе свой первый рабочий день, пришел в такой ужас от своих блестящих состоятельных и предсказуемых перспектив, что по дороге домой зашел в свой любимый паб, напился с горя, и больше его нога не переступала заветного престижного порога.
Для друзей он исчез на многие годы. Для бывших сокурсников и краткосрочных коллег – навсегда.
Он перебрался на западное побережье, и первые следы его присутствия обнаружились лет через семь на одном из ранчо в Калифорнии, где он служил Управляющим, и в ведении которого было на тот момент его жизни около ста семидесяти лошадей. Это было большое хозяйство. Очень большое.
Джерри никогда до этого не имел дело с лошадьми. Он любил Море и Океан и все, что связано с ними: плавание под парусами, без парусов, без доски и на доске. Последнее его увлечение серфингом ознаменовалось печальным, если не сказать опасным для жизни, эпизодом. Осваивая доску в одной из акваторий калифорнийского побережья, любимой и уважаемой серферами всего мира за постоянные шторма, большие волны и непредсказуемые морские течения, Джерри уже почти уверовал в собственное мастерство и удачливость, когда Океан напомнил ему о его месте в системе Мироздания.
Джерри лихо скользил по Большой Волне, опускаясь под нее, проходя под ней словно в гигантском лазурном тоннеле и выныривая с другой стороны с торжествующим криком – казалось, ничто уже не сможет напугать его до смерти. Как вдруг – Джерри так и не мог понять впоследствии, как это произошло, – он стал заваливаться на доске и в одно мгновение оказался под водой. «Свет, где Свет?», – лихорадочно думал он, будучи уверенным, что быстро всплывет и продолжит Игру с Волной. Так было уже не раз и он четко усвоил, что, очутившись под водой, надо искать Свет. Тогда всплывешь и выживешь. Эта привычка сработала и в этот раз. Джерри видел Свет над собой и уже наблюдал в своем быстром всплытии пузыри на поверхности воды. Он уже почти вынырнул и резким вдохом поглотил порцию воздуха. Он уже подтянул к себе за шнур доску и уже держал ее левой рукой. Как вдруг какая-то мощная и непреодолимая сила бросила его сначала вперед по поверхности воды, а затем вниз, под воду. Эта сила толкнула его глубоко вниз и там завертела как пушинку, Джерри почувствовал, что его затягивает вглубь. Он изворачивался, пытаясь поймать глазами Свет, но его затягивало все глубже и глубже. А затем та же колоссальная сила выплюнула его из глубины, развернула и впечатала в подводную скалу.
Джерри думал, что потерял сознание от страшной боли во всем теле – возможно, так оно и было на одно мгновение. Потому что потом он резко вскрикнул, выпустив фонтан пузырей, и инстинктивно, на последней порции воздуха, конвульсивно дергая всеми конечностями в безумной борьбе за жизнь, стал всплывать.
Его подобрали серферы, вытащили на берег и вызвали скорую. Он вышел из больницы через две недели и потом еще полгода залечивал переломы.
Когда через полгода он вновь появился на берегу в той же самой акватории, где ему преподал урок Океан, знавшие его серферы уважительно похлопывали его по плечу, заглядывая в аквамариново-голубые глаза на потерявшем загар лице, и гадали, встанет ли он опять на доску или нет. Он встал. И с тех пор улучшил свое мастерство скольжения по воде. Но больше в его мозгу никогда не всплывала самонадеянная мысль о том, что он Король Мира. Он внял пощечине Океана и принял свое ничтожество с благодарностью за жестокий урок и великую милость продолжить свое путешествие по жизни.
Глава 9
Его жизнь продолжилась в весьма интересном направлении. Джерри сменил около дюжины занятий, прежде чем осесть на ранчо и понять, что часть его души связана с лошадьми. Он в очередной раз искал работу, когда кто-то в местном баре поделился о том, что знакомый его знакомого ищет работника на ранчо. «Почему бы нет?», – подумал Джерри. В конце концов, такого в его жизни еще не было, а значит, стоило попробовать. Да и денежная запасная подушка к тому моменту его жизни существенно похудела.
Когда его старенький полуоблупившийся и вылинявший синий «форд» подкатил к воротам ранчо под названием «Небесные луга», солнце уже готовилось ко сну. Темнота еще не пропитала землю и воздух, но уже предупреждала о своем наступлении сгущающимися с каждым мгновением сумерками. Странное время – сумерки. Они приходят незаметно, быстро нарастают и растворяются в кромешной тьме – если вы застигнуты ею далеко за городскими огнями. Сумерки обманчиво обещают постепенность, но самым коварным и неожиданным образом бросают вас в объятья Тьмы. Вам повезет, если все произойдет в период полнолуния. Если же вас угораздит оказаться в степи или в лесу безлунной ночью, то степень вашего везенья будет определяться облачностью. И если вместо бриллиантов мерцающих и подрагивающих звезд и поясов, и подвесок Ориона, Плеяд и прочих небожителей вы увидите над головой лишь темно-серую мглу, то можете себя «поздравить»: этой ночью вы не любимчик Судьбы.
Джерри нажал на кнопку звонка, в переговорном устройстве что-то прошипело, просипело, спросив «кто это и что нужно» и после того, как Джерри почти прокричал в коробочку свое имя, раздался щелчок, и створы ворот медленно с жужжанием поползли в разные стороны. Понаблюдав за мучительно медленным движением металлических решеток и дождавшись их полного раскрытия, Джерри залез в машину и проехал внутрь на территорию ранчо. Дорога от ворот до небольшого дома, служившего, видимо, главным офисом, заняла около одной минуты. И ровно в тот момент, когда Джерри подъехал к дому и заглушил двигатель, на Землю обрушилась чернильно-черная Тьма, в которой ярким пятном жизни сияли лампы на крыльце и по периметру дома.
Управляющий ранчо был невысоким пухлым и лысоватым мужчиной лет шестидесяти. На его круглом загорелом лице абсолютно все было круглое: небольшие светло-карие глазки в выцветших ресничках (которые, взгляни мы на них в микроскоп, наверняка, тоже имели бы скругленные концы), подбородок, скулы и нос – словно тот, кто лепил его, в рассеянности скатывал катышки из божественной глины и приплюхивал их на голову, забывая придать им более законченную форму. Человек выглядел уставшим и с большим облегчением вздохнул, окинув Джерри полу-растерянным взглядом: совершенно очевидно было, что высокая и статная фигура Джерри, его крупная голова с непослушной кудрявой шевелюрой и породистое лицо с хорошо вылепленными чертами произвели на управляющего весьма благоприятное впечатление. Словно Инь, после долгих поисков, наконец, обрел Янь. «Слава Богу! – подумал управляющий, – наконец-то нормальный парень. Может, я даже возьму, наконец, отпуск».
Оставив все формальности на завтра, они пошли в одну из ближайших конюшен. Управляющий искренне полагал, что для того, чтобы Джерри уснул со спокойной совестью, тот должен непременно увидеть свое непосредственное место работы, не смотря на поздний час. Джерри, возможно, не согласился бы с таким проявлением заботы – но его никто не спросил, а «выпендриваться» с первых минут пребывания в месте, где обещают хорошо платить и не подвергать его организм всяким экологическим и неэкологическим вредностям, он не решился.
Управляющий взял большой фонарь, закрыл дверь конторы на ключ и, сутулясь, пошел по дорожке к конюшне, еле видневшейся в темноте. Джерри шел за ним, то и дело спотыкаясь – он провел почти весь день за рулем, был голоден и очень хотел спать. И потом, его предыдущие места работы были в городской черте, его ноги привыкли к асфальту и, если бы не тренированность серфера, он бы уже пару раз упал на крупный гравий, которым была устлана волнистая, как стиральная доска, дорожка.
Наконец, они дошли до конюшни, и управляющий включил освещение.