Анна Вислоух
Боль
История основана на реальных событиях. Все персонажи, как и локализация действия, собирательные, любые совпадения случайны.
Памяти детей, погибших в годы
Второй мировой войны в венской клинике «Ам Шпигельгрунд»
Предисловие
Мальчик осторожно крался вдоль тёмного коридора, держа в руках грубые стоптанные башмаки. Подошёл к двери в ванную, оглянулся – вдруг его кто-то увидит, – проскользнул внутрь и, забившись между умывальником и унитазом, начал торопливо писать остро отточенным карандашом.
«Папа, прошу, умоляю, забери меня отсюда! Меня обвинили в том, что я украл мыло у Макса, кружевной воротничок у Лили и точилку у Риты. А ещё что я воровал книги у медсестёр. Но я хотел отправить все эти красивые вещи твоей новой жене тёте Марии, чтобы она полюбила меня, и я снова вернулся домой! А меня выставили перед строем без одежды, заставили признаться, смеялись и толкали. Меня все время обвиняют в том, что я одинок и задумчив, называют изгоем, со мной никто не хочет дружить и жить в одной комнате. Наказывают за любую провинность, даже за то, что когда я нервничаю, грызу ногти. Сестра Марта больно бьёт по рукам. Директор кричал, что я вор с дурными наклонностями, что я не выполняю приказы, никого не слушаю. Что до меня трудно достучаться и я не думаю о других. Ну почти все то, что говорила тётя Мария, когда вы отправляли меня сюда. Но я смогу её полюбить, вот увидишь! Ты мне только поверь!
Я так хочу жить вместе с вами и работать на нашей ферме! А ещё у меня есть мечта: я хотел бы отучиться на водителя трамвая. Но сейчас больше всего я хотел бы быть с тобой, трудиться в нашем хозяйстве или в поле. Или заниматься с маленькими детьми. Мне нравится с ними играть, ухаживать за ними, гулять, а после ужина укладывать в постель. В домашнем хозяйстве я могу помогать: готовить еду, убирать, ходить за покупками и много ещё чего, могу выполнять любую работу. Это моё желание. Или я могу быть учителем физкультуры. Я очень люблю спорт. Особенно виды спорта, в которых можно ловить и пинать мяч. Мне не очень нравится школа. Мне нравятся арифметические задачи. Письмо и стенография тоже мои любимые предметы. Папа, я…»
В дверь громко забарабанили.
– Ты опять здесь, негодный мальчишка?! Снова пишешь жалостливые письма своему отцу! Он никогда не заберёт тебя отсюда, так и знай! Открывай немедленно или будешь жестоко наказан!
Мальчик побледнел, скомкал письмо, засунул его в карман, а карандаш в щель за плинтус. Крючок выскочил из петли, дверь открылась, и в ванную влетела худая высокая женщина в белом халате, грубо схватила мальчика за руку и поволокла по коридору.
– Ты будешь наказан! Два дня листовой терапии!
– Нет, – закричал вдруг мальчик, до этого шедший молча. – Только не это, прошу вас! Я больше не буду ничего писать!
– Замолчи немедленно! Директор приказал тебя найти и привести в демонстрационный зал. Ему нужно читать студентам лекцию, а ты, тупоголовый мальчишка, очень хорошо подходишь на роль экспоната. Будущие медики должны знать, какие бывают уроды, чтобы они могли вас лечить, недоумков! Для чего только нужно это милосердие, не понимаю!
Сестра с грохотом открыла дверь в лекционный зал и, втолкнув туда мальчика, тут же её захлопнула. Мальчишка, бритоголовый, худенький, с мокрым от слёз лицом оказался перед глазами тридцати студентов. Директор приказал ему раздеться. Дрожащими руками тот снял свою полосатую курточку, широкие грубые штаны…
– Итак, перед вами абсолютно неполноценное существо, – директор водил по мальчику указкой, будто тот был учебным пособием. – Его уши слишком большие, руки слишком длинны. Его череп имеет неправильную форму, глаза глубоко посажены, лоб низкий, надбровные дуги ярко выражены. Словом, это ошибка природы, которая ещё и отличается отвратительным поведением.
И он больно ударил мальчика указкой по спине. Студенты засмеялись. Это было похоже на цирковое представление. Мальчик выступал в роли экспоната уже давно и не был так напуган, шокирован и смущён, как в первый раз. Он просто стоял и думал о том, как мачеха его простит, и отец заберёт домой. И там он снова будет играть с младшими братьями и сёстрами, пасти гусей и кататься с горки зимой, и…
– Сестра Инесса, заберите этого маленького негодяя, – крикнул директор. – И знаете… Пожалуй, его уже пора переместить в тринадцатый корпус. Он свою задачу выполнил.
Глава 1
Таня услышала, как в замке поворачивается ключ. Мама! Таня быстро закрыла страницу сайта «Пиши сам» на ноутбуке и принялась с озабоченным видом разглядывать строение клетки на странице учебника. Мама раздевалась и что-то напевала. Значит, у неё сегодня было хорошее настроение. В последнее время это бывало так редко.
– Татьяна! – Мама внесла в комнату запах мороза и почему-то яблок. – Татьяна, ты слышишь? Оторвись уже от своих учебников. Ну наконец я записала тебя к врачу! Это же то самое светило, к которому невозможно попасть! А мне помогли, моя клиентка вышла на него через своих знакомых и вот…
Продолжая говорить, мама привычно прижала Таню лопатками к спинке стула.
– Выпрямись! Опять перекосилась! И вообще, почему ты сидишь?! Тебе же ясно было сказано: делать уроки только лежа! Ты что, не понимаешь, как это важно?!
В мамином голосе послышались истерические нотки. Таня собиралась надерзить, как всегда, что-то резко ответить. Но сегодня почему-то вступать в пререкания не хотелось. Мама и так после развода с отцом была постоянно на взводе, чуть что, начинала плакать, то кричала на Таню, то начинала целовать и причитать, жалея и себя, и её. А тут вдруг такое редкое хорошее настроение.
Таня лишь на минуточку, как она думала, зашла на сайт «Пиши сам» и… застряла там на целый час. И пропустила время маминого возвращения. На сайте выложили новый фанфик, его написал один из самых успешных авторов сайта, и Тане очень хотелось, чтобы именно её позвали в рецензенты. Она и сама пыталась писать фанфики, выкладывала их, но читателей у неё пока было мало. И редактировать ей почти не доверяли.
– Мам, да я только за учебником встала, вот. – Таня в доказательство протянула маме учебник. – Честное слово. И уроки я уже почти все сделала.
Мама подозрительно посмотрела на Таню, но промолчала.
– Да, так вот! Завтра мы идём к этому врачу. Он посмотрит твою спину и ноги, назначит лечение. И он нам обязательно поможет! Обязательно! Я очень на него надеюсь!
Таня смотрела в окно, где играли в снежки мальчишки, а малышня лепила снежную бабу. Она представила, как идёт в новеньких сапожках по хрусткому снегу, он скрипит и сминается под её ногами. Таня наклоняется и, зачерпнув горсть снежной каши, откусывает кусочек от комочка, спрессованного в варежке. Комок снега пахнет мокрой шерстью и почему-то яблоками. Таня протаптывает тропинку к качелям, смахивает с них снежную пыль, садится и взмывает прямо к верхушкам деревьев, взмывает…
– Таня! – Мама уже на кухню ушла, пока она тут размечталась. – Иди, солнышко, обедать…
Таня вздохнула, нащупала рукой костыли, привычно привстала, перенесла тяжесть тела на рукоять канадки и закрыла окно занавеской. Нечего им тут… мелькать. И пошла на кухню, тяжело переставляя непослушные ноги.
***
Тане было два с половиной года, когда у неё на позвоночнике обнаружили огромную опухоль. Обнаружили не сразу, лечили полгода от воспаления лёгких. Она таяла на глазах недоумевающих педиатров, а когда её случайно увидел опытный врач-нейрохирург, опухоль уже достигла устрашающих размеров и угрожала Таниной жизни так же реально, как акула-людоед – пловцу в открытом океане.
– Решайте, – доктор помедлил. – Не оперировать – умрёт месяца через два, оперировать… Словом, думайте.
– Сколько у нас есть времени? – прошептала мама.
Врач ещё раз внимательно посмотрел на рентгеновский снимок.
– Полчаса.
Эти несколько мучительных лет реабилитации после сложнейшей операции, наверное, запомнила только её мама, устроившаяся в больницу санитаркой. Всё-таки Таня была ещё малышкой, и жуткие дни и часы в детской памяти надолго не задержались.
Но однажды она проснулась от того, что кто-то во сне злорадно прошипел ей на ухо: «А теперь у тебя не будет ног… Я их заберу себе, себе, себе!!!» Таня помотала головой, отгоняя остатки кошмара, и прикоснулась к колену – вот же мои ноги, на месте… На месте?! Вот колено, но почему она его не чувствует?! Она попыталась приподняться и снова упала на подушку. Она не понимала, что нужно сделать, чтобы поставить ногу на пол: это простое действие словно кто-то вычеркнул из перечня таких же привычных, выданных ей с рождения, и отправил испорченный листок в мусорное ведро.
– Мам… Мама! Мама!!! Я не чувствую ноги! Я не чувствую но-о-ги-ии!!!
– Танечка, милая, что ты, что ты, где болит? – Мама спросонья пыталась приподнять ей голову, гладила, ощупывала руки и, наверное, ноги. Таня этого не ощущала.
– Парализация… – усталый врач сердито, будто Таня в этом виновата, произнёс незнакомое и оттого ещё более пугающее слово. – Будем вытаскивать, шансы есть…
Пришлось им с мамой лежать в клинике больше месяца. И пошли нескончаемой чередой больницы, санатории, платные и бесплатные курсы лечения, бабки-целительницы, экстрасенсы… Из-за увлечённости мамы и бабушки всякими «нетрадиционными» методами, после которых, как обещали их авторы, Таня встанет и побежит – убегали пока только немалые средства, которые тратились на это «лечение», – папа и поссорился с мамой. И ушёл, потому что так и не смог доказать ни жене, ни тёще, что этим шарлатанам нужны только их деньги, а лучше слушать дипломированных врачей, которые всё же обещали, что Таня сможет ходить самостоятельно. Она и правда могла. Пройти несколько шагов вдоль стенки.
Теперь каждый раз после малейшего стресса или испуга наступала полная парализация нижней части тела. Потом начиналось возвращение к жизни. Первой «просыпалась» кожа на ногах. Тане казалось, что кожу с неё содрали живьём: каждое прикосновение было настолько мучительным, что однажды она в полубессознательном состоянии вырвала у себя на голове клок волос. Это было не так больно…
Таня не помнила, чтобы она ходила без костылей или трости. Или уж тем более бегала.
– Тань… – Мама старательно отводила глаза. – Может, в коляске удобнее будет, а? Всё-таки трость какая-то ненадёжная, соскользнёт в ямку, упадёшь, не дай Бог…
Мама боялась малейшей ситуации, в которой Таня могла бы распереживаться, расплакаться. И Таня, если честно, этим пользовалась по полной. Ей и так было не занимать упрямства, а теперь, когда её все оберегали, как хрупкую новогоднюю игрушку, так и вовсе перестала обращать внимание на то, что часто делала маме больно. Мне же больно, так почему другим должно быть лучше, думала она. И так жёсткая, временами она была просто невыносимой. Понимала это. Но её кто-то все время будто толкал под руку: нагруби, ответь ехидно, передразни, скажи гадость. В школе с ней никто не дружил. Да и школу вскоре пришлось оставить, перенести занятия домой.
Нет, иногда ей хотелось всё бросить… Она же не железный дровосек какой-нибудь. Сесть в инвалидную коляску, да и ехать себе, никого не мучая. Ни маму, ни ноги свои непослушные, ни руки, которые тоже скоро перестанут слушаться от усталости. А как же этот лётчик в книжке, которую читала недавно? Мересьев… А ещё слышала про художника без рук. И ещё… вот этот человек, кажется, Ник Вуйчич, у него совсем нет ни ног, ни рук. А он книжку написал и по всему миру ездит. Но у Тани есть ноги. Ну и что, что они почти не слушаются, наука же идёт вперёд, и скоро, совсем скоро обязательно найдут какое-нибудь лекарство, которое поможет таким, как Таня.
А пока – очередной врач, консилиум, лекарства, болезненные процедуры… Таня тяжело вздохнула, поболтала ложкой в тарелке. Суп сегодня был грибной.
***
– Так, детка, встань вот сюда… Здесь больно? А здесь? Теперь повернись.
Таня, как послушная заводная кукла, выполняла просьбы доктора, моложавого человека лет пятидесяти с пышными усами и художественной сединой в волосах. От него приятно пахло каким-то хорошим парфюмом.
Таня принюхалась. Ну да, так пахло от папы в последнюю их встречу. Папа любил хороший парфюм и дорогие галстуки. И вообще… он казался Тане самым красивым и самым добрым на свете. Он приходил часто, давал на лечение деньги, только требовал от мамы отчёта, что ушли они не в карман ко всяким шарлатанам. Они подолгу сидели в Таниной комнате, много разговаривали, папе все было интересно: чем Таня занимается, что её увлекает. И она именно папе показала свои первые сочинения, сказки, небольшие рассказы-фэнтези. Папа её хвалил, а Таня гордилась его похвалой. Ещё бы, ведь папа работал в большом издательстве и, может быть, когда-нибудь… Впрочем, если Таня и напишет настоящий роман, она пошлёт его в другое издательство, чтобы не говорили: а, это же дочка Алексея Михайловича. Ну да, ну да, не без способностей…
– Детка, ты меня слышишь? – Таня вынырнула из воспоминаний и уставилась на врача. – Ты согласна?
Таня помотала головой.
– Нет. А с чем?
Мама громко вздохнула.
– Вот сначала нужно спросить – с чем, а потом говорить «нет». – Доктор назидательно поднял вверх палец. – Я предлагаю твоей маме отправить тебя в реабилитационный центр. Это очень хороший центр, он даже называется красиво, «Эдельвейс». Дети с твоим заболеванием проходят там серьёзный курс лечения. А я главный врач этого центра. Но придётся пожить у нас полгода. Не меньше. И лечение платное. Но…
Таня в ужасе уставилась на маму.
– Нет! – снова вырвалось у неё.
Мама молчала и смотрела куда-то за Танину спину. Что она там разглядывала, было непонятно, потому что за Таниной спиной была лишь голая стена с одиноким плакатом, изображавшим несчастного мальчика с искривлённым позвоночником, неправильно сидящего за партой.
– Елена Андреевна, подумайте! Я далеко не всем делаю такое предложение. – Доктор снял очки в модной дорогой оправе и устало потёр переносицу. – У нас и мест свободных почти не бывает. Вот сейчас освободилось одно. Но решение нужно принимать сегодня-завтра.
Мама сжала губы в тонкую полоску, кивнула и повернулась к Тане.
Глава 2
Машина остановилась у красивых кованых ворот. Водитель посигналил, и ворота стали медленно открываться. Таня сидела сзади и упрямо смотрела в окно, не отвечая на мамины вопросы. Мама всю дорогу до центра «Эдельвейс» весело болтала, в красках расписывая Тане, как здорово здесь лечиться, и что сюда они попали просто по счастливой случайности. И папа сразу согласился, оплатил недешевое лечение полностью. Он тоже поверил, что Таню здесь поставят на ноги.
– Мы так все об этом мечтаем! – Мама снова обернулась к Тане и, будто не замечая её надутой физиономии, счастливо засмеялась.
Таня упорно смотрела в окно. Пусть знают, как она уже ненавидит этот проклятый «Эдельвейс». Ведь ещё и месяца не прошло, как она вернулась после очередной реабилитации. Там тоже обещали, что Таня не только сможет ходить сама, но и пройдут эти ужасные боли, которые терзают её уже столько лет. Но ничего не изменилось. Наоборот, Тане стало казаться, что ей ещё хуже, пару раз у неё снова отнимались ноги и боль возвращалась с новой силой. Невыносимая жуткая боль. Сколько ей ещё терпеть? Кому в этот раз поверить?
Машина медленно ехала по дорожке из гравия, окружённой деревьями. Один поворот, другой… Из тумана медленно выступал дом. Он был… какой-то необычный. По крайней мере, совсем не похож на те дома, в которых находились санатории и лечебницы, где Таня уже побывала. Этот дом скорее был похож на старинный замок. Или на дом из фильма «Другие», который Таня посмотрела тайком от мамы.
На крыльце их уже ждали. Высокий мужчина с добрыми глазами в сером шерстяном свитере, полная тётенька с румянцем во всю щеку (повариха небось, подумала Таня) и строгого вида женщина неопределённого возраста в белом халате и туфлях на высокой шпильке. Её очень тёмные, почти чёрные волосы были стянуты на затылке в строгий пучок так, что казалось, будто кожа на лбу сейчас лопнет. Ярко-красная помада на тонких губах, прямая спина, жёсткий взгляд. Бррр… Таня поёжилась, и по спине пробежал холодок. Она беспомощно оглянулась на маму. Но та, будто не замечая ничего странного, мило улыбалась встречающим.
– Здравствуйте! – Мужчина подхватил Танин чемодан. – Я сразу отнесу в твою палату. Меня зовут Михаил Иванович, я завхоз.
– Деточка, давай помогу! – Толстая тётенька неожиданно проворно для своей комплекции подскочила к Тане, которая неловко выбиралась из машины.
– Не надо, я сама! – резко ответила Таня. Наверное, это вышло слишком грубо.
– Она сама, мы так её настраиваем, – извиняющимся тоном сказала мама.
– Ну что ж, добро пожаловать в наш центр реабилитации «Эдельвейс». – Строгая дама в белом халате протянула маме руку. – Меня зовут Элиза Каспаровна, я заместитель главного врача санатория.
«Кошмаровна», – тут же определила Таня.
***
Ну вот наконец новенькая приехала… Надо бы познакомиться поближе. Интересно, в какую её определят палату? А то я уже здорово заскучал. Наш реабилитационный центр очень старый, его ещё в позапрошлом веке основал какой-то знаменитый немецкий врач. Сначала здесь была институтская клиника. А «Эдельвейс» – это потому, что такой цветок есть. Он на вид хрупкий, но на самом деле очень сильный, пробивается даже сквозь камни и растёт только в горах. И больные дети должны… Бороться. Так всё время говорит главный врач.
***
Таня с мамой вошли в вестибюль здания. В нём было прохладно и тихо. Не было слышно ни голосов, ни шума, который обязательно должен быть там, где есть дети. В здании стояла оглушающая тишина. Тихий час? Время утреннее, не больше одиннадцати. Наверное, все на улице, вон сегодня какая погода: тепло, солнечно, снег так и просится в руки, чтобы слепить из него снеговика или крепость. А потом защищать её от неприятеля, забрасывая «врагов» снежками. И валяться в сугробах, и скатываться с горки на пятой точке. И после сдирать со штанов намертво примёрзшие ледышки и скусывать с варежек горьковатый шерстяной лёд. И греть окоченевшие красные пальцы на горячей батарее в подъезде. А, ну да, батареи здесь нет. И вообще – она не дома. Она в знаменитом центре «Эдельвейс», где её совершенно точно вылечат. И Таня даже немного повеселела. Ну подумаешь, полгода пролетят быстро, зато потом… Она постарается, она будет ходить на все ненавистные процедуры, она потерпит.
На второй этаж вела широкая лестница. Мама посмотрела на Таню.
– Девочка может подняться на лифте, – холодно произнесла Элиза Каспаровна, хотя стояла к ним спиной и не видела маминого вопросительного взгляда.
– Нет, я пойду по лестнице, – твёрдо ответила Таня и сделала первый шаг.
Элиза Каспаровна обернулась, но на её мраморном лице не отразилось никаких эмоций. Она только пожала плечами. Мама всё же поднималась за Таней, немного страхуя её сзади. На площадке между этажами Таня чуть-чуть постояла и снова шагнула на ступеньку. И вдруг её нога подвернулась, она вскрикнула, уронила свою канадку и схватилась рукой за перила. Мама ойкнула и прижала Таню к себе так, что та чуть не задохнулась.
– Возьмите. – Какой-то рыжий мальчишка протягивал ей костыль. Откуда он взялся-то? Не было же никого в вестибюле. Прямо привидение какое-то. А что, в таком замке вполне может быть.
– Спасибо. – Таня даже не рассмотрела его, взяла костыль и опёрлась о мамину руку. Ей было неловко за свою самонадеянность. Но ведь если она не будет двигаться, ей никогда не вылечить болезнь. Это ещё давно ей сказал добрый и любимый старый доктор Николай Николаевич, который лечил её с детства. Она должна сама ходить! И это не обсуждается. Пусть больно, страшно, но только так она поможет себе. И другим так будет легче помогать ей.
Элиза Каспаровна промолчала, но было видно, что Танино упрямство ей непонятно. И даже неприятно. И она сделает всё, чтобы настоять на своём и заставить Таню подчиниться. Ну что ж, посмотрим.
Таня с вызовом посмотрела Кошмаровне прямо в глаза и продолжила, сцепив зубы, подниматься по лестнице. Рыжий мальчишка с уважением смотрел ей вслед.
***
Ого, сильная какая, с характером! Только у Элизы не сорвёшься, она быстро обломает. Никто ещё не устоял. Надо бы за ней понаблюдать, интересная девчонка.
Вижу, что ей очень больно. Я все время жду новичков и надеюсь, что их боль сильнее моей. Но каждый раз мои ожидания не оправдываются. Ну да, болит, ну похныкать можно на осмотре. Но так, чтобы боль пронизывала всё тело, ошпаривала, как кипятком, когда больно так, что начинают трястись колени, а зубы лихорадочно стучать… Так ещё ни у кого не было. Посмотрим, что у новенькой.
***
Элиза Каспаровна открыла свой кабинет и пригласила маму и Таню входить. За ними впорхнула полная дама, которую звали Марина Валерьевна. Она оказалась старшей медсестрой, а совсем не поваром.
– Марина Валерьевна, возьмите у пациентов их документы, медкарту и передайте мне, – Элиза Каспаровна сказала это так, будто предлагала своей придворной статс-даме поднести ей ожерелье из шкатулки, которое нужно надеть, собираясь на бал.
Мама засуетилась, достала из сумки плотно набитую папку с кучей выписок и диагнозов Тани, протянула шустрой Марине Валерьевне, которая, сладко улыбаясь, чуть ли не с поклоном передала бумаги Кошмаровне. Таня тут же окрестила медсестру Малиной Вареньевной.
– Присаживайтесь. – Элиза Каспаровна указала кивком на стул возле своего стола. – А ты, девочка, пройди вот сюда, к кушетке.
– Меня зовут Таня, – твердо сказала Таня и посмотрела на Элизу Каспаровну. Та сжала губы в тонкую полоску.
– Я это сейчас узнала бы из твоей карты. Не нужно спешить и перебивать взрослых. Ты уже поспешила на лестнице.
Мама растерянно смотрела то на Таню, то на врача. По её виду было понятно: она догадывалась, что Тане с её независимым характером будет здесь нелегко. Таня и сама об этом уже догадалась.
– Садись, детка! – К Тане подскочила сиропная Вареньевна, обняла за плечи душистыми мягкими руками. – Танечка, какое имя у тебя хорошее!
– И главное, редкое, – согласилась Таня.
– Татьяна! – Мама всплеснула руками.
– А что, она права, – залебезила Вареньевна, – сейчас детей так не называют. Всё больше Василисами да Софьями.
– Да, – согласилась мама, – в честь моей бабушки назвала. Она меня вырастила.
– И всё же, я бы попросила от ваших милых воспоминаний перейти к делу. – Элиза Каспаровна открыла Танину медицинскую карту. Она была каких-то устрашающих размеров, распухшая от подклеенных листочков, анализов и рекомендаций. – Так, что тут у нас…
«Тут у нас Кошмар вприкуску с Вареньем», – обречённо подумала Таня, слушая размеренный металлический голос Элизы Каспаровны. И так ей ясно эта картина представилась: Кошмаровна, бегущая от нагоняющей её волны из варенья, что она тихо засмеялась.
– Ничего смешного не вижу, – тут же отреагировала Кошмаровна. – Все очень, очень грустно! И прошу отнестись к моим словам серьёзно!
– Итак, Елена Андреевна. – Кошмаровна повернулась к Таниной маме. – Пожалуй, мы начнём нашу программу реабилитации вот с чего…
