AnRi
Неслучайный случай из жизни шоколадной принцессы
Мечты сбываются?
Сегодня я осталась дома одна. Приходила Софи. Мы вместе пекли печенье и болтали о том, как здорово быть матерью. Софи рассказывала мне свои секреты воспитания детей и смешные истории из их детства. А еще моя соседка сказала, что скоро должны приехать ее внуки, по которым она очень соскучилась. Мне было немножко грустно от осознания того, что я не видела своих родителей уже много месяцев, но я прекрасно понимаю, что другого выхода не было, надеюсь они тоже это поймут и простят меня.
Уже вечер. Софи ушла домой, а я жду Кристофера. Мне стало скучно, и я решила немножко почитать. В библиотеке столько литературы, что глаза разбегаются. Но тут я вижу какую-то папку, стоящую между книгами. Она немного выпирает, как будто ее недавно доставали и в спешке криво поставили на место. Из чистого любопытства, будь оно неладно, я открываю папку и нахожу странный снимок, на котором я примерно год назад с Сашей на каком-то приеме. Но откуда это у Криса?!
Тут в голове начинают проноситься обрывки воспоминаний. На днях я зашла в библиотеку, где Крис над чем-то работал. Принесла ему кофе. А он что-то читал у одной из полок и, увидев меня, чуть было не уронил эту самую папку. Потом Крис постарался сменить тему и быстрее увести меня из библиотеки. Что все это значит? В папке много моих фото. Может он собрал их после нашего расставания? Наверное, скучал. Я ставлю папку на место и спускаюсь в гостиную. В это время как раз приходит Кристофер, и я совсем забываю о своей странной находке. Крис, как обычно, хвалит ужин, приготовленный мной, и я рада, что могу сделать что-то для него. После ужина я иду в зимний сад, там очень красиво, особенно на закате. А Крис отправляется в библиотеку, чтобы еще немножко поработать.
У нас прекрасный сад. Здесь так спокойно, никто не тревожит. Я закрываю глаза и представляю, как совсем скоро буду гулять здесь с нашим малышом.
Но мои мечты прерывает взволнованный голос Кристофера:
– Нати, ты видела эту папку? – и он протягивает мне ту самую папку из библиотеки.
– Да, видела. Это забавно, что ты собираешь мои фото, – говорю я как бы в шутку.
– Ты видела их все? – его голос не меняется.
– Нет, но если хочешь, я посмотрю.
– Нати, я должен признаться…, – он делает паузу, вздыхает, закрыв глаза, и продолжает, – Наша встреча не была случайной.
– Хочешь сказать, это была судьба?! Я согласна, – я притягиваюсь к нему и целую.
– Нет, Нати, послушай меня, это очень важно, я хочу, чтобы ты знала, – его голос все такой же серьезный и встревоженный, – Наша встреча, когда ты упала, а я тебе помог… Мы встретились тогда не случайно…
– Что?! – меня как будто ударили по голове чем-то тяжелым. Я даже сажусь на скамейку, чтобы не упасть. Папка выпадает у меня из рук, а из нее вылетает фотография, где я стою на балконе с Мариной и Олегом. Меня как будто ударяет током, и я понимаю, что того фотографа послал не Максим, а Кристофер… Как же я ничего раньше не поняла? И ведь я удалила те снимки, значит фотограф был не один или им удалось восстановить фотографии.
– Я долго собирал информацию и на тот момент знал практически все о тебе. Я знал, что ты приедешь в этот район… потому, что давно за тобой следил. Поступила информация,что эта свадьба нужна, чтобы объединить два крупных бизнеса. Отец твоего бывшего жениха планировал отмывать деньги через фабрики твоего отца на постоянной основе. При крупном обороте фабрик и чистой репутации Морозовых это не составило бы труда. На тот момент я считал, что твой отец тоже замешан в махинациях и согласился по-родственному помочь Соколовым, заключив с ними взаимовыгодную сделку. Позже я понял, что это не так. Люди, которые наняли меня для этой работы, не владели информацией в полной мере. Они лишь поверхностно знали, что, как только ты официально станешь женой Александра Соколова, часть своих банковских средств, украденных его отцом у одной крупной корпорации, он переведет на твой счет, скроет следы и никто уже ничего не докажет. Такие акулы бизнеса продумывают вложения на сто шагов вперед. В случае с людьми, репутация которых не позволит открыто заявлять об ограблении счета, я бы просто взломал систему и вернул деньги их владельцам. Но в истории с вашей семьей, имеющей безупречную репутацию, дело могло быть слишком резонансным, что недопустимо для моих клиентов. Я не знал, кто еще в сговоре с Соколовыми, поэтому мне нужно было расстроить свадьбу со скандалом, чтобы никакие контакты не были возможны между вашими семьями. Тогда я думал, что ты с ними заодно, и нужно любым способом избежать этой свадьбы. Я решил подобраться к тебе, влюбить тебя в себя и…
От его слов у меня кружится голова. Мне что все это снится?!! Пожалуйста, пусть это будет просто страшный сон! Но кошмар не спешит заканчиваться и я не просыпаюсь.
– Ну продолжай… «и бросить», ты хотел сказать…, – говорю я, но не сразу понимаю, что это правда, только сердце подсказывает, что так и есть, – Какая же я дура! Как мне жить после всего этого? Ты играл со мной! Поздравляю, свадьба не состоялась, ты победил! И я тебя ненавижу! – у меня шок, голос похож на какой-то писклявый крик.
Сама не понимаю, что происходит, плачу, кидаюсь из стороны в сторону. И мне кажется, я сейчас умру от такого количества информации, если остановлюсь хоть на секунду.
– Все не так, мне было на руку, что ты потеряла память, но я просчитался… узнал тебя ближе… и влюбился в тебя. Ты оказалась не такой, как я думал. Я был готов бросить затею со взламыванием счетов и возвратом средств, но нас обнаружили раньше, чем я успел что-то предпринять, и мне оставалось только скрываться. Я готов сделать что угодно, лишь бы ты простила меня и снова поверила мне! Я хочу быть с тобой… и нашим ребенком!
– Что, совесть проснулась, когда узнал о моей беременности? А еще строил из себя обиженного… Или хочешь опубликовать в газете пару моих снимков под заголовком: «Пропавшая Натали Морозова на самом деле изменяла жениху, забеременела от другого и сбежала в день свадьбы». Так?! Хочешь разрушить Сашину репутацию?! Но кто тебе дал право рушить мою жизнь??!
– Нати, пожалуйста, успокойся! Какой я дурак, что рассказал тебе сейчас. Тебе нельзя нервничать, – он пытается взять меня за руку, но я успеваю вырваться.
– Не трогай меня! Ты больше меня не увидишь! Ни меня, ни ребенка! Никогда!!!
Я разворачиваюсь и бегу, не разбирая дороги. Слезы текут по лицу, я ничего не вижу. Боль невыносима, она сдавливает грудь, я не могу дышать. Выбегаю из зимнего сада и просто бегу вперед настолько быстро, насколько позволяет мое нынешнее положение. В ушах звенит, мысли разрывают голову на части. Как я могла быть такой глупой? Я не смогу вернуться домой! Как я буду одна растить ребенка??!
Протираю глаза рукавом, и вижу перед собой озеро. Слышу треск и понимаю, что стою на полуразрушенном мостике. Осторожно поворачиваюсь, но сломанная доска под моими ногами падает в воду, и я теряю равновесие. Все, что я помню дальше, это переворачивающееся пространство вокруг меня и удар о воду. Кристофер кричит мое имя, и холодная пустота затягивает меня в свою бесконечную темноту.
Поверь мне снова
Когда я прихожу в себя в больничной палате, понимание жестокой реальности возвращается ко мне. Я пытаюсь подняться, но не могу. Веки тяжелые, руки отказываются меня слушаться. Как будто сквозь стеклянную стену, я слышу свой голос:
– Где мой ребенок? – я пытаюсь нащупать живот, но ребенка нет, его нет, – Неет, нет, не может быть, это я виновата, я убила своего ребенка, – я захлебываюсь слезами, и все еще не могу открыть глаза. А может я тоже умерла? Пусть так и будет, я не хочу жить без моего ребенка!
– Нати, успокойся, все хорошо, – меня обнимает Кристофер, – Ребенок жив, с ним все в порядке, он родился еще вчера, у нас девочка, ты, наверное, ничего не помнишь, – его голос дрожит, а на своей щеке я чувствую его слезы, – Прости меня, прости, я идиот, я не смогу жить без тебя… Нати, ну скажи же что-нибудь?!
– Я ничего не вижу, – говорю я уже спокойней. Мой ребенок жив, остальное не важно, – Я, наверное, умираю, я не чувствую ничего…, – слезы снова начинают душить меня, – Позаботься о ребенке, не оставляй ее, ты ей нужен. Может меня ты и не любил, но она – твоя дочь, и ее жизнь зависит от тебя…
– Нет, Нати, нет… Ты будешь жить, я не смогу без тебя, ты не умрешь, – я слышу, как он рыдает, уткнувшись в мою щеку. Никогда не видела мужчин в таком отчаянии. Хотя, и сейчас я не могу ничего видеть, только слышу и чувствую.
Слышу, как открывается дверь в палату.
– Она пришла в себя, скорее доктора! – кричит кто-то, наверное, медсестра.
И еще через минуту в палате появляется доктор. Он начинает меня осматривать. А медсестра обвиняющим тоном говорит кому-то, очевидно, Кристоферу:
– Придите же в себя, вы нужны жене и дочери, а только расстраиваете ее. Если б я знала, то не пустила бы вас сюда.
Кристофер молчит.
– Ваше состояние улучшилось, через пару часов сможете нормально двигаться, – обращается ко мне доктор, – Скажите, вы можете открыть глаза?
– Нет, – уже почти безразличным тоном после успокоительного укола говорю я.
– Не волнуйтесь, мы проведем еще несколько обследований и обязательно вернем вам зрение, – успокаивает меня врач, – А пока отдыхайте. Главное, вам нельзя волноваться. С ребенком все в порядке. Девочка, конечно, недоношенная, но вес у нее в норме – 2.800. Так что не переживайте, она под постоянным контролем врачей. Через пару дней, когда к вам вернется зрение, сможете ее увидеть, – я не вижу доктора, но знаю, что он доброжелательно улыбается.
А потом мне делают еще один укол, и туманная пустота снова принимает меня в свои липкие объятия.
Мой новый смысл
С того дня, когда я пришла в себя, прошла уже неделя, и сегодня меня выписывают. Правда, зрение так и не вернулось. Но дочь мне уже давали подержать на руках. Она такая крошечная, а ее еле уловимый запах кажется мне кофейно-шоколадным. Ради нее я буду держаться, не сдамся, я ей нужна.
Доктор сказал, что мне нужен покой, отдых, и никаких дальних поездок. Я пока никому не говорила, но для себя уже все решила. Как только я поправлюсь, мы с Андрэа (так я назвала мою малышку) вернемся домой. Родители примут меня в любом случае, и знаю, что простят. Конечно, мне очень стыдно за то, как я с ними поступила, и, если бы это касалось только меня, я бы как-нибудь прожила и одна. Но теперь у меня есть дочь, а я пока не уверена, что сама справлюсь.
Мои размышления прерывает стук в дверь:
– Входите, – говорю я, уже чувствуя, что это Кристофер. Просто в последнее время мне сложно находиться с ним рядом. Всю неделю он провел со мной, а я старалась с ним не говорить без особой надобности. Потому, что слезы сами наворачиваются на глаза, как только слышу его голос.
– Здравствуй, Нати! – по голосу слышно, что он устал и подавлен, – Я помогу тебе собраться и можем ехать. Андрэа сейчас принесут, – он так нежно произносит имя дочери, что слезы снова начинают меня душить. Мне придется их разлучить. Не знаю, как смогу сделать это, а ведь он еще даже не догадывается.
– Собраться мне поможет медсестра. Позови ее, пожалуйста, и жди за дверью, – говорю я безразлично, что, скажу честно, очень нелегко.
– Хорошо, как скажешь, – отвечает он и выходит из палаты.
Через полчаса, мы уже едем домой. Андрэа спит у меня на руках. Как же обидно, что я не могу ее увидеть. Какая она, моя доченька?
Кристофер молчит всю дорогу. Хорошо, что мы доехали быстро. Машина притормозила. Вот мы и дома. Хотя, теперь дома у меня нет.
Больше не одна
Я слышу знакомый голос, это Софи. Как же я рада ее слышать! Она относится ко мне, как к дочери и ее голос меня успокаивает.
– Нати, как я рада, – она бросается ко мне, но замечает мой отрешенный взгляд, – Дорогая, что с тобой случилось? – обеспокоенно спрашивает Софи.
Я даже не могу ответить ей, потому что слезы снова душат меня, а я не хочу плакать при Кристофере. Не хочу выглядеть слабой.
– Софи, прости нас, мы обязательно увидимся позже. Нати сейчас нельзя волноваться, я отведу ее в дом, а вечером все тебе объясню.
Я сижу с моей малышкой на руках. Интересно, какого цвета ее глаза и на кого она похожа? Как сильно хочется увидеть ее и сообщить родителям, что у них есть внучка. Вспоминаю о доме с какой-то светлой грустью, но мне так не хватает наших с папой вечеров и «шоколадных» сказок. А сейчас я даже не могу познакомить родителей с их единственной внучкой. Я эгоистка, думала только о себе, когда принимала решение сбежать. Мне казалось, что этот поступок совершается во имя любви. Но, как оказалось, любви здесь не было. Из грустных мыслей меня вырывает звонок в дверь. Слышу, как Крис, который готовил ужин, идет открывать. Он приветствует Софи.
– Здравствуй, детка! – через несколько минут Софи появляется в комнате и обнимает меня.
– Кто это у нас такой прелестный и голубоглазый в папу? – Софи склоняется над моей дочерью.
– Милая, как ты? Хочешь я буду приходить каждый день и помогать тебе с малышкой? Ты ведь знаешь, Джон не будет против, он очень любит вас с Крисом. А я обожаю нянчиться с младенцами. Жаль, что дети практически лишили меня такой радости своим отъездом.
В какой-то момент я перестаю слышать, что говорит Софи, а снова возвращаюсь мыслями к своим родителям. Я ведь тоже лишила их радости быть заботливыми бабушкой и дедушкой.
– Нати, может я выгляжу, как назойливая старушка, но я очень хочу тебе помочь, – ее слова звучат так искренне, что у меня снова глаза «на мокром месте».
Софи обнимает меня.
– Милая, ну что ты, ты не одна, я рядом, здесь твоя чудесная малышка, Крис готовит тебе вкусный ужин…
Я не даю ей договорить:
– Софи, пожалуйста, не надо о нем, я не хочу слышать его имя, – срывающимся голосом прошу я.
– Детка, я не буду ничего говорить, просто буду рядом, но ты только не плачь, пожалуйста. Тебе ведь нельзя нервничать, малышка все чувствует, – Софи обнимает меня, и я понимаю, что по ее щекам тоже катятся слезы.
Мысленно ругаю себя. Ладно Софи может позволить себе быть излишне сентиментальной. Но я-то уже не девочка-подросток, а взрослая женщина, к тому же мать. Стыдно за свое поведение. Стыдно за то, скольким людям я доставляю неудобства, скольких людей я успела ранить, думая только о своих чувствах.