Аннака Харрис
Сознание. Все тайны разума – от растений до искусственного интеллекта

Другой пример тюремного заключения в собственном теле – это состояние, называемое интранаркозным пробуждением, в котором пациент, получивший общий наркоз для оперативного вмешательства, переживает лишь паралич без потери сознания. Пациенты, находящиеся в этом состоянии, переживают наяву кошмарные ощущения медицинской процедуры, иногда такие резкие, как извлечение внутреннего органа, не имея возможности двигаться или сообщить, что они в полном сознании и ощущают боль. Этот и предыдущий примеры кажутся сюжетом фильма ужасов, но мы можем представить другие, менее тревожные ситуации, в которых сознающий разум может испытывать недостаток в способе выражения. Например, сценарии, включающие в себя искусственный интеллект (ИИ), в которых продвинутая система становится сознающей, но не имеет возможности убедительно показать нам это. Но одно известно точно: яркий субъективный опыт может существовать, незамеченный снаружи.

Теперь давайте вернемся к первому вопросу и спросим себя: что можно квалифицировать как доказательство наличия сознания? В большинстве случаев мы верим, что можем различить, обладает ли организм сознанием, исследуя его поведение. Здесь есть простое предположение, которое делает большинство из нас, в соответствии с нашими предчувствиями, которое мы можем использовать как отправную точку: «Люди обладают сознанием; растения не обладают сознанием». Большинство имеет стойкое ощущение, что это высказывание корректно, и есть хорошие научные причины в это верить. Мы предполагаем, что сознание не существует при отсутствии мозга или центральной нервной системы. Но какие доказательства или типы поведения мы можем наблюдать, чтобы поддержать утверждение об относительном опыте человека и растений? Рассмотрите те типы поведения, которые мы обычно приписываем сознательной жизни, такие как реакция на физический ущерб или забота о других. Исследования показывают, что растения делают обе эти вещи сложными способами – хотя, конечно, мы заключаем, что они делают это без ощущения боли или любви (другими словами, без участия сознания). Но некоторые формы поведения людей и растений настолько похожи, что этот факт бросает вызов нашему использованию определенного поведения как доказательства сознательного опыта.

В своей книге «Что знает растение: полевое руководство по чувствам» Даниэль Хамовиц описывает в деталях, как стимуляция растения (прикосновением, светом, теплом и др.) может вызвать реакции, похожие на реакции животных в аналогичных условиях. Растения могут ощущать окружающую среду через прикосновение и могут выявлять многие аспекты окрестностей, включая температуру, другими способами. Вообще для растений довольно типично реагировать на прикосновение: лоза будет увеличивать темп и менять направление роста, когда почувствует объект неподалеку, чтобы обойти его, и имеющая дурную славу венерина мухоловка может различить сильный дождь или сильный порыв ветра, которые не приводят к захлопыванию створок, и однозначное вторжение питательного таракана или лягушки, которое приведет к защелкиванию в одну десятую секунды.

Хамовиц объясняет, как стимуляция клетки растения порождает клеточные изменения, которые результируют в электрический сигнал – аналогичный реакции, спровоцированной стимуляцией нервной клетки у животных, – и «так же как в животных, этот сигнал может распространяться от клетки к клетке, и он включает в себя скоординированную функцию ионных каналов, включая калий, кальций, кальмодулин и другие компоненты растений»^[7]. Он также описывает некоторые из общих механизмов у растений и животных на уровне ДНК. В своих исследованиях Хамовиц выявил, какие гены ответственны за способность растения распознавать, находится оно в темноте или на свету, и эти гены, оказалось, являются также частью ДНК человека. У животных эти же гены регулируют реакции на свет и участвуют в «расписании деления клеток, росте аксонов нейронных клеток и в правильном функционировании иммунной системы». Аналогичные механизмы существуют у растений для распознавания звуков, запахов и локаций и даже для формирования воспоминаний. В интервью «Scientific American» Хамовиц описывает, как различные типы памяти участвуют в поведении растений:

Если память влечет за собой формирование воспоминаний (кодирования информации) и воспроизведение воспоминаний (извлечение информации), то растения определенно помнят. К примеру, венериной мухоловке необходимо, чтобы насекомое затронуло два волоска на ее листьях для захлопывания, так что она помнит первое такое прикосновение… Саженцы пшеницы помнят, что они пережили зиму, перед тем как начать цвести и давать семена. И некоторые подвергшиеся стрессу растения дают потомство, которое более устойчиво к тому же стрессу, – тип межпоколенческой памяти, который был недавно обнаружен и у животных^[8].

Эколог Сьюзан Симард проводит исследования в области экологии лесов, и ее работа породила прорыв в нашем понимании коммуникации между деревьями. В своем выступлении на конференции TED в 2016 году она описала трепет от обнаружения взаимозависимости между двумя видами деревьев в ее исследовании сетей микоризы – сложных подземных сетей грибов, которые связывают отдельные растения и передают воду, углерод, азот и другие питательные вещества и минералы. Симард изучала уровень углерода у двух видов деревьев: ели Дугласа и японской березы, когда обнаружила, что две особи были задействованы в «живой двусторонней беседе». В летние месяцы, когда ели нужно было больше углерода, береза отправляла больше углерода ели; в другие моменты, когда ель все еще росла, но березе нужно было больше углерода, потому что она была без листьев, ель отправляла больше углерода березе – указывая на то, что два вида по факту были зависимы друг от друга. Такими же неожиданными были результаты дальнейших исследований, проведенных Симард, показавшие, что «материнские деревья» ели Дугласа были способны различать своих сородичей и незнакомые саженцы по соседству. Симард обнаружила, что материнские деревья заселяли свои саженцы бо́льшими микоризными сетями, отправляя им больше углерода под землей. Материнские деревья также «уменьшали конкуренцию своих собственных корней, чтобы освободить место для их детей», и, повреждаясь или умирая, отправляли сообщения через углерод и сообщали другие защитные сигналы своим саженцам, увеличивая сопротивление саженцев к локальным стрессам окружающей среды^[9]. Таким же образом, распространяя токсины через подземные грибные сети, растения могут также отбиваться от угрожающих видов. Из-за обширных взаимосвязей и функций этих микоризных сетей они были названы «природным интернетом Земли»^[10].

Тем не менее мы можем легко представить растения, которые показывают поведение, описанное здесь, без наличия чего-то, что означает быть растением. Таким образом, сложное поведение не обязательно проливает свет на то, обладает система сознанием или нет. Мы можем рассмотреть наши предубеждения о поведении с другой точки зрения, спросив: «Нужно ли системе сознание, чтобы осуществлять определенное поведение?» К примеру, нужно ли будет продвинутому роботу иметь сознание, чтобы похлопать свою хозяйку по плечу, когда он увидит ее плачущей? Большинство скорее всего ответит «не обязательно». По крайней мере одна технологическая компания создает компьютерные голоса, неотличимые от человеческих^[11]. Если мы запрограммируем ИИ, который однажды начнет говорить вещи типа: «Пожалуйста, остановись – больно видеть, что ты это делаешь!» – должны ли мы будем принять это как доказательство сознания, или же это сложный алгоритм, внутри которого «не горит свет»?

Мы предполагаем, например, что совершенно бессознательный алгоритм стоит за растущей способностью Google точно угадывать, что мы ищем, или за способностью Outlook от Microsoft предлагать адресата, которому мы бы хотели отправить следующее письмо. Мы не думаем, что наш компьютер обладает сознанием и уж тем более, что он о нас заботится, когда подсвечивает контакт дяди Джона, напоминая нам включить его в рассылку о рождении ребенка. Программное обеспечение, очевидно, запомнило, что дядя Джон обычно включен в рассылки вместе с отцом и кузиной Дженни, но у нас никогда не возникает импульса сказать ему: «Ой, спасибо, что подумал обо мне!» Вполне возможно, однако, что будущие технологии глубокого обучения позволят этим машинам выражать кажущиеся осознанными мысли и чувства (давая им больше возможностей манипулировать людьми). Проблема в том, что и сознательные, и бессознательные состояния могут быть сопоставлены с любым поведением, даже ассоциированные с эмоциями, так что поведение само по себе не обязательно сигнализирует о наличии сознания.

Внезапно наш рефлекторный ответ на первый вопрос – что составляет доказательство сознания? – начинает растворяться. И это ведет нас ко второму вопросу о том, обладает ли сознание какой-то важной функцией или же имеет хоть какой-то эффект на физическую систему, обладающую сознанием^[12].

Теоретически я могу вести себя тем же образом, что обычно, говорить все, что я говорю обычно, без обладания субъективным опытом происходящего, почти так же, как продвинутый робот (хотя, конечно, представить это сложно). Это суть мысленного эксперимента под названием «философский зомби», который обрел популярность благодаря философу Дэвиду Чалмерсу. Чалмерс просит нас представить, что любой человек фактически может быть зомби – кем-то, кто выглядит и ведет себя абсолютно так же, как все остальные, но без сознательного опыта внутри. Мысленный эксперимент о зомби неоднозначен, и другие философы, в частности Дэниел Деннет из университета Тафтса, утверждают, что это предположение невозможно – что полностью функциональный человеческий мозг должен обладать сознанием по определению. Но мысль о «зомби» достойна рассмотрения хотя бы в теории, потому что она помогает нам отследить те виды поведения, которые, на наш взгляд, должны быть подкреплены сознанием.

Основная цель – ослабить столько ложных предположений, сколько возможно, и это конкретное ментальное упражнение полезно вне зависимости от того, возможно ли существование зомби по законам природы. Представьте, что кто-то в вашей жизни на самом деле бессознательный зомби или ИИ (это может быть кто угодно – от продавца за прилавком магазина до близкого друга). В тот момент, когда вы станете свидетелем поведения этого человека, которое, по вашему мнению, должно совпадать с внутренним опытом, спросите себя, почему. Какую роль играет сознание в его поведении? Допустим, ваш друг-зомби становится свидетелем автомобильной аварии, выглядит соответствующе обеспокоенным и достает телефон, чтобы вызвать «Скорую помощь». Может ли он совершать эти движения без опыта тревоги и беспокойства или без сознательного мыслительного процесса, который заставляет его сделать звонок и описать, что произошло? Может ли все это иметь место, даже если бы он был роботом без ощущаемого опыта, вызывающего поведение в целом?

Я обнаружила, что мысленный эксперимент с зомби также способен влиять на наше мышление за пределами его предназначенной функции. Как только мы представляем, что человеческое поведение вокруг нас существует без сознания, это поведение начинает больше походить на многие виды поведения в мире природы, которые, как нам казалось, являются бессознательными, такие как избегания препятствий у морской звезды без центральной нервной системы^[13]. Другими словами, когда мы обманываем себя, воображая, что у людей нет сознания, мы можем начать задаваться вопросом, действительно ли мы обманываем себя все время, считая, что другие живые системы – вьющийся плющ или жалящие морские актинии – не обладают сознанием. У нас есть глубоко укоренившаяся интуиция и, следовательно, твердое убеждение, что системы, которые действуют как мы, являются сознательными, а системы, чье поведение отличается от нашего, – не являются таковыми. Но мысленный эксперимент с зомби делает очевидным для меня то, что вывод, который мы строим на основе интуиции, не имеет реального основания. Как и 3D-изображение, он разрушается, как только мы снимаем очки.