На мое счастье, Хардин наконец-то уходит, и я могу расспросить Стеф о вечеринке. Мне нужно узнать подробности, чтобы не волноваться, а присутствие посторонних этому нисколько не способствует.
– Где будет эта вечеринка? Пешком дойдем? – спрашиваю я и, стараясь казаться спокойной, ровняю свои книжки на полке.
– Вообще-то, это вечеринка в самом большом из здешних студенческих братств. – Стеф с открытым ртом накладывает на ресницы очередной слой туши. – Это не в кампусе, но мы не пойдем пешком, Нэт нас подвезет.
Я рада, что не Хардин, хотя знаю, что он там тоже будет. Так или иначе, его компания кажется мне невыносимой. Почему он такой грубый? Пусть скажет спасибо, что я не осуждаю его за уродский пирсинг и тату. Ладно, может, я его и осуждаю, но по крайней мере не говорю ему об этом в глаза. Я хотя бы терпимо отношусь к чужим взглядам. В нашем доме татуировки и пирсинг совершенно неприемлемы. Мои волосы всегда причесаны, брови выщипаны, а одежда чистая и глаженая. Это воспринимается как должное.
– Ты меня слышишь? – прерывает мои размышления Стеф.
– Прости… что? – Неосознанно я в мыслях возвращаюсь к этому грубияну.
– Я говорю, давай готовиться: помоги выбрать мне, в чем идти.
Платья у моей соседки такие странные, что мне кажется, будто сейчас кто-нибудь выскочит и скажет, что нас снимает скрытая камера. От каждого меня просто передергивает, а Стеф смеется, видимо, считает мое отвращение забавным. Платье – точнее, лохмотья, – которое она, в конце концов, выбирает, представляет собой черную сетку, через которую прекрасно виден ее красный бюстгальтер. Единственная закрытая деталь наряда – это плотные черные трусы. Платье не доходит даже до середины бедра. Стеф подтягивает его, открывая ноги еще выше, затем наклоняется, демонстрируя глубокое декольте. Каблуки ее туфель – сантиметров десять, огненно-рыжие волосы стянуты в тугую косу, падающую на плечи, глаза подведены черным и синим еще гуще, чем раньше.
– Больно делать татуировки? – спрашиваю я, доставая свое любимое темно-бордовое платье.
– Первый раз да, но не так больно, как ты думаешь. Это как пчела, которая кусает тебя снова и снова, – говорит она, пожимая плечами.
– Ужасно, – говорю я, и Стеф смеется.
Мне приходит в голову, что она наверняка считает меня странной так же, как я ее. То, что мы мало знакомы, как ни удивительно – нам на руку.
Она таращится на мое платье.
– Ты что, действительно собираешься это надеть?
Я провожу рукой по ткани. Это мое лучшее, любимое платье, хотя нарядов у меня не так уж и много.
– А что с ним не так? – спрашиваю я, пытаясь скрыть обиду.
Воротничок доходит до шеи, рукава закрывают руки на три четверти, оставляя открытыми только локти. Темно-бордовая ткань мягкая, но прочная, из такой шьют деловые костюмы.
– Ничего… просто оно такое… длинное, – говорит она.
– Да оно едва колени прикрывает.
Я не понимаю, догадалась ли Стеф, что я обиделась, но почему-то не хочу, чтобы она это знала.
– Оно хорошее. Просто мне оно кажется слишком строгим. Может, ты хочешь взять что-нибудь из моего? – искренне предлагает она.
От этого предложения меня бросает в дрожь.
– Спасибо, Стеф. Думаю, обойдусь, – отвечаю я и начинаю завиваться.
Завивка и укладка готовы; я закалываю пряди у лица с обеих сторон, чтобы не падали.
– Хочешь взять что-нибудь из моей косметики? – спрашивает Стеф, и я снова смотрюсь в зеркало.
Глаза всегда кажутся мне слишком большими, и я предпочитаю минимально подчеркивать их макияжем, разве что крашу ресницы.
– Ну, может, немного глаза подвести, – неуверенно говорю я.
Стеф с улыбкой протягивает мне три карандаша: фиолетовый, черный и коричневый. Я верчу их в руках, выбирая между черным и коричневым.
– Фиолетовый к твоим глазам отлично подойдет, – говорит Стеф, я улыбаюсь, но отрицательно качаю головой. – У тебя уникальные глаза – продать не хочешь? – шутит она.
У нее самой прекрасные зеленые глаза; зачем ей мои? Беру черный карандаш и подвожу глаза тонюсенькой линией, получая от Стеф поощрительную улыбку.
Звонит ее телефон, соседка хватает сумочку.
– Нэт пришел.
Я тоже беру сумочку, поправляю платье и натягиваю свои плоские белые кеды, на которые Стеф взирает весьма однозначно, но не комментирует.
Нэт ждет у входа, из открытого окна его машины ревет хард-рок. Оглядываюсь и вижу, что на нас все смотрят. Опустив голову, я внезапно натыкаюсь взглядом на Хардина, сидящего на переднем сиденье. Должно быть, он наклонился, и я не заметила его сразу. Черт.
– Дамы, прошу, – говорит Нэт.
Хардин смотрит, как я забираюсь в машину вслед за Стеф и оказываюсь на сиденье прямо позади него.
– Тереза, ты ведь в курсе, что мы собрались на вечеринку, а не в церковь? – говорит Хардин, и я вижу в боковом зеркале, как он ухмыляется.
– Пожалуйста, не называй меня Тереза. Мне нравится Тесса, – отвечаю я.
Странно, он даже знает мое полное имя? Оно напоминает мне об отце, поэтому я предпочитаю его не слышать.
– Конечно, Тереза.
Я откидываюсь на сиденье и закатываю глаза; нечего отвечать на подколки, время тратить.
Пока мы едем, я смотрю в окно, пытаясь не замечать грохочущей музыки. Наконец, Нэт паркуется на обочине оживленной улицы, вдоль ряда больших и почти одинаковых светлых домов. Черными буквами выведено название студенческого братства, но я не могу разобрать ни слова, фасад полностью скрыт вьющимся виноградом. От дома беспорядочно растянуты ленты туалетной бумаги, шум и гам: типичная картина.
– Дом такой большой; сколько там может быть людей? – ахаю я.
На газоне перед домом полно народу с красными кружками в руках, некоторые танцуют. Я отстаю от своей компании.
– Людей куча, пошли, – отвечает Хардин, выходя из машины.
С заднего сиденья я вижу, как несколько человек здороваются с Нэтом за руку, не обращая внимания на Хардина. К моему удивлению, никто больше не татуирован так, как он, Нэт или Стеф. Может быть, сегодня я все-таки найду себе друзей.
– Идешь? – Стеф улыбается и выскакивает из машины.
Я киваю, скорее сама себе, и вылезаю, еще раз поправляя платье.
Хардин уже зашел в дом; прекрасно, надеюсь, я не увижу его до конца вечера. Судя по количеству народа, так оно и будет. Я иду вслед за Нэтом и Стеф по битком забитой гостиной, получаю красную кружку. Пытаюсь вежливо отказаться «нет, спасибо» – но уже поздно, я понятия не имею, кто мне ее передал. Ставлю чашку на стол и двигаюсь за Стеф. Мы доходим до компании, оккупировавшей диван. Судя по тому, как встречают моих спутников, это друзья Стеф. К сожалению, все они в татуировках. Хардин тоже сидит на диване, я стараюсь не смотреть на него. Стеф представляет меня.
– Это Тесса, моя соседка. Она только вчера приехала, я решила показать ей, как у нас веселятся в выходные.
Все дружески кивают мне и улыбаются (кроме Хардина, конечно). Очень красивый смуглый мальчик протягивает мне руку. Рука холодная, потому что ею он держал стакан, зато улыбка у мальчика теплая. Во рту что-то блестит, кажется, колечко в языке, но я не уверена, он слишком быстро замолкает.
– Я Зед. Ты на чем? – спрашивает он.
Я замечаю, как он изучает мое длинное платье, слегка улыбается, но ничего не говорит.
– На английском, – говорю я, радостно улыбаясь.
Хардин фыркает, но я не обращаю внимания.
– Круто. Я в малине, – смеется Зед.
В малине? Что это значит?
– Хочешь выпить? – спрашивает он прежде, чем я успеваю спросить про малину.
– Нет, я не пью, – говорю я, и он пытается скрыть улыбку.
– В духе Стеф тащить на тусовку всяких девочек-монашек, – бормочет себе под нос девушка с розовыми волосами.
Делаю вид, что не слышу, потому что сегодня хочу избежать любых конфликтов. Монашек? Во мне нет ничего пуританского! Да, я много работала и училась, чтобы здесь оказаться, а когда отец от нас ушел, мама работала изо всех сил, чтобы обеспечить мое будущее.
– Пойду, подышу свежим воздухом.
Я хочу уйти. Любой ценой нужно предотвратить ссору. Не стоит заводить врагов, пока у меня еще нет друзей.
– Хочешь, я пойду с тобой? – окликает меня Стеф.
Я качаю головой и иду к двери. Я знаю, не надо было приходить. Я сейчас должна сидеть в пижаме на своей кровати, свернувшись калачиком, с романом в руках. Я могла бы поболтать по скайпу с Ноем, по которому жутко соскучилась. Даже просто спать лучше, чем торчать на этой ужасной вечеринке в компании пьяных незнакомцев. Решаю написать Ною. Я иду на периферию лужайки, где меньше всего людей.
«Я скучаю по тебе. В колледже пока что совсем не весело». Отправляю эсэмэс и сажусь на каменный бортик, ожидая его ответа. Группа пьяных девчонок проходит мимо, путаясь в собственных ногах и хихикая.
Ной быстро отвечает. «Почему? Я тоже скучаю по тебе, Тесса. Я так хочу сейчас быть с тобой». И я улыбаюсь его словам.
– Блин, прости! – произносит мужской голос, и в тот же момент я чувствую, как холодная жидкость заливает мне платье. Парень спотыкается и прислоняется к низкому бортику. – Мне плохо реально, – бормочет он, сползая на землю.
Веселье – хуже не придумаешь. Сначала какая-то девица называет меня монашкой, а теперь еще платье залито непонятным пойлом и воняет. Застонав, я хватаю телефон и иду в дом, чтобы найти ванную. Проталкиваюсь через переполненный коридор, пытаясь открыть все двери подряд, но они заперты. Я стараюсь не думать, что за ними происходит.
Я иду наверх и продолжаю поиски. Наконец, незапертая дверь. Увы, это не ванная. Это спальня; о ужас: там лежит Хардин, а девушка с розовыми волосами ритмично двигается у него на коленях.
Девушка оборачивается и смотрит на меня, я пытаюсь уйти, но ноги не слушаются.
– Чего тебе? – спрашивает она.
Хардин садится, удерживая партнершу на себе. Его лицо непроницаемо – ни неловкости, ни смущения. Видимо, для него это обычное дело. Может, он посещает такие вечеринки в студенческих братствах только для того, чтобы заниматься сексом со случайными девчонками.
– Ой, извините, я… Я искала ванную, кто-то опрокинул на меня стакан, – быстро объясняю я.
Очень глупо. Девушка впивается губами в шею Хардина, и я отвожу глаза. Эти двое хорошо друг другу подходят. Оба в татуировках, оба грубые.
– Ну ладно, пойду, поищу ванную.
Девица закатывает глаза, и я, опустив голову, выхожу из комнаты. Захлопываю дверь и прислоняюсь к ней спиной. Пока что в колледже совсем не весело. Совершенно не понимаю, как сборища, вроде этого, можно считать веселыми. Вместо того чтобы искать ванную, решаю найти кухню и замыть платье там. Последнее, что мне хочется делать, это открывать двери и находить там пьяных возбужденных студентов друг на друге.
Кухню найти не трудно, но там не повернуться – в основном из-за бутылок в ведрах со льдом на полу и плоских коробок с пиццей на столах. Пробираюсь к раковине, чтобы смочить бумажное полотенце. Когда я вытираю им пятно, мелкие белые катышки от дешевой бумажной салфетки размазываются по мокрому, и становится только хуже. Отчаявшись, я со стоном сажусь на стол.
– Веселишься? – спрашивает Нэт, подходя ко мне.
Я рада знакомому лицу. Он мило улыбается и отпивает из своего стакана.
– Не совсем… А долго обычно длятся такие вечеринки?
– Всю ночь… и половину следующего дня, – смеется он.
Я в шоке. Когда же Стеф собирается возвращаться? Надеюсь, скоро.
– Погоди, – волнуюсь я, заметив его опухшие глаза. – Кто нас повезет обратно в общежитие?
– Не знаю… Если хочешь, можешь взять мою машину, – говорит он.
– Спасибо, конечно, но не могу. Если я во что-нибудь врежусь или меня остановят с пьяными подростками в машине, будет много проблем.
Представляю себе выражение лица мамы, вытаскивающей меня из тюрьмы.
– Да нет, это же совсем недалеко! Просто возьми мою машину. Ты даже не пила. Или придется остаться здесь, ну, или я могу спросить, если кто-нибудь…
– Ладно, все нормально. Я что-нибудь придумаю.
Успеваю ответить – и тут все заглушает музыка, и становится не слышно ничего, кроме басов и отдельных слов.
Все яснее понимаю, что, приехав сюда, я сделала большую ошибку.
Наконец, после долгих поисков и воплей «Стеф!», когда оглушительная музыка сменяется тихой песней, Нэт, смеясь, кивает мне и машет рукой на соседнюю комнату. Он такой милый – зачем только он водится с Хардином?
Поворачиваюсь, куда было сказано, вижу Стеф и слышу собственный изумленный возглас. Стеф и две другие девушки танцуют на столе. Какой-то пьяный парень поднимается, подходит и хватает Стеф за бедра. Жду, что она отбросит его руки, но она только улыбается и отталкивается от него тазом. Отлично.
– Они просто танцуют, Тесса, – говорит Нэт и фыркает от смеха, увидев мое лицо.
Но они не просто танцуют; они ошупывают друг друга и трутся телами.
– Да… Знаю.
Я пожимаю плечами так, будто не вижу в этом ничего необычного. Я никогда не танцевала, даже с Ноем, хотя мы вместе два года. Ной! Лезу в сумочку за телефоном проверить сообщения.
«Тесс, ты тут?»
«Тесс? Ты в порядке?»
«Тесса? Мне позвонить твоей маме? Я волнуюсь».
Я набираю номер Ноя со скоростью, на которую только способны мои пальцы, и молюсь, чтобы он не успел позвонить маме. Он не берет трубку, но я отправляю ему сообщение, что все в порядке и звонить маме не стоит. Если она узнает, что в колледже со мной что-то случилось в первые же выходные, она будет в шоке.
– Ээээй… Тесса! – Стеф, шатаясь, кладет голову мне на плечо. – Еще веселишься, соседка? – Она пьяно хихикает. – Думаю, что… Мне надо… Комната тратится, Тесс… То есть крутится, – бормочет она, смеясь, и ее ведет вперед.
– Она сейчас отключится, – говорю я.
Нэт кивает, берет Стеф на руки и закидывает себе на плечо.
– За мной, – командует он и поднимается наверх.
Открывает дверь где-то посреди коридора: он нашел ванную быстрее, чем я. Опускает Стеф на пол, и ее тут же начинает рвать. Я смотрю в сторону, удерживая ее рыжие волосы подальше от лица.
Наконец (я еле могу выдержать такую долгую рвоту), она успокаивается, и Нэт протягивает мне полотенце.
– Давай отведем ее в комнату напротив и положим на кровать. Ей надо проспаться, – говорит он. Я киваю и тут же понимаю, что не могу оставить Стеф одну, без сознания. – Ты там тоже можешь остаться, – говорит он, будто бы прочитав мои мысли.
Вдвоем поднимаем ее с пола и ведем по коридору в темную спальню. Аккуратно укладываем стонущую Стеф на кровать, и Нэт тут же исчезает, сказав, что проведает нас попозже. Я сажусь рядом со Стеф, чтобы убедиться, что ее голова повернута набок.
Трезвая, рядом с пьяной девицей посреди шумной вечеринки. Да уж, опускаюсь на более низкий уровень. Я включаю лампу, чтобы осмотреть комнату, и утыкаюсь взглядом в книжные полки, полностью занимающие одну из стен. С интересом читаю заголовки. Хозяин библиотеки внушает уважение: здесь много классики, самые разные произведения, в том числе и несколько моих любимых. Нахожу «Грозовой перевал», беру с полки. Книжка изрядно потрепана, видимо, читали ее не раз.
Так глубоко ухожу в повествование Эмилии Бронте, что не замечаю ни света от открытой двери, ни появления еще одного человека.
– Какого черта ты делаешь в моей комнате? – раздается позади меня сердитый голос.
Я уже знаю, чей это акцент.
Хардин.
– Я спрашиваю, что, черт возьми, ты делаешь в моей комнате? – повторяет он так же резко, как в первый раз.
Обернувшись, я вижу его длинные ноги. Хардин выхватывает у меня из рук книгу и швыряет обратно на полку.
Голова кругом. Я уж думала, что хуже быть не может, – и вот я еще и в комнате Хардина.
Он грубо окликает меня и машет ладонью перед глазами.
– Нэт велел привести сюда Стеф, – лепечу я едва слышно. Хардин подходит на шаг и с шумом втягивает воздух. Я указываю на постель, и он переводит взгляд. – Она слишком много выпила, и Нэт сказал…
– Я уже понял.
Он явно расстроенно проводит рукой по грязным волосам. Почему ему так не нравится, что мы в его комнате? Стоп!
– Ты член этого братства? – спрашиваю я.
В моем голосе звучит нескрываемое изумление. Хардин очень далек от моего представления о студентах, входящих в такие сообщества.
– Да, и что? – отвечает он, подходя еще на шаг. Расстояние между нами – не больше двух футов, и когда я пытаюсь немного отодвинуться, то упираюсь спиной в книжный шкаф. – Для тебя это сюрприз, Тереза?
– Хватит называть меня Терезой.
Он загоняет меня в угол.
– Тебя же так зовут, правда? – Он усмехается, немного оживляясь.
Я вздыхаю и отворачиваюсь, упираясь лицом в книжные полки. Не знаю, куда мне идти, но хочу куда-нибудь деться от Хардина, иначе я его стукну. Или расплачусь. У меня был тяжелый день, так что я скорее расплачусь, чем дам пощечину. Скорее всего, так и будет.
Я поворачиваюсь и прохожу мимо него.
– Она не может тут оставаться, – говорит он.
Обернувшись, я замечаю у него в губе колечко. Почему он решил проколоть губу и бровь? Это, наверно, очень больно… и к тому же подчеркивает его полные губы.
– Почему? Я думала, вы друзья?
– Так и есть. Но никто не остается в моей комнате.
Его руки сложены на груди, и в первый раз с момента знакомства я разбираю, что изображено на тату. Это цветок, в центре предплечья. Хардин – и цветок? Издалека похоже на розу в черно-серых тонах, к тому же ее дополнительно оживляют полутени.
Чувствуя злость и раздражение, я усмехаюсь.
– Да… понимаю. Значит, к тебе могут заходить только девчонки, которые с тобой спят?
Он хмыкает.
– Та комната была не моя. Но если ты пытаешься сказать, что хочешь со мной переспать, то, извини, ты не в моем вкусе.
Не знаю почему, но его слова меня сильно задевают. Хардин далек от моего типа мужчин, но я никогда не сказала бы ему это вслух.
– Ты… ты…
От возмущения не могу подобрать слова. Музыка за стеной гремит все назойливей. Я смущена, разозлена и не знаю, что ответить. Продолжать пререкания бессмысленно.
– Хорошо. Тогда отведи ее в другую комнату, а я возвращаюсь в общежитие.
Когда я хлопаю дверью, то сквозь шум слышу насмешливый голос Хардина:
– Спокойной ночи, Тереза.
На лестнице не могу сдержать слез. Я уже ненавижу колледж, хотя занятия еще не начались. Почему мне не попалась соседка, похожая на меня? Я должна сейчас отсыпаться перед понедельником. Я не создана для таких вечеринок, и мне не стоит общаться с такими людьми. Мне нравится Стеф, но я не хочу присутствовать при таких сценах и общаться с людьми типа Хардина. Для меня он загадка; с одной стороны, я не понимаю, как он может быть таким придурком? Но потом думаю о книжных полках – зачем ему все это? Что такой грубый, циничный, татуированный болван, как Хардин, может понимать в этих прекрасных произведениях? По-моему, единственное, что он способен прочесть, это этикетка на пивной бутылке.
Утирая слезы, я понимаю, что не знаю, где нахожусь и в какой стороне общежитие. Чем больше я думаю о том, что случилось, тем больше раздражаюсь и злюсь.
Я должна была это предусмотреть; именно потому, что я всегда все просчитываю, такие вещи не происходят. Дом до сих пор битком, по-прежнему музыка гремит. Нэта нигде не видно, Зеда тоже. Может, стоит просто найти пустую спальню и лечь на полу? Тут по меньшей мере пятнадцать комнат, может, повезет, и я найду пустую? Я не могу успокоиться, как ни стараюсь, но не хочу, чтобы внизу меня видели в таком состоянии. Я захожу в ванную, где была со Стеф, и сажусь на корточки.
Набираю Ноя, и на этот раз он берет трубку.
– Тесс? Уже поздно, у тебя все нормально? – произносит он заспанным голосом.
– Привет. Нет! Я пошла на дурацкую вечеринку с соседкой и застряла в каком-то доме, тут негде спать, и я не знаю, как вернуться в общежитие, – рыдаю я в трубку.
Понимаю, что моя ситуация – отнюдь не вопрос жизни и смерти, но я слишком подавлена, чтобы самостоятельно с ней разобраться.
– На вечеринку? С этой рыжей? – удивленно спрашивает Ной.
– Да, со Стеф. Но она отключилась.
– Ух ты, а почему ты с ней пошла? Она же такая… в общем, ты вроде с такими не водишься, – говорит он.
Его менторский тон меня раздражает. Я хотела, чтобы он поддержал меня, заверил, что завтра все будет хорошо, сказал что-нибудь позитивное, а не такое холодное и осуждающее.
– Это не все, Ной, – говорю я, но в этот момент дверная ручка дергается, и я встаю с корточек. – Минуточку! – кричу я человеку снаружи и вытираю глаза куском туалетной бумаги, отчего макияж размазывается еще больше: именно поэтому я редко пользуюсь карандашом для глаз.
– Я тебе перезвоню; кто-то ломится в ванную, – говорю я Ною и отключаюсь прежде, чем он успевает возразить.
Снаружи снова начинают стучать, и я в спешке открываю, все еще вытирая, глаза.
– Я же сказала, мин…
И затыкаюсь, увидев знакомые зеленые глаза.