Anne Dar
Дикая. Часть 1. Паддок
Посвящается
N
.
Часть 1.
Па́ддок.
Глава 1.
День 1.
С моих лёгких спала великая тяжесть, из-за чего я сразу же начала задыхаться: дышать было непривычно, как могло бы быть непривычным летать. Отличие только в том, что летать я никогда не умела, а дышать умела с самых первых секунд своего прихода в этот мир, но словно умудрилась забыть, как этот процесс осуществлять таким образом, чтобы в порывах заглатывания кислорода внутренние органы не рвались от непривычки.
Глаза открылись только спустя три болезненных вздоха, но не до конца – веки словно налились свинцом и, превратившись в металлические жалюзи, теперь отказывались подниматься и пропускать свет в тёмный дом… Снаружи что-то сияло. Прямо передо мной. В попытке сосредоточиться, я прищурилась и внезапно рассмотрела неожиданный источник света: всего в нескольких сантиметрах от моего лица светилось лицо неизвестной мне, молодой девушки. Даже через чудаковатое сияние, тёплыми потоками исходящее от её светлой кожи и холодными потоками льющееся от её густых иссиня-чёрных волос, я смогла распознать в незнакомке неподдельную красавицу. У неё были большие и самые выразительные из всех, что мне доводилось видеть, чёрные глаза с необычными серебристыми прожилками-нитями и крапинками металлического отблеска. Чёрное серебро кажущихся бездонными глаз было обрамлено пушистыми и длинными ресницами. Её губы были алыми и пухлыми, а скулы геометрически выверено очерченными. Но её шелковые волны волос и бархат кожи сияли чрезмерно сильно, всерьёз угрожая ослепить смотрящего на них. И всё же я не могла оставить попытки рассмотреть её получше: вновь и вновь поднимала свои тяжеловесные веки-жалюзи, и раз за разом терпела фиаско под прессом сияния этого лица.
– Добро пожаловать в Паддок, пятидесятая, – внезапно зазвучал фантастическими нотами голос девушки.
Я была уверена, что она сказала эти слова мне, потому что она смотрела на меня в упор, потому что рядом никого, кроме неё, я больше не видела… Я не хотела, чтобы она останавливалась, хотела, чтобы она продолжала говорить, но девушка вдруг резко, словно нырнув в разливающуюся за её спиной черноту, отстранилась от моего лица и полностью исчезла.
Скорее всего, этот образ был просто видением… Таким, которое не хочется терять, которое хочется пересматривать снова и снова, и снова… Я хотела, чтобы она сказала мне, что она за видение, из какого мира она явилась и в каком мире её можно будет отыскать. Хотела узнать у неё, что со мной произошло. Потому что я чувствовала, что со мной что-то произошло. Что-то ненормальное. Нечто такое, отчего мой мозг родил это сияющее явление. Однако я никак не могла вспомнить, что же именно могло со мной случиться, а видение не возвращалось. Но вдруг… Голос видения раздался где-то в кромешной темноте:
– Осмотрите её. И не спускайте с неё глаз. Если придёт в себя до моего ухода в Тёмный лес – сообщите.
– Хорошо.
Ей ответил мужской голос. Незнакомый?.. Знакомый?.. Какой?
Конан!
Резкая вспышка воспоминания – лицо Конана! – ввело моё сознание в мгновенный шок.
…Я слышала, как начала задыхаться. И слышала, как задохнулась…
…Рядом звенел серебристый голос прекрасного видения и ещё какие-то голоса, но до меня они долетали сквозь толщу бессознательного состояния.
…В какой-то момент моё тело неожиданно взлетело и начало медленно пересекать пространство по воздуху куда-то в неизвестное “вперёд”. Кажется, желая заново научиться дышать, я случайно научила себя летать. Но новообретенный навык сознание мне не вернул. Возможно, именно он и отобрал его у меня окончательно…
…Конан?..
Глава 2.
День 2.
В ушах появился шум. Он всё нарастал и нарастал, пока наконец не заставил меня вынырнуть на поверхность своего ненадежного сознания. Я лежала на чём-то очень твёрдом и не очень ровном. По ощущениям: словно на полу из деревянных досок, застеленном недостаточно плотным, чтобы смягчать твёрдость, покрывалом. Приоткрыв глаза, я увидела сильно раскачивающиеся из стороны в сторону тени. Постепенно тени теряли свой серый цвет, перекрашиваясь в тёмно-зелёные тона. Наконец я поняла, что мой взгляд упирается в кроны высоких деревьев, раскачивающихся от свежего, вдыхающего в мои лёгкие жизнь, ветра. Странное место для пробуждения. Разве я не засыпала в апартаментах Конана, в Подгорном городе?..
Внезапно в грудной клетке что-то заныло… Душевная боль? Откуда? Я что, повздорила с Конаном? Мы вздорили один раз – мне не понравилось. Нужно заканчивать так себя вести. Ведь быть вместе мы хотим больше, чем быть врозь. Или уже не хотим? И поэтому у меня так болит…
Нет, не поэтому!!!
Лив!!!
Она ударила меня разрядом тока в шею и засунула в криокапсулу!!!
Молниеносное воспоминание привело мои мышцы в спонтанное движение: издавая нечленораздельные звуки, я взметнула руки и ноги практически одновременно, и неожиданно сорвалась куда-то вниз. Лететь пришлось недолго – практически сразу я уперлась руками в землю, на которой трава была заметно сильно вытоптана.
– Эй, ты как, жива?
Я резко повернула голову вправо, в сторону мужского голоса. На широком неотесанном пне сидел парень, которого я видела впервые в жизни. На вид ему было лет двадцать, на носу у него сидели очки с оправой, выполненной в виде больших кругов, телосложение его было длинное и худощавое, на высушенных мускулистых предплечьях сильно выступали взбухшие вены, волосы были тёмными, густыми, припыленными и почти достигающими плеч.
– Пришла в себя? – попробовал ещё раз наладить со мной контакт незнакомец.
– Где я? – наконец сквозь зубы процедила я. Со стороны могло показаться, что мой тон намеренно прозвучал угрожающе, но на самом деле мне просто было неожиданно сложно говорить. Как будто целую вечность молчала.
– Нэцкэ! Новенькая пришла в себя! Подойди!
Новенькая?.. Он назвал меня новенькой? В смысле, новоприбывшей?
Переместившись с предплечий на задницу, я начала поспешно осматриваться по сторонам. Мои опасения сразу же подтвердились: местность для меня оказалась неузнаваемой. Это был явно не Подгорный город. Кругом открытая природа: голубое небо, перистые облака, высокие деревья, густая трава, редкие одуванчики… Может быть, окрестности Подгорного города?..
Человек, которого позвал незнакомец, явно не торопился подходить. Я ещё раз бросила взгляд на парня: он строгал что-то деревянное и маленькое, полностью прячущееся в его ладони, и при этом максимально сосредоточенным взглядом смотрел прямо на меня. Я решила попробовать ещё раз:
– Что это за место?
– Паддок.
Паддок? Я уже где-то слышала это слово… Точно! Мне снился сон. Фантомная девушка произносила это слово.
– Что за странное название? – правой рукой оперевшись о твердую лежанку, с которой несколькими секундами ранее свалилась, тыльной стороной левой руки я отерла вдруг выступивший на моём лбу холодный пот.
– Здесь всё странное. Даже ты.
Даже я?.. О чём он?..
Кажется, меня начинал пробирать озноб.
Внезапно справа от нас послышались шаги. Я резко повернула голову на этот звук и сразу же увидела девушку, уже почти подошедшую к нам. Она была азиатской внешности, но при этом с очень светлой кожей и относительно большим разрезом глаз. Её не очень длинные чёрные волосы были собраны в хвост, который при каждом шаге побивал своим концом узкие плечи своей хозяйки. Ростом она была минимум на голову, а может даже и на две головы, ниже меня. Это и есть Нэцкэ? Никогда не слышала таких женских имён, даже среди азиатских.
– Замечательно, – улыбнулась сначала парню, затем мне, девушка. – Я как раз только что приготовила завар, – с этими словами она протянула мне жестяную кружку, снаружи обильно покрытую чёрной копотью.
Я приняла это подношение с недоверием. Думала, что кружка может оказаться горячей, но она оказалась едва тёплой, и от жидкости не исходил горячий пар.
Внезапно, присмотревшись к зеленоватой жиже, я поняла, что изнемогаю от сильной жажды. Именно это сподвигло меня сделать резкий и большой глоток предложенного мне напитка…
В следующую секунду от проглоченного у меня едва глаза из орбит не вылетели! Пойло оказалось настолько отвратительным, что, не задумываясь отбросив кружку с его остатками в сторону, я не заметила, как вновь уперлась обоими предплечьями в землю.
Меня начало выворачивать наизнанку уже после третьего рвотного позыва.
– Класс, прямо у моей лежанки! – с досадой зазвучал за моей спиной голос парня.
– Это тебе за то, что ты до сих пор не починил мою, – парировала девушка, присев на лежанку, с которой до этого свалилась я. – Не ной, Дефакто, перенесёшь свою лежанку подальше от лежанки Змеееда – ты ведь давно хотел это сделать, да повода не находил. Вот тебе и повод, – я не видела, но была уверена, что девушка указала рукой на всё ещё отблёвывающуюся меня.
…Когда рвота остановилась, я отстранилась чуть назад и, пытаясь восстановить сбитое дыхание, начала напряжённо думать. Нэцкэ, Дефакто, Змееед – что это за имена такие?.. Ведь явно не настоящие имена. В голове всколыхнулось ещё одно воспоминание: к кличкам часто прибегали трапперы. Коалиция номер пять: Мускул, Волос, Тонкий, Крик, Сомнение… Если я в логове трапперов и до сих пор не расчленена на артефакты, значит мои дела плохи, но, возможно, пока ещё не критически.
– Трапперы? – слабым, хрипящим голосом предположила вслух я.
– Что? – переспросила Нэцкэ.
– Вы трапперы? Какая коалиция по номеру? – мой тон звучал жёстко. Может быть даже чрезмерно. Я всё ещё никак не могла собрать свои эмоции в кулак.
– Спрашивает, трапперы ли мы, – непонимающим тоном обратилась к своему напарнику Нэцкэ.
– Кто-то, может, и трапперы, – пожал плечами Дефакто. – Кто-то, кто не мы.
– Уязвимые? Неуязвимые? – продолжила гадать я.
– Мы не в курсе таких понятий, – вновь ответил парень. – У тебя странный сленг. И акцент. На каком языке ты вообще говоришь?
Глава 3.
Меня вырвало ещё дважды. Когда в желудке не осталось ничего, кроме его собственного горького сока, рвотные позывы наконец отпустили меня.
Мне дали прополоскать рот водой, а после напиться вдоволь. Я спросила, почему мой правый кулак перемотан бинтом, через который проступила и засохла, очевидно, моя собственная кровь, и Нэцкэ пояснила мне эту странность тем, что мой кулак якобы сильно разбит. Она размотала кровавые бинты и показала мне – он и вправду оказался разбитым: кровоподтеки и гематомы покрывали все пять костяшек пальцев. Однако я не помнила, при каких обстоятельствах и обо что так серьёзно разбила собственный кулак. Никак не могла вспомнить драку…
Мысли путались: я то вспоминала причину своего смятения, то забывала её. Сейчас я вновь никак не могла вспомнить, что же со мной произошло, хотя помнила, что перед этим уже вспоминала…
После рвоты меня продолжало сильно тошнить, а в ушах вдруг разлился глушащий все побочные звуки звон. Этот чрезмерный звон не позволял мне сосредоточиться…
Некстати разнылся кулак, на который Дефакто наложил новую повязку с какими-то обжигающими, перетёртыми в непривлекательную кашицу травами… Ненормальная слабость всё отчётливее склоняла мою голову вниз, заставляла упираться подбородком в ключицу. Остатки мнимой силы, наполняющей меня в первые минуты после прихода в сознание, неумолимо просачивались сквозь меня, как песок, обтекающий своей пылью уставшие пальцы. В итоге на расспросы у меня не осталось ни единой песчинки силы. Я просто лежала на твёрдой лежанке, сконструированной между двумя широкими стволами осин, и, не шевелясь, рассеянным взглядом смотрела вбок.
Кажется, мне с каждой минутой становилось всё хуже. Но несмотря на это я всё же старалась оценить обстановку вокруг себя. Мы – я и двое незнакомцев – находились в сени небольшого скопления деревьев. Здесь было три лежанки, сконструированные одинаковым способом – доски, выверенно прибитые между стволами деревьев, – на вытоптанной траве стояло два грубо сколоченных табурета, на низких ветках близрастущих деревьев были развешаны разнообразные сушеные травы, перевязанные выленялыми тряпичными обрывками, на неказистом и низком столике напротив была расставлена деревянная, и жестяная посуда, лежали подозрительные, завязанные бечёвкой мешочки, сделанные из грубой ткани. Ещё здесь располагалось остывшее кострище, над которым одиноко висел средних размеров котелок, помятый у самого основания.
День был солнечным, но меня бил сильный озноб. Парень и девушка – Дефакто и Нэцкэ – при этом комфортно чувствовали себя в штанах из лёгкой материи и сильно выцветших футболках с короткими рукавами. Заметив мой озноб, они сначала накрыли меня полотном из жесткой материи, а когда поняли, что это не помогает, напоили на сей раз сносным на вкус отваром, в содержании которого я распознала мелиссу, и решили переместить меня из-под сени деревьев на залитую солнцем поляну. По-видимому чтобы защитить моё тело от солнечного удара и даже ожога, эти двое установили над предложенным мне деревянным шезлонгом зонт, который перед этим вытащили из высокой травы. Шезлонг оказался не мягче лежанки, на которой мне до сих пор приходилось лежать, а зонт был странным. Было видно, что он, как и все замеченные мной искусственные предметы местной обстановки, был сконструирован вручную: тесаные палки вместо перекладин и ручки, а купол из серого, наверняка когда-то бывшего белым материала такой тонкости, что почти прозрачный.
…Нэцкэ с Дефакто оставили меня посреди высокой травы на шезлонге. Протёртый временем купол зонта, под действием лёгких дуновений южного ветра, гипнотизирующе шевелился над моей головой…
Скоро мне как будто бы стало немного теплее и, несмотря на высокую траву вокруг, комфортнее. Оставшись наедине с собой, я, не заметив того, начала погружаться в дрёму.
Когда я открыла глаза, солнце уже клонилось к закату и обещало скоро убрать из этого дня свой последний розовый луч. Облака были окрашены именно в розовый, местами переходящий в красноватый цвет.
Слева от меня послышалось неестественное шуршание. Не поворачивая головы, я отправила в направлении звука свой взгляд и увидела рядом ещё одного незнакомца. Молодой парнишка лет шестнадцати, грязно-русые волосы, низкого роста, с немного чумазым лицом, ожидающе смотрел на меня светлыми глазами. Он сидел в высокой траве на одном из уже виденных мной кособоких табуретов и держал в руках сильно помятый полиэтиленовый пакет. Видимо, шуршание именно этого пакета и привлекло моё внимание.
– Как зовут? – всё ещё не поворачивая головы, востребовала у незнакомца имя я.
– Бум.
Бум. Ещё одно необычное имя. Нет, не имя. Прозвище.
– Я караулил тебя всё время, пока ты здесь спала. Я ведь часовой.
– Часовой?
– Ну да, это моя должность. Тут у всех есть своя должность.
– Где это “тут”?
– В Паддоке. – Снова Паддок. – Есть хочешь? – с этими словами парень вытащил из своего пакета неопознанное нечто и протянул это мне. Закрыв глаза, я гулко выдохнула и, опершись о скрипучие подлокотники шезлонга, заставила себя сесть лицом к собеседнику. Упираясь локтями в колени, я начала хмуриться: тело задервенело, мышцы ныли, в голове неприятно плескалась пустота – я снова забыла, как очутилась вне Подгорного города. Поющий поэт?.. Мигающие вывески фундаментального яруса… Апартаменты Конана… Коридоры… Но нет людей… В моих воспоминаниях их нет…
– Держи, – парнишка вновь протянул мне что-то. Открыв глаза, я увидела перед своим носом сэндвич, в реальность которого мне, почему-то, поверилось с трудом. Сначала я хотела обхитрить пустоту в своей голове – расспросить парня про то, что такое Паддок и где он находится, как я сюда попала и вообще про всё вокруг, – но увидев сэндвич вдруг испытала дикий приступ голода и сразу же забыла обо всех своих вопросах. Словно изголодавшийся зверь, я вырвала из рук парня предложенное мне подношение и вгрызлась в хлеб зубами.
– Спасибо, – уже сквозь хлеб прошипела я.
Парень добродушно хихикнул и, достав из зарослей кустов термос, стал наливать в его крышку что-то походящее на чай:
– Поосторожнее, не подавись. До ужина больше ничего нет, так что постарайся насладиться вкусом.
Я не прислушалась к совету. Умяла сэндвич за считанные секунды, после чего выпила весь термос, в котором оказался мятный чай. Я где-то слышала о том, что мята может разжигать аппетит, и тем не менее не остановилась, пока не допила напиток до последней капли.
– Сколько я провалялась без сознания? – уже отдавая пустую крышку Буму, первым делом поинтересовалась я.
– Ты попала сюда в девять часов вечера накануне. Нэцкэ сказала, что первый раз ты очнулась в полдень. Выходит, после проспала с часа дня до восьми часов вечера.
– Нэцкэ, Дефакто, Бум – странные имена. Прежде никогда таких не слышала. Это имена вообще?
– Вроде того… – парень замялся и опустил глаза. – Своих реальных имён мы не помним.
– Это как это не помните?
– Как-как… Как ты.
– Я помню своё имя.
– Да неужели? – скептически наклонил набок голову Бум, при этом слегка прищурив свои светлые глаза.
– Меня зовут Джекки.
Парень на мгновение застыл. Было видно, что он ошарашен моим ответом, будто в нём действительно было скрыто нечто шокирующее.
– Да ты только что выдумала себе имя, чтобы казаться крутой.
– Меня действительно зовут Джекки. Сокращённая форма от имени Жаклин. В переводе означает “та, которая обгонит”, “та, что вытесняет” или “та, что следует по пятам”, а в более простых вариантах – “обгоняющая”, “вытесняющая”, “преследующая”. Всё в одном смысловом значении. – Парень смотрел на меня с открытым ртом. – Что такое Паддок?
– Это место, – всё ещё переваривая информацию по моему имени, парень развёл руками вокруг себя.
– И что это за место? – сдвинула брови я.
– Мы сами не знаем.
Так, толку с этого собеседника будет маловато, хотя он, судя по всему, и не прочь поболтать. Имени своего он не знает, где находится не в курсе… Что он, в таком случае, вообще может знать?
– Когда ужин? – тяжело вздохнув, решила попробовать задать более простой вопрос я.
– Сразу после заката.
Я посмотрела на небо – солнце ещё окрашивало облака. В недрах желудка взревел зверь.
– А точнее?
– Через час.
Глава 4.
Ужин был скудным: перловая каша-размазня с пережаренным мясом, походящим на курятину. Я доедала вторую порцию, которую мне любезно предоставила высокая темнокожая девушка крепкого телосложения – её мускулы были размером с мои (то есть немаленькими), роста она была примерно моего (то есть достаточно высокая). На вид ей было лет двадцать пять. Красивый светловолосый парень, сидящий рядом с ней, обращался к ней по прозвищу Абракадабра.
Ужин проходил в странном месте: над головой висели сшитыми полупрозрачные и серые от грязи материи, между деревьев были подвешены гамаки, вокруг костра стояли деревянные ящики разной высоты, на которых все и расположились.
Коалиция оказалась достаточно крупной: десять человек. Восемь парней и всего две девушки – Нэцкэ и Абракадабра. Справляясь со своими порциями ужина, все без исключения пялились на меня с таким любопытством, словно я была не меньше как пришельцем, свалившимся с луны. Впрочем, таковой я себя и ощущала: подробностей своего попадания в это место я никак не могла вспомнить, очевидно, из-за бессознательного состояния, в котором оказалась здесь.
Я ела непринуждённо, без стеснения и зажимов, которые из-за моего присутствия явно переживали некоторые собравшиеся у костра. Уже доедая вторую порцию, но всё ещё не чувствуя насыщения, я ещё раз обвела всю компанию взглядом, чтобы оценить всех получше. На первый взгляд между ними не просматривалось ничего общего: все разных возрастов, расы и полов, каждый по-своему неординарная личность, что легко считывается по лицу каждого из них. Но на их лицах прослеживалось ещё кое-что. Неподдельное беспокойство. Вскоре я отметила, что их взгляды то и дело блуждают от самого высокого ящика, на котором никто так и не расположился, в сторону темноты, густой краской разлившейся над поляной и лесом. Мои мысли о том, что они кого-то потеряли или, быть может, ждут, вскоре подтвердили басовитые слова Абракадабры, внезапно нарушившей общую тишину, до сих пор благополучно продлившуюся целых пятнадцать минут:
– Что-то Дикой всё нет.
– Долго не возвращается, – быстро подтвердил слова девушки Дефакто, при этом поправив на носу очки, в стёклах которых отражались языки пламени, отлетающие от костра.
Над компанией снова повисло молчание, на сей раз ещё более напряженное – ещё чуть-чуть, и его можно было бы оценить на ощупь. Как вдруг где-то впереди, в непроглядной темноте послышался сильный хруст ветки. Бум сразу же встрепенулся и выкрикнул куда-то в ночь:
– Дикая, ты?!
Прошло несколько напряженных секунд, прежде чем из темноты прозвучал отчётливый ответ:
– Кому кроме меня вы ещё могли бы понадобиться, придурки?
От услышанного голоса внутри меня внезапно что-то щёлкнуло, но прежде чем я успела вспомнить, что именно могло спровоцировать этот щелчок, из темноты вынырнула и вошла в ареал исходящего от костра света девушка. Та самая сияющая девушка, которую я приняла за видение яркого сна, потому как среди членов коалиции до сих пор не видела её… Мои глаза округлились от лёгкого шока: значит она – реальный человек, а не порожденная моим замутнённым подсознанием мистификация?! Точь-в-точь такая же, какой я увидела её впервые, только кожа и волосы не источают фантастическое сияние. Одета во всё чёрное и обтягивающее крепкую фигуру, плечи округлые, бицепсы чётко очерченные, ростом не меньше метра семидесяти пяти, на вид лет всего лишь восемнадцать. И её интересные внешние данные вовсе не были навеяны мне наркотическим сном – она действительно была настолько внешне необычной, что я никак не могла перебороть себя, чтобы вовремя оторвать взгляд от её красоты, которую в мире до Первой Атаки люди обожали помещать на глянцевые обложки. Так это и есть Дикая? Тот член коалиции, прихода которого все собравшиеся у костра с таким тяжеловесным напряжением ожидали?..
Подойдя к пустующему высокому ящику, она бросила к ногам одного из парней связку из тушек куропаток. Парень с довольным выражением лица поднял птиц и начал рассматривать их с неподдельным любопытством.
– Сегодня восемь, – констатировала девушка, прежде чем парень закончил счёт. От услышанного все сразу же заметно повеселели. Вдруг добытчица бросила свой взгляд на меня – наши взгляды встретились. В её глазах читалось главенство. Не знаю, что читалось в моих, но при встрече наших взглядов я невольно моргнула. – Что, очухалась, Отмороженная?
Значит, Отмороженная… Неплохая попытка лишить меня собственного имени.
– Прежде ты называла меня пятидесятой, – заметила я, наблюдая за тем, как Дикая занимает самое высокое место, после чего опускает к своим ногам настоящие лук и колчан, наполненный стрелами, и принимает из рук Абракадабры большую порцию каши-размазни и пережаренного мяса.
– Пятидесятая – это обыкновенное числительное, Отмороженная. По твоему соображению Яр был бы не Яром, а двенадцатым, – она указала своей ложкой в сторону самого крепко сложенного из присутствующих парней, симпатичного светловолосого блондина, – а Вывод был бы у нас восемнадцатым, – с этими словами она указала на коренастого, коротко стриженного и сильно загоревшего парня.
– Что значат эти цифры?
– Очередь прибытия человека в Паддок, – очевидно, что хотя она и ставила себя таким образом, чтобы я сразу зарубила себе на носу, кто здесь главный, высокомерием она не страдала и страдать от него других не заставляла. – Паддок – место, в котором мы все застряли, наш временный дом, в который никто из нас не помнит, как попал. Временный он потому, что мы найдём способ выбраться отсюда, – она говорила безапелляционно, будто других вариантов попросту не существует. – Кстати, можешь нам великодушно помочь с нахождением выхода: помнишь как сюда влетела? Просветишь нас всех? – Теперь она ткнула ложкой в мою сторону.
– Нет, не просвещу, – спустя пять секунд неожиданной растерянности, разочарованно отвела взгляд в сторону я. В голове ощущалась каша похлеще той, которую я только что доразмазывала по своей тарелке.
Диалог прервался, Дикая приступила к своему ужину, все продолжили ждать. Ладно, единственный верный способ понять хоть что-то – продолжать спрашивать:
– Какая по счёту прибытия в это место ты? – с глубоким вздохом я вернула свой взгляд обратно к Дикой.
Собеседница произвела едва уловимый выдох и, упершись локтями в колени, при этом продолжая держать в руках тарелку, снова врезалась в меня безукоризненным взглядом лидера:
– Первая.
Такого ответа я не ожидала, хотя его и нужно было предполагать в первую очередь.
– Вас здесь только одиннадцать человек. Со мной двенадцать. Если я пятидесятая – где остальные тридцать восемь?
Взгляд Дикой буквально пронзал насквозь:
– Хреново слушались меня – и умерли.
А вот этот ответ не был очевидным. Я сразу же попыталась различить, прозвучал ли он с угрожающими нотами или всё же с предупредительными, но мои старания пошли прахом из-за решившего встрять в наш диалог Бума. Он обратился к Дикой:
– Тринидад, она помнит своё имя.
Он назвал её Тринидад?! Её так зовут?! Но ведь Тринидад – это, в отличие от Дикой, реальное собственное имя!
В ответ на заявление Бума в холодных глазах Дикой – или всё же Тринидад? – мелькнула заинтересованность.
– Ну и как тебя зовут? – с уточнением она обратилась не к Буму, а напрямую ко мне.
– Джекки.
– Джекки? – её брови задумчиво сдвинулись. – У тебя что же, мужское имя?
– Джекки от Жаклин, – вновь встрял Бум с разъяснением.
– Джекки от Жаклин, – хмыкнула Тринидад, продолжая упираться локтями в колени. – Мило. Но имя ещё нужно заслужить. Сечёшь, Отмороженная?
Час икс наступил: она интересуется вовсе не моим желанием или нежеланием носить, как и все здесь присутствующие, кличку. Она интересуется, признаю́ ли я её лидерство. Призна́ю при всех – и я принята в Паддок, что бы этим словом ни обозначалось и чем бы на самом деле это ни являлось. Отвергну при всех её лидерство и рискую уже этой ночью из пятидесятой автоматически обратиться в тридцать девятую.
– Секу, – не скрывая сопротивления в голосе, прикусив нижнюю губу изнутри, я буквально заставила себя через силу выдавить сложный для себя ответ на кажущийся неподъёмным вопрос.
В ответ лидер коалиции вдруг прищурилась с эмоцией, которая меня сразу же заинтересовала: она посмотрела на меня с неподдельным любопытством, как на до сих пор неизвестного, впервые увиденного ею зверя. Взамен от меня она получила не менее сложный взгляд, который, впрочем, наверняка рассказал ей о том, что со мной ей не может быть и не будет просто.
Наше невербальное общение красноречивыми взглядами несвоевременно оборвал ещё один желающий общения, до сих пор молчавший член коалиции:
– Как для Отмороженной, она много ест. Придётся тебе, Дикая, ещё усерднее охотиться.
Эти слова сказал худощавый до костлявости парень лет двадцати трёх, имеющий серый оттенок кожи и отличающийся беспрерывно недовольным выражением лица. Волосы его были похожи на липкую чёрную смолу, свисающую до подбородка, нос был длинный и слегка приплюснутый, им он, почему-то, дышал громче всех присутствующих.
– Ну или мы посадим тебя на диету, – вдруг поставила на место выступившего парня Дикая, что стало для меня неожиданностью. Она что же, сейчас продемонстрировала всем, что единственная может прессовать меня? Или она была единственной прессующей всех и сразу?
– Я сама могу охотиться, – вдруг подала голос я, не понимая, зачем мне взваливать на себя какие-либо обязанности, если здесь и сейчас в мои планы входит только один пункт: свалить отсюда как можно скорее прямиком в сторону Подгорного города.
На моё высказывание шумно отозвалась Абракадабра:
– Ну да, конечно, можешь! Ага! – было ясно, что она посмеялась с моей решительности.
– А в чём, собственно, проблема? – слегка приподняла брови я, явно не понимая, что не так с моими навыками охоты, в качестве которых они все ещё даже не убедились, но с которых уже каждый из них ухмыльнулся себе в кулак.
– Ты стрелять-то хоть из лука умеешь? – вдруг обратился ко мне Дефакто.
– Из лука? Серьёзно? – мой взгляд упал на лук, лежащий в ногах у Тринидад. Это оружие хотя и выглядело здорово – аутентично – на действенное никак не походило, а на продвинутое так и подавно.
Голос вновь подал парень со слипшимися волосами:
– Вот вам и ответ. Дикая, тебе, похоже, всё же нужно усилиться, а то новенькая всерьёз объест нас, и помрём мы все с голодухи.
– Нет, Змееед, мы лучше всерьёз посадим тебя на диету за твой длинный язык, чем пожертвуем боеспособным новичком.
Боеспособным?.. Что это может означать? А этого бренчащего парня, значит, зовут Змееед.
Не отрывая взгляда от лука, лежащего в ногах Дикой, я спросила как будто у самой себя, но вслух:
– Какой сейчас год?
– Две тысячи сто десятый, – хмыкнула Дикая, отставив свою опустевшую тарелку на ящик подле себя.
– Не может быть.
– А какой год, по-твоему, сейчас должен быть? – во второй раз за вечер упершись локтями в колени, она сцепила пальцы рук.
Получив в ответ такой вопрос, я растерялась. Я не знала какой год выбрать для того, который должен, по моему мнению, быть сейчас: две тысячи сто четвёртый или уже две тысячи сто шестидесятый? Мой забегавший по сторонам взгляд, должно быть, выглядел жалко, потому как Тринидад, так и не дождавшись от меня ответа, вдруг произнесла неожиданно снисходительным тоном:
– Заснула ты, судя по записи с капсулы, из которой мы тебя вытащили, в две тысячи сто четвёртом году. Сейчас две тысячи сто десятый.
– То есть прошло всего лишь шесть лет?! Не пятьдесять шесть?!
– Ты что, должна была проснуться через целых пятьдесят шесть лет после заморозки? – Голос подал самый смазливый на мордашку парень, клички которого я всё ещё не знала. – Жёстко.
Шесть лет?! Я проспала целых… Или всего лишь… Шесть лет?!
– Не понимаю… – Моей растерянности не было границ, из-за чего её было практически невозможно скрыть от одиннадцати пар внимательно следящих за мной глаз. – На капсуле были указаны цифры: пять, два, пять, шесть, ноль. То есть пятый месяц, двадцать пятое число шестидесятого года.
– Это часы, а не дата, Отмороженная, – вновь пришла на помощь Дикая. Но я не поняла подсказки. Уловив факт моей непонятливости, она ещё раз протянула мне лакомый кусок информации. – Ты проспала пятьдесят две тысячи пятьсот шестьдесят часов. То есть ровно шесть лет.
От шока я оцепенела. Я смотрела куда-то сквозь свою собеседницу, но не видела её – меня ослепляли вспышки воспоминаний, которые на протяжении всего дня то тонули в глубинах моего замутнённого подсознания, то выныривали на поверхность моего штормового сознания: в Подгорном городе случился переворот; мы с Конаном разминулись; Тонкого, Сомнение и Крик расстреляли; Кей успел спрятаться у друга; Лив… Лив заморозила меня!
