Антон Викторович Кротов
Возвращение в Пакистан
Три дня в Карачи
Карачи огромен, как Москва. Общественный транспорт – медленные автобусы, расписанные разными узорами, притормаживающие у каждого перекрёстка. Двери не закрываются, люди запрыгивают на медленном ходу. Иногда едут прямо на крыше автобуса, но чаще внутри. Есть передняя женская часть автобуса и задняя, мужская. Билетер ходит по обеим и собирает по 20—30 рупий (8—12 рублей). Если пассажиры есть на крыше, билетёр поднимается и к ним на крышу. Но почему-то на крыше ездят только вечером, в вечерний «час пик»: днём то ли жарко, то ли места внутри автобусов хватает. Ехать на крыше положено только лёжа, чтобы не зацепиться о провода и удариться головой о какой-нибудь наддорожный мост.
Есть также мотоциклисты. Рикши – мото, трёхколёсные машинки, как в Индии. В них набивается человек по пять, шесть, восемь, на некоторых маршрутах они действуют, как автобусы. Но тут нет педальных велорикш, как в Бангладеш. Пеших, как на Мадагаскаре, тем более нет. Планируется ввести метробус (специальный скоростной автобус, который едет по выделенной полосе) – такой есть уже в Лахоре, Пешаваре и в Исламабаде.
Много вкусной еды, мечети, ремесленники всякие. По сравнению с Африкой или Бангладеш, тут более сыто. Есть и высокие дома, и малоэтажные. Улицы узкие, в центре переулки совсем узкие, с окна одного дома можно порой дотронуться рукой до стены или окна дома противоположного. Как и 23 года назад, в Пакистане довольно часто встречается мусор, несмотря на название. Слово «Пакистан» буквально означает «земля чистых» на урду, также и на персидском языке, но эта теоретическая чистота не препятствует тому, что мусор бросают где попало. Машины постоянно гудят, бибиканье повсюду.
Автобус в Карачи
Все эти страны, Индия и её соседи: Пакистан, Бангладеш, Шри-Ланка – бывшие владения Британской короны. Вроде бы есть и польза, что управляли территорией британцы. Остались железные дороги, система законодательства, язык образованных людей в очках – английский. Но до чего ж всё затёртое, замусоренное! На мой взгляд, самая цивильная и приличная из них на вид – Шри-Ланка. Но ей помогает малая численность населения. В Пакистане же 220 миллионов человек, и повсюду, как и в 1998 году, видны признаки хаоса, продавцы и покупатели, эти гудки автомобилей ежесекундно. При этом не видно такой нищеты, как в странах Африки. Бедные люди есть, встречаются и нищие, сидящие на улице, но их не так много, как в соседней Индии… или в американском Лос-Анджелесе. А беднее всего, среди азиатов, живут жители соседнего Афганистана – причиной почти непрерывные сорок лет войн и разрухи.
Я постепенно осваивался в Карачи. Особенность дома Фейсала была такова, что выйти или войти в дом можно было только одновременно с хозяином. Звонить в звонок на воротах было нельзя – звонок принадлежал родственникам Фейсала, которые жили на первом этаже (он сам – на втором) и терпеть не могли всяких гостей и вписчиков. Также, предупредил он меня, если остановит полиция, нельзя ни в коем случае признаваться, что я живу у него. Потому что уже были проблемы: один гость-интурист случайно или специально попал в какую-то охраняемую зону, там фотографировал, потом был задержан – после чего к Фейсалу наведывались местные КГБшники, подозревая, что он приютил иностранного шпиона.
13 ноября мы сходили вместе с Фейсалом в местный тренажёрный зал. В Пакистане тоже есть свои любители турников, штанг и тренажеров, но их немного. Уличных спортплощадок вообще почти не найти в стране, я только один раз встретил турник в парке в Исламабаде. Фейсал, впрочем, имеет штангу, турничок и гантели дома. Мы посетили тренажёрку; необычной трудностью оказалась жара – уличная температура и духота проникли и в этот подвал, хотя мы пришли пораньше, самыми первыми.
На распечатке визы написано – «Islamic Republic of Pakistan». В мире всего несколько стран, в названии которых есть слова «Исламская республика». На данный момент (зима 2021—22 гг) это только Исламская Республика Иран, Исламская Республика Пакистан и Исламская Республика Мавритания. Утратили такое название: Афганистан (с августа 2021 года это не республика, а Исламский Эмират Афганистан), Коморы (была Федеральная исламская республика Коморские острова, а сейчас Союз Коморских Островов) и Гамбия (она была Исламская Республика Гамбия с 2015 до 2017 г). Есть ещё исламские страны, в названии которых нет этих слов «исламская республика» – самая известные из них Саудовская Аравия, Арабские Эмираты, а также Арабская Республика Египет (АРЕ).
То есть вроде бы, декларативно, в Пакистане весь государственный порядок должен соответствовать шариату (исламскому праву). Реально, многие внешние признаки выделяют Пакистан как одну из самых мусульманских стран планеты. Большинство мужчин бородаты, большинство людей совершают молитву и не употребляют алкоголя, почти все женщины на улицах одеты строго по шариату, скрывая свои волосы и руки, а некоторые скрывают даже лицо, одевая бурку (чадру).
Многие мужчины ходят в халатах, детей нередко отдают в мечетную школу (медресе), часто совершают намаз на месте, где их застало время азана, призыва на молитву: продавец – в своём магазине, охранник – на своём рабочем месте, пассажир поезда – в вагоне. Относятся хорошо к бедным и нищим, жертвуют свои рупии бедным, а со всех банковских вкладов первого числа месяца Рамадан взимается 2,5% налога, опять же, на исламскую благотворительность. Но, как мне объяснили местные жители, полностью исламское право тут не работает, руки за воровство не отрубают, палками за пьянство не бьют, и женщинам не запрещено ходить с обнажёнными волосами – просто они этого не делают, считая это постыдным и противоречащим религии. Женщины в мечети не ходят, и женского отсека почти нигде в мечетях нет, они молятся дома.
Мечетей в Карачи, как и во всей стране, очень много. Впрочем тут не так, как в Саудовской Аравии – на момент молитвы не закрывают все офисы, магазины и конторы. Если владелец магазина религиозен, то он может закрыть лавку на десять минут, вывесив объявление: закрыто на молитву. Такое случается, но не у всех. Из пакистанского народа происходят тысячи активных проповедников ислама, которых я встречал уже почти по всему миру – и в Европе, и в Азии, и в Африке. Каждый год более 200 тысяч пакистанцев совершали хадж, и единственный период, когда хадж из разных стран не производился – это нынешняя эпоха коронавируса.
В пятницу, день пятничной молитвы (джума), большинство мужчин собираются на молитву и проповедь. Внутри мечетей все тогда не помещаются – служители заранее стелят коврики и циновки на асфальте. Дорожное движение в пятницу уменьшается, хотя не полностью исчезает: есть люди, которые игнорируют мечеть и проповедь или просто молятся дома.
Есть и несколько процентов светских пакистанцев. Среди них нередко распространены: знание английского языка, иногда и очки; порой – отсутствие бороды, иногда усы; желание ездить в европейские страны или даже в США. Среди постоянных посетителей сайта гостеприимства Couchsurfing много именно таких людей, западной ориентации. Мне же, благодаря моим свойствам характера, было удобно общаться и с обычными религиозными пакистанцами, и со светскими.
Первые дни я только примеривался к Пакистану. Посетил несколько мечетей – они хорошо посещаемы, многие люди совершают тут, как и положено, по пять молитв ежедневно, и стараются совершить их в ближайшей мечети. В одном из центральных парков осмотрел гробницу основателя Пакистана, Мухаммада Али Джинны – беломраморное здание с куполом, похоже на мечеть. Мавзолей считается символом Карачи, как в Москве символом является Кремль, а окружающий его парк – типа как местная Красная площадь.
На входе в парк полисмены проверяют вещи и отбирают фотоаппараты, что не мешает посетителям снимать на телефоны (к телефонам отношение более лояльное). В парке, как я узнал, периодически возникают разные протестующие, достающие из одежды всякие плакаты, но на момент моего посещения никаких революционеров не было видно, да их, вероятно, быстро свинчивает полиция.
Ещё побывал в большой мечети, в которой похоронен религиозный деятель, суфий, один из первых распространителей ислама в этих местах Абдуллах Шах Гази (720—773), он родился в Аравии, в Медине, а умер здесь неподалёку. Мечеть, как и парк с могилой Основателя, охранялась бдительными полисменами, которые впрочем легко пропускают всех желающих. Удивило, что вода для омовения в этой мечети, вытекающая из храмов – солёная.
В память святого вокруг этой мечети происходит раздача бесплатной еды для бедняков; из-за этого вокруг имеется повышенная концентрация нищих и бомжей. В целом же бомжей было меньше, чем в похожих по размеру городах Индии (Мумбай, Дели, Калькутта).
Вблизи моря стояло несколько небоскрёбов этажей в сорок пять, ещё несколько строились. Как потом оказалось, Карачи имеет единственные небоскрёбы в стране. Даже столица, Исламабад, не может пока похвастаться такими высокими зданиями. А вот набережные и прибрежные пейзажи в Карачи не впечатляют.
Дорожное движение в городе доставляло мне немало хлопот. Мотоциклисты, автобусы, машины-водовозы с большими бочками, трёхколёсные моторикши, овощные фургоны и тележки мелких продавцов – мало того, что движение непривычно левостороннее, оно ещё и хаотическое. Люди перебегают дорогу где попало, не обращая внимания на поток машин. Пару раз я видел аварии – мотоциклисты сталкивались, но, поохав и поругавшись друг на друга, поднимались и продолжали движение.
Первую лекцию о своих путешествиях я наметил на 13 ноября. Первый блин комом: посещаемость оказалась низкой, пришло 7 человек. Посещаемость лекции – 0,5 чел на миллион жителей. Причин несколько – жара, лень, плохая реклама, трудности с нахождением места: тут, даже имея так называемый «адрес», даже местному жителю найти не просто нужную локацию. В отличие от России, где каждый дом имеет нормальный адрес – улица, номер дома, – тут в хитросплетении улиц трудно что-то найти, путаются и таксисты, и сами местные жители. Ещё сложнее понять «адрес» в странах Африки, где почти все «адреса» такие: спросить Ибн Абу Филя напротив хлебной лавки за мечетью Хазрата Али в таком-то районе. Трудно им и самим тащиться с таким транспортом с другого района Карачи – хотя я пригласил всех, кто приглашал на ночлег меня. Но проехать двадцать километров с другого конца города – это целая экспедиция… Следующие лекции в Лахоре помогут мне разобраться с тем, является ли случайностью низкая явка – или закономерностью.
Пакистанская железная дорога
Читатели и друзья мои знают, что меня интересуют железные дороги, и я ездил на поездах во множестве стран мира (примерно в 70 странах). Не исключение и Пакистан. Но в отличие от нашего возвращения из Индии в апреле 1998 года, когда мы с Максом Крупновым и Русланом Кокориным проехали треть Пакистана «зайцем» (влезли в переполненный поезд, а контролёр не смог поместить себя), – в этот раз я решил ехать цивильно, в плацкарте, с билетом.
Я сходил заранее на вокзал. В Карачи два крупных вокзала – Karachi-city (в центре старого города) и Cantonment (ближе к месту моего проживания), оба построены в колониальные времена. Cantonment – более значительный вокзал, там народу толпится побольше. В отличие от России, тут ещё не распространилась традиция сканировать все вещи специальным рентгеном. Но и хороших указателей тоже нет, всё приходится спрашивать, и сотрудники посылают в разные стороны.
Расписание и цены на вокзале Карачи попались урдуязычные: ПакЖД не являются дружественными к иностранным пользователям. Язык урду записывается примерно теми же буквами, что и арабский или фарси. Поэтому тот, кто умеет расшифровать арабский, тот и урду расшифровать сможет. Пригородных поездов в Карачи я не обнаружил, нашёл только дальние – но может быть, где-то есть и платформа для пригородных поездов? Не встретил их расписания вовсе. Железная дорога не электрифицирована, все поезда тянут тепловозы.
В отличие от индийских бомжовых железных дорог, где царит хаос и сотни, тысячи людей едут, стоя на одной ноге в общем вагоне, в разные города (но зато билет там можно не брать…), где сквозь толпу людей продирается толпа продавцов, – в наше время в пакистанских поездах распространён проезд с билетом, на местах, указанных в билете, или хоть на каких-то, но местах. И контролёры ходят, а продавцы заглядывают в окна только на станциях. После 1998 года пакистанцы улучшили свою железную дорогу, люди оплачивают проезд, как положено. Такое же изменение произошло в последнее двадцатилетие и с индонезийскими железными дорогами.
В ПакЖД ездить недорого. Плацкарт на 1250 км от Карачи до Лахора стоит 1850 рупий (11$). Давно уже мне было известно, что иностранцы могут получить скидку до 25%, но сам я это ранее не проверял. А потом, прочитав пост моего знакомого Andy Dude (Андрея Манчева), что недавно был в Пакистане – я решил попробовать. Скидка даётся не в самой кассе – нужно найти DS Office, который есть в крупных городах недалеко от исторически главной станции.
DS – Divisional Superintendent, это мудрёное выражение осталось с колониальных времён. Офис в Карачи (он находится близ станции Karachi city в старой части города) явился весьма старым зданием, где за облезлыми деревянными столами британских времён, окружённые кривыми и полусломанными шкафами колониальной эпохи, сидели безвременные какие-то мужики в халатах. Мне нужно было найти Commercial Branch – вы тоже так делайте. Работники, обрадованные сменой обстановки в своей рутинной и почти несуществующей работе, стали изучать мой паспорт, ксерить его, попросили заполнить анкету, попутно принесли мне чай. Полчаса меня записывали в какие-то пыльные книги; видно, что занятие это им приятно, но иностранцев, желающих скидку, немного. Наконец, через полчаса я получил бумагу, дающую скидку. Это бланк, напечатанный очень много лет назад, в него вписано моё имя, направление движения, дата и номер поезда.
Бумага одноразовая и действует только на один заказ. С ней я иду в кассу и получаю настоящий билет. Бумага остаётся в кассе, так что потом, когда мне опять понадобилась скидка, мне нужно было получать новую бумагу. Итоговая цена билета до Лахора (1250 км) вышла 1550 рупий (600 рублей или же 8 долларов, менее чем по 50 российских копеек за километр). Значит – мне скинули 300 рупий, стоимость трёх обедов в Карачи.
Приобретение билета на Пакистанские ж. д. в интернете пока не осуществляется. Даже полное расписание в Сети посмотреть невозможно. Все сайты устроены по хаотическому, для меня, принципу: написано название поезда (например: «Хайберский почтовый», «Кашмирский скорый», «Пакистан экспресс», «Тезгам экспресс» и т.д.) и время, в которое он отправляется с конечной станции. Отдельно нужно где-то искать, через какие станции этот «Пакистан экспресс» идёт и сколько стоит билет – на сайте не вся эта информация есть.
Билет на поезд у меня появился. Я немного освоился в Карачи, выучил и вспомнил местные цифры, понял, сколько стоит лепёшка хлеба (15 рупий) и тарелка еды (50 рупий самая простейшая, 100 рупий более сытная, но без мяса; с мясом дороже). Понял, что страна мягкая и безопасная, за двадцать лет не испортилась. Карманные воры, которыми меня пугал Фейсал и прочие, не успели у меня ничего прикарманить. Я быстро привык к местному климату и часовому поясу, а также к остроте местной пищи.
Итак, проведя несколько дней в Карачи, я покинул Фейсала – оставил у него на хранение некоторые временно ненужные вещи и излишки книг на русском языке. Пошёл на вокзал, сел на поезд и покатился в Лахор. Поезд отправился почти без опоздания, все пассажиры заняли свои места, стоячих и висячих людей не было видно. Хотя над железной дорогой не было видно проводов электрификации, поезд быстро набрал большую скорость – свыше 80 км/ч – и останавливался довольно редко, раз в сто километров примерно.
На ПакЖД я не увидел столько зайцев и бичей, как в соседней Индии. Вроде, вообще нет безбилетников. Не обнаружилось и никаких пригородных поездов, в которых могли бы скрываться простейшие граждане. На крышах поездов и снаружи локомотивов не было никаких пассажиров (в отличие от Бангладеш, где я видел сотни людей, проезжающих на крышах вагонов). Строгий контролёр сопровождался солдатом с автоматом, который вероятно должен был расстреливать безбилетников. Виднелись даже свободные места. Розеток в плацкарте нет, вагоны довольно старые. Вода в туалетах присутствовала. Мыло и туалетная бумага – не были обнаружены.
Полки в плацкарте трехъярусные. На нижней полке и на верхней можно находиться в любое время, хоть круглосуточно, а средняя полка – откидная, и раскладывается только на ночь, на время сна. Хорошее отличие от нашего российского плацкарта – большая длина полок. Каждое койко-место имеет протяжённость 1,9 метра, поэтому даже длинноногие пассажиры не свисают пятками в проход. Это потому, что индийская и пакистанская ж.д.колея шире российской: 1676 миллиметров (в России, СНГ, Монголии и Финляндии – 1520 мм). Лишние 15 сантиметров ширины колеи и дают дополнительную длину пассажирских коек. А вот боковых лежачих мест в пакистанских поездах нет. Вместо них – только сидячие места, а над ними – багажная полка. То есть кому-то достаётся лежачее место, а кому-то, кто едет на небольшое расстояние – ему дают сидячее.
Есть вентиляторы. В поезде существуют кондиционированные вагоны, они дороже, но мне они и не нужны. Кипятка в поезде нет, чайные продавцы заглядывают изредка. Пассажиры – мужчины, женщины, дети, как в обычном поезде, смотрели в окно, протирали свои телефоны, ели, покупали чай на станциях. Мобильная связь и интернет работали вблизи всех городов, которые попадались по дороге.
В 11.40 утра поезд прибыл в Лахор, в котором я не был 23 с половиной года. Расстояние в 1250 км поезд прошёл за 17 часов, что весьма даже быстро для этой азиатской, не очень богатой, страны.
Пакистан и королевский вирус
Многие спрашивали меня, как там в Пакистане с модным нынче вирусом. Да мне и самому было интересно! Ведь с такой плотностью населения (220 млн. жителей в стране) все давно могли были заразиться и умереть? Но почему-то все живы, и статистика показывает, что заболеваемость вирусом и смертность от него в Пакистане в десятки раз меньше, чем в России или некоторых других странах, хотя процент привитых меньше, чем у нас.
Как пакистанцы так эффективно победили вирус? Внешне – никак. Маски добровольно носит 3—4% населения, и часть из них – религиозные женщины, у которых и в мирное время лицо закрыто, а другие – мужики на мотоциклах, для защиты от пыли. Требуют нацепить маску на входе в крупные торговые центры и в метро. Да, в Лахоре год назад открылась первая линия метро, ее создали китайцы, они же, наверное, и рекомендовали носить маски! Ещё в паре мест просили маску предъявить, и всё пока.
На обычных улицах шум, толчея, в автобусах все без масок плотно, в мечети 2% в масках, а справку о прививке спросили у меня только при регистрации на самолёт. Внешне же никаких перемен, разве что нищие теперь ещё и масками торгуют. (На территории университета больше масок, сам университет такое ввел правило.)
Почему же всё так спокойно? Думаю, есть несколько причин. Во-первых, Пакистан – родина сотен вирусов, к которым люди уже адаптировались с веками. Во-вторых, тут все так плотно живут, что переболели новым вирусом в самом начале и в незаметной форме. Третье – сказывается и невысокий средний возраст: страна в основном молодежная. А кто дожил тут до 70 или 80 лет, он сам уже ходячий антивирус, таких уже ничего не берёт. Ну и важно то, что паки привычно не беспокоятся, не нервничают по поводу разных вирусов. А оптимизм, он тоже приводит к здоровью.
Будьте здоровы и вы, товарищи читатели! А я пока не привык к тому, что в тех местах, где нужно есть руками, эти самые руки и помыть негде. Укрепляем иммунитет на месте. Но всё же, неплохо было бы купить какую-то стерилизующую жидкость, для обеззараживания рук. Всем советую такую жидкость брать с собой ещё из дома – или обеззараживающие салфетки, если жидкость сложно провезти в самолёте.
Лахор в 1998 и 2021
Помню, как в 1998 году я и мой тогдашний попутчик Володя Шарлаев – мы приехали в Лахор автостопом в начале марта 1998 года. После долгого путешествия по горным, извилистым дорогам между Кветтой и Лахором, мы вечером прибыли в огромный, шумный, чрезвычайно хаотический город и заночевали где-то на крыше гаража, не найдя ночью никакого другого приличного пристанища.
Сейчас мне не надо было ночевать на крыше гаража. Меня был готов приютить человек по имени Шахид, бизнесмен, с большим количеством хвалебных отзывов на сайте Couchsurfing. Я планировал провести четыре дня в Лахоре и рассмотреть, насколько изменился за 23 года этот – как мне казалось в 1998 году, самый грязный город мира.
Изменения действительно произошли. Появилось метро – первое метро в Пакистане! Пока всего одна линия, проходящая через весь город, на 27 километров. Создали это метро китайцы. Чудо техники было открыто осенью 2020 года, всего один год назад.
Лахорцы ещё не все освоились с новым видом транспорта, идущим на огромных опорах прямо над городом (только пара станций сделаны подземными). Стоимость проезда – 40 рупий (16 рублей), независимо от расстояния, соотносится с общим низким уровнем цен в стране. На входе в метро нужно иметь маску от коронавируса – вероятно, это требование придумали китайцы, создатели метро, что открыли его в коронавирусную эпоху. Есть ещё правила, из которых самое интересное то, что нужно приобретать для входа в метро строго по 1 жетону, сперва приложить при входе, а потом при выходе опускать их в выходной автомат. Купить больше одного жетона нельзя – за каждым автоматом и каждым покупателем смотрит специальный охранник, который следит, чтобы человек купил только один жетон и тут же опустил его в автомат. Мои попытки купить несколько жетонов не увенчались успехом.
Люди в Лахоре ещё не полностью уверовали в метро. Видно, что побаиваются эскалаторов, побаиваются шустрых новых поездов. Проезд на метро, 40 рупий, дороже, чем проезд в автобусе, поэтому тут в основном люди не самые бедные. Торговцев и попрошаек в вагонах нет. В метро крутится видеореклама, она рекламирует само метро и блага пакистанско-китайского сотрудничества. На экранах показывают этапы строительства метро, вежливые китайцы, уверяющие, что создали метро, со специальными мусульманскими особенностями, с женским вагоном и восточным колоритом на станциях (хотя реально почти все станции надземные и одинаковые, только пара подземных станций с какими-то узорами). На этих же экранах показаны пакистанские рабочие, студенты, которые говорят, как им нравится метро, как ускорилось их передвижение, благодарящие китайцев за создание метро и прочее. Такая социальная реклама только и крутится, я проехал раз десять в метро, и во всех вагонах только такая и показывалась непрерывно. В перерывах между рекламой можно смотреть в окна – метро идёт на высоте 20 метров над городом, и с него отличный обзор всего мегаполиса, хотя фотографировать не всегда удобно, потому что стёкла мутные. На станциях фотографировать не разрешается, в вагоне можно.
Кроме появления метро, что изменилось? Появился метробус: вторая линия скоростного транспорта, идущая примерно перпендикулярно метролинии. Линии метробуса идут над улицами на таких же опорах, что и метро; иногда метробус спускается на землю. Стоимость проезда – 30 рупий (12 рублей), и он постоянно сильно переполнен. Автобусов не хватает, и в каждом сочленённом бусе едет человек по триста, не обращая внимания на облезлые объявления «В связи с коронавирусом предельная вместимость автобуса – 60 человек».
Кроме появления метробуса и метро, город так, на мой взгляд, не особенно изменился. Всё так же гудят гудками машины, сотни и тысячи продавцов торгуют миллионом товаров, по узким улочкам старого города тащатся телеги с грузами, муэдзины призывают на молитву, а на окраинах, за стенами и заборами особняков живут представители богатых слоёв населения. Вот эти слои, действительно, за 23 года стали богаче. Параллельно с телегами, с уличными парикмахерами и продавцами овощей с тележек, появились владельцы хороших красивых автомобилей (они и раньше были, но выросли числом и лоском), построены на окраинах приличные кварталы, рестораны и даже торговые моллы, уже не все пакистанцы ходят в башмаках на босу ногу. В 1998 году носки имели менее чем 1% пакистанцев, сейчас носки надевает большинство! А вот людей, держащих в руках автомат, стало визуально меньше – раньше очень много было автоматчиков, а сейчас это в основном лишь менты и охранники. Продали автоматы и купили носки, выходит, так.
Расплодились приличные рестораны, и гостиницы – они были и раньше, но их стало больше, а количество совсем уж бедных людей осталось прежним. То есть нижний слой остался на месте, а высший слой стал ещё более высшим и богатым, ну и, на мой взгляд, богатые люди увеличились в числе. Или я раньше не заметил их? Не, дело не в этом. Видно и по дорогам, и по машинам, что жить стало лучше и веселей. Кое-кому, не всем.
Мистер Шахид Н., который предложил мне приют в Лахоре, был как раз из таких бизнесменов, что создают Пакистану видимость процветания.
Я подъехал на конечную станцию метро, где и стал ожидать хозяина вписки. Через некоторое время появился и он, на машине. Цивильный дядька без бороды. Если появится такой в Москве, подумают, наверное, что это бизнесмен из Средней Азии, таджик интеллигентный. Он и повёз меня к себе на квартиру. Как оказалось, у него есть свободное жилище в трёх километрах от конечной станции метро, сам он там не живёт, только иногда вписывает своего брата, приезжающего из Исламабада.
«Главное, – сообщил мне Шахид Н., – не говори пакистанцам на лекции о том, что я тебя вписываю в свободную квартиру. От других пакистанцев это большой секрет! Если кто-то узнает, то будут проситься ко мне пожить, потом приведут своих друзей и родственников из деревни, и потом очень трудно будет очистить квартиру от них!» Я пообещал про эту квартиру никому в Пакистане не рассказывать и полное имя его всем не открывать.
Забросили вещи в квартиру; во второй половине дня ещё съездили в разные места Лахора – показать меня знакомым Шахида. Хотя сам он был приличным бизнесменом и посетил пару десятков стран, всё же тут даже среди высших слоёв общества «обладание» почти что белокожим другом является признаком высокого статуса. Поэтому мы посетили, невзначай, несколько разных офисов, контор, где находились чиновники или бизнесмены, знакомые моего нового знакомого; с ними он перекидывался несколькими словами по делу, а потом говорил, что вот, смотрите, у меня есть друг из России. После таких переездов туда-сюда стемнело, и я был возвращён в квартиру, где пакистанец меня и оставил.
Рассказал, как пользоваться квартирой, как запирать дверь, ну и всё, жилище было в моём распоряжении. В квартире была цивильная мебель, кровать, стулья, санузел с холодной и даже горячей водой, газовая плита, розетки, электрочайник, картины или репродукции картин на стенах, портрет Мухаммада Икбала, местного поэта («духовный отец» Пакистана), балкон с видом на соседние дома этого микрорайона. Только wi-fi не было своего, да и не было стиральной машины – тут такая штука пока ещё редкость. А так, просто идеальные условия для того, чтобы сидеть, печатать что-то на компьютере и… и никуда не вылезать, потому что квартира всё же километрах в пятнадцати от центра города. Спасибо за гостеприимство!
Чтобы вылезать в город, приходилось себя подпинывать. Зато можно было делать зарядку утром или вечером, никто не отвлекал и не беспокоил. В трёх километрах находился огромный торговый молл, в нём был супермаркет, где были представлены все цивильные продукты Пакистана, в упаковочках и бутылочках. Я внимательно обошёл его, чтобы посмотреть, что производит страна, и можно ли тут оплатить хоть что-то по российской пластиковой карточке (оказалось, что можно). В целом, из еды в магазине было почти всё, кроме чёрного хлеба. Мало было молочных продуктов и консервов – большинство консервов оказались импортные. Соки-воды, газировки меня порадовали, я даже набрал достаточно и притащил в квартиру.
