Антон Карелин
Легенды Лиса

Прощание с Авалоном

Повесть о сироте из приюта на планете Авалон, которая встретилась с Небом.

Жанр: космическая фантастика

Мир: Галактика Одиссея Фокса

✦

Посвящается Льюису Кэрроллу, Киру Булычеву, Жюль Верну и другим писателям, которые с детства пробуждают в нас тягу к приключениям, к непознанному и прекрасному.

Полет Облачка

Повсюду царит переливающийся жемчужный туман. Весь мир тонет в нем, и лишь один чёрный пик выглядывает из туманного моря – одинокая скала среди безбрежной белизны. Сверху раскинулось ясное небо, над ним царит слепящее солнце, а в его жарких лучах плывут сотни маленьких белых облаков, с таким же жемчужным отливом.

В центре Тирольской возвышенности множество чёрных скал, каждая тянется к небу, но из тумана выглядывает только самая высокая. Остальных сегодня не видно: белый туман поднялся выше обычного, ведь сегодня прилив.

Причудливые звери, живущие в тумане, не любят показываться на солнечный свет – он их пугает и ослепляет. А потому летающие вокруг птицы крайнее удивились, когда ровно в восемь утра по авалонскому времени из тумана выступило незнакомое существо. Оно поднялось из белизны и замерло посреди безбрежного облачного моря, такое же одинокое, как торчащий вдали чёрный пик. Но, в отличие от него, вполне способное чувствовать своё одиночество.

Птицам не видно скалы под ногами существа, её укрывает туман. Поэтому с их точки зрения, создание стоит прямо в океане, который расстилается от горизонта до горизонта. Вокруг такой простор, что кажется: весь мир – лишь туманное море и яркое небо над ним, усеянное маленькими облачками. А посредине моря стоит, вытянувшись в струнку и запрокинув лицо к небу, это странное создание.

Яркие лучи светят ему прямо в глаза, оно немного жмурится, но смотрит на Солнце смело. Слабый ветер треплет длинные черные волосы. Птицы находятся в совершенном недоумении. Не обращая на них внимания, существо оглядывается по сторонам, выискивая что-то в бескрайних небесных просторах.

В Содружестве межзвездных государств живут существа с самых разных планет. От летающих медуз с Посейдона, разум которых совершеннее, чем лучшая компьютерная система, до ингарских богомолов, насекомых цивилизованных, любящих все прекрасное. И еще тысяча с лишним видов, совершенно непохожих друг на друга. Поэтому, чтобы опознать существо, замершее на вершине скалы, нужно быть хорошо образованным профессионалом.

Узнать его смог бы паук-этнограф с Арахны, специализация которого: “гуманоидные расы”. По сочетанию множества признаков создания, он мог бы уверенно сказать (вернее, прощелкать жвалами), что это homo puella, то есть, человеческая девочка. Это и в самом деле так.

Она нетерпеливо озирается, находит то, что ищет – взгляд останавливается, темные глаза округляются, ровные брови сходятся к переносице… затем расходятся… Судя по выражению лица, одновременно довольному и удивленному, можно сказать: она увидела то, что искала, и даже больше. Это было маленькое облачко с особо ярким жемчужным отливом.

– Попалась! – сказала девочка.

Тут-то и начинается наша история.

Привычным жестом девочка выхватила из-за пояса тонкую стеклянную дудочку, поднесла ее к губам – и в воздухе пронесся тихий хрустальный звон. Она подула снова, и звон усилился, задрожал, закружился над ней невидимым потоком. В его переливах родился ветер.

Удивленные птицы отлетели подальше. Ведь там, где был слышен хрустальный звук, ветер становился сильнее и как будто оживал. Послушный зову дудочки, он со свистом прыгнул вперед, закрутился возле маленького, жемчужно переливающегося облачка и, развернув его, полетел обратно. Облачко, неторопливо покачиваясь, поплыло за ним.

– Ко мне! – сверкнув глазами, прошептала девочка, на секунду прерываясь и сменяя ритм неслышной мелодии на более плавный. Ветер дул ей в лицо. Она улыбалась.

Облако уже проплывало мимо, и девочка протянула руку к самому краю. Пушистая белая вата обволокла подставленную ладонь, словно здороваясь – а когда ветер отнес облако дальше, в загорелой руке оказалась зажата тоненькая, жемчужно сверкающая нить. Пролетев еще метр, облачко дернулось и остановилось. Нить держала его крепко, не отпуская – теперь жемчужница была у девочки в плену.

А та не мешкала. Сменив дудочку на две деревянные спицы с множеством петель и крючков, прицепила к ним нитку, и начала аккуратно наматывать ее.

Пора представить эту homo puella. Ее зовут Алиса.

Проще всего описать ее с помощью трех “о”: очень отважная и одинокая.

Ей одиннадцать земных лет и триста шестьдесят четыре дня – сейчас утро триста шестьдесят пятого. Иными словами, сегодня к ночи Алисе должно исполниться двенадцать. Она пришла сюда по заданию воспитательницы Мэй, старшей облачной швеи Авалонского приюта для девочек, и собирается приложить все силы и все умение, чтобы именно сегодня поймать хорошее облако и сплести из жемчужной нити особенно красивую картину.

Несмотря на то, что Алиса командует ветром и умеет прясть жемчужную нитку из облаков, стоя на вершине скалы в одном из самых красивых мест галактики, на планете Авалон – она вполне обычная девочка, разве что очень смелая. Такая могла бы жить на морском побережье и бегать вместе с мальчишками к обрыву, первой прыгая в воду. Или трудиться в семье фермеров с Деметры, ухаживать за двухголовыми коровами… правда, для фермерской семьи Алиса слишком худая, и одежда у нее потертая, а ведь фермеры люди зажиточные, и не дали бы своей дочке ходить в заштопанных носках.

Алиса слаба в математике, физике, бионике – и всех остальных науках, которые требуют усидчивости и развитой логики. При словах «Что исследует комплексная нанография?» или «В чем отличие кванта вещества от кванта действия?», Алиса неудержимо тупеет и может сказать лишь «Кванты… это такие частицы». Зато она очень сильна в книгах, сериалах и ловле жемчужниц. Как только эти предметы введут в образовательную программу, Алиса станет отличницей хотя бы по ним.

Сама она с сожалением считает себя совершенно заурядным человеком – ну, может, только поумнее некоторых других воспитанниц. И хотя сестра Богемия регулярно наказывает Алису за грех гордыни, надо признать, это правда: девочка действительно не глупа. Но в Содружестве полным-полно детей образованнее ее. Никто не знает, что на самом деле кроется в этой девочке – и сама она, конечно, тоже не знает. Впрочем, почему мы вообще решили, что в ней что-то кроется?

– Ах, черт! – вдруг сказала Алиса, и тут же исправилась. – Прошу прощения, Святая Тереза. Но… Но вы посмотрите на это!! Да-это-же… ВОТ ЧЕРТ!!

“Это”, вместе с остальными эпитетами, относилось к одинокому облачку, которое проплывало неподалеку и, поймав лучи солнца, заиграло лазоревым огнем, словно огромный бриллиант. Алиса в жизни не видела такого яркого сияния, но, как любой собирательнице облаков, ей было прекрасно известно, что это значит. Это нити высовывались наружу, переливаясь в лучах солнца всеми цветами радуги.

Это было не только красиво до “глаз-не-оторвать”. Важнее было то, что раз жемчужница, живущая внутри облака, разрослась за его пределы, значит центральный стебель гораздо старше и больше обычных. Тот, который Алиса сматывала сейчас, был немногим толще ее волоса – а каков мог быть этот!.. Если вдруг – О, Святая Тереза! – он будет миллиметра полтора в диаметре, Алиса одним махом сделает приют ощутимо богаче. И станет непревзойденной собирательницей всей планеты (лучшей в приюте она была уже давно).

Алиса не знала, может ли вообще нить жемчужницы быть толщиной больше двух миллиметров – но именно сейчас, похоже, ей представилась возможность проверить это. Потому что такого сверкания она не видела даже в хрониках ловцов, демонстрирующих лучших из когда-либо пойманных жемчужниц…

Ветер, как назло, усилился, и начал сносить облачко в сторону от скалы, да еще и слишком высоко.

– Ну нет! – решительно воскликнула Алиса. – Никуда ты от меня не уйдешь!

Расцепив вязальные спицы, она отпустила уже пойманное облачко, и оно медленно поплыло над ватной пеленой тумана. Сверкающая добыча, тем временем поднялась уже метров на пятнадцать, почти покинув расстояние, на котором действовала дудочка – но Алиса, выхватив ее, как ковбой свой верный кольт, набрала в грудь побольше воздуха и принялась так сильно дуть, что через несколько мгновений воздух в легких закончился, голова закружилась, а перед глазами запрыгали разноцветные круги.

Она жутко нервничала. Хрустальный звон словно сорвался с цепи, пробудил спящий холодный ветер и устроил вокруг такое волнение, что проплывающие мимо облачка разлетались прочь, и по инерции неслись во все стороны еще несколько миль.

Ветер бесчинствовал, пытаясь поймать в поток одинокое облако и развернуть его в нужную сторону – но пока неудачно. Алиса не справилась с ним, и два встречных потока ударили по облачку, как пара футболистов по мячу. Закрутившись, теряя клочья тумана, облачко жалобно завертелось, сносимое все выше и выше – единственная польза была в том, что летело оно теперь в Алисину сторону.

Второпях вдохнув несколько раз, Алиса снова поднесла дудочку к губам, задрала голову и попыталась успокоиться.

Облачко ускользало.

“Святая Тереза! – мысленно воскликнула Алиса, взывая к покровительнице сирот. – Прошу вас! Пожалуйста!”

Руки дрожали, дудочка показалась ей слишком мокрой, воздуха в легких не хватало, а ветер не слушался.

Сияющее в солнечных лучах облако уносилось все выше и выше и, похоже, его было уже не достать. Когда оно пролетало над ней, Алиса подпрыгнула, пытаясь поймать рукой – но это был только жест, ибо руке не хватило до облачка… метров семнадцать.

Оно летело, такое красивое и великолепное, такое недосягаемое… как и все лучшее, что мелькало в Алисиной жизни – блестит и сверкает, но не достать… Девочка стояла, тяжело дыша. Хрусталь, разбитый на осколки, тихонько осыпался, стихая в тумане под ногами. Даже ее полетная доска не могла подняться выше уровня скал, а потому взлететь за жемчужницей Алиса не могла. Все было кончено.

Внезапно она увидела, как справа, чуть в стороне от нее, и всего лишь метрах в семи наверх, что-то жемчужно блеснуло. Секунду Алиса всматривалась – и разглядела стелющуюся по ветру нить.

Конечно!

Жемчужницы держались в облаках неплотно (за что там было держаться, в самом-то деле). Случалось, что порыв ветра мог вырвать клок облака, а вместе с ним и одну из тысячи тонюсеньких боковых нитей. Разматываясь на метр, на два или на десять – тут уж как повезет – ниточка летела вслед за облаком, медленно втягиваясь обратно. И, обладая сноровкой, можно было попытаться поймать такое хвостатое облако, ветром за жемчужный хвост.

Алиса уже делала такое, и чаще успешно. Главное было – мгновенно успокоиться. И не терять ни секунды.

Дудочка снова взлетела к губам, хрусталь зазвенел очень тихо и прозрачно, а ветер, нежно прошелестев у нее над головой, сложился в невидимую щепоть.

Раз… Два…

Со второй попытки Алиса ухватила хвостик. Нить натянулась, улетающее облачко дернулось, мотнулось назад. Сохранять поток ветра постоянным даже несколько секунд было очень сложно – правда, как раз это Алиса умела делать лучше остальных, включая многих профессиональных охотников за облаками. За это ее и прозвали «Облачком» и «сестрой ветра».

Продолжая играть, она закрутила вокруг пойманной нити нисходящий воздушный поток, и медленно повлекла облако вниз.

Шесть раз нить выскальзывала из ветра – слишком тонкая, чтобы удержаться больше чем на пару мгновений – но охотница была начеку. Снова и снова ветер взвихрялся, повинуясь хрустальному зову, теребил жемчужный хвост, сматывая его кольцом и подтягивая вниз. Когда облачко оказалось на расстоянии десятка метров, Алиса усилила ветер и захватила в плен уже его.

К тому моменту, хрустальный звон вокруг был уже подобен шуму отдаленного водопада, величественной и торжественной музыке. Нечто невыразимо-широкое и вечное сквозило в ней. Алиса не замечала этого, как не замечала удивленных птиц, тревожно кричащих над ней.

Она только и успевала, что вдыхать, выдыхать, вдыхать и выдыхать, менять тембр и тональность, разворачивать поток, одновременно отпускать и сжимать его. Не слышала ничего, кроме шума в ушах от нехватки воздуха – и не могла понять, что хрустальное звучание, подобно океанскому прибою, охватывает уже десятки метров и продолжает расширяться невидимыми кругами, центром которых была она. Туманное море колыхалось в такт ее дыханию, и ватно-белые волны расходились по нему во все стороны. Алиса не видела этого.

Облачко подтянулось совсем близко. Жемчужный хвостик давно уже вился вокруг и временами щекотал ей лицо, но браться за него рукой было опасно, от человеческой силы боковые отростки почти всегда отрывались. Хватать нужно за стебель.

Облачко поравнялось с лицом, ослепительно переливаясь. Алисины глаза уже вообще ничего не видели, потому что с таким сиянием не справлялись даже адаптирующие к Солнцу контактные линзы, которые она всегда надевала на небесную охоту. Шея, уставшая от напряжения, едва поворачивалась. Плавно, как могла, Алиса выбросила руку вперед – и погрузила ее в мокрую белую вату.

Стебель оказался таким толстым, что не нащупать его в первую же секунду было бы святотатством. Побледнев, Алиса взяла его двумя пальцами, и потащила на свет. Облако наползло на ее лицо, и, погрузившись в мокрый туман, она ощутила тысячи тончайших отростков жемчужницы, опутавших ее лицо.

Это было самое нежное и самое щекотное ощущение в Алисиной жизни. Она едва не отбросила облако обеими руками, забыв обо всем – так невыносима была эта щекотка – но сумела взять себя в руки.

– Шшшшш! – очень тихо прошипела девочка сквозь сжатые зубы, и облако, сдутое ее шипением, медленно сползло в сторону. Только так можно было его согнать, не порвав тончайшие нити, и не отбросив слишком далеко. Теперь, и так мокрое от пота, ее лицо было еще и в облачной влаге. Не обращая внимания, девочка вытащила пару деревянных спиц и… снова зашипела, уже от разочарования.

Спицы, оказывается, не были приспособлены для таких толстых стеблей. Все их крючки были меньше размером. Никто не думал, что стебель Авалонской жемчужницы может быть толще двух миллиметров.

– Нуууу!.. – прошептала Алиса ошеломленно, все еще боясь спугнуть облачко и жмурясь от сияния жемчужных нитей, колышущихся перед лицом.

Мгновение она не знала, что предпринять. Везти домой нескрученную нить, значило убить ее по дороге. Просто намотать ее на спицы и сунуть в колбу с раствором, было вообще невозможно, не влезла бы она туда, не скрученная по правилам. И, самое главное, извлеченный из облака, стебель погибал на открытом воздухе примерно через двадцать минут.

Алиса, и без того в прямом смысле слова выдохшаяся, теперь молча замерла. Сияние жемчужницы бросало разноцветные блики на ее лицо и плечи, волосы искрились в лазоревом свете. Она стояла, как драгоценная статуя, на вершине укрытой туманом скалы. Ветер усилился.

Внезапно Алиса решилась.

– Лин! Включи скейт!

Личный браслет на левой руке девочки ожил, и мелодичный женский голос сообщил:

– Полетная доска активирована.

Из тумана под Алисиными ногами вынырнул воздушный скейтборд, по краям которого гудело силовое поле. Вскочив на него, Алиса торопливо обвязала стебель огромной жемчужницы вокруг правого запястья.

Щелкнув, выдвинулись упоры для ног и тонкий черный руль – Алиса закрепила ступни в упорах и, схватившись за ручки, вывернула руль наверх.

– Направление: дом!

Скейт загудел сильнее, поднимаясь ровно на полметра выше скалы. Алиса почувствовала, как тоненькое силовое поле облегает ее с ног до головы; комбинезон прилип к телу. Она двинула руль вперед, и скейт, ускоряясь, понесся домой.

– Лин, я хочу попросить тебя кое о чем! – крикнула девочка сквозь свист ветра.

– Да? – ответила программа браслета.

– Сними ограничение в скорости.

– Нельзя, – спокойно ответила Лин. – Максимальная скорость детского скейта на Авалоне 60 единиц.

– Это не детский скейт! Это спортивный!

– Водитель ребенок.

– Лин, я считаю, что здесь чрезвычайные обстоятельства.

– В опасности жизнь разумного существа?

– Жемчужницы! Самой большой жемчужницы в мире!

– Справка: Авалонская жемчужница. Класс: растение. Статус: неразумное. Ситуация не признанна чрезвычайной.

– Лин, если она погибнет, это будет очень плохо! Для всех! Ты просто не понимаешь…

– Программа личного браслета не имеет полномочий для определения нестандартной чрезвычайности ситуации, – согласилась Лин. – Ты можешь воспользоваться правом приказа. Ответственность за ситуацию переходит на тебя.

– Лин, я приказываю! Сними ограничение в скорости!

– Приказ принят. Ограничение снято. Максимальная скорость 420 единиц. Будь осторожна.

– Да!

Алиса рванула, вдавливая руль до упора – облака замелькали быстрее, быстрее, еще быстрее, свист ветра превратился с рев – он бил по Алисе с такой силой, что, если бы не защитное поле, она бы вылетела со скейта через секунду.

Но, несмотря на защиту, ударная сила ветра отчасти проникала сквозь поле, и резала глаза, а спортивных очков с собой не было – кто мог знать, что они понадобятся.

Скорость еще выросла, и, похоже, достигла максимума. С ветром творилось что-то невероятное. Он жадно и утробно ревел и даже визжал, клубился вокруг скейта, взрезанный и рассеченный силовым полем, и оставался позади него белой бурлящей полосой. Держать руль становилось все труднее, руки болели, как после часа на тренажерах.

Алиса врезалась в группу облачков, на мгновение утонув в тумане, затем прошибла его насквозь. Блистание вырванных с корнем жемчужниц, разлетающихся во все стороны, ослепило ее – по лицу текли слезы, резь в глазах становилась невыносимой – но на этой скорости она должна была успеть домой всего за десять минут.

Скейт внезапно дернулся, упал носом вниз – и перевернулся.

На мгновение Алисе заложило уши, вокруг нее повисла абсолютная, непроницаемая и жуткая тишина. Она парила в пустоте, не понимая, где низ, а где верх, что с ней и куда она летит.

Туман обрушился сверху – она упала в него вниз головой – и все вокруг стало молочно-белым. Как будто саван смерти накрыл ее – Алиса падала вниз, в непроглядное марево, и острые камни неслись ей навстречу.

Сердце зашлось от ужаса, она всем корпусом легла на руль, и повела его обратно. Ей вывернуло руки, она вскрикнула от боли, и попыталась выровнять скейт, но он вращался вокруг собственной оси. Скорость резко упала – сработала автоматика. Слух снова вернулся, и ветер насмешливым свистом хлестнул ей по лицу.

– Воздушная яма, – сообщила Лин, – внизу река, сорок пять метров до поверхности. Руль направо. Теперь чуть налево. Ровняй его!

Скейт выровнялся. Несмотря на поле, голова была вся мокрая. Алиса вылетела из тумана, оставляя позади себя настоящую туманную бурю, клочья, разлетающиеся во все стороны – и начала стремительно подниматься выше и выше.

Стук сердца стал тише, гудение поля вернулось от визга, обозначавшего перенапряжение, к нормальному. Алиса, не успев как следует отдышаться, посмотрела на горящие в центре браслета часы. Восемь минут. Уже прошло восемь минут.

Она снова увеличила скорость, тяжело дыша. Это было куда труднее, чем ей казалось. Если бы не стоящая на спортивном скейте автоматика…

До дома оставалось, наверное, минуты две. И тут браслет мелодично запиликал.

– Экстренный вызов, – сообщила Лина. – Сбавить скорость?

– Нет! Включай!

Браслет пискнул, и оттуда раздался неприятный голос старшей воспитательницы Грант.

– Девятнадцать! Где ты?

Алиса сразу пожалела, что не сбавила скорость.

– Я на Тирольской возвышенности, госпожа старшая воспитательница Грант! – немедля ответила она, стараясь перекричать шум ветра.

– Так! Сейчас же бросай все и возвращайся домой.

– Да, уважаемая старшая воспитательница Грант! – крикнула Алиса, чувствуя, как выступает на висках холодный пот. – Я уже в двух минутах от дома!

– Что? А, отлично. Хм. Что за помехи там у тебя? Ты летишь на доске?

– Да!

– Но почему… почему такой…

В браслете что-то щелкнуло. Это значило, что воспитательница запрашивает данные. И что сейчас она их получит. Алиса побелела.

– Что?! – просипела Грант. – Четыреста двадцать?!

Алиса будто воочию увидела ее округлившиеся глаза и совершенно белое лицо.

– Госпожа Грант! – быстро заговорила она, как можно более твердо. – Я не могу снизить скорость! Я держу в руке самую огромную жемчужную нить, которую вам когда-либо приходилось видеть! Если я не успею прилететь домой через две-три минуты, эта нить погибнет.

– Что?.. Что?.. Какую, святые духи, нить?! Какую, к грешникам, нить!! Снижай сейчас же!!

– Она, кажется, даже больше нити Рика Дартинсона! – выкрикнула Алиса, уже ничего не видя от слез и понимая, что сейчас она снова во что-нибудь врежется или куда-нибудь нырнет.

На мгновенное стало ощутимо тише – лишь ветер ревел вокруг, как бешеный.

– Что? – переспросила воспитательница. – Больше, чем нить Дартинсона?.. Такое бывает?

– Я не знаю! Лучше спросить у Мэй. Но я держу ее в руках!

– Хм, – повторила воспитательница Грант. – Лин, приказываю, снизить скорость… до двухсот пятидесяти!

Скорость резко упала почти вдвое. Алиса утёрла слёзы плечом и попыталась больше ни во что не врезаться. Только теперь она заметила, что вокруг не было ни птиц, ни облачков. Безоблачно-чистое небо окрасилось в темные предгрозовые тона. Гроза двигалась с запада. Но ведь утром синоптики ничего такого не предсказывали?..

Браслет мелодично пискнул, говоря о подключении к разговору еще одного человека.

– Алиса! – сказала взволнованная Мэй, старшая швея. – Повтори то, что ты сейчас сказала!

Алиса послушно повторила, думая о том, что через минуту, наверное, она свалится со скейта и умрет.

– Но девочка моя! – воскликнула Мэй потрясенно. – Почему же ты не скрутила ее и не засунула в раствор?!

– Уважаемая воспитательница Мэй! – чеканно и выстрадано ответила Алиса. – Она такая большая, что не помещается в крючки и петли.

Старшая швея что-то хрюкнула – похоже, голос у нее неожиданно и некстати сел. Очевидно, это была слишком большая нить.

– Не помещается в петли? – спросила Грант, вмешиваясь в их разговор. – Разве так может быть?.. Алиса, девочка, наверное, ты что-то неправильно сматывала…

Алиса, лучшая из учениц облачной швеи, не стала возражать директрисе, не понимавшей, что охотник такого класса ошибиться с детской задачей – правильно смотать пойманную жемчужницу – никак не мог. Она просто ответила:

– Нет, мэм. Она действительно не скручивается. Я проверяла.

– Алиса! – сипло вернулась в разговор воспитательница Мэй. – Я бегу тебя встречать! Держись! – Браслет пискнул.

– Хм, – сказала мисс Грант задумчиво. – Ты там, действительно, держись, девочка. Но по прибытию СРАЗУ ЖЕ обратись ко мне. На твое имя пришло письмо. Ты поняла?

Секунду Алиса молчала – тело ее слишком болело, глаза слишком мало видели, а разум слишком устал, чтобы сразу понять сказанное. Потом она глубоко вздохнула, и беснующийся ветер, развевающий ее волосы, унес этот вздох в никуда.

Письма ей прийти не могло. Ей могло прийти сообщение от одного из друзей по переписке, ответ на одно из электронных писем звездным капитанам, отосланных в момент острого одиночества. Или куча поздравлений с днем рождения от незнакомых приятелей из гипернета. Все эти вещи были бы в ее компьютере, дожидаясь хозяйки. Но настоящее письмо… пришедшее в адрес приюта на ее имя… Его было некому послать.

– Что? – переспросила она, совершенно ничего не понимая.

– Мы тоже слегка удивлены, девочка. Но на твое имя пришло специальное закрытое письмо из столицы сектора. Так что сразу по прибытию ко мне. Ты поняла?

– Да. Я поняла.

Браслет снова пискнул, и вокруг воцарилась звенящая тишина, пронизанная лишь свистом усилившегося ветра. Алиса, летящая очень быстро, но все же не так стремительно, как раньше, теперь почувствовала, что вокруг стало темнее и холоднее. Солнце скрылось за предгрозовой пеленой, пришедшей с запада и охватившей большую часть неба. Вдали едва слышно громыхало, и искрами вспыхивали редкие молнии.

Жемчужница медленно угасала, став блекло-серой. Алиса посмотрела на нее, и ей вдруг стало очень больно.

– Не умирай, – прошептала она жемчужнице. – Потерпи еще немного. Выдержи.

Жемчужница казалась шерстяной серой нитью, невесомо охватывающей запястье. В ней ничего не осталось от сверкающего великолепия. Облако практически рассеялось, и теперь тысячи тончайших волосков бессильно висели на серебристом комбинезоне Алисы, серые, как паутинки. Только сейчас девочка вспомнила: чем толще стебель жемчужницы и чем больше у нее отростков, тем больше она нуждается во влаге… и тем быстрее иссыхает, оказавшись вне облака.

Алиса почти никогда не плакала, но здесь отчаяние и тоска навалились на нее, как горы. Срывая цветы, человек должен по меньшей мере ставить их в воду, а лучше пересаживать в новое место. Убить жемчужницу было очень, очень плохим и бессердечным делом. Охотники всегда относились к ним бережно.

Жемчужницы чаще всего служили украшением. Сплетенные из них ткани и вышитые ими полотна жили, причем, при должном уходе могли прожить даже больше, чем в естественных условиях – самые удачные экземпляры жили и сейчас, хотя их вышили четыре года назад, когда началась добыча Авалонских жемчужниц. Сколько могла прожить такая жемчужница, Алиса и представить не могла.

Теперь она умирала – по неловкости и глупости людей. По ее вине. Это было невыносимо.

Алиса одной рукой поднесла ее к губам и дула, дышала на нее, что-то шепча и плача, слезы капали на серый стебель, пропитывая его – она даже не заметила, как скорость снизилась, и очнулась только когда купол и башня приюта пронеслись под ней.

Скейт, ведомый Лин, сделал вираж, заходя на посадку возле оранжереи, Алиса увидела толпящихся девочек во главе с Мэй – маленькие прыгающие фигурки; затем бетонные плиты приблизились, фигурки выросли, и скейт опустился у самого входа.

Алиса плохо соображала, когда ее окружили галдящие подруги, и даже не заметила, как ее вытащили из креплений скейта. Она что-то отвечала на вопросы, сама не понимая, что говорит. Воспитательница Мэй, высокая и сосредоточенная, пробивалась через толпу галдящих девочек, как ходячая башня, держа в руках внушительную колбу с голубоватым раствором.

– Хватит спрашивать! Видите же, она ничего не понимает. Полетайте на четыреста двадцать!.. Ох, девочка моя! – покачала она головой, увидев нить.

Алиса протянула руку, подалась вперед. Глаза ее, до сих пор воспаленные от ветра, почти ничего не видели. Она ощутила аккуратное прикосновение старшей швеи. Чуткие пальцы на своем запястье, на груди.

Руку что-то кольнуло, Алиса поморщилась. Затем вдруг стало очень тяжело. Голоса гудели, нарастая, она качнулась, упала на колени. Вокруг было темно, и она не чувствовала ни рук, ни спины, ни ног – ничего.

Из темноты забрезжил серый свет, и Алиса увидела, как на нее смотрит Небо. Небо хмурилось. Оно зарастало чернотой, и становилось все ниже. Оно клокотало. Алиса вскинула руки, пытаясь защититься. Но у нее почему-то не было правой руки, просто не существовало – и она не могла остановить падающее небо одной рукой.

Небо стало совсем черным и молча замерло над ней. И каким-то образом, Алиса почувствовала, что небу очень больно.

“Что с тобой?” прошептала она.

“МНЕ БОЛЬНО” сказало Небо. “ЭТО ИЗ-ЗА ТЕБЯ”.

На мгновение стало тихо. Затем Небо лопнуло, разверзлось молниями. И грянул гром.

Алиса вскрикнула и закрыла глаза.

Не просто жемчужница

– Не нужно ей это слышать, точно вам говорю.

Это была коротышка Рин. Она не любила Алису, но любила справедливость. Если она говорила “не нужно”, значит, так оно и было. Но все же ей горячо возразили сразу три девочки:

– Ну конечно!

– Ага!

– Молчи, коротышка!

Последней была Мэри-Энн, подружка Алисы, которая всегда защищала ее.

– Да тише вы. Нельзя ей это слышать. Подумайте сами, что будет, если она узнает!

– Что будет, что будет…

– А что будет?

– Уж ты, Ванесса, со страху бы точно описалась, прости Господи! – в сердцах ответила Рин. – Девчонки, попробуйте быть рассудительными, а не глупыми!

– Бубубу, – ответила Мэри-Энн за всех. Почти никто не любил коротышку, потому что она была самая умная из девочек приюта, самая дотошная и въедливая. И почти всегда оказывалась права.

– Я думаю, – с достоинством сказала оскорбленная Ванесса, – что Алиса очень храбрая. Ты, может, не помнишь, как она дралась с мальчишкой. Или как отправилась на Чердак. Или…

– Все я помню. Сравнила тоже! Одно дело все эти ваши детские игры и подвиги, а другое – то, что произошло сейчас.

Алисе стало дурно. Она подумала, что жемчужница, должно быть, умерла.

– Но жемчужница-то жива! – возразили сразу два голоса, Мэри-Энн и Ванессы. – А раз она жива, ничего страшного случиться не может!

Тут терпение Рин, похоже, лопнуло.

– Ах, какие вы умные! – взвилась она. – Все-то вы знаете! Действительно, связь между состоянием Алисы и состоянием жемчужницы уже научно обоснована и объяснена, ха-ха! Конечно же, если эта перламутровая паучиха в своей банке живехонька, значит, и с Алиской нашей ничего не будет! А? Что? Какие мутагены? Какие изменения на клеточном уровне? Какой паразитизм?.. Из-за того, что вы не учитесь на занятиях, а рисуете в тетрадках всяких принцев, Алиса, значит, теперь в полной безопасности!.. Глупые!

– Ри, – неуверенно произнесла Ванесса, судя по голосу, сильно испугавшаяся мутагенов с паразитизмами. – Но ведь… сестра Кларисса сказала “вполне приемлимое”!

– Взрослые! – с презрением выплюнула коротышка Рин. – Они хоть раз говорили, что все плохо, когда все плохо?.. Она не хотела пугать остальных. Но вы что же, глухие? Не слышали, каким голосом она выдавала диагноз?.. В отличие от мисс Грант или сестры Анастасии, которые со-вер-шенно не понимают в биологии, Кларисса с Мэй очень даже сомневались в том, что говорили. И потому что ни сделать ничего, ни даже разобраться, как следует, в ситуации они не могут. Почему, вы думаете?

Девочки ничего не думали. Рин помолчала, и ответила со значением:

– Я думаю, потому что случай серьезный. Сестры ведь не ученые, а только воспитательницы. У них для этого случая недостаточная квалификация.

– А я думаю, у тебя просто грех гордыни, – враждебно заметила Менга, третья из Алисиных защитниц, до того почти все время молчавшая. – Как тысячу раз говорила сестра Богемия.

Сестру Богемию, эту блюстительницу порядка, коротышка Рин просто ненавидела; у них была война, и все это знали. Что самое смешное, сестра Богемия отличалась той же ярой страстью к справедливости и такой же дотошностью, что и Рин. Но если честно, в порыве своей справедливости она была способна сильно унизить или оскорбить любую из девочек. И почти все из них хотя бы раз в жизни испытали на себе именно ее несправедливость. Чаще других, конечно, это доводилось испытывать гордой и принципиальной Рин.