Антон Краснов
Наследник. Поход по зову крови
Все это пустовало. На импровизированной набережной Тертеи не было ни души.
Но уже в полутора сотнях шагов от берега на площадке, зажатой между двумя корпусами лагеря Трудармии, находились люди. Много людей. Наверно, несколько тысяч. Они стояли молча и время от времени покачивали головами в такт речам высокого молодого проповедника в светлой накидке. Он стоял на втором ярусе наблюдательной вышки меж двух мощных огней. Над его головой надувался под ветром огромный стяг с надписью: «Трудовая армия: главные победы – без крови!»
У человека был мощный и проникновенный голос:
– Только вольности нашей страны позволяют нам не на страх, а на совесть строить вот такие великолепные мосты втрое быстрее, чем это делают сами знаете где. Да, вы не ослышались! Мы построили этот виадук втрое быстрее, чем это могли бы сделать строители по ту сторону великого океана, – с чувством говорил он, блестя черными глазами и разбрасывая щедрые жесты обеими руками. – Конечно, я говорю о Черной Токопилье, конечно, я имею в виду орден Рамоникейя, чья тень накрывает всю ту проклятую землю. Они хотели бы дотянуться до нас, не сомневайтесь! Не исключено, что скоро нам придется сойтись лицом к лицу. Но нам не страшно, ведь мы умеем возводить не только мосты и окольцовывать не только реки! – Оратор тряхнул длинными светлыми волосами, перехваченными серой матерчатой, черной у концов лентой. – Мы строим все новые и новые корабли, со все более серьезными водоизмещением и оснасткой, с более мощным оружием, и быть может, настанет тот час, когда нам придется его расчехлить. Три столетия в нашей стране не было ни одной войны, ни одного кровопролития, ни одной бойни. Три столетия мы мирно трудились, строили, надеялись на лучшее, жили. Вольное королевство Альгам и Кесаврия не хочет крови, мы всегда стояли на том, что главные победы нужно одерживать над собой, над своей ленью и косностью. Победы нужно одерживать и над миром, в котором мы живем. Не брать на себя слишком много, чтобы не надорваться, – так гласит Иерархия знаний. Не брать на себя и слишком мало, чтобы не надорвался тот, кто рядом: ведь кому-то придется взять твою долю!
Это заявление было встречено одобрительным ревом.
– Гладко чешет, шустряк, – сказал кто-то в толпе трудовиков. – И все ж по делу, по уму.
– Язык-то даден какой…
– А кто это такой будет?
– Этот? А… Из Сейморской Школы Пятого уровня, значит, оратор. Литера А, мореходы они, стало быть… Недавно к нам на усиление прибыли – для испытаний моста…
– А, это у которых директор сам Каспиус Бреннан-младший, сын владетеля Корнельского? – вклинился чей-то четкий голос.
– Он самый.
– Тогда Ариолан Бэйл его зовут. Я его несколько раз в Сейморе видел…
Себастьян, конечно, не мог слышать всех этих разговоров, да и все речения высоченного и громкоголосого Ариолана Бэйла доносились до него только в виде обрывочных фраз. И некоторые из них, несмотря на их неполноту, вдруг живо воссоздали в памяти то, что совсем недавно рассказывал ему пьяный Ржига, а Ржига говорил: «Утром рыбаки нашли на песке следы, накрепко вбитые в глину. Это были следы подкованных сапог, и на каждой подкове красовались лилии. Символ проклятой Черной Токопильи…» Только там это говорилось под хмельком и шепотом. Здесь же высокий, выпрямившийся во весь свой немалый рост оратор на возвышении говорил во весь голос.
Впрочем, дослушать не удалось: подкатила карета барона Армина, и последний в вежливой форме поинтересовался, какого демона Себастьян торчит у края моста, угрожая тем самым сохранности лошади.
Вскоре они уже въезжали в лагерь Трудовой армии.
– Здесь и заночуем! – громко объявил дядюшка Армин и стал старательно плеваться под стол, очищая свою внушительную глотку от оставшихся в зубах и на языке рыбьих костей. Они сидели под просмоленным навесом, по которому барабанили крупные капли дождя. Шла ночная непогода.
– Заночуем? Это кто же нам разрешит?
– А это кто же нам запретит?! – подбоченившись, в тон задавшему этот вопрос Жи-Ру отозвался благородный барон и засунул пальцы в обе ноздри. – Я ж это… говорил… – не освобождая носа, прогнусавил он. – Я ж говорил, что у меня тут отличный человек, который нам… Он, может, нас и до Сеймора добросит. На судне. Поди, видели сколько тут трудармейского речного флота стоит?
Сидевший тут же Себастьян кротко склонил голову набок, к плечу, и стал похож на долговязую унылую птицу, молча стоящую в болоте. Повар Жи-Ру аккуратно начал:
– Мне все-таки кажется, что здесь не самое лучшее место для ночлега, господин барон.
– Называй меня «дружище Армин»! – великодушно разрешил опекун Себастьяна и попытался схватить лежащий перед ним на тарелке кусок мяса в фасоли с соусом прямо зубами. Привыкший к таким оборотам беседы расторопный Жи-Ру, впрочем, нисколько не смутился. Он продолжал развивать свою мысль:
– Видите ли, господин барон, то есть дружище Армин. Трудовики – ребята очень своеобразные. Они не любят попусту тратить свое и чужое время. Не любят травить байки. Не любят пить горячительное и обжираться на ночь. Но не это все смущает меня больше всего. Я тут слышал краем уха, что в лагере находятся студенты Школы Пятого окна из Сеймора… Это серьезные парни. Я, честно говоря, предпочитаю общаться с людьми попроще, без этой учености, которая бог весть куда может завести. Из таких-то и вырастают люди для Алой сотни, которой заправляет сам Астуан Пятый…
– В-вот! – перебивая Жи-Ру, воскликнул барон Армин, и по его отложному воротнику потек соус. Он, безусловно, перебил бы своего повара и куда раньше, но все это время его рот был накрепко забит жратвой. – Вот! И я тебе о них! Не об Алой сотне… брр… а о Школе Пятого окна из Сеймора, парни из которой сейчас практикуются здесь на испытании этого виадука! Дело в том, что один из этих серьезных и ученых парней, как ты тут только что справедливо говорил… он, клянусь кишками Илу-Марта, уважит любую мою п-просьбу! Ведь практически вливается в семью… Да! Эк!.. П-прислушается к любому моему требованию!
– К вам, вероятно, уже прислушались, – сказал Себастьян и кивнул на высокого трудовика в серой униформе, с широким и добродушным лицом. Он возник из темноты в пяти шагах от барона Армина и, кажется, ждал, пока у того иссякнет поток красноречия.
– Прислушались, прислушались, – кивнул круглолицый. – Мне велено проводить вас в помещение для ночлега. С рассветом отходит судно в Сеймор. Вам будет быстрее спуститься на нем по течению реки к Тертейскому лиману и там морем дойти до города. Доплывете с ветерком, будет хорошо. Ребята из Охранного корпуса, если что, волноваться или скучать не дадут. Обедать будете уже в Сейморе.
Дядюшка Армин надувался на глазах. Его обвислые щеки затрепетали. Никогда еще его самодовольные речи не подтверждались с такой поразительной быстротой, с такой великолепной буквальностью. Мелкопоместный барон был польщен вниманием к его персоне до такой степени, что восторженно хватил кулаком по столу, угодив по концу ложки, которая была погружена в подливу, – и заряд кисло-сладкого соуса с живыми кусочками перца ловко вонзился в лоб круглолицего трудовика.
Непоседливый Ржига подскочил на месте и всплеснул руками. Армеец и бровью не повел. Он смахнул подливу движением широченной ладони и приветливо произнес:
– Рад, что вам у нас нравится. Если вы еще не закончили трапезу, я подожду.
Им отвели внушительных размеров помещение на втором этаже жилого корпуса. Река и мост отсюда не были видны, зато прямо под окнами стояло несколько белых шатров из парусины, красиво подсвеченных изнутри. Можно было видеть размытые контуры фигур и завораживающее мерцание света, то яркого, то тускнеющего.
Барон, пресыщенный красотами вечера, упал на кровать и тут же захрапел. Себастьян спросил у провожатого, указывая на шатры:
– А что там?
– А, это? Это наши, – коротко ответил тот. – Сейморская Школа Пятого окна, строительно-испытательская партия.
– Ариолан Бэйл? – быстро осведомился Себастьян.
Провожатый помедлил. На его высоком лбу вспухли два небольших холмика. Он пошевелил крупными губами и наконец ответил:
– И он тоже. Сказать по чести, это он меня прислал. Да успокоит вас ночь!
«Ариолан Бэйл… Ариолан Бэйл! – несколько раз повторил Себастьян, глядя на дверь, которую закрыл за собой провожатый. Это звучное имя отчего-то не давало ему покоя куда больше, чем монументальный храп барона, вспоровший тихий покой комнаты с той легкостью, с какой нож выпарывает пух и перья из теплой подушки. – Ариолан Бэйл… Что говорил он там о кораблях и о том, что нам рано или поздно придется сойтись лицом к лицу с Черной Токопильей, с Предрассветными братьями? Четыре года назад о какой-то угрозе говорили и самому королю. Те же бредни принес из кабака и Ржига…»
– А где Ржига? – вдруг донесся до задумчивого Себастьяна голос Жи-Ру. Здоровяк-повар сидел на кровати и раскладывал вокруг себя какие-то остро пахнущие мешочки и скляночки. Одну из этих скляночек он опустошил и довольно крякнул. – Где этот чертов бездельник? Он должен был растереть мне в порошок лисицын корень из Борра.
– Я не зна… – начал было Себастьян, но тут «дружище Армин» перевернулся с бока на спину и всхрапнул так, что начисто заглушил и слова своего воспитанника, и беззлобную брань повара. Жи-Ру махнул рукой и повернулся лицом к стене.
А через пять минут появился Ржига.
Бесшумно приотворилась дверь. В образовавшуюся узкую щель просунулась хитрая физиономия и остренькие ушки полубрешака, облепленные серым шевелящимся пухом. Он покрутил головой и заговорил шепотом:
– Басти… Айда со мной! Ай да ребята! Я там подсмотрел…
– Только не говори, что опять наткнулся на какую-то небывальщину, как тогда на Языке Оборотня.
Ржига мотнул головой:
– Да ну! Чур меня! Нет никакого Языка Оборотня, ты же сам велел мне так думать и говорить. А лучше молчать… А там – нет, там не небывальщина, а просто очень здорово. Есть там у них такой Ариолан Бэйл…
– Кто?!
– Тсс! Че ты орешь, ща проснутся же наши крикуны! Выметнись-ка отседова!
Себастьян подхватил свои башмаки в левую руку и, осторожно ступая на цыпочках, выскочил из комнаты. Ржига плотно закрыл за ним дверь. Жестикулируя, продолжил уже вслух:
– Видел шатры, которые светятся изнутри? Так вот я пробрался в один… Мельком взглянул, пока не заметили… Да-а-а! Это тебе не наше Второе окно!
Они спустились по мощной деревянной лестнице, ни разу не скрипнувшей под легкими шагами двух любопытных, и вышли к тем самым шатрам, по форме напоминающим усеченные сверху тыквы. Дорожка к ним была оббита по краям деревянными колышками, на которых были натянуты узкие кожаные ремешки. Под ногами скрипел мокрый песок. Назойливый ночной дождь вяло припадал к земле. Шатры, в которых совсем недавно брезжил свет, сейчас были мертвы, тусклы, и не доносилось из них ни звука. Лишь один, стоявший у подножия крутого холма, светился бледным лимонным светом.
Казалось, что там, за полупрозрачной непромокаемой тканью, натянутой на прочный каркас, кружился рой светлячков.
На этот-то шатер и указал Ржига.
Себастьян пригладил рукой слипшиеся от дождя волосы и, откинув полог, вошел внутрь.
Это были не светлячки. Это были светящиеся шарики величиной с ноготок младенца, перемещающиеся по спирали, пересыпанной мелкими неподвижными искрами и верхней своей оконечностью упершейся в свод шатра. Большое основание спирали покоилось на нескольких светло-серых и белых столбиках, торчащих из пола. Столбики, доходящие почти до колена взрослому мужчине, вздрагивали в такт движениям высокого человека, стоявшего посередине шатра. Вокруг него сгрудились и все остальные находящиеся в шатре. Несколько молодых парней и даже три девушки, все одеты одинаково.
Очевидно, высокий человек обладал даром притягивать к себе людей. Он притянул даже его, Себастьяна. Воспитанник барона Армина узнал это молодое суровое лицо – пусть до того видел его лишь единожды и с немалого расстояния. Конечно, это был Ариолан Бэйл.
– Это простая методическая модель, – говорил он, совершая вращательные движения ладонями, – через выстроенную таким образом защиту не пробьется ни один ксеноморф, ни один суррикен. Ни его запах, ни исходящий от него свет. Разве что само его намерение напасть на вас, изменить вас. Директор хорошо объяснил мне биологический механизм этой защиты. Главное – почувствовать саму энергию серых жерланов, особую, ни на что не похожую и ни с чем не сравнимую. А вот как только придет ощущение контакта, – Ариолан Бэйл присел и положил ладонь на навершие белого столбика, – то с опытом придет и все остальное.
– Опыт… А у нас есть хотя бы огарки древнего опыта? – спросила одна из девушек.
– От Отцов Катастрофы действительно уцелело немногое. И даже лучшие из законных ланзаатов не могут похвастать и малой долей этих знаний – тем, что было доступно Великим. Изготовление суррикенов – это так, баловство. Ученичество… Проба сил. А эти силы ныне, конечно, не беспредельны. Может, это и к лучшему, – тихо выговорил Ариолан Бэйл.
– На что способны серые жерланы? – спросила девушка.
– Ты неправильно построила вопрос. Нужно было так: какие качества серых жерланов можем использовать мы? Все-таки это особая форма жизни. Умение вступить с ними во взаимодействие, подчинить своей воле – все это дорогого стоит. А на что они способны? Ну, я могу выдаивать из них всякие пустяки типа… ну вот этого.
Себастьян, оставаясь незамеченным, смотрел от входа… Ариолан Бэйл вскинул голову и, сжав кулаки, медленно притянул их к подбородку. От столбиков разошлась упругая волна холода – одна, вторая, третья. Каждая все злее. Среди светящихся шариков, круживших над верхушками серых жерланов, вдруг сверкнули холодные белые кристаллики, и на земляной пол шатра стал падать снег. Сначала редкие снежинки, потом густые хлопья.
– Где-то так, – сказал Ариолан Бэйл и разжал кулаки. Оставшийся снег упал на землю и стал стремительно таять.
– И что это дает? – спросил высокий парень. – Фокусы, пустяк… Хотя, конечно, впечатляет.
Мастер Ариолан Бэйл посмотрел на него, как на идиота. Выдержал паузу. Проглотил раздражение. Произнес:
– Я, собственно, и говорил о пустяках. С помощью этих созданий мы можем облекать в плоть свои мысли и пожелания. Вот сейчас я подал сигнал снизить температуру воздуха и выкристаллизовать снежинки. Разумеется, это воплощается в жизнь только на территории, подконтрольной серым жерланам. То есть на том пятачке пола, который они окружают.
– Это, наверно, очень полезно для земледельцев, – подал реплику кто-то.
– Очень верно подмечено, – не удержал улыбку мастер Ариолан Бэйл и, присев на корточки, провел пальцем по теплеющей земле, уже впитавшей в себя снег. – Когда ты сажаешь зимний сад, когда ты ухаживаешь за огородом, ты задаешь свои условия: температуру в теплице или же интенсивность полива растений, ну и так далее… Другое дело, что при помощи серых жерланов эти условия можно задать мгновенно, а осуществить в самые сжатые сроки.
– Здорово!
– А еще какие-нибудь фокусы, Бэйл! – пробасил один из Школы Пятого окна.
– Фокусы… Не забывайте, что все мною показанное и вами увиденное запрещено Иерархией, а значит – по букве закона – не существует.
– Мы знаем, знаем. Нам очень страшно!
– Шутники… – Ариолан Бэйл встал и распрямился. На его гладком юношеском лице промелькнула складка сомнения. Впрочем, через мгновение он махнул рукой и вытянул из-под одежды длинный продолговатый ящичек длиной в ладонь. Открыл его, и оттуда вылетели мохнатые разноцветные бабочки. Черные, зеленые, пестрые.
Девушки и парни из Школы Пятого окна терпеливо ждали.
Бабочки, нежданно получившие свободу, полетели во все стороны. Ариолан Бэйл едва заметно шевельнул ладонью, и раздалось низкое, едва уловимое ухом гудение – словно где-то там, в ночи, за пологом висел шальной шмель. Бабочки на несколько мгновений застыли в воздухе среди светящихся шариков – и вдруг одна за другой стали падать на пол, словно притянутые. Словно невидимый гнет вдавил гусениц в землю.
Их продолговатые тельца задергались. Затрепетали хрупкие крылья. Брызнула откуда-то липкая жидкость. Кто-то из девчонок не выдержал и издал тихий стон отвращения. Мастер Ариолан Бэйл, крепко сжав губы, сделал еще несколько движений выгнутой ладонью и закрыл глаза.
С бабочками что-то происходило. Подробности этой трансформации едва ли были видны большинству собравшихся, а стоявший в нескольких шагах от Бэйла и арены его маленьких чудес Себастьян и вовсе был обделен зрелищем. Тем не менее он углядел, как бабочки собрались в какие-то безобразные комки, из которых торчали кромки поломанных крылышек. Комки завибрировали, вытянулись, исходя мучительной дрожью, и поползли в разные стороны.
Это были гусеницы.
– Как же так? – выговорил кто-то. – Это же невозможно. Ведь должно быть наоборот…
– То же говорю вам и я: это невозможно, – веско произнес мастер Ариолан Бэйл. – Об этом говорит нам и Иерархия…
Вдруг он замолчал. Светящиеся шарики, замедлив свое величаво-плавное спиральное движение, метнулись к своду шатра… И разом угасли.
Внутреннее пространство шатра освещалось теперь только двумя небольшими масляными лампами, прикрепленными к опорным стойкам каркаса.
Ариолан Бэйл замер на месте. Если что-то и можно было прочитать на его посуровевшем юном лице, то это было похоже отнюдь не на растерянность и не на обескураженность, а скорее на легкую досаду. Он сделал несколько энергичных пассов обеими руками. С верхушек белых столбов, торчащих в полу, слетели длинные искры и тут же погасли.
– Что такое?
Вот теперь в его голосе пробилось несколько ноток, говорящих о недоумении и гневе.
– Что это такое, чтоб меня изгнали в Омут?! – повторил он и тут, повинуясь назойливому импульсу, скосил глаза…
Медленно, один за другим, все присутствующие в шатре стали оборачиваться к входу, где, оставаясь до сих пор незамеченным, стоял Себастьян.
– Ты кто такой? – резко спросил Ариолан Бэйл и шагнул к незваному гостю. – Я тебя первый раз вижу, ты не из наших!
– И на трудовика вообще не похож, – подал голос один из его спутников.
– Да уж конечно! Те в наши шатры по ночам не суются… – прозвучал насмешливый девичий голос. – Сон берегут.
– Ты кто такой? – повторил предводитель строительно-испытательной партии Школы Пятого окна из Сеймора. – Тебя прислали проследить за нами? Не нарушаем ли мы устав нашего учебного заведения, пользуясь тем, что мы вне стен школы?
– Я думаю, это было бы слишком сложно для меня, – серьезно ответил Себастьян. – Проследить за нарушением того, о чем я и понятия не имею… Нет. Я просто зашел на огонек с моим… – Он оглянулся и, не увидев Ржиги, быстро подкорректировал фразу: – С моим превеликим удовольствием. Все это очень красиво. Может, я не совсем удачно зашел. Ваши фокусы со снегом и с бабочками были очень впечатляющими. Зашел, да… С этими визитами всякое бывает. Вон мой хороший приятель, повар Жи-Ру, как-то рассказывал мне, как он пожаловал в гости к знакомому палачу, чтобы тот казнил ему на ужин поросенка. Сам Жи-Ру никак не мог прирезать животное: он только что вытащил из колодца своего хозяина, барона Армина, и по этому поводу выпил и растрогался. Отнять чью-то жизнь стало свыше его сил!
Светловолосая девица из Школы Пятого окна тихо рассмеялась и стала рассматривать гостя с неподдельным интересом. К Себастьяну с деловитым видом подступили двое студентов. Ариолан Бэйл, напротив, не двигался с места, рассматривая пятачок где-то под ногами неожиданного посетителя.
– Барона Армина, говоришь? Из Угурта?
– Ну вы же сами знаете, мастер Ариолан Бэйл, что речь именно о нем. Ведь вы даже распорядились выделить нам место для ночлега в лагере.
– Нам? Ты из его домашних, что ли?
– Куда уж домашнее. Воспитанник, – с непередаваемой интонацией отозвался Себастьян, почувствовав, что на этот раз отделается легкими нравоучениями.
Так и вышло.
– Воспитанник? – поднял одну бровь Ариолан Бэйл. – Ну… Тут налицо недоработка: не очень-то ты и воспитанный. Ладно. Можешь идти. Что стоишь? Или тебе снова дать провожатого? (Вперед выступил высокий, ростом с самого Ариолана Бэйла, но пошире в плечах, верзила и выразительно поднес к собственной щеке, на которой уже пробивалась щетина, мощный кулак.) Обожди, Олеварн. Что стоишь? – снова поднял он глаза на Себастьяна. – Чего ждешь?
– Вопрос у меня, – ответил нахальный гость, и на его бледных щеках проступил румянец. Верзила Олеварн принялся с хрустом разминать пальцы. Ариолан Бэйл поднял вторую бровь:
– Вопрос? Я думаю, тебе уже неоднократно отвечали, что ты редкий нахал. Но так и быть. Что у тебя?
Себастьян сосредоточенно потер рукой щеку, оценил мощные плечевые рычаги разогревающегося Олеварна и отрывисто спросил:
– А что такое серые жерланы?
– А ты умеешь слушать, – неодобрительно отозвался Ариолан Бэйл, – и при этом слышишь главное. Многим этот редкий талант уже стоил головы. Ну ладно… Все равно ты видел. Серые жерланы – это древняя форма жизни, близкая к грибам, но все-таки не совсем грибы. Очень интересная форма материи и, как утверждают некоторые, обладающая собственным разумом. Плод гения Маннитов… Вот эти белые столбики, торчащие из земли вокруг меня, – это функциональная часть серых, их зоны роста.
– Не совсем – это как?
– Есть версия, выдвинутая еще в эру Опустошения: серые жерланы – это не оригинальный вид, это суррикены. Хотя что я тебе объясняю про…
– …про суррикенов? Мне доводилось их видеть, – спокойно проговорил Себастьян.
Ариолан Бэйл стиснул крепкие челюсти, а практически все прочие представители славной Школы Пятого окна расхохотались: как какой-то наглый малолетка с нашивкой Второго окна на рукаве рассказывает о том, что видел мифических суррикенов? Верзила Олеварн хохотал так, что весь его колоссальный корпус ходил ходуном, раздувался и опадал, как кузнечные мехи. Светловолосая девица, посматривавшая на Себастьяна, даже во время смеха не уставала поправлять спадающие на лоб локоны.
Один Ариолан Бэйл сохранял совершенное спокойствие во время веселья, которое сам он считал глубоко неуместным.
– Что же такое суррикены? – спросил он, дождавшись, пока смех стихнет.
– Насколько я понял, – с достоинством заговорил Себастьян, – суррикены – это такие существа, чей рост искусственно приостановлен. А чаще всего даже обращен вспять, но с сохранением полученных форм. Конечно, считается, что это доступно только самым могущественным ланзаатам. Говорят, что самые искусные мастера в этом деле доходили до того, что могли изготовить, ну скажем, двухголовую лошадь, которая помещалась на ладони и при этом выпускала из ноздрей хоботки пламени. Было очень удобно зажигать свечи. Суррикенами могли быть деревья, морские гады, да что угодно живое. Говорят, даже люди…
Он умолк при общем гробовом молчании. Обвел глазами угрюмых студентов Школы Пятого окна и остановился на непроницаемом лице Ариолана Бэйла.
– Откуда тебе все это известно? – процедил тот. – Если ты действительно воспитанник барона Армина, значит, тебе должно быть известно, что сулит человеку твоего возраста за произнесение вслух всего того, чему мы тут стали свидетелями?
– Конечно, – беспечно ответил Себастьян, и тут за его спиной появился Ржига, вооруженный массивным колом. Коренастый брешак пыхтел, но тащил…
– Идите уж, – негромко сказал Ариолан Бэйл, и у него свирепо задрожали тонкие ноздри. – Надеюсь, что ты всего лишь глупый самодовольный нахал, которому попросту не хватает ума держать язык за зубами. Малолетка, который выдает собственные нелепые бредни за истину. Пошли прочь! И брешака своего с дубиной прихвати…
Себастьян молча шагнул к выходу. Откинул полог. Его руку лизнули черные языки ночной тьмы. На самом пороге он замер и, не поворачивая головы, негромко проговорил:
– Когда-нибудь ты подавишься этими словами, просвещенный мастер Ариолан Бэйл.
В тот момент, когда Себастьян говорил, истекали последние мгновения этого богатого новыми людьми дня. И замерли звуки последнего слова, и стих порыв налетевшего ветра – упала полночь.
Но вторую ночь подряд Себастьян не мог заснуть. На этот раз Ржига составил ему компанию и не спал вместе с другом детства. Надо сказать, что полубрешака мучила совесть за то, что он оставил Себастьяна одного лицом к лицу с людьми Ариолана Бэйла; и пусть в последний момент он насобирал в себе остатки хваленой смелости его племени и ввалился в шатер с дубиной, все равно его не оставляли муки совести.
– Да ладно тебе, Басти, – говорил он, сидя на корточках перед дверью, из-за которой раздавались громовые раскаты храпа барона Армина, которым баритоном аккомпанировал повар Жи-Ру. – Да успокойся ты, Басти. Что ты на них ополчился, будто они не наши, а какие-нибудь Предрассветные братья…
– Ты так рассуждаешь, как будто тебе доводилось видеть боевых терциариев ордена Рамоникейя… – сумрачно отозвался Себастьян.
– Чев-во? – высунул голову Ржига.
– Не неси чушь, говорю. Эти ребята из Школы Пятого окна, конечно, подготовленные и занимаются делом, но очень уж заносчивые. А этот златоуст Ариолан Бэйл… Честно говоря, даже навскидку не предположу, что могло связать его и нашего доброго дядюшку Армина… Тот хоть и неотесанный, но даже в своих летах не позволяет себе такого тона…
– Ну да! – охотно согласился полубрешак. – Тот просто выпучит зенки и орет, брызгая слюной. Ариолан Бэйл делает все куда аккуратнее. Одно слово, один величавый жест – и чувствуем себя букашками на булавке у этих естествоиспытателей…
– Говори за себя! – неожиданно разозлился Себастьян. – Лично на меня его ужимки впечатления не произвели! Гонору у этих сейморских…
Он определенно лукавил. Манеры и красноречие Ариолана Бэйла производили впечатление и на куда более опытных и искушенных людей, чем юный воспитанник простодушного барона Армина. Говорили, что сам Каспиус Бреннан-старший, владетель Корнельский, приехав в школу, возглавляемую его сыном, был впечатлен умением Ариолана Бэйла просто и убедительно говорить о самых сложных вещах. А равно – и той зрелой не по годам уверенностью, с которой он это делал. «В груди этого юноши бьется сердце Мелькуинна, а в уста вложен огонь от искры Великих», – сказал тогда владетель Корнельский, и более высокой похвалы, с упоминанием священного в королевстве Альгама и Кесаврии имени, немыслимо было и представить.
Конечно, на фоне величавого и одновременно пылкого Ариолана Бэйла, свободно произносящего речи перед огромным лагерем Трудовой армии, Себастьян казался еще подростком. Нескладным, угловатым, скрывающим свою застенчивость за преувеличенно резкой и саркастичной манерой держать себя.
Конечно, тот был человеком совершенно иного уровня.
Ну и наконец, как могли слова Ариолана Бэйла не запасть в душу Себастьяну, если они касались того, о чем он думал (в той или иной степени скрывая это от себя самого) вот уже четыре года?..
Если бы Себастьян только мог предположить, на кого еще произвел неизгладимое впечатление блистательный предводитель испытательной партии Школы Пятого окна, боюсь, разговор в том шатре с серыми жерланами сложился бы совершенно по-иному. Впрочем, он недолго находился в неведении. Когда имеешь в друзьях такого болтуна, как Ржига, сложно долгое время не знать о том, что знает брешак.
Ржига поерзал задом по полу и, видимо, собираясь с мыслями и преодолевая конфуз, выговорил:
– Я тут… хотел тебе сказать… Об Армине.
– Хррррр!… Кххха… Чпок! Хррр… пш-ш-ш… – неслось из закрытой комнаты.
– А что такое я о нем не знаю? – глухо спросил Себастьян и стал медленно поднимать глаза на непривычно зажатого Ржигу. – Или… что такое ты хочешь мне сообщить, раз так побагровел, будто Жи-Ру дал тебе не в меру крепящий отвар?
– Ты бы все равно узнал…
Себастьян одним рывком переместился вплотную к Ржиге и, крепко взяв того за ворот, тряхнул так, что отлетела и лягушкой запрыгала по дощатому полу пуговица.
– Что бы я все равно узнал? – тихим, задушенным, страшным голосом спросил он у брешака, у которого нервно задвигались уши, а на лбу и на висках стал густо проступать пот. – Ну!
– А что ты меня хватаешь? Как будто я в этом виноват! Как ты думаешь, почему этот нахальный Ариолан, который не очень-то похож на того, кто будет расшаркиваться перед бароном… С какого перепугу он определил нас на ночлег? А наутро дает корабль с тем, чтобы мы со всем барахлом доплыли до Сеймора? А? Просто этот Бэйл помолвлен с Аннабелью… с дочкой барона, по которой ты только все вздыхал, а этот пышный трудармейский оратор действовал! Взял да и захомутал девчонку! Она же, как мы с тобой вчера утром вспоминали, уже не та свиристелка, которую мы сажали в бочку с медузами и таскали с собой по ночам показывать всякие ужасы и напасти! Она теперь совсем другая, она настоящая молодая дама!
– А че ты разорался-то? – сказал Себастьян, и казалось, что от этого спокойного, замедленного, как остывающая кровь, тона, от наигранного хладнокровия сейчас остановится сердце. – А че ты разошелся, Ржига? Наших увальней своими воплями разбудишь, тогда они с тобой по-другому поговорят.
И он выпустил ворот приятеля. Тот поворочался на полу и, вздохнув, пробормотал:
– А я-то в чем виноват? Это же не я… а…
Он хотел было назвать имя Ариолана Бэйла, но, поймав взгляд Себастьяна, поперхнулся им…
