Антон Леонтьев
Русалки белого озера
Фразу вместо него завершил Михаил Аркадьевич:
– А это значит, что сокровища князей Святополк-Донских – не миф и что они находятся где-то в этом самом «Чертяково»!
Мужчины переглянулись, а затем перевели взгляды на Анну. Шеф, подойдя к ней, вкрадчиво произнес:
– Я уже упоминал дело Матильды Вербицкой. Вам бросилось в глаза то, что прошло и мимо меня самого, и мимо наших экспертов, и службы безопасности. Но тогда ситуация была хоть и щекотливая, но все же мы могли действовать в открытую. А в данном случае…
Он взглянул на Михаила Аркадьевича, и тот, кашлянув, произнес:
– Кстати, коллекции драгоценностей князей Святополк-Донских мог позавидовать любой монарший дом, в том числе и Романовых. Самое удивительное, что после экспроприации выяснилось: исчезли не только драгоценности, но и практически вся наличность. В банках на счетах ничего не было! Остались, конечно, редкостная коллекция картин, мебель, гобелены, серебряная и даже золотая столовая посуда, монеты, геммы, античные статуи и амфоры. Но все это, конечно же, относится к разряду трудно транспортируемых предметов. А куда девались княжеские миллионы?
Шеф посмотрел на Анну и сказал:
– Ответ один: князь, понимая, что надо делать ноги, обналичил все свои средства, не исключено, накупил на них драгоценностей и… И исчез! Как и сама коллекция! И вы должны помочь нам найти ее!
Анна развела руками:
– Но как я могу помочь в этом? То, что мне удалось выйти на след преступника в деле Матильды Вербицкой, – чистая случайность! Да и у вас имеется целая команда специалистов и служба безопасности!
– Запомните: случайностей не бывает! – заявил главный реставратор. – Разве случайность, что вы работаете в нашем аукционном доме? И что именно вы оказались здесь, в подземном хранилище? И что именно вам удалось обнаружить тайники в часах?
Она не знала, что отвечать, потому что не согласиться с ним было сложно.
– Ну вот видите, я сразу понял, что вы именно тот человек, который нам нужен! – продолжил Всеволод Романович. – Вы правы – в нашем распоряжении имеются и эксперты, и служба безопасности. Однако если в усадьбе «Чертяково» вдруг появится команда ученых или, что еще хуже, группка ребят мрачной наружности, это, согласитесь, тотчас бросится в глаза. Кто-то, и в этом я не сомневаюсь, обнаружил доступ к тайнику с сокровищами князей Святополк-Донских. Вероятнее всего, это тот самый исчезнувший Парамонов. Но я не верю, что он исчез со всеми драгоценностями. Не исключено, ему помогли исчезнуть его подельники…
Шеф пристально посмотрел на Анну и продолжил:
– Это значит, что они настороже. Как, впрочем, и наши конкуренты. Вам ведь прекрасно известно, Анна Игоревна, что бизнес в сфере искусства еще более жестокий, чем любой другой!
Анне это было известно не понаслышке. Многие коллекционеры были готовы пойти по трупам, лишь бы заполучить желанный шедевр. Причем «по трупам» в данном случае было вовсе не образным выражением.
А их конкуренты, прочие аукционные дома, частные галереи или просто эксперты-менялы, были также готовы на все, лишь бы удовлетворить желания богатых и жадных коллекционеров. Получался замкнутый круг.
– Стоит кому-то разнюхать, что команда моих специалистов отправилась в Чертяково, как наши конкуренты тут же спустят с цепи своих собак. А утаить такое сложно. Делиться же с ними нашей добычей я вовсе не намерен.
Главный реставратор перенял эстафету, заметив:
– И совсем другое дело, когда в провинциальный музей-усадьбу приедет специалист-одиночка, являющийся к тому же прелестной молодой женщиной…
Анна уже поняла, к какой роли ее готовили. Но все дело было в том: согласится ли она на это?
Словно чувствуя ее сомнения, в разговор снова вступил шеф:
– Поверьте, Анна Игоревна: я вам доверяю, а доверяю, если уж на то пошло, я не такому большому количеству людей!
– Подтверждаю это! – заявил с усмешкой Михаил Аркадьевич. – По себе знаю!
Всеволод Романович продолжил:
– Одно дело – выдумывать для сотрудника, в искусстве ничегошеньки не понимающего, легенду. И другое – задействовать с самого начала профессионала. Такого, как вы, Анна Игоревна! От вас ведь ничего особенного не требуется – приедете в Чертяково, осмотритесь на месте. И, я не сомневаюсь, от вас не ускользнет, кто является сообщником Парамонова.
Склонив голову, Анна молчала. Шеф же продолжил:
– Подумайте, какие это открывает захватывающие перспективы! Вы станете тем человеком, который обнаружит коллекцию драгоценностей, считающуюся давно утерянной. И это ведь не только слава, но и деньги!
– А коллекцию, как я полагаю, вы хотите потом пустить с молотка в нашем аукционном доме? – спросила Анна, и шеф благодушно рассмеялся:
– Это как получится! Потому что, если коллекция в самом деле существует и вам удастся найти ее, то, конечно, вступают в игру государство и наследники княжеского рода. Наследников, во всяком случае, прямых, у последнего князя не было. Права всех остальных, побочных и неофициальных, сомнительны. Что же касается нашего любимого государства…
Мужчины переглянулись, и Анна вдруг поняла, что они замыслили. Конечно, у шефа есть связи, в том числе и в силовых структурах, однако в случае обнаружения коллекции даже эти друзья не смогут ему помочь – драгоценности точно не попадут в аукционный дом, а окажутся в музее.
Другое дело, если до того, как на коллекцию наложит лапу государство, она окажется в руках надежного человека. Того, кто, например, сможет изъять некоторые наиболее ценные и уникальные экспонаты, которые потом и смогут найти новых владельцев – даже минуя открытую продажу.
– Что же касается государства – об этом не беспокойтесь. Ваше дело – найти коллекцию или человека, который ее уже нашел.
Анна решила, что не будет помогать шефу в этой грязной игре. Потому что он пытался ее руками вытащить из огня каштаны, вернее драгоценности княжеской династии. Ведь если станет известно, что из обнаруженной коллекции исчезли какие-то вещицы, то на кого падет подозрение?
Правильно: на того, в чьих руках она побывала! То есть на нее саму! И шеф всегда сможет отвертеться, заявив, что не отдавал никакого приказания изымать ту или иную безделушку. И что это инициатива его вороватой сотрудницы.
Интересно, что и доказать потом, что в «Чертяково» она отправилась по просьбе шефа, она не сможет. Он ведь точно не отдаст ей письменное приказание!
– Это весьма и весьма рискованное предприятие! – заявила Анна. – А я, как вы сами сказали, всего лишь молодая женщина. Если исходить из того, что этого самого Парамонова убили, то те, кто заполучил доступ к коллекции, не остановятся и перед новым преступлением.
– О, мы это уже продумали! – заявил шеф, сам не осознавая, что своей фразой выдал себя с головой. Надо же, они это уже продумали? Интересно, кто?
Ответ был очевиден – он сам, главный реставратор, по совместительству – его двоюродный брат и совладелец аукционного дома, а также начальник службы безопасности, который тоже был с ними в доле.
Михаил Аркадьевич, заметив, что шеф допустил оплошность, тотчас постарался ее исправить.
– Анна Игоревна, вам нечего бояться! Но вы, конечно, правы, это не будет простая прогулка или поездка по историческим местам. Опасность имеется, этого никто не отрицает. Однако опасность имеется и здесь, в Москве! А там, в «Чертяково», имеется неразгаданная загадка. И клад! А это ведь не только деньги, но и слава! Ваша слава!
Он знал, как убеждать людей. Анна колебалась. Конечно, они используют ее в своих целях, но ведь и она может использовать их в своих!
– А о своей безопасности вам беспокоиться нечего. Потому что вы будете работать под прикрытием – я имею в виду, что вас будет сопровождать один из тех людей, на кого можно положиться. И который защитит вас от любых невзгод.
Шеф кашлянул и добавил:
– Теперь к финансовой стороне вопроса… Вы ведь в курсе, Анна Игоревна, что освободилось место главного искусствоведа? Оно – ваше, если вы согласитесь поехать в «Чертяково» и узнать, что же там на самом деле происходит!
Она была права: все-таки эта беседа была не более чем тестом на профпригодность. Но ведь она так жаждала заполучить это место! Это означало не только то, что она стала бы одной из ключевых персон в аукционном доме, но и одной из наиболее высокооплачиваемых.
– А если я ничего не найду? Если никакого клада нет? Или есть, но те, кто его обнаружил, уже вывезли его в неизвестном направлении? – спросила Анна. – Тогда я ничего не получу и буду трудиться на своей прежней, весьма скромной ставке?
Шеф тотчас заверил ее:
– Место ваше при любом раскладе. Если клад – выдумка, то ничего не поделать. Но ведь откуда-то эти чертовы часы все-таки взялись! Значит, там что-то должно быть, должно!
Анна была с ним согласна. В «Чертяково» что-то было. И ей самой не терпелось узнать, что же именно. Однако она все еще колебалась.
– Анна Игоревна, все остальные давно бы уже приняли предложение, а вы все еще не готовы ответить согласием, – заметил Михаил Аркадьевич. – Однако это не претензия и не укор, а, наоборот, комплимент. Сразу видно, что вы справитесь с поставленной задачей! Так ведь?
Ей так хотелось сказать – «да»! Но Анна не решалась, потому что уж слишком это походило на сделку с дьяволом. Ведь они пока что не говорят, чего ожидают от нее: чтобы она помогла им присвоить коллекцию князей Святополк-Донских. Конечно, сейчас и не скажут, а перейдут к делу, когда она найдет для них драгоценности. А потом убедят ее – или играя на честолюбии, или суля денег, или просто запугав.
Если она откажется, то они найдут кого-то другого. Только что с ней будет в таком случае? Анна подумала, что находится сейчас под землей и, если она вдруг пропадет, никто ее никогда не найдет.
Как и этого Парамонова. Как и жителей «Чертяково». Как и последнего представителя княжеского рода.
Однако она отогнала такую мысль. Ничего с ней не произойдет, просто карьеры ей в аукционном доме тогда точно не сделать. И в любом другом – тоже. Потому что и шеф, и Михаил Аркадьевич имеют вес в искусствоведческом бизнесе.
Собственно, выбор уже был сделан – за нее, еще до того, как она оказалась в этом мрачном бункере. А от нее требовалось только одно – принять условия игры.
– Так ведь вы согласны? – произнес шеф, вперив в Анну пристальный взгляд.
Она ничего не успела ответить, потому что раздались голоса и на пороге комнаты появился один из экспертов, то ли Илья, то ли Сергей.
Он доложил, что им удалось прочитать написанное на листках бумаги, и шеф вместе с главным реставратором тотчас вышли прочь. Анна последовала за ними. Они прошли в комнату, заставленную современной техникой. В глаза ей бросилась большая подсвеченная доска, на которой находились все три листа, извлеченные из часов.
Другой эксперт, давая по ходу действия объяснения технического характера, вывел на большой экран отсканированное изображение того, что было начертано на листках.
– Причем мы снова имеем дело с необъяснимым явлением. А именно – с утроением не только часов, но и записок! Потому что и они идентичны!
Он наложил три электронных изображения записок одно на другое, и стало видно, что линии полностью совпадают.
– Ладно, с этим мы разберемся позднее! – заявил нетерпеливо шеф. – Что там написано? Неужели… Неужели там указан путь к тайнику?
Анна подумала, что подобный вариант ее бы очень даже устроил. Тогда бы не пришлось ехать в «Чертяково», не пришлось бы становиться участницей этой, по сути, преступной акции.
Но в том-то и дело: участницей преступной акции она уже стала, как только спустилась на подземный уровень, хотя этого и не желая и ни о чем не подозревая. Как сказал Михаил Аркадьевич – случайностей не бывает!
– Ну, это вам самим судить! – произнес эксперт, навел резкость и движением мышки изменил контраст. Светлая бумага стала темной, а темные линии – светлыми. Эксперт увеличил изображение, и все вперили взгляды в то, что было начертано на записках.
– «Отойти влево, повернуться, шагнуть вправо и упасть вниз». Что за бред?
Но именно это и содержалось в записках. Мужчины снова и снова перечитывали то, что отображалось на экране, а Анна, ни жива ни мертва, стояла, думая, что сейчас упадет в обморок.
Теперь она точно знала, что поедет в «Чертяково». По-другому и быть не могло. Она все еще не верила тому, что видела перед собой на экране. Однако это не был сон. Или галлюцинация. Или идиотская шутка. Это была правда!
– Странно, странно, – качнул головой Михаил Аркадьевич, снимая с подсвеченной доски пакет, в котором находилась одна из записок. – Очень странно!
Он внимательно рассмотрел записку, а потом произнес:
– Конечно, листки придется подвергнуть тщательному анализу, однако на первый взгляд – это ведь конец восемнадцатого – начало девятнадцатого века?
– Так точно! – отрапортовали Илья и Сергей. – Бумага наверняка того времени, как, впрочем, и чернила, и, соответственно, сама надпись.
– Так в чем же дело? – спросил нетерпеливо Всеволод Романович. – Какая, собственно, разница?
– А такая, Сева! – заявил главный реставратор. – После поверхностного осмотра я тоже склоняюсь к мнению, что это не подделка. Хотя не исключен вариант, что бумага настоящая, двухсотлетней давности, а вот надпись сделана намного позднее. Иного вывода в данной ситуации быть и не может! А что вот вы скажете, Анна Игоревна?
Он протянул ей пакет с запиской, и Анна машинально взяла его. Сделала вид, что внимательно изучает, хотя голова у нее шла кругом. Она снова взглянула на большой экран. А потом перевела взгляд на записку, которую держала в руке. Ей сделалось дурно.
– Думаю, что вы правы, но нужно произвести анализ бумаги, анализ чернил, помимо этого… – начала она и запнулась. Главный реставратор усмехнулся и, взяв у нее записку, ответил:
– Этим и займемся. Однако я буду весьма удивлен, если это подделка. Потому что часы не были подделкой. Отчего же тогда спрятанные в них записки должны быть подделкой? Идентичные записки в идентичных часах!
– Кто-нибудь мне объяснит, в чем дело? – спросил отрывисто шеф. – Почему у вас вообще возникли сомнения в подлинности этих цидулек? Ну мало ли кто их туда двести лет назад сунул! Какая-нибудь юная княжна или князек баловались, сунули записку, потом забыли и…
Михаил Аркадьевич снисходительно усмехнулся:
– Сева, ты, конечно же, великолепный бизнесмен, но никудышный историк и искусствовед. Хотя здесь не требуется быть ни тем ни другим. Посмотри на содержание записок!
Всеволод Романович с несколько тупым выражением лица уставился на экран и произнес то, что высвечивалось на экране:
– «Отойти влево, повернуться, шагнуть вправо и упасть». И что с того? Только не говори, что это описание того, как найти тайник с кладом! Упасть! Куда упасть? В колодец? С крыши? Оттуда отойти влево? От камня? От дерева? От могилы?
– Не в содержании дело, Сева! – произнес, морщась, Михаил Аркадьевич. – Пока что, во всяком случае. Да, непонятно, о чем идет речь, но это мы рано или поздно установим. Повторяю, не в содержании. А в написании. В орфографии!
Всеволод Романович уставился на короткую фразу, от напряжения даже зашевелил губами, читая ее про себя, и наконец выдавил:
– Что, там ошибка какая-то? А по-моему, написано все верно! Даже если и с ошибкой, то что с того? Или ошибка – это скрытый указатель, как читать этот шифр? Понял, записка – тайный текст! Как в «Коде да Винчи», так ведь?
Михаил Аркадьевич усмехнулся и заявил:
– Шифр или не шифр, мы это узнаем в свое время. Я вел речь о другом. Записке сколько лет? Двести или около того? Так почему же она написана современным русским языком? А не с учетом тогдашней орфографии?
Всеволод Романович пригляделся к записке, затем ударил себя ладонью по лбу и сказал:
– Как же до меня сразу не дошло, Миша! Ты прав, ты тысячу раз прав! Подделка, как пить дать, подделка! Не мог же кто-то в конце восемнадцатого или начале девятнадцатого века писать так, как мы пишем сейчас! Реформа языка когда была?
– В 1918 году, – заметил лаконично главный реставратор. – То есть примерно лет через сто после того, как некто написал эту странную фразу. Первое же предположение – конечно, подделка. Но какой смысл подделывать старинную бумагу и чернила, если фальсификатора с головой выдала его неверная орфография? Точнее, не неверная, а анахроничная.
– Ну, все на чем-то прокалываются! – заявил шеф, а Михаил Аркадьевич повысил голос:
– Сева, человек, который приложил усилия, дабы подделать эту записку, должен был учесть и это! В первую очередь именно это! Можно выбрать не тот сорт бумаги, не те чернила. Но написать записку современным русским и выдавать ее за записку двухсотлетней давности – это же курам на смех. Если только…
Он замолчал и уставился на Анну. Та же, скрывая волнение, старалась не смотреть на Михаила Аркадьевича.
– Если только целью автора записки не было привлечь таким образом внимание! Потому что если бы обнаруженная нами записка была написана с учетом тогдашней орфографии, особого ажиотажа она бы не вызвала. Как ты сам и сказал, Сева: цидулька, нацарапанная ребенком. А так – это сенсация! Причем мировая! Если, конечно, выяснится, что бумага и чернила настоящие. Кстати, вы ведь, кажется, хотите что-то сказать, Анна Игоревна?
Сказать Анна ничего не хотела, наоборот, она желала ничего не говорить. Она снова перевела взгляд на экран с изображением текста записки.
Потому что она или сошла с ума, или видела кошмар. Или, не исключено, сошла с ума и видела кошмар, находясь при этим в состоянии комы где-нибудь в психиатрической лечебнице.
– Да… – произнесла она хрипло. Откашлявшись, она продолжила: – Я хотела ответить на ваш вопрос. Конечно же, я приму ваше предложение. И поеду в Чертяково. И сделаю все, что от меня зависит, дабы найти…
– Отлично! – прервал ее Михаил Аркадьевич. – Другого ответа от вас я, собственно, и не ожидал. Но вы ведь хотели сказать что-то по поводу записки. Или я ошибаюсь?
– Ошибаетесь, – подтвердила Анна, чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть у нее из груди. Она могла сказать много, но тогда ей точно не покинуть подземного этажа. Потому что то, что она намеревалась сказать, было не просто сенсационно или невозможно. Оно было просто-напросто ирреально.
– Ну что же, такое тоже случается. Хотя и редко! – провозгласил Михаил Аркадьевич. – Илья, Сергей, немедленно приступайте к анализам. Результаты нам нужны в течение трех ближайших часов.
Шеф же заявил:
– А мы пройдем ко мне в кабинет и обсудим детали. К нам присоединится Олег Егорович… Так ведь, Аня?
Олегом Егоровичем звался начальник службы безопасности аукционного дома. И девушка обратила внимание на то, что шеф назвал ее Аней. Хотя всегда корректно обращался к ней на «вы» и по имени-отчеству.
Что же, Рубикон перейден, пакт с дьяволом она подписала, и для этого не потребовалось даже ставить инициалы собственной кровью. Да, она заключила договор с чертом – и намеревалась как можно быстрее отправиться в «Чертяково».
Они вышли из комнаты и двинулись к лифту. Мужчины шли впереди и о чем-то оживленно беседовали. Анна же задержалась на несколько мгновений на пороге комнаты и снова взглянула на записку, которая светилась на экране.
«Отойти влево, повернуться, шагнуть вправо и упасть».
Нет, в трепет ее ввергло вовсе не содержание записки. А тот непреложный факт, что… Анна никак не могла в это поверить, но с учетом того, чему она стала свидетельницей, приходилось поверить. Она все старалась ущипнуть себя, проверяя, не спит ли она. Нет, не спала. И не была пьяна, и не находилась под воздействием наркотических веществ.
И часы, идентичные вплоть до последнего атома, и записки, идентичные до последней завитушки, – все это были звенья одной и той же цепи. Только где она начиналась? И где завершалась? Во всяком случае, и в этом Аня уже не сомневалась, эта цепь, подобно тропической змее-хищнику, держала ее в своих удушающих объятиях. И вырваться из них она не могла. И, скорее всего, не хотела.
Нет, дело было не в одинаковых часах. И не в одинаковых записках. И не в странной орфографии этих записок.
Дело было в ином. Но об этом Анна никому ничего не сказала и не намеревалась говорить. А сами узнать это они тоже не могли.
Дело было в почерке. Почерке, которым были написаны все эти три записки. Анна узнала его тотчас, как только взглянула на экран. Речь шла не о том, что этот почерк похож на какой-то ей известный.
Это был именно тот самый почерк. Один в один. Сто процентов.
Ее собственный.
Анна вышла из автомобиля и захлопнула дверцу. Вот она и на месте, прибыла в «Чертяково». Она посмотрела на высоченные витые ворота музея-усадьбы. А затем, расплатившись с водителем, двинулась вперед по широкой аллее, которая вела ко дворцу.
С момента странных событий на подземном уровне аукционного дома миновало пять дней. Пять дней, в течение которых Аня практически не спала. А если и спала, то урывками. Стоило ей смежить веки, как возникала картинка – записка, написанная ее почерком. Ее собственным почерком.
Совладать с ситуацией ей помог крепкий черный кофе, который она попросила, оказавшись снова в кабинете шефа. Сидя в кресле и прихлебывая обжигающий напиток, Анна думала о том, что это невозможно. Что ей почудилось. Что она сама себе внушила какую-то ужасную, небывалую глупость.
А затем, не утерпев, она взяла украдкой бумажную салфетку и написала на ней эту самую фразу. «Отойти влево, повернуться, шагнуть вправо и упасть».
Да, сомнений быть не могло. Это был ее почерк. Только вот как…
В тот самый момент, когда в кабинет вошел Олег Егорович, подтянутый седовласый бывший чекист в сшитом в Лондоне костюме, салфетка соскользнула у нее с колен и приземлилась на пол.
И надо же такому случиться – она не успела поднять ее, потому что ее опередил Михаил Аркадьевич. Конечно же, не упустив при этом возможности взглянуть на то, что на салфетке было написано.
– А у вас отлично получилось, – произнес он, проницательно глядя на девушку. – Как я вижу, у вас не только удивительная зрительная память, но и редкостный талант копииста. Где вы этому научились?
Впрочем, выдумывать ответ не пришлось, потому что перед ней уже стоял Олег Егорович, протягивая Анне бледную крепкую ладонь.
Затем последовал разговор. Речь шла о том, как Анне следовало себя вести и на что в первую очередь обратить внимание. Олег Егорович, посвященный во все детали, заявил:
– Посылать кого-то из людей, которые работают в нашем аукционном доме, крайне опасно. Ведь всегда можно сделать тайный снимок при помощи мобильного, отправить куда надо, и все, отличная легенда пойдет насмарку. Одной сотрудницы аукционного дома уже хватит, двое – будет перебор. Вы не будете скрывать, где работаете, однако причина вашего визита – работа в архиве и сбор материала для диссертации.
– Кандидатской или докторской? – спросила Анна. – Это ведь тоже можно проверить!
– Пусть проверяют! – отрапортовал начальник службы безопасности. – У вас и визитки будут соответствующие. Ваше имя внесено в список аспирантов вуза, комар носа не подточит. А научный руководитель, у которого вы пишете работу, сейчас находится в зарубежной командировке и вернется только к осени. Но ваше появление ни у кого подозрения вызвать не должно. Сложнее с вашим ангелом-хранителем…
Анна, видимо, скривилась, потому что Олег Егорович заявил:
– Да-да, не морщите губки. Он вам понадобится. Вообще, не женское это дело…
– Анна Игоревна – тот человек, который нам нужен! – отрубил, сузив глаза, Михаил Аркадьевич. – И она уж точно не привлечет к себе внимания. Точнее, привлечет, ведь она молодая симпатичная дама, но не то внимание, которое привлек бы шатающийся по музею и выспрашивающий и вынюхивающий мужлан.
– Ну, у нас имеется и типаж хилого студентика, однако вы правы. Женщина – всегда лучшее прикрытие. Однако любой женщине требуется, как я уже сказал, ангел-хранитель. И вашего, Анна Игоревна, зовут Кирилл…
Анна слушала его вполуха, размышляя над тем, как в часах мог оказаться текст, написанный ее почерком. И пришла к выводу, что никогда раньше такого текста не писала.
«Отойти влево, развернуться, шагнуть вправо и упасть».
Так что было исключено, что кто-то похитил написанный ею некогда текст и использовал для того… Для того чтобы спрятать его в этих старинных часах? Причем в трех экземплярах?
Но разве имелось какое-то объяснение тому, что ей стало известно? Какое-то иное? Видимо, имелось, однако ей оно было неизвестно. И хотелось докопаться до истины – во что бы то ни стало! Поэтому она и дала согласие на поездку в «Чертяково»…
– Кирилл – профессионал, на него можно положиться, кроме того, он мой племянник, – гудел Олег Егорович, а Анна лениво подумала, что и тут рука руку моет: дядя пропихнул на синекуру своего родственничка. Но какое ей дело до этого Кирилла? Хотя есть кое-какое: он ведь ее ангел-хранитель, и от него будет в итоге зависеть ее жизнь. Этот Кирилл ей сразу же стал крайне неприятен.
Секретарша доложила, что к Михаилу Аркадьевичу пришел помощник, и того тотчас допустили в кабинет шефа. То ли Илья, то ли Сергей доложил:
– Экспресс-тесты показали: бумага настоящая, изготовлена не раньше 1795-го и не позднее 1812 года. Чернила, которыми сделаны все три надписи, аутентичны. Сейчас принимаемся за более серьезную проверку…
Он исчез, а Олег Егорович, которого быстро ввели в курс дела, задумался, а потом произнес:
– А как насчет такого варианта: и бумага, и чернила настоящие, старинные. Бумагу можно найти, скажем, в музеях, архивах, библиотеках или у антикваров. Там же можно обнаружить и старинные чернильницы, на дне которых сохранились засохшие остатки чернил. Разбавить их – и все, можно писать старинными чернилами на старинной бумаге! Но в наше время!
Михаил Аркадьевич усмехнулся:
– Хитро, и раньше бы такой трюк наверняка произвел фурор. Но не в наше время, Олег! Мои ребята же сказали: они начинают серьезную проверку. И они установят, чем были сделаны надписи на бумаге. Потому что на ней, даже по прошествии двухсот лет, остались микроскопические частицы пера, которым водили по листу. Подвергнув экспертизе эти частицы, они вынесут вердикт: старинное это перо или нет!
– Старинных перьев полно у любого старьевщика! – парировал начальник службы охраны. – Эка невидаль! Найти гусиное перо позапрошлого века, которым, может, какой дьяк доносы строчил, окуни его в разбавленные чернила, проведи по старинной, найденной в архиве бумаге – и все, идеальная подделка готова!
Он победоносно посмотрел на главного реставратора, а тот лишь горестно качнул головой.
– Да, еще лет пять назад, даже года три, это было бы проблемой. И любая экспертиза подтвердила бы – да, все настоящее, и бумага, и чернила, и перо, которым написали странное послание. Но наука же на месте не стоит. У моих ребят имеется возможность определить не только возраст бумаги, чернил и пера, но и время, когда было нанесена надпись. С точностью до десяти лет!
Олег Егорович присвистнул и спросил:
– И что, результаты этой экспертизы надежные?
– Практически стопроцентные! – заявил самодовольно Михаил Аркадьевич. – И тогда, с точностью до десятилетия, мы и будем знать, когда кто-то написал эти записки. Может быть, даже и кто – потому что мои ребята снимут, если на бумаге имеются, отпечатки пальцев и возьмут пробы органики, по которым, если что, можно будет провести генетическую экспертизу.
Говоря это, он смотрел на Анну, а та, сама не ведая отчего, вдруг похолодела. Но с чего ей бояться? Она ничего не подделывала, к этой афере, если вообще имела место афера, причастна не была. Но все равно испугалась!
Чтобы не выдать своего состояния, она собрала волю в кулак и подала голос:
– Но что даст генетический анализ? Ведь он важен только в случае сопоставительной экспертизы. А с чем можно будет сопоставить образцы ДНК, которые, предположим, ваши люди найдут на записках?
Олег Егорович хохотнул и подмигнул Анне, мол, хороший вопрос. Михаил Аркадьевич же пояснил:
– Сопоставлять пока действительно не с чем. Однако анализ ДНК позволит нам узнать, кем был автор записки. Скажем, мужчина это или женщина. Этническое происхождение. Даже примерный возраст…
Анна снова похолодела, а потом сказала:
– Но ведь может статься, это будут образцы ДНК кого-то другого. Например, служанки. Или мальчика-посыльного. Или вообще собаки, которая вертелась в момент написания записки рядом! Кроме того, мы ведь сами трогали все три записки. На ней имеются и наши отпечатки, и наши образцы ДНК!
– Каждый из нас сдаст свои образцы, чтобы мои ребята могли исключить их во время проведения анализа…
Тут настал черед Всеволода Романовича возмущаться:
– Миша, ты что тут развел анализы, как будто мы все поисками сбежавшего Чикатило заняты! Еще чего: сдавать образцы ДНК? Что, кровь сдавать или слюну? Не бывать такому!
Михаил Аркадьевич взял с лацкана шефа волос и заявил:
– Этого вполне достаточно.
Затем он повернулся к Анне и спросил:
– Вы позволите?
Он поднес руку к ее голове с явным намерением выдернуть волос, но его остановил голос Всеволода Романовича:
– Миша, прекрати! Хватит глупых шуточек!
– Это не шутка, Сева, а естественная необходимость. Надо исключить возможность занесения чужих образцов ДНК…
И он снова поднес руку к голове Анны. В этот момент раздалась приглушенная телефонная трель. Не извиняясь, Олег Егорович вынул свой мобильный. Всеволод Романович сделал страшные глаза, и Михаил Аркадьевич, так и не взяв на анализ волос Анны, опустился обратно в кресло.
– Так-так, ты уверен? Значит, даже так? Отлично! Спасибо за информацию! Ну, бывай!
Он завершил разговор, как-то недобро усмехнулся и заметил:
– Похоже, дележка клада в самом разгаре. Потому что полчаса назад был обнаружен труп одного из сотрудников музея-усадьбы «Чертяково». Он был зверски убит.
– Зверски – это, позвольте спросить, как? – осведомился Михаил Аркадьевич. – Ему что, кишки выпустили?
Начальник службы безопасности сверкнул глазами и пояснил:
– Если бы только это… Кто-то буквально превратил несчастного в фарш, не только выпотрошил внутренности, но откусил голову. Причем ее саму убийца на месте преступления не оставил, а прихватил с собой!
– Откусил? – сипло произнес шеф.
Анна вздрогнула, а Олег Егорович продолжил:
– Да, откусил. Наши славные правоохранительные органы говорят о нападении диких зверей. Но что за зверь это должен быть, чтобы так изуродовать человека?
– Или мы имеем дело с умалишенным? – предположил Всеволод Романович боязливо.
Начальник службы безопасности ответил:
– Одно из двух: или убийца в самом деле безумен, или очень хитер. Ведь это самое «Чертяково» – так называемая геопатогенная зона – весьма популярная среди туристов-любителей паранормального экстрима. Болота и лес, окружающие усадьбу, издавна пользуются дурной славой. Раньше речь вели о чертях, о лешем, о ведьмах… А потом появился монстр! Чертяковский монстр!
