bannerbannerbanner
Плащаница колдуна

Антон Грановский
Плащаница колдуна

Полная версия

Седой усмехнулся и проронил:

– Недорого она нынче стоит, голова-то моя.

– Что так? – прищурился бродяга.

– Да вот так.

Они немного помолчали, глядя на огонь. Седой хмурил брови, Хомыч улыбался. Языки пламени двоились и кружились в его глазах, и Хомычу это зрелище представлялось уморительно веселым.

Вдруг где-то неподалеку ухнул филин. Седой вздрогнул и рассеянно перекрестил себя щепоткой. Брови Хомыча взлетели вверх. Вон оно что! Этот седой чудак – христианин! Ну и дела. А с виду нормальный человек.

– Слышь-ка, – тихо заговорил Хомыч, глядя на путешественника любопытными глазами, – а ты часом не христианин?

– Христианин, – тихо и серьезно ответил путешественник. – А что?

– В единого бога веруешь?

– Верую.

– А правду говорят, что ваш бог к кресту прибит и плачет?

– Он не просто так плачет, – сказал седой. – Он о тебе и обо мне плачет.

Хомыч прищурил маленькие, насмешливые глазки:

– Чего ж он обо мне плачет? Жалеет, что ли?

– Жалеет, – согласился седой.

Хомыч усмехнулся. Он никогда не мог понять, как это один бог может управляться с огромным миром. У лешего вон каждый пень в лесу наперечет. А кто за Даждьбога солнце зажжет? А кто тучку над посевами растянет, ежели Стрибога не станет? А мертвецов кто для помощи людям снарядит, коли Чернобог в тень не уйдет? Хозяйство-то вокруг огромное. Одному богу никак не справиться.

И потом: куда ж все остальные боги подевались, если один Иисус остался? Нешто он их всех перебил?

Хомыч хотел было расспросить обо всем этом путешественника, да передумал. Вместо этого он сузил морщинистые глаза и сказал:

– Слышь-ка… Ты знай: у нас ваших не больно жалуют.

– Почему? – удивился седой.

– Потому, что вы своих мертвых в землю закапываете и дожидаться под землей второго пришествия заставляете. А мы наших мертвых на кострах погребальных сжигаем и чрез то – в небо отпускаем.

Путешественник улыбнулся.

– И что, хорошо вашим мертвым на небе?

Хомыч подумал и ответил:

– Пожалуй, что не очень.

– Это потому, что все они жили в грехах и ничего о другой жизни не ведали, – объяснил седой. – А грехи – они ведь как путы железные. Опутай ими голубя, высоко ли голубь взлетит?

Хомыч рассеянно сморгнул, но не нашелся, что на это сказать.

– Ну вот, – удовлетворенно кивнул седой. – А Иисус научил, как людям от этих пут избавиться.

Бродяга покачал головой:

– Ты лучше никому про Иисуса своего не сказывай. А то могут и убить. У нас тут народ лютый. Чиркнут ножичком по горлу да в овраг бросят.

– Кровь мучеников – семя христиан, – непонятно сказал путешественник. – Чем меня попусту пугать, ты лучше скажи: где мне Глеба-Первохода вашего найти?

– Да где и всегда, – с усмешкой ответил бродяга. – Небось в большом кружале сидит. Он там завсегда обитает, когда в Гиблое место не ходит.

– А узнать мне его как?

– Спроси, любой покажет.

Путешественник поднялся с бревна и слегка размял затекшие ноги.

– Пойду познакомлюсь, – сказал он.

– Познакомься, – кивнул бродяга. – Чего ж не познакомиться. Только, слышь-ка, ты с ним поосторожнее. Ольстра у него громовая, да и меч-всеруб на боку не для шутки висит.

Седой улыбнулся:

– Хорошо, что предупредил. У меня к тебе еще одна просьба, Хомыч. Покарауль, пожалуйста, мою подводу. Я человек небогатый, но отблагодарю.

– Это мы можем, – кивнул Хомыч. – А с бурдюком-то как? Оставишь, что ли?

– Оставлю. Только много не пей. Я слышал, от водки люди дуреют.

– Насчет этого не беспокойся, – заверил его Хомыч. – Я свою меру знаю.

Он подмигнул путешественнику и снова приложился к заметно отощавшему бурдюку.

5

Комнатка была небольшая. Из мебели только кровать, стул да шкаф. И еще бронзовое зеркальце на стене. Снизу доносились отзвуки непрекращающейся гулянки. Играла музыка, орали пьяные мужики. В Порочном граде жизнь не останавливалась ни на секунду.

Лежащая в постели девушка была тонка и изящна. Лицо скуластое, загорелое, с нежными чертами. Глаза большие, ярко-синие. Волосы темные, мягкие. Зовут Диона. Странное имя, нездешнее.

Глеб Орлов опустил босые ноги на пол и покосился на кисти рук Дионы, обмотанные белыми тряпочками.

– Ты так и не сказала, что у тебя с руками.

Диона, едва прикрытая одеялом, отвела взгляд и удрученно вздохнула.

– Кипятком обварила. А тебе было противно?

Глеб покачал головой:

– Нет. Ты показывала руки лекарю?

– Показывала. Он дал мне траву и велел прикладывать.

Глеб кивнул. Затем достал из берестяной коробки самодельную сигарету, набитую сушеной и измельченной бутовой травой. Не «Мальборо», конечно, но на безрыбье и рак рыба. Впрочем, Глеб давно забыл вкус настоящих сигарет. Как и многое другое из того, что связывало его с прошлой жизнью.

– Первоход, – тихо окликнула его девушка. – Ты придешь ко мне еще?

Глеб высек из огнива клочок огня и зажег сигарету. Скользнул взглядом по ладной фигурке девушки, затем перевел взгляд на ее загорелое лицо с темными губами.

И акцент у нее какой-то странный.

– Откуда ты, Диона? – спросил Глеб.

– Издалека, – ответила девушка.

– И давно здесь работаешь?

– Четвертый день. А ты почему спрашиваешь?

Глеб выдохнул густое облако дыма, посмотрел сквозь него на девушку и спросил:

– Нравится работа?

Диона улыбнулась и ответила томным голосом, явно повторяя преподанный сводней урок:

– С тобой мне понравилось. Очень!

И все-таки странно, как такая красивая и юная девушка оказалась в утешном доме, снова подумал Глеб.

Впрочем, всякое бывает. Крепко затянувшись сигаретой, Глеб погасил окурок в кадке с геранью, обул кожаные ичиги, поднялся с кровати и привел в порядок одежду. Потом потянулся в карман за деньгами.

– Сколько?

Диона назвала цену.

Орлов удивленно приподнял брови. Не слабо! Такую цену за людей обычно не платят. Вот если бы Диона была волколаком…

Глеб представил себе собаку с головой Дионы и поморщился. Мерзость. Удивительно, как много вокруг извращенцев, готовых платить огромные деньги за коитус (иначе это и назвать нельзя) с лесной нечистью.

– Хозяин дорого тебя ценит, Диона, – сказал Глеб и выложил на стол несколько золотых монет.

Девушка хороша и мила, но жалеть ее не стоит. Силком ее сюда никто не тянул. В Порочном граде все работают по доброй воле. Кроме, конечно, запертых в клетки тварей, добытых Глебом и его коллегами-ходоками в Гиблом месте.

Последние пять лет сильно изменили Глеба. Прошлая жизнь теперь представлялась ему далеким полузабытым сном. Новый альбом Алины Полях, кутежи русских олигархов в Куршевеле, репортажи из ночных клубов Москвы и Питера – все то, о чем он когда-то писал, теперь казалось ему сущим бредом.

Реальность – настоящая, с запахом, вкусом и болью – была здесь. За много лет до наступления христианской эры, в жестоком языческом мире, по сравнению с чудесами которого все «чудеса» двадцать первого века представлялись ничтожными дешевыми фокусами.

Попрощавшись с Дионой, он вышел в коридор и стал спускаться вниз по узкой деревянной лестнице.

Глеб залпом выпил холодную водку и поставил оловянный стаканчик на стойку. Водка была неважная, хотя Фрол (Глеб сам его этому научил) прогонял ее для очистки сквозь древесный уголь.

Занюхав водку горбушкой хлеба, Глеб достал из кармана самодельную оловянную вилку, наткнул на зубья соленый рыжик и отправил его в рот.

В кружале играла музыка. Ритмичный грохот барабана перекрывал перезвон бубна и тонкое, бьющее по нервам завывание флейты. На стенах горели факелы, а на круглом возвышении, отгороженном от переполненного народом зала железными прутьями клетки, извивалась в нелепом танце женщина-нелюдь.

Ее огромные молочно-белые груди размеренно колыхались из стороны в сторону, а шесть необычайно гибких рук складывались в удивительные фигуры, подчеркивая ритм музыки.

Глеб знал, что эти грациозные руки, увенчанные длинными когтистыми пальцами, так сильны, что могут легко задушить даже быка.

Эту грудастую мегеру он сам поймал позапрошлой зимой. Защищая свою жизнь, девчонка едва не сломала ему шею.

– Озар! – окликнул Глеб целовальника. – Дай мне кувшин!

Целовальник Озар, огромный флегматичный мужик, нагнулся, открыл крышку погребка, достал с ледника запотевшую глиняную крынку, запечатанную притертой пробкой, и поставил на стойку.

– Из Гиблого места? – поинтересовался он, скользнув взглядом по усталому лицу Глеба.

Тот взял стаканчик и кивнул:

– Угу.

– Понятно. – Озар помялся немного и сказал: – Тут такое дело, Первоход… Брательник мой младший хочет стать ходоком. Я ему пытался втолковать, что все это дурь да блажь. Рассказывал, что у ходоков не жизнь, а сплошное мучение. Что они мрут, как мухи. Что их не любят ни боги, ни духи, ни люди. А он ни в какую. Уперся, и все тут. Уж и не знаю, как его отговорить. Вот я и думаю: может, ты подсобишь?

– Как?

– Потолкуй с ним. Расскажи чего-нибудь. Тебе и выдумывать ничего не надо, от твоей правды любого человека наизнанку вывернет. Пусть он просто в глаза твои посмотрит. Подсобишь?

Глеб усмехнулся:

– Запросто.

– Тогда я его как-нибудь приведу?

– Валяй, – кивнул Глеб.

Озар взял с полки тарелку с аккуратно нарезанным черным хлебом и несколькими шматочками соленого свиного сала, предназначенного для кого-то из посетителей, и поставил перед Глебом.

– Заведение платит, – сказал он и отошел в другой конец стойки, чтобы не мозолить Глебу глаза.

Люди побаивались и ненавидели ходоков, считая их, и не совсем безосновательно, существами Гиблого места. Менее жуткими, чем упыри и волколаки, но такими же чужими и непонятными.

Глеб выпил водки, заел салом и краюхой хлеба и снова посмотрел по сторонам.

 

Бава Прибыток и Крысун отгрохали великолепный злачный град, разместив его в трех верстах от пограничной межи, отделяющей Гиблое место от остального мира. Название «Порочный» полностью сответствовало тому, что здесь творилось.

По периметру града стояли будки с дозорными, призванными отражать вылазки нечисти, буде такие произойдут. Впрочем, нечисть перла сюда из леса нечасто.

Расцвел Порочный град быстро. Да и как тут не расцвести? Здешние заведения могли дать усталому человеку все, чего ему не хватало в обычной жизни: острые ощущения, сладострастные утехи, звериную разнузданность и полную безответственность.

На Град Порочный не распространялись никакие княжьи законы и указы. В обмен на то, что князь Егра закрывал глаза на творящиеся здесь дела, Бава Прибыток и Крысун щедро и регулярно пополняли его казну.

Иногда Глеб испытывал настоящую ненависть к этому средневековому «Лас-Вегасу». Знание о том, что сам он стоял у истоков возникновения Порочного града, заставляло его ненавидеть себя. И все же Порочный град давал ему возможность неплохо зарабатывать.

Гиблое место – особый разговор. С каждым месяцем ходить туда становилось все труднее и труднее. В тех местах, которые считались безопасными, вдруг появлялись новые ловушки.

Не было недостатка и в темных тварях. Оборотни и волколаки становились хитрее. Даже упыри, несмотря на всю свою тупость, проявляли чудеса изворотливости. Фактически каждая третья экспедиция заканчивалась гибелью ведомого. Глебу пока, тьфу-тьфу, везло. А вот другим…

Глеб наполнил свой стаканчик водкой – светлая им память.

Иногда у Глеба появлялось ощущение, что Гиблое место защищает себя от натиска непрошеных гостей. Глупость, конечно, но как объяснить эти постоянные метаморфозы?

Месяц назад, прорубаясь сквозь чащобу, Глеб запутался в ветвях и вдруг понял, что ветви деревьев не просто хлещут его по лицу и груди, но пытаются схватить его, скрутить, обездвижить. А когда он стал рубить эти ветви, из зарубок потекла странная смола, похожая на кровь. Да и пахла она кровью.

Или взять хоть тот случай с ягодами костяники, произошедший неделю назад. Один из ведомых не послушался и, сорвав на ходу гроздь костяники, отправил ягоды в рот. И тут же кожа на его лице стала деревенеть и темнеть. Не прошло и минуты, как ведомый из живого человека превратился в жуткое подобие деревянного идола, покрытого морщинистой, грубой корой.

Случалось и кое-что пострашнее. Впрочем, Глеб предпочитал об этом не вспоминать.

Несколько раз он пытался добраться до Пепельного озера, но все попытки закончились ничем. Вместо озера перед Глебом белели густые облака белого тумана, плотные, высотой в человеческий рост. Зайти в этот туман Глеб решился лишь один раз, но тут же с воплем выскочил из него. Ощущение было такое, словно на него разом навалились все страхи, которые он испытал в жизни. Больше Глеб такие опыты не повторял.

Чудны́е вещи, которые люди таскали из Гиблого места, были удивительны и в большинстве своем абсолютно бесполезны. Многие из них отправляли своих хозяев на тот свет прежде, чем те добирались до дома.

Впрочем, случалось и обратное. Иные владельцы чудны́х вещей становились неуязвимы. Другие богатели. Третьи излечивались от страшных болезней. Глядя на них, чуда жаждали и все остальные. Поток желающих отправиться за чудны́ми вещами не иссякал. А пока дело обстояло подобным образом, Глеб не оставался без работы.

В очередной раз наполняя водкой стаканчик, Глеб обратил внимание на вошедшего в кружало мужчину.

Явный новичок в подобных местах. Среднего роста, седой, со слюдяными кружочками на глазах. Глеб его сразу узнал. Это был тот странный субъект, которому вздумалось путешествовать вблизи Гиблого места в компании купца Жадана и тощей купчихи, которую разбойники едва не спалили заживо.

«Приехал за острыми впечатлениями, – подумал Глеб неприязненно. – А насчет очков он молодец. Интересно, сам придумал или кто подсказал?»

Седой некоторое время таращился по сторонам. Он был явно в шоке от всего увиденного. От матерного гвалта, от разнузданной музыки, от дыма факелов и, главное, от вида обнаженной нелюди, трясущей грудями за прутьями клетки.

Очкастый остановился у стойки и взглянул на Глеба. В глазах его промелькнуло удивление.

– Ты? – не веря своим глазам, спросил он и слегка попятился. – Значит, купчиха не ошиблась! Ты действительно ходок!

Глеб нахмурился. Черт бы побрал этого очкарика. Пожалуй, если он не отстанет, стоит взять его за шиворот и вышвырнуть из кружала. Бава Прибыток, конечно, будет недоволен, он дорожит репутацией заведения, но уж с Бавой и Крысуном Глеб как-нибудь договорится.

– Так ты и есть Глеб-Первоход? – спросил седой и приветливо улыбнулся.

Глеб покосился на седого и хмыкнул.

– Чувствую, что я еще об этом пожалею, но – да.

Седой поправил пальцем очки и вдруг сказал, искоса поглядывая на Глеба:

– Пятьсот золотых солидов. Я готов заплатить их тому, кто мне поможет.

Глеб облизнул губы. Несколько секунд он сидел молча, уставившись в стаканчик с водкой. Пятьсот золотых солидов. Этой суммы ему хватило бы, чтобы «завязать» навсегда. Купить избу в Болгарском царстве, на берегу Черного моря. И чтобы больше никакого Гиблого места, никаких упырей и оборотней.

Глеб холодно усмехнулся своим мыслям, медленно повернул голову, посмотрел на незнакомца и осведомился:

– Как тебя кличут, чужеземец?

– Имя по крещению Тимофей. Прозвище – Лагин, – представился седой и поправил пальцем очки. – Ученый муж. Приехал из Моравии, где прожил десять лет. Но родом отсюда.

– Чего хочешь? Только коротко.

– Мне нужно пройти в Гиблое место, – сказал Лагин тихо, почти шепотом. – Очень нужно. Ты мне поможешь?

– Поведай о себе, – потребовал Глеб.

– Ну… я много странствовал. Десять лет назад осел в Моравии и стал учеником алхимика Гербериуса.

Глеб поморщился.

– Меня не интересуешь ни ты, ни твой учитель. Мне интересны только твои золотые солиды. Если, конечно, они существуют в природе. Откуда они у тебя?

– Солиды существуют. У меня есть рецепт превращения свинца в золото путем обработки свинца эдельфийской кислотой.

Глеб напряг память, пытаясь вытащить из нее сведения, полученные на уроках химии целую вечность тому назад. Название «эдельфийская кислота» ничего ему не говорило.

– Значит, ты богат? – сухо уточнил Глеб.

Лагин усмехнулся и покачал головой:

– Нет. У меня есть только шестьсот талеров. Запасы эдельфийской кислоты достались мне от Гербериуса. И они быстро иссякли.

– Попроси у Гербериуса еще.

– Не могу. Он давно умер.

– Вот как, – неопределенно проговорил Глеб. – А от меня тебе чего надо?

Седой очкарик чуть прищурился.

– Я уже сказал тебе, что знаю состав эдельфийской кислоты. Но в нее входят три частины, которые можно добыть только в Гиблом месте.

– Что за частины?

– Бурая пыль, выжимка цветка эльфенита и грязь из голодной прогалины.

Глеб усмехнулся.

– Эта грязь разъедает все дочиста. Разве ты не знал?

Лагин покачал седой головой:

– Не все. А только живые организмы.

Глеб нахмурился. За последние пять лет он много раз видел, как прогалины пожирали людям ноги, но штанины и сапоги при этом оставались целехоньки. Но откуда об этом известно приезжему ученому?

– Значит, ты хочешь отправиться в Гиблое место за частинами для своей кислоты?

– Да. Если дело выгорит, пятьсот солидов будут твоими.

– Что ж… Хорошо. А теперь говори правду, – неожиданно потребовал Глеб.

Очки Лагина удивленно блеснули.

– Что ты имеешь в виду?

Глеб стиснул стаканчик и процедил сквозь зубы:

– Будешь и дальше валять дурака, выбью твоей головой окно.

Несколько секунд Лагин молчал. Затем улыбнулся и проговорил с легкой досадой:

– Ты очень проницателен, ходок. Хорошо, я скажу тебе правду. Мне действительно нужны частины для эдельфийской кислоты. Но приехал я сюда не только из-за них. В Хлынское княжество меня вызвал брат. Но, к несчастью, я не застал его в живых.

– От чего он умер?

– От внутреннего кровотечения. Он прислал мне весть с купцом Жаданом. Тот разыскал меня в Блатнограде и обо всем поведал. В вашем княжестве творятся странные вещи, Глеб-Первоход.

– О каких именно странных вещах ты говоришь, ученый муж?

Слова «ученый муж» Глеб произнес с торжественной насмешливостью. Однако Тимофея Лагина это, похоже, ничуть не смутило. Он поправил пальцем слюдяные очки и спокойно ответил:

– Я говорю о нетленных.

Стаканчик с водкой замер у губ Глеба.

– Значит, слухи о них расползлись далеко за пределы нашего княжества? – сухо уточнил он.

Лагин усмехнулся:

– Как видишь. Купец Жадан рассказал мне, что трупы тех, кто при жизни нюхал много бурой пыли, не тлеют. Это ведь так, да?

Глеб промолчал, сочтя этот вопрос риторическим. Тогда Лагин нахмурился и строго проговорил:

– Секреты бальзамирования тел стоят очень дорого. Если провести несколько исследований…

Глеб качнул головой.

– У тебя ничего не выйдет, ученый муж. Полгода назад князь Егра издал указ, который обязует всех жителей княжества сжигать своих нетленных.

Глаза Лагина за слюдяными стеклышками чуть прищурились.

– Неужели ты думаешь, что люди выполняют этот указ? – тихо спросил он.

Глеб взял кувшин и плеснул в стаканчик немного водки.

– Тот, кто откажется сжигать нетленное тело родича, будет казнен! – отчеканил он и залпом выпил водку. Заел куском хлеба с салом и добавил, покосившись на Лагина: – Ты об этом, должно быть, не знал?

– Знал, но… – Ученый муж глянул по сторонам и облизнул губы кончиком языка. – Неужели ты думаешь, что люди не найдут способа обойти княжий указ? Не будь ребенком, ходок.

– Ты считаешь, что люди прячут их?

– Я в этом уверен! Мне рассказывали, что нетленные мощи родичей защищают дом от злых духов. Но дело даже не в этом. Разложение – это печать смерти. Но на телах нетленных этой печати нет. Люди относятся к своим нетленным мертвецам, как к крепко уснувшим.

– Вот как. И что же – ты собираешься отрезать от нетленного кусочек плоти и испробовать на нем действие эдельфийской кислоты?

Лагин усмехнулся и покачал головой.

– Ты не дал мне объяснить. Брат не зря вызвал меня сюда. Ваши трупы не только не тлеют. Они…

Ученый муж замолчал, быстро оглянулся по сторонам, затем нагнулся к Глебу и что-то прошептал ему на ухо. Глеб взглянул на Лагина, как на сумасшедшего.

– Ты не ослышался, – поспешно добавил тот. – И я могу доказать тебе это. Конечно, если ты сам этого захочешь.

– И как ты это сделаешь? – осведомился Глеб.

– У меня в подводе, под рогожей, лежит нетленный.

Глеб проглотил эту новость, не моргнув глазом.

– Надеюсь, ты знаешь, что вывозить нетленных с родного двора считается преступлением и карается казнью? – осведомился он.

Лагин кивнул:

– Знаю. Но… ты ведь не выдашь меня, верно?

Глеб помолчал. Посмотрел на стаканчик, подумал, затем протянул Лагину растопыренную ладонь и сказал:

– Дай руку.

– Зачем? – не понял тот.

– Дай.

Лагин вложил белую ладонь в загорелую пятерню Глеба. И вдруг лицо ученого мужа побелело, а его брови высоко взлетели вверх.

– Тебя послал князь Егра? – глядя ему в глаза, спросил Глеб.

– Нет.

– Я спрошу еще раз: тебя послал ко мне князь Егра?

На лице Лагина появилось изумление, затем – ужас, затем – выражение нечеловеческой боли. Однако кричать он не мог.

Глеб слегка ослабил хватку.

– Отвечай. Если скажешь ложь, я сожгу твою руку.

Лоб ученого муж покрылся бисеринками пота.

– Меня никто к тебе не посылал… – сдавленно проговорил он. – Я… не подослан…

– Тогда почему ты выбрал меня?

– Потому, что… ты пять лет ходишь в Гиблое место… и до сих пор жив.

– Это единственная причина?

– Нет… Ты все это начал… Ты и закончишь…

Глеб с удивлением взглянул на очкарика. Вот оно что. Похоже, этот очкастый парень возомнил себя орудием в руках судьбы. Он выпустил вялую руку ученого из своих пальцев.

Лагин потер руку, поморщиваясь от боли, но ученый в нем победил и на этот раз.

– Ладонь будто тисками сжали, – сказал он, задумчиво оглядывая руку. – А кости целы, и даже синяков нет. У тебя в ладони была чудна́я вещь?

Глеб кивнул и снова потянулся к кувшинчику.

– Так что ты там толковал про нетленных? – небрежно проговорил он, наполняя оловянный стаканчик водкой.

Лагин снова потер руку.

– Они разговаривают, – тихо сказал он. – Это сложно заметить. Нужно долго и сильно прислушиваться. Если получится, то можно услышать тихий голос.

– Что-то я не замечал, чтобы нетленные шевелили губами.

 

– Они не шевелят. Звук доносится из приоткрытого рта.

– Как из динамика магнитофона?

Лагин посмотрел на Глеба непонимающим взглядом. Глеб усмехнулся:

– Ладно, проехали. Откуда знаешь про голос?

– Сам слышал.

– У тебя есть знакомый нетленный мертвец? – иронично поинтересовался Глеб.

– Да.

– И кто он?

По лицу Лагина пробежала тень, и он тихо проговорил:

– Мой брат.

Глеб сдвинул брови.

– Гм… И что же ты хочешь от меня, ученый муж?

Лагин поправил пальцем очки и негромко сказал:

– Видишь ли, ходок… Я здесь человек новый. Меня никто не знает. И я никого не знаю. Поэтому…

Он замолчал, подыскивая подходящие слова, и Глеб закончил за него:

– Тебе нужен проводник не только по миру нечисти, но и по миру людей, верно?

Лагин кивнул:

– Да.

Глеб вновь взялся за кувшинчик.

– Ты хотя бы насчет талеров не обманул? – осведомился он, наполняя стаканчик.

Лагин отрицательно качнул головой:

– Нет. Они у меня есть. Спрятаны в надежном месте.

– И ты действительно готов с ними расстаться? Только ради того, чтобы решить загадку нетлеющих трупов?

Ученый муж поправил сползающие на нос очки и вздохнул.

– Ты не понимаешь, ходок. Это не просто загадка. Это… чудо. Если есть возможность поговорить с человеком, побывавшим на том свете, то я… Я просто обязан ее использовать.

Глеб усмехнулся:

– Выходит, ты христианин, которому не хватает веры? И который хочет, подобно Фоме неверующему, вложить персты в отверстые раны Господа?

Лагин посмотрел на Глеба изумленно.

– Ты читал Евангелие?

Глеб хмыкнул:

– Читал.

– На каком языке?

– На русском.

Глаза Лагина загорелись под стеклами очков.

– Дорого бы я отдал, чтобы взглянуть на этот перевод.

– Отдавать тебе уже нечего, – напомнил ему Глеб. – Ты только что лишился пятисот солидов.

– Значит, ты согласен?

Глеб потянулся к кувшину.

– Да, я согласен. Но если я пойму, что ты меня обманул, – берегись.

Ученый муж посмотрел, как Глеб наполняет свой стаканчик водкой, и улыбнулся.

– Я не такой безумец, чтобы обманывать ходока, вооруженного ольстрой. Кстати, не покажешь ли ты мне ее? Я много слышал об этом оружии, но никогда не видел его вблизи.

Глеб откинул рукой полу плаща:

– Смотри.

Приклад охотничьего обреза торчал из деревянной, обтянутой кожей кобуры. Лагин протянул к нему руку, но Глеб опустил плащ.

– Посмотрел, и хватит. А теперь я хочу посмотреть на твоего мертвого братца. Где он?

– В подводе, – ответил Лагин, вновь смурнея лицом.

– А подвода?

– Во дворе. Я поручил ее охрану одному местному бродяге.

– Хомычу?

– Да.

Орлов усмехнулся.

– Этот наохраняет. Ты вот что, ученый…

Вдруг зал взревел десятками мужских голосов. Глеб и Лагин вздрогнули и повернули головы, вглядываясь в полумрак.

– Что это там у них? – испуганно спросил Лагин.

И тут же ответил сам себе:

– Боже! Они собираются скормить эту девушку оборотню!

На деревянный помост, огороженный от зрителей железными прутьями клетки, выволокли оборотня, а затем втолкнули к нему девушку и захлопнули за ней дверь. Глеб сразу ее узнал – Диона!

Под смуглыми скулами Орлова вздулись желваки, черные брови съехались на переносице. Он встал со стула, вынул из кобуры ольстру и, как только оборотень бросился на девушку, нажал на спуск.

Прогремел выстрел, и оборотень грохнулся об помост с простреленной башкой. Не успел Глеб убрать ольстру в кобуру, а к нему уже неслись дюжие охоронцы Бавы Прибытка.

– Что ты себе позволяешь, ходок?! – крикнул один из них, подходя к Глебу.

Орлов не ответил. Человек семь охоронцев окружили его, все рослые, широкоплечие. А между дубовыми столами уже торопливо пробирался сам Бава.

– Ты убил моего оборотня! – заорал он, тряся от гнева черной бородой. – Супротив нашего с тобой договора!

– Ты пытался скормить ему девку, – невозмутимо ответил Глеб. – А на этот счет у нас с тобой никакого уговора не было.

– Девку? – Несколько секунд Бава Прибыток пялился на Глеба и вдруг расхохотался, ухватившись усыпанными перстнями пальцами за толстое брюхо. – Девку! Ой, не могу! – Отсмеявшись, он слегка повернул голову и распорядился: – Притащите ее сюда!

Трое охоронцев бросились выполнять приказание.

Диона отчаянно сопротивлялась, но руки и ноги ее были опутаны и стреножены веревками, и с тремя огромными парнями ей было не совладать.

Остановившись перед Глебом, она хмуро на него взглянула, затем перевела взгляд на Баву и с ненавистью процедила сквозь зубы:

– Чтоб ты сдох, толстый гад!

Прибыток на нее даже не взглянул. Он смотрел на Глеба.

– Значит, говоришь – девка. – Бава пригладил толстыми пальцами бороду и вдруг выхватил из-за пояса нож, схватил Диону за руку и быстрым движением срезал с ее ладони ткань.

Затем насильно раскрыл ей пальцы и показал Глебу ее ладонь.

Лицо Глеба вытянулось от изумления. С ладони на него смотрел, не мигая, круглый темный глаз.

– Так ты…

– Нелюдь, – закончил за него Бава Прибыток. – Хочешь посмотреть на другую руку? Могу показать!

Глеб нахмурился. Вот почему ее услуги стоили так дорого. Черт бы побрал этих нелюдей.

– Почему ты не сказала? – угрюмо спросил он.

Брови Дионы дрогнули.

– Я думала, ты уйдешь, – ответила она. – А я не хотела, чтобы ты уходил.

Глеб исподлобья посмотрел на хозяина кружала.

– За что ты бросил ее к оборотню, Бава?

– За что? Во, гляди! – Прибыток откинул со лба черную челку и показал Глебу испещренный царапинами лоб. – Видишь? Это она меня! Сказала, что лучше сдохнет, чем снова раздвинет перед кем-нибудь ноги!

Глеб снова взглянул на Диону.

– Ты правда так сказала?

– Да, – гордо подняв голову, ответила она.

– Почему?

– Потому, что я… Потому что они… – Она вдруг сбилась, явно не находя слов, чтобы объяснить.

Глеб подождал немного, но, поскольку девка так и не заговорила, перевел взгляд на купца и спросил:

– Бава, ты можешь пощадить ее?

– А какой мне смысл? – вскинул косматые брови купец. – С этой дуры станется пустить себе кровушку. И на что она мне тогда? А на ставках больше, чем она мне принесет за полгода!

– Значит, не можешь, – мрачно констатировал Глеб. – Ну, а если я тебя попрошу?

Прибыток удивленно уставился на Глеба.

– Ну, если ты попросишь… – Он усмехнулся. – Тогда, пожалуй, могу и пощадить. Но только к просьбе своей присовокупи двадцать золотых.

– Ты хочешь мне ее продать? – не поверил ушам Глеб.

– Только если ты хочешь ее у меня купить.

Глеб криво ухмыльнулся. Ситуация была комическая. Вот уже четыре года Глеб занимался тем, что продавал Баве оборотней, волколаков и нелюдей. А сам, кроме выпивки и изредка женщин, ничего у него не покупал.

– Ну, так как? – поинтересовался благодушным голосом купец. – Берешь али нет? Ежели нет, так я сей же час выведу ее на помост, и биться она у меня будет не с престарелым оборотнем, а с настоящей голодной волколачихой.

Глеб прикинул свои наличные. Денег явно было недостаточно. Отсутствие денег заставило его взглянуть на вещи трезвее. Какого черта он вступился за мутантку? Только потому, что она похожа на человека? Но ведь и у волколака морда похожа на человеческую, и что с того?

О, боги, боги! Глеб передернулся. Да ведь он с ней переспал! Переспал с мутанткой!

Глеб сцепил зубы, достал из кармана серебряную резанку и швырнул ее на стойку.

– Ставлю на волколака, – небрежно произнес он и повернулся к своему кувшинчику.

Бава Прибыток схватился за толстые бока и расхохотался.

– Вот это другое дело! – весело выкликнул он. – А я уж подумал, что ты рехнулся! Как тот рыжий ходок, который по пьяной лавочке выпустил из клетки двух оборотней, которые его же, дурака, и слопали!

Бава повернулся к охоронцам и распорядился:

– Тащите эту дуру обратно на помост!

– Постойте! – раздался чей-то взволнованный, звенящий голос.

Прибыток обернулся и с удивлением уставился на седого, как лунь, мужика с молодым лицом и странными кругляшами на глазах.

– Тебе чего? – грубо спросил он.

Лагин протянул Баве кожаный кошель. Савостьянов глянул на кошель, и глаза его блеснули.

– Это чего?

– Деньги за девушку, – объяснил ученый муж. – Здесь двадцать золотых солидов.

Бава недоверчиво прищурился:

– Не шутишь?

– Нет.

– Что ж, коли так… – Купец бесцеремонно сгреб с ладони Лагина кошель и ухмыльнулся в черную бороду: – Диона твоя!

Охоронцы, окружившие стойку, заухмылялись.

Прибыток повернулся и зашагал прочь. Охоронцы, выждав, пока он пройдет мимо, затрусили за ним, словно свора огромных охотничьих псов.

Диона смущенно переминалась у стойки. Лагин поправил очки и взглянул на Глеба:

– Надо бы ее развязать…

– Развяжи, коли надо, – пожал плечами Глеб.

Ученый муж достал из ножен небольшой кинжал и шагнул к Дионе. Затем он долго перепиливал веревки, то и дело перекладывая кинжал из руки в руку и вытирая о штанину потную от волнения ладонь. Наконец девушка была свободна, а кинжал вернулся в свои ножны.

Глеб опустил взгляд на руку девушки – ту, с которой Бава срезал повязку, перевел взгляд на другую и спросил:

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru