Анна Яковлевна Яковлева
Медовый заговор
– Ну, что у тебя?
– У меня нездоровая суета вокруг «Белого озера», – коротко обрисовала ситуацию Петкова. – Слух прошел, что его хотят прикрыть. Персонал просит помощи.
Соловьева была известной конъюнктурщицей, Ивона сделала ставку на это и не промахнулась. Придвинув к себе увесистый талмуд, Ленсанн вписала карандашом два слова: «Белое озеро».
– Кадр на завтра Кузиной сделай, и ваяй свою нетленку. У тебя неделя.
Вернувшись в кабинет, Ивона скачала на компьютер записи из дома отдыха, сделала кадр в утренний выпуск и с чистой совестью отбыла домой.
По дороге она честно старалась обдумать название, идею и композицию передачи о «Белом озере».
Но в голову настойчиво лезла совсем другая идея – идея нового романа.
То есть сначала Ивона думала о доме отдыха и перипетиях вокруг него, про Александру Брусенскую и Петровского… И не заметила, как произошла подмена: герои стали тянуть одеяло на себя и тащить за собой Ивону в совершенно другой жанр.
… Замшелый Мафусаил, робкий, тихий Соломончик на поверку оказался волнорезом, о который разбивались все усилия Валерия. Ни о каком режиме cito, о котором мечтал Маслаков со товарищи, и речи не могло идти.
Петровский терпеливо втолковывал Мафусаилу: не принимать отдыхающих, готовить дом отдыха к капитальному ремонту. Старый пройдошливый директор кивал головой, опушенной белым пухом, и продолжал продавать путевки. Когда бы ни приехал Петровский, дом отдыха был набит отдыхающими.
В очередной приезд Валерий начал со столовой – она оказалась полной.
Постояльцы, небольшими отарами совершавшие променад по аллеям, буквально вывели Петровского из себя. «Демоны! Злодеи! Смерти моей хотите?», – ругался про себя Валерий.
Застав Соломончика на рабочем месте, Петровский сходу напустился на лукавого старика:
– Соломон Моисеевич! Вы должны были готовить помещения к ремонту! Мы договаривались, что вы освободите от мебели номера на втором этаже. Так или нет, Соломон Моисеевич? – Валерий навис над директорским столом.
Соломончик сощурил подслеповатые глазки.
– Голубчик, – промямлил он, – скажите на милость, куда мы должны девать мебель?
– Распродажу устройте, раздайте нищим, передайте в дар детским домам, на свалку отправьте этот инвентарь, к черту, – куда хотите! – Петровский хлопнул по столу ладонью, так что Соломончик зажмурился. – Соломон Моисеевич, это партизанщина! Саботаж!
Петровский ожидал, что изнеженный в бесконфликтной атмосфере дома отдыха Соломон Моисеевич оскорбится и хлопнет дверью, но не тут-то было. Вместо этого старичок захлопал лысыми веками, обезоруживающе улыбнулся и прошелестел скрипучим голоском:
– Голубчик, я стараюсь, но дел много. Мне бы ваши годы…
Петровский вдруг остыл.
Этак никаких нервов не хватит. Таким манером он превратится в невротика и психопата.
Пора подключать «административный ресурс», пусть отрабатывает свою часть договора.
Валерий на мгновение представил, в каких выражениях ответит Маслаков на предложение решить проблему. «Ничего ты без меня не можешь», «Что бы ты без меня делал?», – Петровский прямо слышал голос приятеля. А потом Андрей распишет свои заслуги перед инвестором. Номенклатура, одним словом.
Плевать, пусть что угодно говорит, лишь бы польза была, решил Валерий.
Он позвал Маслакова на ужин в ресторанчик в старом центре с изысканной кухней – это была взятка, но скупость, как известно, в таких делах неуместна.
– Ну как там, В «Белом озере»? Начал ремонт? – абсолютно серьезно спросил Андрей.
– Какой ты быстрый! – окрысился Петровский.
– Так время идет, – попенял Маслаков. – Инвестор готов вложиться, копытом, можно сказать, землю бьет. Мы его потеряем, если ты будешь телиться.
Кто бы сомневался! Сидят в управе, а горы двигать приходится другим. Сами бы попробовали сковырнуть с насиженного места свору окопавшихся защитников дома отдыха.
Именно это Валерий и попытался втолковать приятелю:
– Не так все просто, Андрей. Эти санаторные вообразили себя гугенотами в крепости Ла-Рошель, держаться будут насмерть. У тебя же административный рычаг. Натрави на них проверки, какие только возможно.
Маслаков сначала позеленел, потом пошел рябью:
– Спятил?! – просипел он. – Под монастырь меня подвести захотел? На каком основании я устрою там проверку? Ты знаешь, что сейчас бывает с теми, кто кошмарит бизнес? – поинтересовался Маслаков и с недовольным видом вернулся к еде.
… Вечер умыл руки, отдал город на откуп ночи.
Под покровом темноты мужчина в спортивном костюме с капюшоном и рюкзаком на плече выскользнул из добротной сталинской пятиэтажки.
Не привлекая внимания, свернул за угол дома и скользящей походкой направился по тропинке к гаражам. Дойдя до середины линии, приблизился к одной из металлических «ракушек», и, подсвечивая фонариком, открыл дверь.
Пробыв внутри не больше минуты, мужчина выкатил из «ракушки» велосипед, закрыл гараж и перекинул ногу через раму. Несколько минут велосипедист петлял по дворам, затем выехал на трассу, на которую со всех сторон надвигался туман. Вскоре силуэт велосипедиста растаял в неясном свете фонарей.
Первые полчаса мелькали редкие огни заправок и магазинов, под колесами велосипеда шелестел асфальт, потом велосипедист свернул на проселочную дорогу. Огни и асфальт исчезли, только слабый свет фонарика рассекал туман.
Когда впереди показались ворота «Белого озера», велосипедист выключил фонарик и некоторое время ехал, ориентируясь в темноте.
Доехав до ограды, приткнул к ней средство передвижения, вытащил из рюкзака какую-то вещицу. В следующий момент ночной гость надел на голову вязаную шапочку с прорезями для глаз.
Вскоре темный силуэт мелькнул на аллее дома отдыха и приблизился к двери, ведущей в полу-подвал жилого корпуса
Здесь ниндзя достал из кармана резиновые перчатки, дунул по очереди в каждую, ловко расправил и натянул на руки. Почти то же проделал с обувью – натянул бахилы.
Теперь внимание гостя сосредоточилось на замке.
Замок оказался висячим и не отнял много времени. Звякнули запоры, мужчина ночным татем скользнул в черный проем и прикрыл за собой дверь.
За дверью начинался спуск в подвал, и непрошеный гость снова включил фонарик.
Обследуя лучом стены, он нашел то, что искал – водопроводную трубу.
Как ожидалось, труба была стальной и довольно изношенной. Луч фонаря заскользил вдоль стены, пока не наткнулся на запорный вентиль.
Повернув вентиль по часовой стрелке, мужчина продолжил обследование. Фонарь выхватил из тьмы бетонную стену, противопожарный щит и остановился на разветвлении водопровода.
На месте стыков стояли древние бронзовые муфты. Издав короткий победный звук, мужчина скинул со спины рюкзак.
В руках у него оказались разводной ключ и салфетка из набора автомобилиста.
Накрыв муфту салфеткой, загадочный мастер зажал ее ключом и слегка отвернул против часовой стрелки. Проржавевшая резьба сопротивлялась, но ключ был неумолим.
Завершив свое преступное дело, тать прихватил салфетку, не заметив, что она порвалась в месте зажима, вернулся к запорному вентилю и открыл его. Уже через секунду его слух уловил свист вырвавшейся водяной струи.
Мужчина взбежал по ступенькам, осторожно выглянул на улицу. Молчаливая ночь окутала туманом преступника, приняла и благословила.
… В ушах Петровского звучала оратория Генделя: «Аллилуйя! Аллилуйя! Аллилуйя!»
Потоп развязал руки Маслакову, в дом отдыха косяком повалили проверяющие.
Защитники крепости выбросили белый флаг. И вспомнили о своем спасителе – о Валерии Петровском.
– Голубчик, – жалобно прохныкал в трубку Соломончик, – не знаю, что делать. У нас подвал затопило. Тут же воронье это слетелось: Роспотребнадзор, МЧС, налоговая и трудовая инспекция. Предписание выдали закрыть дом отдыха на ремонт. Прокурор сроком грозит. У вас же связи в администрации, может быть, вы как-нибудь уладите эту проблему?
Петровский выдержал паузу.
– Попробую, Соломон Моисеевич, – со вздохом изрек он, – но ничего не обещаю.
Уже на следующий день Соломончику была скормлена байка про «конфликт интересов» и «противодействие коррупции».
Запуганный малопонятными идиомами, Соломончик готов был без боя сдать скопом всю матчасть с креслом директора в придачу, только бы не оказаться за решеткой вместо заслуженной пенсии.
– И что же делать? – спросил он с дрожью в голосе.
– Собирайте-ка учредителей, Соломон Моисеевич, – покровительственным тоном велел Валерий.
Мафусаил оперативно всех собрал, явился даже представитель администрации, акула юриспруденции некто Беленький.
Петровский прибыл последним.
Кивнул Брусенской и с независимым видом принялся рыться в портфеле. Адреналин гулял в крови, Валерию сейчас сам черт был не брат.
Начал Валерий от печки:
– Коллеги, дому отдыха предстоит ремонт. Нам нужно утвердить смету расходов.
Увидев цифру, Соломончик снял очки и беспомощно оглянулся на Брусенскую. С этой стороны помощи ждать не приходилось: Александра смотрела на Петровского с обожанием, смысл происходящего ускользал от нее.
– Сегодня утвердим смету, завтра завезем материалы и послезавтра приступим к ремонту. Чем скорее начнем, тем скорее откроем филиал.
– А что будет с коллективом во время ремонта? – Евдокия Степановна оторвала глаза от протокола – на собраниях учредителей она секретарствовала.
Мысленно Петровский обозвал пожилую женщину «старой каргой».
– Коллектив отправится в отпуск без содержания.
Ручка, зажатая в пальцах Евдокии Степановны, выскользнула.
– В отпуск? Надолго?
Атмосфера накалялась.
– Думаю, на полгода.
Александра вынырнула из грез. Взгляд ее прояснился. Интересно, а на нее это решение распространяется?
– А копию сметы можно получить? – услышала она свой голос.
– Пожалуйста. – Саркастически хмыкнув, Петровский протянул скрепленные листы.
– Оставьте свои улыбки для клиенток, Валерий Андреевич, – вспыхнула Брусенская. Она почувствовала себя обманутой. – Мы тут не диеты обсуждаем, а свое будущее. Вам-то, ясное дело, все равно, что будет со всеми нами.
Укол задел Петровского за живое, его красивое лицо приобрело надменное выражение.
Напрасно глумитесь над диетами, Александра Даниловна, напрасно. Кому-кому, а вам они показаны, – говорили губы Петровского, самоуверенная щетина на подбородке и даже носки светлых замшевых туфель.
– Почему же все равно? – возразил он. – Как раз наоборот. Я собираюсь вкладывать в ремонт прибыль от своей клиники.
Ругая себя за несдержанность, Брусенская уткнулась в смету, но ничего не увидела – перед глазами у нее все расплылось от отчаяния. Она что, с ума сошла?
– Разнорабочие вам все равно будут нужны, – едва слышно проговорила Старостина.
– Тридцать человек? Я вас умоляю! – взмолился Петровский.
– А дивиденды за этот год? – встрепенулся Соломончик.
В душе Валерия зарождалась глухая злоба.
– Вы шутите, Соломон Моисеевич? В данной ситуации выплата дивидендов – это верное банкротство, – сухо отрезал он.
– К чему такая спешка? – не поднимая головы, спросила Брусенская. – Почему до конца сезона не подождать?
– Лишние расходы. Вам-то, ясное дело, все равно, это же не ваши деньги, – вернул ей упрек Петровский.
Пропади все пропадом! Хотят скандала – будет им скандал.
Скандала не случилось. Партнеры-учредители понимали всю бесперспективность конфликта. Никуда не денешься, постановление Роспотребнадзора и предписание главного санитарного врача обязательны к исполнению. А обращение в суд чревато усилением карательных мер.
Протокол был подписан, смета утверждена, Брусенская удалилась с гордым видом, не потрудившись придержать дверь.
Валерий поморщился от грохота, распустил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу на воротничке.
– Ну, Александра, прямо давильный пресс какой-то, – попытался пошутить он, но Соломончик шутку не поддержал.
– Ее можно понять. Это мы с Евдокией можем уйти на заслуженный покой, а Александре до пенсии далеко.
– А вы уйдете на заслуженный покой, Соломон Моисеевич? – ухватился за идею Петровский.
– А чего ждать? Вы же не успокоитесь, пока не получите своего, так зачем нервы трепать зря? В моем возрасте это может плохо кончиться.
Валерий прошелся взглядом по девственно чистому халату и такой же девственно чистому пуху на голове. Лучше поздно, чем никогда, – гласила еврейская мудрость. Похоже, старичок отвоевался. С опозданием, но продемонстрировал добрую волю и готовность к сотрудничеству.
– А долю свою передадите обществу?
– Посмотрим. Если предложение будет стоящим, можно и передать, – прозрачно намекнул Мафусаил.
Петровский встряхнул паучью лапку директора и покинул кабинет.
Объективно это была победа. Однако осадок осел песком в организме. Возможно даже в почках. Или в желчном пузыре. Или вообще в каждом сосуде. Валерий всегда трепетно относился к собственному здоровью, а сейчас просто каждой клеткой ощущал потребность очистить свой отравленный организм. Вывести токсины по новейшей комплексной методике, сочетающей детокс-капсулу, натуропатию, гомеопатию, гидротерапию, массаж, фитотерапию и рефлексотерапию.
… Если не считать бутылку крымской «Массандры», в холодильнике было пусто.
Ивона обозвала себя безголовой курицей. Как можно забыть, что дома есть нечего? Неужели придется снова переодеваться и тащиться в магазин?
К великой радости на дверце обнаружился початый пакет кефира. На поверку кефир оказался вполне съедобным, хотя и чуть подкисшим.
Вдохновленная находкой, Ивона проинспектировала стол, шкаф и подвесные полки. На одной из них скучал надорванный пакет с высохшими от тоски пряниками. Отлично.
Собрав свой нехитрый ужин на поднос, Ивона понесла все к компьютеру, как скромную жертву божеству.
Включила настольную лампу, устроилась в кожаном кресле, сунула в рот деревянный пряник, создала новый файл, условно назвала его «Диета для любви».
Некоторое время Ивона сидела один на один с открытым вордовским документом.
Курсор подмигивал в левом верхнем углу, кончики пальцев подрагивали от нетерпения.
Воображение высунулось из укрытия, осторожно расправило крылья. Ивона представила, как усталая и расстроенная Брусенская тащится с работы домой, в ожидании хоть какой-то корреспонденции заглядывает через дырочку в почтовый ящик. Ящик пуст.
Александра вынимает из сумки ключи от квартиры, где ее никто не ждет. Ведь у нее нет никого, кроме коллег по работе и сезонных грибников и ягодников, наезжающих в дом отдыха.
Поворот ключа – и в квартиру входит уже не Александра, а героиня романа.
Пальцы забегали по клавиатуре, чистый лист стал наполняться словами, слова лепились друг к другу, складывались в предложения…
Ивона почувствовала драйв. Она создаст свой собственный мир, свое собственное королевство.
Главное правило королевства гласит: все поправимо! Подданные королевства могут быть непослушными и слишком самонадеянными, непрактичными и наивными, могут своевольничать, ошибаться, падать, набивать шишки и не замечать собственных ошибок. Но! Правило действует неукоснительно: злодей получит по заслугам, а герой получит желаемое…
…Дверной звонок прозвенел так резко, что Ивона вздрогнула. Не успев расправить крылья, воображение испуганно упорхнуло.
Как обычно, затворничество ее нарушила неуемная Капа, хотя на собственном опыте знала, что подруга наделена многими дарами, кроме дара гостеприимства.
Ко всему Капитолина явилась не одна, а с Брусенской.
– А в доме отдыха диверсия! – чему-то радуясь, с порога возвестила Капа.
– Какая диверсия?
Любая диверсия сейчас казалась Ивоне далекой и не имеющей к ней никакого отношения, как нормандский поход Вильгельма Завоевателя. И не шла ни в какое сравнение с коллизиями романа.
– В «Белом озере», где ж еще! Трубу прорвало. В общем, постъядер какой-то!
Ивона знала за подругой склонность к преувеличению.
– Такое случается в городе по сто раз на дню, и только ты называешь это диверсией, – пристыдила она Капу. – Рядовой случай.
– Случай не такой уж и рядовой, – перебила ее Капитолина, – теперь-то дом отдыха точно закроют!
– В подвале прорвало трубу, – объяснила Александра. – Воду насосом откачивали. Электричество вырубили.
– Скажи, кому выгодно, – снова встряла Капа.
– Ищи, кому выгодно, – внесла уточнение Ивона.
– Не придирайся к словам.
Капитолина между делом скинула босоножки, и хозяйке ничего не оставалось, как вытащить из тумбы шлепанцы.
– Проходите. Правда, угощать вас нечем. У меня пусто.
– А то я не знаю! – Капа всучила Ивоне пакет, прошла на кухню и устроилась за столом.
В пакете оказались образцовые, как на картинке, пупырчатые огурцы и пучок зелени, все прямо с грядки – дары от Евдокии Степановны. Ивона повеселела.
– Мама передала, – объяснила Капа, хотя объяснений не требовалось.
– Многие лета Евдокии Степановне.
– Еле доперла. Цени.
В порыве благодарности Ивона приложилась сухими губами к щеке Капы, вывалила в мойку из пакета огурцы. Укроп, петрушка и зеленый лук источали умопомрачительный запах. У Ивоны заурчало в желудке.
– Ценю. А у тебя случайно нет сметаны? Мы бы салатик соорудили, – мечтательно вздохнула она.
– Растительным маслом заправишь, – буркнула Капа.
– Так что там стряслось? – спросила Ивона, перемывая огурцы.
– Ночью трубу прорвало, а с утра нагрянул Роспотребнадзор. Как по заказу, – ответила Александра. Стараясь занимать меньше места, она забилась в угол между столом и холодильником. – Выдали предписание закрыть дом отдыха, провести дезинфекцию и дератизацию. Отдыхающих экстренно попросили освободить номера. Придется неустойку платить, – с печалью констатировала она.
– Вот я и думаю, – подхватила Капа, – а не обратиться ли за помощью в полицию? Пусть расследование проведут, почему это вдруг трубу прорвало.
– Уж не Ефимкина ли ты имеешь в виду? – насмешливо спросила Ивона. Она закрыла воду, расстелила разовое полотенце и выложила на него огурцы.
– А что? Мы с Ефимкиным поддерживаем отношения, – вяло взбрыкнула Капа. – Я могу обратиться к нему за помощью, как к другу.
– Знаю я вашу дружбу.
Намек был более чем прозрачный.
После побега из семьи мужа Капитолина продолжала встречаться с Ефимкиным где придется, в том числе и в квартире Петковой.
– Да ну тебя, – не обиделась мужняя жена, – я же не героиня твоих романов.
Ивона отвернулась, пряча улыбку. Капе лучше было не знать, что она являлась источником неисчерпаемого вдохновения начинающей писательницы. Почти в каждой из героинь обнаруживались в разных пропорциях взбалмошность, непоследовательность, и любовь к авантюрам, присущие Капитолине. С точки зрения Ивоны, поход замуж за участкового Ефимкина был ничем иным, как авантюрой.
– Надо администрацию подключать, – подала идею Ивона, – решать вопрос.
Александра кивнула:
– Они уже решил. Заставили учредителей отправить коллектив в бессрочный отпуск. Может, я схожу за вином? – неожиданно спросила она.
– Не надо, у меня есть.
Ивона выудила из холодильника залежалую бутылку.
Под «Массандру» и зеленый салат подруги почти до ночи изобретали план спасения «Белого озера».
– Ты пока займись расследованием, – наставляла подругу Капа. – Поезжай в «Белое озеро», со сторожем поболтай. Может, кто-то что-то видел. Так всегда бывает.
Время, проведенное бок о бок с участковым, не прошло даром. Теперь Капитолина мнила себя оперативным работником.
– Сначала возьму интервью у Заридзе, – из вредности не согласилась Ивона. – Пусть эта компания уяснит, что тема у нас «на контроле». Потом съезжу в клинику «Древо жизни», поболтаю с персоналом. Возможно, в дом отдых вообще не придется ездить.
– А я пока составлю коллективную жалобу и соберу подписи, – пообещала Александра.
… Дважды Александра принимала но-шпу, один раз анальгин, но головная боль не унималась, и к концу дня стала невыносимой.
Света в главном корпусе не было, воду отключили в связи с аварией. Отдыхающих трансфертом отправили в город. Картина «Приплыли».
В чем она была полностью согласна с Капитолиной, так это в том, что потоп рукотворный. Конечно, фактов у нее не было, но интуиция… Интуиция даже имена творцов называла: Петровский и Маслаков.
Разве об этом они договаривались? Все должно было происходить совсем иначе! Мягко, без потрясений, постепенно. И уж точно не в разгар сезона.
Придумал все, конечно, Андрей, а Валерка, как всегда, в порученцах у этого вампира Маслакова. Этот номенклатурный клоп доведет Валерку до цугундера.
Валерка ведь совершенно безвольный!
Почему она влюбилась именно в Валерку? Семнадцать лет! Семнадцать лет она строит воздушные замки, лелеет надежду, что Петровский угадает шестым чувством, увидит сердцем, рассмотрит внутренним зрением в ней ту единственную, с кем можно просыпаться по утрам. Ведь он никого из своих девок не оставляет на ночь – она это знала доподлинно. Шура знала обо всех его альковных похождениях, знала и все равно любила, и хотела ребенка от него!
Родить от кого-то другого – Александре такая мысль и в голову не приходила. «Плод любви» и «дитя любви» – это же не пустые слова! Это ничего, что любовь односторонняя, она любит и за себя и за Валерку.
Некоторое время Александра предавалась своему горю, которое называется «безответная любовь». Горе было застарелое, пустившее в ней корни, ставшее альтер-эго Александры Брусенской.
Потом мысли незаметно свернули к последним событиям.
Под «Массандру» все казалось не таким драматичным, а в реальности коллектив отказался подписывать жалобу. Никто не верил в успех дела. И правильно. С жалобой наперевес эту твердыню не одолеть.
Александра потерла виски. Как же ей все надоело! Была бы у нее семья, послала бы она всех к черту!
В памяти всплыли слова Капитолины Старостиной. Или уже не Старостиной, а как ее там по мужу…
Что Капа предлагала? Сублимировать? Отнять у Валерки его «Древо жизни»? Если у Валерки отнять клинику, эта присоска, этот клоп Маслаков к нему всякий интерес потеряет.
От пришедшей мысли Шура даже про головную боль забыла. На что она готова ради своего божества? Готова заключить союз с чертом?
Где-то у нее был телефонный номер… если не князя тьмы, то его ближайшего приспешника.
Решительно поджав губы, Брусенская нырнула в выдвижной ящик стола, выгребла несколько потрепанных блокнотов, перебрала и спрятала назад все, кроме одного.
Холодея от собственного авантюризма, полистала видавшую виды записную книжку. Вот он, полустертый эмтээсовский номер.
Со страхом и тайной надеждой, что срок давности истек, номер не существует, или абонент отправился в мир иной, Александра набрала цифры.
Как ни странно, срок давности не истек, ничего не изменилось, номер был активным, и абонент здравствовал.
Александру посетила ясная мысль, что она совершает непоправимое. Что после этого звонка она уже не сможет жить как прежде.
Отступать было поздно. Пребывая в странном, точно замороженном состоянии, она сделала шаг:
– Добрый день. Это Александра Брусенская. Вы меня помните?
– Как же, как же. Тебя невозможно забыть, – пролаял хриплый голос. – Что-то случилось экстраординарное, если через столько лет ты вспомнила старого друга.
«Тамбовский волк тебе в друзья»,– мысленно отозвалась Шура. Оставалось срочно придумать приемлемую ложь, сказать, что наткнулась на номер телефона случайно и позвонила из любопытства, извиниться за беспокойство и проститься на следующие восемь лет.
Ее не отпускало чувство, что это происходит не наяву.
– Я не уверена, что правильно сделала, позвонив вам, – призналась Александра невидимому собеседнику.
Как лунатик, она вдруг очнулась, увидела себя на тонком льду и испугалась. Что она делает?
Решимость испарилась без остатка. Желание спасти Валерку таким способом показалось абсурдным.
– Можно встретиться и обсудить. – Голос был обманчиво-ласковым. – Расскажешь мне все, проговоришь ситуацию, ясность в мыслях наступит. Буду рад помочь. Я же твой должник.
Голос гипнотизировал, лишал воли, заманивал в сети, вязал по рукам и ногам… И Александра Брусенская сдалась.
Разговор завершился. Шура продолжала сидеть в оцепенении и слушать зуммер.
Всеми фибрами души, всем существом она ощущала колебания космоса, смещение пространства, перемену в судьбе, начало нового витка в ее жизни. Будто ее подхватила и понесла гигантская волна…
Глупо сопротивляться стихии. Александра и не сопротивлялась. Она только пыталась всмотреться в будущее, пыталась угадать, куда ее несет, но ничего не смогла различить сквозь галактическую пыль.
… Не успела Александра отойти от собственной выходки, как в кабинете нарисовался Петровский.
Постная физиономия его намекала на душевное страдание и борьбу чувств.
– Саш! – позвал он. В голосе явственно присутствовали заискивающие интонации. – Саш, мне посоветоваться с тобой нужно по одному делу.
Александра растерянно моргнула.
– По какому делу?
– Мне кредит надо взять, – с несчастным видом признался Валерий. – У тебя опыт в таких делах.
И ни одного замечания по поводу туши, и ни одного смешка по поводу новой блузки в горох…
Это было что-то новое.
В глазах Александры вспыхнул огонь, будто мимо нее пронесли пылающий факел. Валерий отнес эту вспышку на счет тонкой, мастерски сплетенной лести, и похвалил себя.
– Банк «Оплот» дает быстрые кредиты под хорошие проценты,– пробормотала Александра.
– Ты с ними работала? – спросил Петровский.
Зрачки Брусенской превратились в черные точки.
– Работала. Не было никаких осложнений.
В груди Валерия шевельнулось теплое чувство, похожее на благодарность.
– Саш, а давай вечером посидим, как в старые добрые времена, – неожиданно для себя предложил он. – Ты же не против посидеть за рюмкой чая?
Александра подняла лысоватую, кое-как подведенную бровь:
– Стареешь, Петровский?
Скользящий взгляд Валерия стал внимательным.
Что, черт возьми, происходит? Неужели каким-то образом Шурка подслушала приватный мужской разговор на берегу?
Призвав все благоразумие, Валерий подавил вспышку подозрительности. Это не более чем плод его больного воображения. Не могла Шурка подслушать. И сказать ей никто не мог – эта неприятная миссия возложена на него.
А он ничего не скажет, чтобы не разозлить Брусенскую раньше времени. Потому что если Брусенскую разозлить, она может наворотить дел! А в союзе с экстремисткой Петковой… Такой «панк-молебен» исполнят, никому мало не покажется.
Чур его, чур!
Не бывать этому, пока он жив. Он сумеет оградить Шурку от пагубного феминистического влияния. А зарождающийся бизнес – от всевидящего ока прессы.
Красивое лицо Петровского приобрело выражение обиженного ребенка.
– Са-аш? Ты чего?
Взгляд Александры потух.
– Прости. Устала что-то. День был не самый лучший.
– Так что, до вечера? – Петровский подкупающе улыбнулся.
– До вечера, – без всякого энтузиазма промямлила Александра, отлично представляя, что ее ждет.
Они выпьют, Валерка заведет разговор о клинике, начнет сплетничать о клиентках, намекать на интрижки – точно зажаривать ее на медленном огне. И она не станет его останавливать – ее ведь это не касается, она ведь не его клиентка. Она – оруженосец, соратник и единомышленник. Вместе они будут хихикать над бабьей глупостью – она ведь не баба, она дружбан и братишка.
Какая же она тряпка. Ни в чем не может отказать Валерке. Зарекалась же!
Выйдя от Брусенской, Петровский постоял в раздумье. Беспрецедентный случай. Все зашло очень далеко. Сашка даже чая не предложила. А ведь специально для него держит шен пуэр.
… Случилось невероятное. Невозможное. Выходящее за грань добра и зла.
Потрясенная до основания Александра тихо выбралась из-под одеяла.
Да, она этого желала всем сердцем, жаждала всей душой, семнадцать лет мечтала и молилась об этом. Следуя «Основам системного НЛП для чайников», представляла, как все будет… И вот…
Шура посмотрела на любовь всей жизни и зажала рот рукой: вот он, ее тотемный божок. Ее икона. Уютно посапывает, уткнувшись в подушку…
Это не могло быть результатом простого самовнушения. В том, что случилось, было что-то мистическое, небесное.
В носу защипало, глаза заволокло слезами, очертания тотемного божка размыло.
Поминутно оглядываясь на спящего Валерку, Александра стянула со стула юбку, блузку, трусы и лифчик. Прокралась из номера в предбанник, тихо прикрыла за собой дверь и заперлась в душе. Повернула кран – из него вырвалась струя воздуха и ржавая капля. Только не это!
Сейчас ее тотемное божество проснется и обнаружит рядом с собой потную и вонючую подругу…
Путаясь в рукавах, пуговицах и застежках, Александра кое-как натянула на себя вещи. Обмирая от ужаса, повернула дверной замок, с туфлями в руке выскользнула из номера. По пустому и гулкому коридору ступала босиком, чтобы стук каблуков не разбудил Валерку.
Только на лестнице Александра перевела дух, обулась и заказала такси.
Какая несправедливость! Стоило запретить себе мечтать о несбыточном, как судьба в насмешку подносит тебе на блюдечке запретный плод.
Нет, сказала себе Александра, это не насмешка. Это… Это пощечина судьбы.
В полной прострации Шура забралась в такси, сгорбилась на заднем сиденье и попыталась привести в порядок чувства и мысли.
Почему это произошло именно сейчас, не раньше и не позже?
Ничто не предвещало!
Вечер катил по заведенному сценарию: Петровский пил коньяк и балагурил… Она подхихикивала ему… Потом Валерка спросил про банк… Банк «Оплот»…
Александра закрыла глаза ладонью и едва не застонала. Что она натворила?! Сама себе все испортила! Дура, дура, дура…
… За окном полоскалось летнее утро, ветер заигрывал с дешевым тюлем, наполнял номер запахом цветущих акаций, посаженных еще при летчиках.
Валерий потянулся, ощущая полноту бытия и томную расслабленность.
Вставать не хотелось.
Какое-то приятное воспоминание шевельнулось на вегетативном уровне, вызвало прилив крови к детородным органам… Эротический сон? В памяти флэшбэком вспыхнуло отчетливое, яркое и острое до боли воспоминание: Сашка.
Сон и негу как рукой сняло. Петровский резко сел.
Черт! Черт!
«Жемчужина Армении» в толстостенных стаканах, тихий голосок Александры, ее мягкие на удивление маленькие ручки с дурацким разноцветным маникюром… Эти маленькие ручки взяли его ладонь, подержали, помяли, надавили на какие-то точки… И многолетняя прочная дружба была попрана на простынях в крупных лотосах.
Если бы у Валерия не отказало зрение, слух и сознание, он смог бы прочитать на постельном белье смазанный штемпель: «Добро пожаловать в ад».
О-о, как он ошибался, думая, что знает Сашку! Под маской дружеской невинности скрывалась вероломная сирена.
Свой в доску парень и верный сателлит не имел выпирающих форм, соблазнительных округлостей, выпуклостей и впадинок! У своего в доску парня, у друга, у Сашки не было и не могло быть женских прелестей. И вдруг оказалось, что Шурка Брусенская состоит из одних прелестей и округлостей, из одних соблазнов.
