Снова едут.
Из Монреаля,
Нью-Йорка,
Парижа,
А не едут –
оттуда громко,
в экстазе, вопят:
«Боевикам мусульманским
несчастным
как выжить??
Террористов, сирых,
болезных,
обидеть хотят!»
И ревут,
ревут, как ослы
при виде морковки!
И слюною брызжут,
защищая незнамо что!
А вы ждали,
валокордин глотая,
вестей с Дубровки?
А в Бесланской школе у вас
не погиб
никто?
Пепел с Гурьянова
в сердце стучит
грозно!
Ужас Каширки время на «до»
и «после» разбил.
А они орут:
«Солдаты
бесчинствуют в Грозном!
И земли чеченской не видно
от свежих могил!»
Ну и как тех кликуш
истеричных
назвать человеками?
Вам бы снова девчонку в очках
из Москвы
показать:
«Моя мама…
от взрыва…
Она….
Совсем на молекулы…..»
Белые губы дрожат….
И в глазах репортёра – слеза.
Он железный, ей-богу -
такие снимал репортажи!
Их смотреть-то – кошмар,
а не то, что лично снимать!
Ему чёрт не брат!
Но и этот мужчина даже
Не смог,
не хотел,
не сумел слезу удержать!
«О, проклятые русские!
Гады!
Осатанели!
Режут чеченских баб,
стариков
и детей!»
А вы видели
глаза в испуге
того спаниеля,
Что летел вниз,
прижимаясь
к бетонной плите?
Прекратите врать!
Лжи и так в этом мире много!
На глазах потрясённой,
скорбящей Москвы
Собака спаслась!
Значит, это угодно богу!
Или с Господом Богом
уже не согласны вы?
Дармового «Мартини» хлопнув,
гостёк парижский
Или нью-йоркский,
не важно,
в лицо нам «Позор!» – кричит!
Он не слышал взрывов
на «Пушкинской»
и на «Рижской»,
Так с чего задумал,
болтун дешёвый,
он нас учить?
Кто спокойно ложился спать
в девяносто девятом,
Кто не в курсе, чем страшен
портфель в подъезде,
или мешок,
Пусть не знает и впредь
бессилия слёз
проклятых!
У того пусть будет
и дальше
всё хорошо!
Будут светлыми дни,
и спокойными
мирные ночи!
Но, живущие в мире
не вправе
судить о войне!
Люди! Память погибших
никто
не смеет порочить!
И убийц защищающий –
это
убийца вдвойне!
Потому говорю
квазиправозщитникам
разным:
Господа!
Не позорьтесь.
Закройте слюнявые рты!
Жалки потуги ваши,
и смотритесь вы
безобразно!
А величью и скорби
не страшен
поток клеветы!