Арад Саркис
Обрывки минувших дней
Я проснулся.
***
Как я и думал, весь следующий день я зевал каждые две минуты, глаза слипались. Первые два занятия, по которым мне хватало баллов на твердую четверку без экзамена, я решил пропустить, посвятив это время продолжению подготовки к ТАУ. Однако мозг отказывался воспринимать новую информацию, поэтому, бросив это дело, я, не спеша, стал собираться.
Через час я стоял у дверей аудитории, и вместе со мной собралось еще несколько человек. Все перечитывали лекции. Спустя некоторое время началась контрольная работа. Вся наша группа расселась по одному человеку за каждый стол, и преподаватель, стройного телосложения молодой парень ненамного старше нас, но уже со степенью кандидата наук, раздал каждому лист с индивидуальными заданиями. Всего было четыре задачи: две тестовые, одна на знание теории и одна, предполагающая развернутое решение.
1. Чему соответствует одна декада на графиках логарифмических амплитудных и фазовых частотных характеристик?
Я начал с тестовых вопросов. Первый был легкий, я его помнил цитатой из моей тетради с лекциями, которую зачитал в прошедшую ночь до дыр. Обведя правильный ответ, я поднял голову и посмотрел на одногруппников. Механическая привычка, наверное.
За мной сидел Карим. Как только мы встретились глазами, он опустил голову к своему листу. Наверное, не хотел обмениваться испепеляющими взглядами. Не хотел этого и я. Узнав, что он расположился за столом позади, я начал явственно чувствовать, что он смотрит на меня, непонятно, правда, зачем, но это было неприятно. А может, мне это просто казалось. Тем не менее хотелось повернуться и врезать ему еще раз по челюсти, к моему сожалению не оказавшейся сломанной в прошлый раз.
2. Определите график аппроксимированной ЛАЧХ, которой соответствует приведенная передаточная функция.
Ниже задания была приведена небольшая функция, состоящая из числителя и знаменателя с одним неизвестным, и к нему четыре варианта ответа в виде графиков. Я быстро вычислил на черновике неизвестную и построил график. Четвертый ответ мне подошел. Обведя его, я снова окинул взглядом одногруппников. Двоих не было: одна просто не пришла, потому что была уверена, что не сдаст, а второй уже неделю лежал с температурой.
3. Качество процессов управления в линейных САР. Устранение статической ошибки введением связи по возмущению. Пример САР на основе понижающего преобразователя постоянного напряжения.
Я завис на этом вопросе где-то на полчаса. Ответа я не помнил. Сколько ни старался, память решила, что эта информация мне не нужна. Я дождался, пока преподаватель начнет копаться в телефоне, и, написав на черновике огромными буквами «ПОМОГИ С ТЕОРИЕЙ», показал лист Марго, сидящей за соседним от меня столом. Взгляда от преподавателя не отрывал, боясь, что он поднимет голову и увидит мой «плакат». Марго списывала с телефона. Она скачала туда ответы по теоретическим вопросам, список которых нам заранее дали. Умный ход, жаль я не додумался. Я сразу понял, что будет: она скинет их мне. Не отрывая глаз от препода, я приготовил свой телефон. Внезапно он предательски зазвенел: пришел файл.
– Телефонами не пользоваться! – оторвался от своего гаджета наш «надзиратель», встал и прошелся по аудитории с целью вычислить, кто нарушает его правила.
Через несколько минут, не найдя нарушителя, он вернулся за свой стол и снова «залез» в свой смартфон. Я же, положив свой на колени, начал списывать ответ на третий вопрос, меняя местами слова, переписывая предложения своими словами с «нуля», в общем, все, что угодно, лишь бы преподаватель не понял, что я списал. Но чувство, что в спешке я начал списывать не то, что мне надо, не оставляло меня.
Покончив с теоретическим вопросом, я с облегчением выдохнул и сразу принялся за задачу.
4. По заданной принципиальной схеме цепи сформировать структурную схему и получить передаточную функцию. Качественно построить графики ЛАЧХ, ЛФЧХ.
Также прилагалась большая схема, с помощью которой и надо было решить задачу. До конца пары оставалось тридцать минут. Я пристально следил за временем на часах Августа. Я надел их на удачу. Их вид у меня на руке успокаивал и помогал собраться с мыслями, хоть и надевать их мне давалось с трудом.
Вспомнив все, что читал вчера, все, что слышал на лекциях и практических занятиях, я приступил к решению задачи. Упростив предоставленную схему, я составил функцию и посчитал все неизвестные, после чего хотел приступить к графикам, но времени не хватило, преподаватель отнял у меня лист, так что задание осталось сделанным лишь наполовину.
Через неделю я узнал, что сдал на минимальный проходной балл. Этого мне хватило. Забыв про ТАУ, я смог выпросить у остальных преподавателей дополнительные дни, в которые смог бы закрыть по их предметам академические долги, накопившиеся за семестр. Забыв про сон, про друзей, отодвинув на второй план все проблемы, я сидел и учил с утра и до глубокой ночи, а иногда и до следующего утра, лишь отвлекаясь на еду, душ, время от времени на часовой сон и работу в «Гэтсби», хотя я и там умудрялся не выпускать из рук копии рукописных лекций Марго. В конечном итоге мне удалось закрыть почти все, но, как ни крути, времени было недостаточно, чтобы успеть сдать курсовую и несколько долгов по предметам, которые не влияли на допуск к защите дипломного проекта, которого, к слову, у меня все еще не было.
Декабрь выдался относительно спокойным и прошел без потрясений. До Нового Года оставалась всего несколько дней. Занятий как таковых уже не было, так что я решил уделить их книге.
С ней все обстояло из рук вон плохо, если не сказать паршиво. Идей как не было, так и не появилось. Даже наоборот возникло некоторое отвращение и неприятие, будто трачу драгоценное время на что-то бесполезное, пустое, абсолютно ненужное. Поэтому, написав несколько нелепых абзацев про путешествие моего главного героя по его миру, я выключил ноутбук.
С того года свойственное мне ребяческое новогоднее настроение пропало на многие годы вперед и появилось снова только тогда, когда у меня родился мой первый ребенок, вдохнувший в меня новую жизнь, новую надежду, что все продолжается независимо от того, что произошло, что могло произойти в прошлом, и что может случиться будущем.
Январь, 2016
I
Праздники прошли спокойно. К нам приехал дядя, старший брат отца. Тетя не захотела, ей было тяжело возвращаться, и мы все это прекрасно понимали. Но она была не одна: Елена, жена Августа, приехала навестить их и после недолгих уговоров согласилась остаться на несколько дней, так что дядя смог со спокойной душой оставить жену в надежных руках и приехать к нам на праздники, да и сходить на могилу своего единственного сына.
Со дня похорон я так ни разу и не побывал там. Мне казалось это бессмысленным, ведь он уже мертв, вовсе не обязательно идти на могилу, чтобы что-то сказать. На самом деле во мне говорил страх, что я не найду слов, будто Август действительно услышал бы меня.
Хотя старший брат и «посещал» меня, призрак то был или галлюцинация – не знаю, я никогда не говорил с ним, что чувствовал после его ухода. Мне и в голову не приходило это сделать.
С приездом дяди кузен начал мне являться чаще обычного. Я разговаривал с ним. Часто громко, не обращая внимания на то, что со стороны выглядел как сумасшедший. Но меня это не волновало. Мне казалось, что Август рядом, будто и не умирал никогда, будто не лежал в земле на глубине двух метров. Игра подсознания позволяла мне видеть его, тем самым облегчая груз, о котором я и не поговорил ни с кем, кроме мамы в машине по дороге на ярмарку.
– Вик, пойдешь с нами? – спросил дядя, когда мы с ним остались одни.
Я лишь смутился и покачал головой, будучи не в состоянии произнести ни слова, потому что в горле застрял ком. Дядя подошел и положил свою большую руку мне на плечо, будто так его слова звучали бы более убедительно и смогли бы лучше дойти до меня.
– Он и мне является, сынок, – только произнес он и мгновение спустя убрал свою массивную и тяжелую ладонь.
Он направился к моему отцу, который уже обувался, а я остался на своем месте не в состоянии двигаться. Рука на плече действительно связывает людей. Этим приемом я и сам пользуюсь сейчас, когда хочу донести что-то до сына.
Август никогда ничего подобного не делал. Если ему что-то не нравилось в моем поведении, он колотил меня, давал подзатыльники и отучал. Несильно правда бил, но информация закреплялась как бетон.
Однажды, когда мне было девять лет, я сильно ударил палкой по руке одну из соседских девочек, игравших с нами, мальчишками. Уже не помню, почему я это сделал, но то, что последовало после, ярко отпечаталось у меня в памяти.
Оказалось, что Август видел произошедшее в окне гостиной, когда они с тетей заглянули к нам. Он вышел, подошел ко мне, отвесил неслабый подзатыльник, схватил за шкирку и прорычал сквозь зубы, что если я еще раз кого-то ударю, отделает меня этой же палкой в десять раз сильнее, чем я ударил ту девочку. Будучи ребенком, мне стало очень страшно, поэтому я тут же повернулся к плачущей жертве моих побоев и извинился, пообещав, что больше так не буду.
Конечно, Август не воплотил бы сказанное в жизнь, ударь я хоть сотню детей этой палкой. Однако, страх сделал свое дело, но это был страх перед болью, а не перед братом. Мы с ним не были сильно близки, но иногда Август, например, показывал мне приемы каратэ, на которое он ходил каждую неделю. Тогда это был очень популярный спорт среди молодежи, почти каждый четвертый ребенок посещал секцию каратэ, но каратистами никто из них, думаю, не стал. Ну, или стали какие-то жалкие два процента. Вместе с этими приемами Август всегда предупреждал меня, что они нужны только, чтобы защищаться, поэтому если он узнает, что я побил кого-то просто так, выбьет из меня всю дурь. Приемы я, конечно, не запоминал, но про защиту засело у меня в голове надолго.
Да, моя агрессия прорывалась, чаще чем я хотел бы, а с его смертью это уже стало нормой: то Нину ударю, то ее нового парня, затем драка с Каримом. Во мне было слишком много агрессии, но со временем она улетучилась по мере того, как унималась боль.
Бывало, что Август брал меня и брата в кино или прогуляться где-нибудь в парке. Пару раз мы с ним вдвоем ездили на фермерскую ярмарку. Но это было не так уж и часто. Зато он никогда не спускал с нас глаз как наш старший брат, всегда следил, чтобы мы не «косячили» и чтобы нас никто не обижал.
По мере взросления мы стали видеться реже, но отношения между нами намного улучшились, и это меня очень радовало. После женитьбы на Елене, у Августа стало появляться больше свободного времени после работы, так как гулянки с друзьями ушли на второй план. Поэтому они с женой и моими дядей и тетей часто приезжали к нам, составляя компанию моим родителям, сидели подолгу и снова уезжали. Хорошее было время.
В те несколько дней, что дядя гостил у нас, я не раз пытался отдать ему часы Августа, но так и не смог. Не смог расстаться с ними. До сих пор не могу. Мне дарили немало различных часов с разным орнаментом, цветом, формой стрелок и циферблата, с разными ремешками. И все я бережно храню, но ношу только одни – простые часы с коричневым ремешком, черным циферблатом, золотистыми стрелками и черточками, обозначающие цифры, – полученные от вдовы моего старшего брата со словами, что он хотел бы, чтобы они были у меня.
II
Вскоре началась сессия. Все студенты как всегда начали суетиться, бегать из одного корпуса в другой, искать преподавателей, чтобы досдать индивидуальные и курсовые работы, переписать контрольные и тесты, и я в числе этих студентов.
На нескольких пересдачах поочередно встречал Ника и Софию. Вид у обоих был не очень здоровый, будто сон их давно не посещал. Хотя оно и понятно, думал я, сессия же, я тоже сижу ночью готовлюсь.
– Неважно выглядишь, – сказал я Нику на пересдаче итоговой контрольной по математической физике, заметив у него мешки под красными глазами и неопрятный внешний вид, не свойственный ему. – Ты хоть спал?
– Готовился всю ночь, не обращай внимания, – отмахнулся он.
Почти в том же состоянии я поймал Софию, она ответила слово в слово как Ник. Меня это немного насторожило.
– Соф, точно все в норме? Ник в том же состоянии, что и ты, – попробовал я немного поднажать на нее.
– Да, Вик, мы в порядке, просто несколько ночей с ним и Эммой готовимся…
– Стой. С Эммой? – прервал я ее. – Что она вообще с вами делает? И вообще вы не думали и меня позвать? Может быть, я смог бы помочь с чем-нибудь.
С одной стороны я волновался за друзей, но с другой мне было обидно оказаться «за бортом». Я никак не мог понять, что это Эмма забыла в их компании. Мы уже больше года не общались, она пропала без объяснения каких-либо причин, вернулась и даже не дала о себе знать.
– Готовимся к пересдачам по ночам, у нас задолженности по общим предметам, а у тебя по ним все закрыто.
– У меня долги по нескольким предметам, и ты это прекрасно знаешь. Соф, что происходит?
– Ничего не происходит, мой хороший, – она улыбнулась. – Всего лишь готовимся, не переживай. Мне пора на экзамен, встретимся позже?
Не дождавшись ответа, она спешно ушла. Во мне остался осадок, всем нутром я чувствовал, что что-то не так.
«Она врет, ты же это понимаешь? – услышал я голос Августа за спиной и, повернувшись, увидел его точно таким, каким помнил с последней нашей встречи, когда он еще был на ногах: кеды, коричневые штаны, красная рубашка, легкое черное пальто нараспашку и вечно неопрятные черные волосы, зачесанные набок.
– С чего ты взял? – произнес я громко, будто он и в самом деле стоял передо мной. Проходящие двое студентов покосились на меня.
«Ты бы потише говорил, – предупредил он. – А то подумают, ты кукушкой поехал».
Я не обратил на это внимания и продолжил разговаривать с умершим долгий год назад кузеном:
– Август, она мне никогда не лгала, с чего бы сейчас начинать?
«Как видишь, она это сделала. Теперь надо узнать, почему. Они точно что-то скрывают, будь в этом уверен».
– Мне все равно трудно поверить, что она могла вот так в лицо мне солгать. Не в ее это духе, понимаешь? – спорил я сам с собой, пытаясь оправдать Софию, а изредка проходящие рядом студенты то и дело посматривали на меня как на ненормального, но мне и дела до них не было.
«Давай так, братишка, – сказал мне Август (или подсознание?), севший на скамью недалеко от меня, – понаблюдай за ними, придут ли в норму после экзаменов».
Я согласился, другого выхода у меня не было, так как в общежитие ночью меня бы никто не пустил, чтобы следить за ними.
День ото дня я видел своих друзей, измученных и уставших, будто еле живых. Вопросов я уже не задавал, просто наблюдал. Пару раз натыкался в коридоре на Эмму, состояние которой мало чем отличалось от состояния Софии и Ника. Хотелось, конечно, собрать их в одном месте и потребовать ответы на мои вопросы, но они бы все равно соврали. Что бы они ни делали ночью, я был уверен, что их состояние никак не связано с бессонными ночами подготовки к экзаменам.
Вскоре все свои долги я благополучно закрыл, текущие экзамены все сдал, поэтому смог спокойно выдохнуть и подумать, как быть дальше. Но к моему удивлению друзья постепенно стали снова похожи на себя, но вопросы у меня все равно остались, да и чего лукавить, остался и осадок от того, что меня решили ни во что не посвящать, попутно дилетантски обманывая. Но все же тревога за них стала сводиться на нет, а я потерял бдительность, о чем до сих пор жалею.
III
После сессии нам неизменно дали неделю отдыха, перед тем, как начнется следующий и уже последний для меня семестр.
Дядя давно уехал, оставив пустоту после себя. С друзьями видеться мне не хотелось: чем бы они ни занимались по ночам во время сессии, они мне солгали, а гнаться за ними в поисках истины, которой я вряд ли бы добился, гордость не позволяла.
Всю ту неделю Август не уходил. Он сидел, стоял, лежал рядом и предавался воспоминаниям. Я осознавал, что он говорит то, что помню я, что из всего им сказанного, нет ни одной истории, которая случилась непосредственно с ним самим без моего участия. Но, признаться, меня и это вполне устраивало, так как каждая проведенная с ним минута, пока я мог снова его видеть говорящим, улыбающимся и полным жизни, как бы глупо это ни звучало, была бесценна.
«Вик, может пора?» – сказал он мне морозным утром пятницы, пока я вытирал лицо полотенцем.
Я лишь покачал головой.
«Это надо сделать. Ты не можешь ходить так всю жизнь, оплакивая меня и разговаривая сам с собой будто псих какой-то».
– Кто сказал, что не могу? – злясь, произнес я.
«Ты сам. Только что. Моим ртом. Я лишь твое подсознание», – произнес он, делая паузу через каждые два слова.
– Не продолжай.
«Меня здесь нет, Вик».
– Август, не надо…
«Станет легче. Обещаю, братишка. Я всегда буду с тобой, здесь, – он ткнул меня в грудь, а потом в лоб, – и здесь».
– Нет, тогда я перестану тебя видеть и слышать.
Я поспешно вернулся в комнату и закрыл дверь. Август сидел на диване и смотрел на меня, не произнося ни слова. Молчал и я.
Собравшись с мыслями и все обдумав, я стал одеваться. Старший брат улыбнулся. Он уже знал, куда я собирался.
Спустя некоторое время я стоял перед вратами нового, как его называли, кладбища. На могилах лежал снег, никого не было, кроме собаки, гулявшей туда-сюда в поисках чего-нибудь съестного. Я выдохнул и пошел между могилами, ища на плитах имя моего кузена. Побродив недолго, вспоминая, где именно его похоронили год назад, я, наконец, остановился.
Август М******Н
(1986 – 2015)
Любимый сын и муж
Ком в горле не давал произнести ни слова. Мне казалось, что если я издам хоть один звук, слезы пойдут ручьем. Трудно описать, что я тогда чувствовал, но это сродни прыжку в море с высокого волнореза, когда волнение подступает к горлу, дыхание полностью замирает в ожидании столкновения с водой, а в голове легкая паника из-за свободного падения. Но когда я заговорил, не случилось ни слез, ни дрожи в голосе, а волнение полностью отступило, уступив место чему-то новому. Идеальное погружение. Мне даже стало немного грустно из-за этого.
– Вот я и тут… – начал я, смотря на его имя. – Правда, не знаю, что сказать. Я скоро закончу универ… Дома все в порядке, скучаем по тебе… Прости, это все неважно, тебя же уже нет. Мне просто тебя не хватает… Все, что мне от тебя осталось – это часы, пару фотографий и воспоминания, которые со временем потускнеют. Мне не хватает дыхания, когда я осознаю, что тебя больше нет. Август, мне страшно каждый раз, когда понимаю, что больше никогда не смогу поговорить с тобой… – у меня хлынули-таки слезы, обжигающие лицо на морозе, но мне было все равно, и я продолжил говорить сквозь них. – Когда ты ушел, весь знакомый мне мир рухнул, он погрузился во мрак, и я вместе с ним. Все перестало иметь смысл, ведь будто часть меня отобрали. Всю свою жизнь я был уверен, что у меня есть опора, старший брат, на которого, я могу положиться. Хоть мы и не были дружны настолько, насколько мне бы хотелось, это и не важно, я чувствовал себя увереннее, а с твоей смертью будто все потухло, меня окружил страх, я запутался…
Я вытер слезы рукавом куртки.
Август стоял по другую сторону от надгробной плиты. Он смотрел на меня и улыбался. Он был счастлив. Я понял, что это последний раз, когда он мне явился. Это было прощание. Прощание длиною в бесконечность.
На кладбище остались только я да собака, неустанно продолжавшая обнюхивать могилы. Мне стало легче.
Февраль, 2016
I
– Может на кладбище? – с улыбкой спросила нас Эмма, лежащая на ковре в комнате Софии.
Я все-таки свыкся с мыслью, что она снова в нашей компании. Но Эмма все равно не желала ничего рассказывать, что, честно говоря, меня немного раздражало.
– Не думаю, что это хорошая идея, – сказал я и сделал глоток теплого чая без сахара, – да и погода, смотри, какая. Я вообще не представляю, как домой доберусь.
– Ты что, боишься ночью на кладбище ходить? – захихикала София, сидящая напротив меня со своей любимой огромной чашкой с чаем, на которой был нарисован Тоторо, персонаж из японского анимационного фильма Хаяо Миядзаки.
– Чего там бояться? Оно ухоженное и открытое, там всегда кто-нибудь да…
– Эмма говорит про старое кладбище, – прервал меня Ник, возившийся с колодой карт у подоконника, а София вновь захихикала, увидев мое выражение лица от слов нашего друга.
– Да ну, жутковатое место…
Они все разом кивнули.
– Давай, Вик, соглашайся!
– С каких пор ты за веселье, Эмма? Тебя раньше из дома вытащить почти невозможно было или вообще увидеть где-то на вечеринке или празднике.
– Просто я поняла, что в жизни надо попробовать все, – она ехидно улыбнулась, и они втроем переглянулись.
Я понял, что эти взгляды связаны с тем, что происходило во время сессии, от этого немного загудела голова, требуя прекратить размышления. Я сделал вид, будто не заметил их «переглядки».
– Ну-ну.
– Давайте, собирайтесь. Мы идем на кладбище! – торжественно объявила она и, быстро встав с пола, пошла обуваться.
Эта идея мне совсем не нравилась, но я все равно дал себя уговорить, а точнее мне не оставили никакого выбора.
Старое кладбище находилось в получасе пешего шага от студенческого городка. Так как уже было за полночь, транспорт не ходил, поэтому мы пошли по морозу, решив, что и без такси справимся.
– В чем смысл куда-то идти, если путь туда будет не пеший?! – сказала Эмма, будто в ее словах был какой-то сокровенный смысл.
Благо у Софии нашлось два термоса (зачем ей два, правда, мы так и не поняли), которые она наполнила горячим чаем, чтобы мы не замерзли по дороге.
Шел снег, иногда порывы ветра не давали идти вперед, поэтому мы поворачивались и шли спиной. Ник несколько раз упал в сугроб и, когда мы пытались помочь ему встать, он специально тянул нас, и мы падали на него. Наш смех раздавался по всей пустой улице.
Дойдя до кладбища, мы обнаружили, что один из термосов уже был пуст. София обняла меня, чтобы немного согреться, а Эмма шла в обнимку с Ником. Я заметил, что ее взгляд почти все время был на нем, а он на это никак не реагировал. Мне даже стало немного обидно, ведь я пытался за ней ухаживать, но она меня отвергла.
– Вы уверены, что стоит туда ходить? – запротестовал я снова, когда увидел заржавевшие железные заграждения, ярко отражающиеся грязно-красным цветом на свете от телефонного фонаря Ника.
За старыми воротами виднелись треснувшие надгробные камни, неухоженные могилы, почти наполовину покрытые снегом и разным мусором. Голые деревья, ветви которых нависали над ними, будто скрюченные руки самой смерти, создавали еще более жуткую атмосферу.
Это место являлось старым кладбищем города, на котором перестали хоронить людей еще около восьмидесяти лет тому назад, теперь же оно считалось одним из культурных достояний города в силу старого архитектурного стиля: надгробных камней с орнаментом, больших узорчатых крестов, двух статуй ангелов, вздымающихся на колоннах, к которым крепились ворота и высокий забор из железных прутьев. Но со всем этим никто не ухаживал за кладбищем. Ворота всегда были открыты, так что оно быстро превратилось в излюбленное место всех отчаянных – от любителей странных мест до наркоманов и преступников, поэтому любой здравомыслящий житель города старался обходить стороной это место. Но, видимо, мы не относились к их числу.
– Все будет хорошо, Вик, не переживай. – улыбнулась мне София.
И вот мы минули ворота и остановились. Странно, но меня перестало коробить.
Эмма пошла вперед по тропинке, по обеим сторонам которой шли рядами огороженные старые могилы. Мы светили фонариками на телефонах, время от времени читая имена на надгробиях и годы жизни.
Пройдя несколько десятков метров и повернув пару раз, мы наткнулись на треснувшую могилу, а надгробный камень был сломан, имени не различить, но год рождения был вполне четким.
– Тысяча восемьсот сорок седьмой, – прочитала София. – Ого.
Я посветил чуть вправо от камня – скамейка.
– Если я присяду, ничего же страшного не будет? – голос Софии звучал жалобно.
– Думаю, он или она не обидится, – ответил я, и мы осторожно сели. Внезапно заухала сова, будто давая понять, что нам не стоило этого делать. София вздрогнула, но я приобнял ее, не дав встать. Уставшая, она решила довериться мне и осталась на своем месте.
– Вы как хотите, а мы дальше пойдем, если что звоните, – сказала Эмма и потянула Ника за собой, тот лишь пожал нам плечами.
Когда их силуэты исчезли из вида, мы все еще видели свет от их телефонов. Мы молча наблюдали, пока они не повернули куда-то, и тьма не обволокла собой все вокруг.
– Как думаешь, они переспали? – спросила София со смехом.
– Н-е-е-е-т.
– Откуда такая уверенность?
– Он бы от нее шарахался, если бы что-то было, ты же его знаешь, сама его ругала за это.
– Если они пошли непотребствами заниматься, я их убью. Благо никуда тащить не придется, – она обвела дрожащей от холода рукой могилы перед нами
Мы засмеялись. И стало тихо.
– У тебя все хорошо? – спросил я ее после минутного молчания.
– Да, мы не сдали сессию, но несколько старых задолженностей смогли, правда парочка все же осталась…
– Я не об этом, Соф.
– Да… Отошла уже, если ты про того козла, – сказала она и вполне искренне, я ей поверил. – Но все равно чувствую себя опустошенной. Не знаю, из-за него это или из-за чего-то еще, но внутри у меня пусто. Я будто задыхаюсь и тону. Словно жизнь угасает. Нет, я, конечно, не собираюсь накладывать на себя руки. Просто говорю, что надо чем-то заполнить эту пустоту, получить от жизни все. Понимаешь, о чем я?
Когда посреди кладбища София заговорила об угасающей жизни, я моментально вспомнил свой сон, который я видел пару месяцев назад, и в котором она в прямом смысле тонула, а я не мог ее спасти. Мне стало не по себе, в горле появился ком.
Я лишь машинально кивнул в ответ.
Достав из рюкзака термос с теплым чаем, я протянул его Софие. Сделав пару глотков, она вернула его мне.
– Нас всех это ждет, правда?
Я молчал. Она смотрела на год рождения неизвестного человека, у могилы которого мы сидели.
– В чем тогда смысл? Мы живем, создаем, потребляем. Но для чего, если конечный итог – это коробка в яме два на два? Как ты думаешь?
– Не знаю, может так просто надо.
– А я вот верю, что не просто так надо. Мы удачливы, что живем, потому что нам даровано выбирать, как прожить эту самую жизнь, как получить от нее максимум, но мы создали общество, которое диктует нам правила, лишает выбора временами, загоняет нас в искусственные рамки, не дает почувствовать весь вкус жизни.
– С каких это пор ты философом стала?
– Да просто рассуждаю, раз уж мы на кладбище.
Она положила голову мне на плечо, полуоблокотившись на меня.
– Знаешь, может ты и права. Отчасти.
– Отчасти? Почему же?
– Без правил настанет беспорядок, общество призвано поддерживать правила. И у тебя всегда есть выбор… кроме одного: рано или поздно ты все равно окажешься здесь. Понимаешь, не все такие революционеры-освободители как ты.
София засмеялась.
– Я не революционер, просто я сторонница свободы.
– Поэтому призываешь к мировому беспорядку?
Мы оба засмеялись.
– Слушай, а ведь ты книгу же пишешь? – спросила она внезапно.
– Вроде того, а откуда ты знаешь?
– Ну, ты грозился написать что-нибудь еще на втором курсе. Я запомнила.
– Понятно. Так что с ней?
– Вот хотела с тобой заключить договор, – она ехидно улыбнулась.
– Ну, давай заключим, – засмеялся я.
– Как только ты ее напишешь и ее напечатают, где бы мы ни были, как бы далеко друг от друга мы ни находились, ты подпишешь один экземпляр специально для меня и отправишь срочной посылкой. Как тебе такой договор?
– Отличный! – мне эта идея очень понравилась. – На том и договоримся.
Мы счастливые и довольные пожали друг другу руки, продолжая сидеть почти в обнимку.
– Пора уходить, где их носит? Позвонишь им? – тихо произнесла она.
Я достал было телефон, чтобы набрать номер Ника, как София подпрыгнула и завизжала, схватившись за мой рукав мертвой хваткой. Ее крик разлетелся эхом по всему кладбищу сквозь деревья и могилы. Казалось, ее вопль разбудит всех мертвых, настолько он был громким. Я опешил, не понимая, от чего София пришла в ужас, и ожидая, что в любую секунду получу удар по голове чем-то тяжелым. И вдруг на свет моего телефонного фонарика попала лохматая собака с добрыми глазами. По-видимому, она испугалась Софии не меньше, чем София ее. Мне показалось, эта собака – помесь лабрадора и немецкой овчарки. У нас с братом в детстве была такая, брат назвал ее Гердой, как девочку из сказки о Снежной королеве, которую просто обожал снова и снова перечитывать. Я никогда в своей жизни не видел собаки более преданной, чем наша с братом Герда. И эта дворняжка посреди ночи на кладбище мне ее напомнила.
– Что случилось? – запыхавшимся голосом спросил Ник, появившись из темноты оттуда же, куда ушел вслед за Эммой, которая через мгновение появилась за ним. Они отошли на приличное расстояние, судя по их частому дыханию от бега.
– Вы в порядке? – голос Эммы дрожал.
– Надо уходить, становится еще холодней, – сказал я и поволок все еще обнимающую меня Софию по направлению к выходу.
Мы еле добрались до общежития, так как дорогу замело неслабо. Чай у нас закончился на половине обратного пути, так что пришлось стараться идти быстрее. За все время мы с друзьями перебросились от силы несколькими фразами.
«Какая же глупая была идея, ночью в мороз идти на кладбище!» – думал я, озираясь на Эмму.
II
В середине месяца несколько моих однокурсников, в числе которых оказался и Ник, отчислили. Как оказалось, у него были долги по семи предметам за прошлые семестры, о которых мы с Софией не знали (или, как вариант, не знал только я). Об отчислении нам сообщил преподаватель по математической физике, который во время переклички вычеркнул фамилию Ника и остальных из своего журнала.
Для меня это стало не сказать большим, но шоком, потому что с первого курса, как мы познакомились, решили уехать в большой город после выпуска и жить вместе, пока один из нас не решит поставить точку в холостяцкой жизни и завести семью. Хотя все наши планы начали рушиться задолго до его отчисления, просто я об этом не догадывался.
– Виктор, здравствуйте! Наконец-таки я вас нашел, уважаемый, – из преподавательской вышел заведующий кафедрой и по совместительству мой научный руководитель. – Вы должны были вчера сообщить мне тему вашей выпускной работы. У вас все в порядке?
– Да, извините… Моя тема… э-э-э… я хотел рассмотреть южнокорейские военные роботы на дистанционном управлении…
