Антон Булычов
Семя Хаоса. Мать Милосердия
Каррир стушевался, покраснел и невнятно забормотал о том, что он маг. Юноша повысил голос:
– Что за непонятливое животное! Вали дальше, в магистрат! Там тебя устроят мыть сортиры, или что вы там делаете, когда пухнете от голода?
Каррир покраснел еще больше.
– Слим, перестань, – вмешалась девушка. Она с извиняющимся видом улыбнулась Карриру, выглядя при этом немного смущенно. – Извини его, он из аристократов. Но тебе, малыш, и правда лучше уйти.
– Я не малыш, я маг, – негромко сказал Каррир. Но в этот раз достаточно громко, чтобы его услышали. Девушка недоуменно посмотрела на него, не понимая, что он имеет в виду. А юноша откровенно расхохотался.
– Маг! Ох! А я тогда мать Императора, да длятся его дни! Крыса, ты умеешь позабавить! – Он встал и вышел из-за стойки, оказавшись почти на две головы выше Каррира, хотя в плечах был почти такой же узкий. – Пожалуй, столь забавную зверушку я сам лично вышвырну на улицу!
– Погоди, а вдруг он говорит правду? – снова вмешалась девушка.
– Аль, перестань! Помойный крыс, поведай же нам, где ты нашел Семя Хаоса, чтобы стать магом? Купил у старьевщика, прикинувшегося древним магом или самим Одином? Ну так скорее всего он тебе продал заячий помет, а ты по привычке сожрал его!
– Я нашел камень в реке. И проглотил. Я могу брать тепло из воздуха.
– О! Даже так? Ну тогда забирай! – он резко вытянул руку в сторону Каррира.
– Нет, Слим! Не смей! – заорала девушка, выскакивая из-за стойки следом за юношей.
Но тот уже впитал тепло из пола и швырнул его в Каррира. Мальчик почувствовал, что воздух начинает нагреваться, и тут же втянул это тепло. А затем еще тепло из пола и воздуха вокруг. Его окутала прохлада. Знакомое чувство энергии внутри пело ему, прося использовать ее всю без остатка. Он не использовал Семя уже два дня и начал испытывать беспокойство и грусть, к которым добавилось знакомое скребущее чувство, будто что-то внутри чешется. Но сейчас все пропало. Сейчас у него была сила и он был счастлив. Слим стоял теперь слишком близко от Аль. Чтобы не задеть обоих теплом, он попробовал толкнуть юношу, придав ему кинетическую энергию. И наткнулся на преграду. Энергия не слушалась. Он застыл. Как и юноша с девушкой, которые поняли, что происходит что-то не то.
И тут Каррир нашел выход из ситуации. Если он не может толкнуть юношу, то толкнет себя. Мальчик подпрыгнул и тут же придал себе кинетическую энергию, так чтобы лететь со скоростью быстрого бега. Его ноги врезались в грудь юноше, и тот, не ожидая этого, отлетел в сторону. Каррир перебросил остатки своей кинетической энергии в потенциальную, удерживая себя на весу, и тут же поднял температуру вокруг Слима. Юноша от неожиданности вскрикнул, но тут же втянул тепло.
– А ну хватит! – громко закричала девушка, схватив Каррира за воротник рубахи и оторвав его.
Тот тут же отпустил потенциальную энергию, мешком рухнув на мраморный пол. Затем аккуратно выпустил остатки накопленной энергии в виде тепла в пол, отчего он сразу стал на ощупь приятно теплым. Юноша, видимо, сделал то же.
– Прости, парень. Но я такой истории еще не слышал и думал, что ты врешь. Серьезно нашел Семя в реке?
Каррир снова покраснел и кивнул.
– Ха! Да ты везунчик! Да еще и знаешь кинетическую и тепловые энергии?
– Да. Меня учила моя подруга.
– Она маг?
– Нет. Но умнее меня.
Парень ухмыльнулся.
– Они все такие! Правда, Аль? – он ей подмигнул.
– Придурки. Только что дрались, и уже друзья?
Слим рассмеялся.
– Я слишком знатен, чтобы думать о таких мелочах! Да к тому же еще и маг! – он напыжился. А потом повернулся к Карриру. – Пошли, парень, провожу к мастеру Гримму, он у нас по новичкам. Заодно покажу тебе, что тут и как. Сперва многие путаются.
Так сирота попал в школу Иллюминатов.
Глава 6. Парин. Как стать консулом
Остатки легиона «Север» уже несколько дней стояли на юго-западном краю северных болот. Легион «Цапля» перекрыл несколько дорог, по которым можно было попасть в Арран из Герны, с запада Империи. А Амброзий с остатками легионеров теперь замер, закрывая одновременно тракт на Герну из Каллимара и направление в обход болот. Так они контролировали возможное новое наступление войск Кимбера и Герики.
Разведчики из корпуса Зари выдвинулись далеко на север и восток. А на западе встретились с разведчиками легиона «Цапля». Легат Левк, командир цапель, написал, что ему требуется помощь, но Амброзий не спешил, и Парин был с ним согласен. Если они сейчас двинутся с места, то оставят тыл открытым для атаки из Каллимара, к тому же северяне смогут разорить весь северо-запад. И то и то было бы тактической катастрофой.
За неделю с лишним, что прошло с битвы в Каллимаре, Парин немного освоился со своими новыми обязанностями. В Тактическом корпусе его назначение на роль временного претор-легата восприняли очень спокойно. Люди в корпусе понимали, что их роль – исполнять, а не думать. Почти всех Ацелий когда-то спас от больших проблем, кто-то чуть не дезертировал, кто-то проигрался в кости, кто-то поспорил не с тем интендантом или трибуном. Все они не имели больше места в основной армии, но остались в ней благодаря претор-легату. Все были ему очень благодарны, так как большинству было некуда возвращаться. Совсем как Парину.
Поэтому он хорошо понимал их, а они его. Остальной же легион сперва относился к его назначению холодно. Особенно остатки рыцарей. Но при поддержке Ацелия, Колина и Кринка его авторитет среди легионеров быстро поднялся. А там некуда стало деваться и гордым рыцарям.
На тренировочной площадке, сейчас представляющей собой просто вытоптанный клочок земли между палатками, весело звенели мечи. Кринк и Парин уже почти полчаса развлекали зевак, состоящих из солдат, свободных от дежурств, и оруженосцев, которых отпустили их сэры. Эта публика очень нервировала Парина, ведь среди оруженосцев было несколько человек, с которыми он был знаком, когда состоял при сэре Бэниге. Кринка же вообще ничего не волновало. Он уже забыл те простые удары, которые ранее Парин ему показал, и размахивал тренировочным клинком не лучше, чем крестьянин тяпкой.
Оба сражались левыми руками, используя гладиусы, так как с полноценным одноручным мечом, которые использовали рыцари с щитом, не смогли бы продержаться и пары минут. Парину необходимо было освоить фехтование хотя бы вполовину так, как он владел им ранее. Но левой, неудобной, рукой. Кринк же, решив, что он часть легиона «Север», хотя тактический корпус не был привязан к одному легиону, начал осваивать науки легионеров. В том числе и бой на мечах. Было забавно учить своего друга простым ударам на манекенах, но дойдя до тренировочных боев, Парин столкнулся с проблемой. Кринк совсем не умел держать оружие в руках, и найти ему инструктора в действующей армии было затруднительно. Большинство солдат не оказали бы сочувствия магу, сломав его энтузиазм.
Решение нашел сам Кринк, заметив, что Парин обещал Ацелию научиться драться левой. А где один калека, там и другой. Решение было неплохим, и Парин начал гонять Кринка и себя ночами, когда легион вставал на привал. Сначала они занимались около своей палатки, отрабатывая удары по воздуху. Спустя день попросили Карина взять пару солдат корпуса и вкопать две жерди. Обучение пошло быстрее.
И вот они сошлись в пробном поединке на затупленных для тренировочного боя гладиусах. Пока Кринк за полчаса «убил» Парина девять раз, а Парин друга – всего восемь. Нужно было сравнивать. Парин замер, пропуская клинок Молнии слева от себя, и сделал выпад в правое плечо друга. Кринк отбил выпад щитом.
Сначала маг был против того, чтобы использовать против Парина щит, ведь тот не мог его приладить к правой руке. Но Парин убедил Кринка, что опыт решает куда больше, чем щит, и вынудил драться с дополнительной защитой. При этом Парин умолчал, что весь его опыт – это одно сражение, где он убил одного северянина и потерял руку.
Парин отскочил, спасаясь от контратаки. И замер. Оруженосцы, которые прежде относились к нему с презрением, смотрели на Парина во все глаза. Это было странно и удивительно. Хотя чего удивляться, если он теперь, по сути, второе лицо в легионе, после легата. Это придало уверенности, и Парин пошел в стремительную атаку. Два колющих удара на разной высоте, потом финт, чтобы обойти щит. И вот он, чуть повернувшись, достал подмышку правой руки Кринка.
– Ничья! – Парин отбросил гладиус и протянул другу руку. Тот пожал ее, прежде переложив меч в правую руку.
– Мне кажется или ты в последнюю атаку двигался быстрее?
– Показалось, – Парин довольно улыбнулся. От рядов зевак раздались недружные аплодисменты. Парин растерялся, а вот Кринк раскланялся, как опытный артист или циркач. Потом прошел к воинам и с удовольствием пожал руки всем желающим. Парин сначала нахмурился, но потом понял, что редко когда маги ведут себя столь открыто с простыми солдатами. Ведь для легионеров маги – это почти небожители. Гнев небес. Не тот, кто будет общаться с простыми смертными.
– Хороший бой. – Парин обернулся к говорившему. Это был оруженосец, который ранее пару раз бил его после тренировок. – Для неродной руки, ты хорошо справляешься…
Разговор замер. Парин уже было готов был уйти, когда юноша продолжил:
– Извини. – Парин обернулся к нему снова. – Извини, что мы тогда…
Не закончив фразу, молодой оруженосец скрылся среди своих друзей. Парин хмыкнул и пошел в сторону палатки Амброзия. Ситуация немного выбила его из колеи. Первым желанием было сказать, что оруженосец просто заискивал перед вышестоящим. Вот только он ничего не просил и сразу исчез. Это заставило Парина вспомнить прошлое. А сделал ли он сам что-нибудь, чтобы стать своим среди оруженосцев?
Честный ответ был отрицательным. Он легко тренировался, был на хорошем счету у своего рыцаря, но не общался с другими. Может быть, его поведение и отчуждение изначально создали ту стену непонимания между ним и другими оруженосцами? Считал ли он себя тогда лучше, чем другие? Наверное, да. Он думал, что умнее, образованнее, чем те, что вышли из военной среды. И он точно считал себя лучше, чем оруженосцы, что вышли из простолюдинов. Просто потому, что его родители были богаче. Парину стало тошно.
Тут его и догнал Кринк. Такой же сын успешного торговца. Да еще и маг. Который между тем находил общий язык и с солдатами, и с рыцарями, и с их оруженосцами. Значит, все это время проблема была не в других, она была в самом Парине. Замкнутом, умном, одиноком.
– Что такой постный? – улыбаясь, спросил Кринк.
Парин хотел было отмахнуться или на крайний случай отшутиться. Но понял, что это было бы тем же поведением. Поведением одинокого человека.
– Я понял, что не умею общаться с людьми. Как у тебя получается так быстро заводить друзей? Это какая-то магия?
Кринк хохотнул.
– Большинство магов занудные надутые идиоты! Нет, нет и еще раз нет! Все куда проще. Просто будь собой! И тогда все как-то образуется.
Совет был одновременно и дивно хорош, и дивно плох. Если Парин будет всегда собой, то друзей он точно не заведет. Исполняющий обязанности претор-легата тяжело вздохнул и показал на шатер легата:
– Мне надо переговорить с легатом Амброзием. Пойдешь со мной?
– Вот еще! Я лучше выпью пива! Разведчики второй манипулы нашли бочонок, оставленный в одной деревне! Не очень там налегай на старика.
Прежде чем дойти до шатра легата, Парину прошлось пройти через широкий плац, оставленный в лагере для построений отдельных манипул. На дальнем его конце висело трое повешенных. Солдаты, что попались за изнасилование в деревне, расположенной совсем недалеко от лагеря. Это в очередной раз напомнило Парину, что война реальная сильно отличается от той, что известна ему по книгам. Там, как правило, о мародерах и насильниках не пишут. А если и пишут, то это всегда непопулярные и мерзкие личности. А вот в реальности один из насильников может получить орден в последней битве за то, что прикрыл собой легата, получив ранение. И несмотря на это, он теперь висит на лагерной виселице.
В шатре легата было тихо. Парин постучал по шкафу в приемной, которая была пуста. Из отделенного тканью пространства выглянул Колин, ставший теперь адъютантом легата.
– Парин? Проходи.
В основном зале штаба было пусто. Амброзий без своей обычной кожаной кирасы сидел в походном кресле. Перед ним стоял кубок вина. Колин уже сел обратно, напротив легата. Также сжимая стакан, который, впрочем, был полон.
– Парин! Выпьешь, мой мальчик? – Амброзий показал на стул рядом с собой. Парин, отказываясь, покачал головой и сел на предложенное место.
– Легат. Мне передали, что Вы меня искали. Я немного задержался на площадке для тренировок…
Легат прервал его, подняв руку.
– Мой мальчик, оставь это. – Он немного помолчал. – Пришлось его повесить… Парня, что спас мою жизнь прямо перед мостом Вестника. Десять лет безупречной службы, которая закончилась веревкой.
Все помолчали.
– Я вызвал тебя, потому что хотел бы, чтобы ты поехал в столицу.
Парин нахмурился.
– Зачем? Мне кажется, я больше пользы принесу тут. Особенно пока Император не снял с меня полномочий претор-легата. Неизвестно, кого он поставит вместо Ацелия по факту.
– В этом все и дело, Парин. Я хочу, чтобы ты доложил Императору и Совету магов об обстановке. Поговорил с ними, убедил, чтобы тебе оставили должность претор-легата. Но это еще не все.
Амброзий помялся, так, что если бы Парин его не знал, то подумал бы, что тот хочет предложить что-то незаконное и подлое.
– Я хочу, мой мальчик, чтобы ты убедил Императора дать тебе полномочия консула над легионами «Север» и «Цапля». Левк хороший солдат, но не самый приятный человек. Если на нового консула большее влияние будет у него, я затрудняюсь сказать, как он себя поведет. А вот если ты будешь сразу и претор-легатом, и консулом… Мы неплохо сработались, мой мальчик. Ты считаешься с моим опытом, я – с твоей светлой головой. Мы сможем работать вместе и направить Левка в нужное русло.
Парин задумался. С одной стороны, это был подлог. Амброзий пытался использовать его, чтобы получить больше влияния над легионом «Цапля». С другой… Парин вспомнил повешенного героя, закрывшего собой легата, а потом изнасиловавшего девушку. С другой стороны, война – это не красивая книга о сражениях. Да и вся жизнь далеко не сказка.
– Это логично, мне кажется. Когда выступать?
– Думаю, завтра. – Казалось, Амброзий немного расслабился. – Левк тоже кого-то наверняка отправил к Императору. Лучше спешить. Возьми пару своих ребят из корпуса, хоть бы и того же мага. Я дам тебе десяток легионеров и один палм разведчиков. И еще с тобой поедет Колин.
Парин взглянул на бывшего разведчика, и тот едва заметно кивнул юноше. Легат меж тем продолжил:
– Я доверяю тебе, мой мальчик. Как никому. Постарайся выторговать себе побольше полномочий. И еще, если будут проблемы с Советом или Императором, обратись напрямую к его Голосу. Я слышал, что он сейчас значит очень много в столице.
Парин еще полчаса посидел с Амброзием и Колином. А потом отправился собираться. Рано утром, на следующий день, он в сопровождении Колина, Кринка и пятнадцати легионеров отправился на юго-восток, в Майн, столицу Империи.
Интерлюдия III. Когда море говорит
Рагн был кормчим боевого драккара уже более десяти лет. Начинал он обычным воякой в команде опытного капитана, постепенно освоил все ремесла на боевом корабле Элесама. Капитан давно сменился, как дважды поменялась и остальная команда. А вот Рагн все еще был предан своему «Коршуну». Он считал корабль куда больше своей собственностью, чем капитан или конунг, который корабль и построил.
Чаще всего драккары патрулировали северные воды Элесама, редко уплывая в сторону восходящего солнца, в набеги на слабых жителей восточного континента. Но теперь все изменилось. Братья за горами Аммел начали войну с мерзкой Империей, и конунг Беор, дабы поддержать старую веру, отправил боевые корабли на юг. Два дня назад «Коршун» миновал порт Алгрим, вольный город на границе Империи и Области Одина, продав там свою добычу. Ведь миновав восточный край центрального континента, они уже потопили два имперских судна и взяли груз с судна Арима.
Рагн закрыл глаза, вспоминая, сколь богатая была добыча на необычном корабле южного континента. Теперь, освободив свои небольшие трюмы, споря с встречным ветром, корабль северян на веслах шел дальше на запад. От приятных воспоминаний и мечтаний о будущих победах Рагна отвлек крик на носу.
С юга шел корабль. Один из гребцов, один из самых зорких и потому всегда сидящий на первом ряду весел, крикнул, что оснастка южная. Арим. Рагн опять улыбнулся своим мыслям о близкой добыче. Капитан говорил, что приказ конунга был четкий, южные суда грабить, но не топить. А вот имперские уничтожать без всякой жалости.
Суда быстро сближались. Когда до аримского корабля оставалось не более двухсот метров, тот неожиданно повернул влево, и теперь шел параллельным курсом.
– Рагн, давай-ка к ним ближе! – крикнул капитан с носа драккара. И тут же его голос утонул в ужасном шуме.
Южный корабль весь покрылся дымом, а часть гребцов, капитана и мачту снесло с северного корабля. Один из гребцов заголосил, что в борту дыра. Да и сам Рагн почувствовал, что нос стал тяжелый. Корабль без его воли заворачивало влево, ближе к судну Арима. Кормчий взял правее, выравнивая курс.
Но корабль южан уже шел на сближение. Не прошло и десяти минут, как гребцы побросали весла и взялись за щиты, привязанные к бортам драккара. Надвигалась сшибка, и войны севера начали стучать топорами с короткой рукоятью по своим щитам.
Корабль южан все приближался к ним, подойдя уже почти вплотную. Рагн усмехнулся. Они сами не знают, что их ждет! Ведь север не знает себе равных в бою!
Судно Арима было выше и короче драккара. Борт весь в маленьких окнах, из которых торчали небольшие стволы пушек. Рагн удивился, ведь пушки с легкостью перевернут любой корабль.
Наконец суда сошлись борт о борт. С драккара полетели первые крючья. В этот момент Рагн услышал зычный голос, раздавшийся на южном корабле. Если бы он знал речь Арима, он бы услышал:
– Не дайте этим медвежьим детям поцарапать мою каравеллу! Быстро огонь из мушкетов!
Тут же из-за борта корабля высунулись два десятка чернокожих южан. У них в руках были странные длинные трубки, которые выплюнули клубы дыма. Рагн, все еще сжимающий штурвал драккара, увидел, что трубки выплевывают металл или камень не хуже Кинетиков, пробивая навылет щиты элесамцев. Наверху стрелки сменились. Раздались новые гремящие звуки, и на драккаре в живых осталось с десяток человек. С судна Арима истошно завопили:
– Абордаж!
И сверху на палубу драккара посыпались солдаты южан. Рагн повел руль влево и бросил его, выхватив топор. Перед ним стояли два черных, как ночь, человека в белых рубахах с еще более белыми зубами и глазами. Оба были вооружены очень кривыми саблями. Раньше Рагн таких не видел. Он взмахнул для пробы топором, пытаясь отогнать того, что был справа. Но тот, ловкий как белка, отпрыгнул в сторону и порезал сухожилие на запястье кормчего. Тут драккар врезался в борт южного судна.
Переполох не помог северянину. Его быстро оглушили рукояткой сабли и связали руки и ноги. Когда Рагн пришел в себя, его тащили на корабль южан. Только его. Остальные северяне остались на драккаре. Мертвые. Опять зазвучала речь Арима.
– Это он поцарапал мою «Ласточку»?
– Да, капитан!
К Рагну подошла женщина, такая же черная, как и остальные члены экипажа. Высокая, чуть выше кормчего. Одета так же просто, как остальные южане, лишь голову украшала шляпа странной формы. Женщина произнесла на странно звучащем имперском.
– Ты, конечно, храбр. Но свою посудину я тебе не прощу. Будешь слушать море!
Остальные южане заулюлюкали, а Рагн с удивлением понял, что эта женщина – капитан корабля. Не прошло и часа, как его выгрузили на голый остров в открытом море, который представлял собой едва возвышавшуюся над водой каменную площадку два шага на три. Веревки на руках Рагна разрезали, и корабль Арима уплыл на запад. А старый кормчий остался слушать море.
Интерлюдия IV. Мать Милосердия
Эпоха Богов
Устроенный в палатках лазарет был ужасен. От него пахло смертью и болезнью, которая охватила весь центр Империи. Корал пребывала в состоянии постоянного шока от произошедшего. Мало того, что столица и прилегающие земли уничтожены взрывом, погибли сотни тысяч людей, экономика, и так подкошенная из-за остановки производства на фабриках со смертью Владыки, рухнула окончательно, так еще и люди в центральных провинциях начали болеть.
Болезнь развивалась стремительно, за месяц погубив почти три провинции вокруг Капитула. Не помогали карантин и кордоны, которые распорядился установить Альмерин, который на момент взрыва, к счастью, выехал в провинцию. Теперь Корал почти не спорила с ним. Ученая и новоявленный Император забыли былое недопонимание и просто старались спасти Империю и людей. Но это было сложно. Особенно с учетом того, что начался голод.
Странная болезнь, будто бы выжигающая медленно внутренности людей, казалось, поглощала вообще все живое. Поля и сады гибли едва ли не быстрее, чем люди в городах. Новоявленные боги и новый Император старались как могли. Альмерин и его ставшие богами ставленники Тремор, Илаим и Элипг – остальные носители Семени Хаоса из Общества Прогресса погибли вместе со столицей – старались поддержать порядок и показать, что власть знает, что делает. В это время Корал и Нургрим пытались найти лекарство для людей и растений. Но только их попытки пока ни к чему не привели.
Они не понимали, как распространяется болезнь. Или как она убивает. Кто возбудитель? Почему и скот, и люди и растения гибнут одинаково неотвратимо. Почему почти не болеют маги и до сих пор не заболел никто из богов? При этом Корал и Нургрим постоянно занимались исследованием больных, а Тремор и Элипг все время находились на зараженной территории, обеспечивая там хоть какую-то законность. Люди боялись и зверели. Альмерин приказал сжигать бегущих, чтобы они не распространяли заразу, вот только она все равно расползалась, как пролитые в воду чернила.
Когда Корал поняла, что болезнь распространяется или с ветром, или и вовсе неизвестным им способом, она настояла на том, чтобы снять разрешение на жесткие кордоны. Карантин пролег по бывшему кольцу заводов, которые в большинстве своем все равно простаивали без работы. Вот только болезнь все равно не остановилась.
И теперь у каждой фабрики, завода, сталелитейного комплекса были развернуты палатки лазаретов, где люди, которые прежде тут работали, и беженцы из центральных провинций, успевшие сюда сбежать и еще не нашедшие своей смерти, лежали и умирали в страшных мучениях. До этого дня Корал видела одновременно не более десятка больных. Сейчас она вышла из просторного шатра, состоявшего из кучи жердин с натянутыми на них полотнами ткани, в котором стонали и метались в бреду примерно тысяча человек. Неподалеку было разбито еще два таких же больших шатра. Некоторые больные уже испражнялись или кашляли кровью. Кожа их была покрыта пятнами, так похожими на трупные. Некоторые были покрыты язвами и кровоточащими рубцами. По прошлому опыту Корал знала: таким осталось жить несколько дней. Те, что сейчас испытывали слабость и головокружение, продержатся пару-тройку недель. Наблюдая мучения, которые их ждут дальше.
Корал сглотнула тяжелый комок. Их страдания давили на нее, как груда камней. Не давали дышать, думать, сказать хоть слово. Тихо подошел Альмерин. До этого дня он держался подальше от области заражения, так как не был магом или богом.
– Надежда есть?
Корал молча покачала головой.
– Мы все еще не знаем, что это и как с ним бороться. Может быть, знал Владыка… Но теперь уже поздно о чем-то говорить. – Она посмотрела в глаза Императору. – Возможно, мы уничтожили мир.
– Мы хотели как лучше…
– Иди и скажи это им! – вспылила Корал. – Извини. Я не хотела снова ссориться.
Альмерин кивнул ей.
– Тебе это не понравится, но я начал менять религию. – Он немного помолчал, то ли ожидая очередной вспышки раздражения, то ли подбирая слова. – Будет объявлено, что тут прорывалось что-то темное. Нечто, противное самой жизни. Один сражался с этим, победил и отбыл бороться в другие миры. А Империю оставил на вас. Новых богов.
Корал слабо пожала плечами. Ей это и правда не понравилось, но делать было нечего. Эта история, быть может, спасет Империю от окончательного распада и гражданской войны с десятками, если не сотнями, тысяч жертв. Ее охватило странное безразличие и апатия. Не просто усталость – что-то большее. Хотелось сесть и смотреть в одну точку. Или кричать, кричать, кричать… Корал встряхнула головой.
– Почему не на тебя? Ты же у нас теперь Император.
– Людям нужна вера в кого-то большего, чем человек. Я ошибался. Общество Прогресса считало, что человек лучше бога. Но сейчас я вижу, что так думают единицы. К тому же… Я вижу, что часто ошибаюсь, лучше, если править будет совет умных людей. Под моим председательством, разумеется.
Корал криво улыбнулась. Ее глаза остались такими же холодными и бледными.
– Разумеется. Я не в обиде.
– Вы с Нургримом в совете. Как и Тремор, Илаим, Элипг. Пять человек… богов, думаю, хватит, чтобы не допустить новых ошибок.
Оба промолчали о том, что трое богов из пяти признают лидерство Альмерина, а значит, он сохранит всю полноту власти, формально ее ограничив. И на сдачу получит двух лучших учеников Одина в советники. Такой подход был очень характерен для него. Может быть, он и был глуп по части истинных наук, но интриги плел мастерски.
– Ты скажешь всем, что Владыка спас нас. Но неизвестно, может быть, болезнь никогда не остановится. Вымрет весь континент. А если ее не остановит море, то и весь мир.
– Ты права. Но у людей должна быть надежда и вера. Иначе везде будет так же плохо, как было после взрыва в центральных провинциях. Беззаконие и анархия. К тому же если ты не можешь повлиять на события, то иногда лучше всего отойти в сторону и не мешать им. А потом уже постараться взять ситуацию под контроль.
Контроль. Альмерин был на нем помешан. Как, наверное, и любой другой правитель. Корал снова взглянула на развернутый лазарет. Там не было контроля. Только его видимость и вопиющая беспомощность. Людям надо было помочь хоть как-то. Нельзя просто отойти, пока тысячи людей умирают в мучениях. И если она не может их спасти…
Корал решительно пошла ко входу в шатер и звучно крикнула:
– Все здоровые – вон!
Врачи, хирурги и их ассистентки сначала не поняли. Потом увидели, кто говорит, и потянулись к выходу. Альмерин отвел Корал чуть в сторону.
– Что ты задумала? – прошептал он ей в ухо. Она не посчитала нужным понижать голос.
– Если мы не можем спасти их и люди здесь, верящие нам, умирают долгими неделями в мучениях, я хотя бы дам им покой. Это милосердно.
Сначала Альмерин не понял. Потом нахмурился.
– Убить тысячи людей? Три тыячи здесь? Они же ничего не сделали! Да ты просто Мать Милосердия! Это дикость, Корал!
Она посмотрела на Императора с презрением. Они оба могли быть жестокими. Но ради разных целей. Альмерин мог точно так же убить сотни и даже тысячи ради политической выгоды. Но не своими руками. Спровоцировать людей на бунт, где многие погибнут. Подговорить двух графов начать кровопролитный конфликт ради приграничной мельницы. Это было для него в порядке вещей. А для нее было дикостью. Как для него было дикостью убить своими руками тысячи, чтобы прервать их бессмысленные и страшные мучения. Они думали слишком по-разному. Его жестокость всегда была скрытой и обуславливалась выгодой. Ее же жестокость всегда исходила из логики. Проклятой логики!
– Да, Альмерин, это милосердие. – Она смотрела в упор ему в глаза. Его оружием всегда был голос. Мало кто мог сопротивляться речам Императора. Ее оружием был взгляд. В Академии кое-кто говорил, что своим взглядом она может заморозить огонь. И расколоть камень. – Запомни раз и навсегда. Я признаю твою власть в Империи. Соглашаюсь играть в твои игры. Но иногда просто не стой у меня на пути.
Он выдержал ее взгляд долгие пять секунд, а потом отошел, бормоча что-то себе под нос. А Корал, убедившись, что все, кроме больных, покинули лазарет, принялась за дело. Ей самой было не по себе от этого решения. Но Корал знала, внутри было много семей. А значит, дети будут смотреть, как умирают их родители. Родители – смотреть, как умирают их дети. Кто-то будет смотреть на то, как корчатся в муках их братья или сестры. Зная, что болезнь неотвратима и скоро так же будут медленно умирать они сами. Нет! Она просто не может отойти и дать всему этому случиться. Пусть уж лучше ее считают чудовищем.
Она еще не использовала ту энергию, которую Владыка называл энергией распада. Именно она привела к тому ужасу, что лежал перед Корал. Но по-другому у нее не выйдет осуществить задуманное. К тому же Нургрим использовал эту энергию успешно и рассказал ей, чего стоит опасаться. Главное – начать с малого. Травинка около ее левой ноги распалась, просто исчезнув. Мгновение назад она еще существовала. И вот ее нет. А Корал захлестнул огромный поток энергии.
Честно говоря, уже два месяца, с тех пор как Нургрим принес печальные вести, она почти не касалась Семени Хаоса. И начала понимать, что это очень сильно повлияло на ее настроение. Она стала раздражительной, угрюмой, тогда как раньше всегда оставалась сдержанной и хладнокровной. При этом Корал чувствовала какой-то внутренний голод. Будто бы магия просила, чтобы ее использовали. И вот теперь, использовав Семя впервые за три недели и сразу с огромным количеством энергии, она почувствовала всесокрушающую эйфорию. Она чуть не рассмеялась. Это было ужасно. Среди этого кошмара и умирающих людей она была счастлива. Она и правда чудовище!
Энергия в ней бурлила, требуя выхода, и Корал пришлось отвлечься от внутренних терзаний. Еще раз проверив свою логику и убедившись, что решение верно, Корал выпустила энергию огромной вспышкой тепла, накрывшей все три шатра лазаретов сразу. Вспышка была долгой, уши заложило от громоподобного хлопка. И на месте ткани и дерева осталось только облако пара. Выжженый ровный круг травы, и ни единой косточки. Только разлетающееся во все стороны кольцо белой сажи.
Корал выдохнула воздух. Энергия ушла, но эйфория осталась. Ей хотелось плакать от того, что она совершила. И при этом смеяться от касания Семени Хаоса. Это было чудовищно. Она была чудовищем. Тихо всхлипывающим чудовищем с абсолютно сухими глазами.
