Анна Т. Ф.
Ловушка
То, что он умер, еще не доказывает, что он жил
С. Е. Лец
– Твою ж… – тихо прошептала Эмма, медленно отступая ко мне.
– Ты чего? – обернулся на нее Сашка.
Эд молча подошёл к сестре, коснулся плеча. Она вздрогнула. Распахнутые в испуге глаза смотрели в сторону, не моргая. Замерший в попытке вдохнуть рот дрогнул. Губы едва заметно шевельнулись:
– Там…
Эмма заторможено показала рукой вправо, вынуждая нас повернуться.
– Что «там»? – обеспокоенно спросил Сашка.
– Показалось… человек стоит…
Наконец Эмма мотнула головой, будто стряхивая пелену наваждения.
– Тебе б очки носить, – буркнул Эд и снова посмотрел в указанную сторону. – Видно же, что коряга обычная. Тут весь лес, наверное, в таких. Каждую будешь бояться?
– Тебе видно, а мне нет! – она, вывернув руку за спину, потянулась к боковому карману своего рюкзака за бутылкой воды. – Ты посмотри, как силуэт похож. Ещё и блеснуло что-то. Будто в руках топор. Вот я и испугалась.
Пока Эмма жадно пила, я присмотрелась к коряге. Наверное, заметь я ее боковым зрением, тоже бы напугалась. Если не вглядываться в детали, то вполне получалась фигура высокого широкоплечего человека в черном балахоне. А если бы у него еще и топор был… Так себе встреча, на мой взгляд. Особенно в этом лесу…
– Ребят, а у вас инет есть? – спросил Сашка, глядя на экран смартфона. – У меня сеть пропала.
– У меня тоже, – покачала я головой, проверив свой.
– У меня показывает «эйч плюс», – Эмма повернула экран смартфона к Сашке. – Это что вообще значит?
– Ничего хорошего, – с привычными нотками недовольства выдохнул Эд. – И сдалась вам эта глухомань?! Чё дома не сиделось…
– Тебе волю дай, с дивана б не слез, – снисходительно улыбнулась Эмма. – Обломов двадцать первого века. Ты скоро, как те человечки из «Валл-И», будешь. Пузатый и с короткими ручками.
– Ага, прям как Ти-Рекс, – усмехнулся Сашка и, прижав локти к телу, принялся скрюченными пальцами тянуться к Эмме. – Хотя нет, те за жратвой всё-таки бегали.
– Очень смешно, – сморщился Эд. – Может, пойдем уже?
– Пойдем, – кивнул Сашка, – только сориентируюсь, где озеро…
Он, озираясь по сторонам, принялся поворачивать телефон на ладони, выбирая направление.
Что можно увидеть в бесконечном лабиринте деревьев, я не понимала. Куда ни глянь, всюду одинаковый вид.
Иногда на глаза попадались поваленные деревья. Одни, безжизненно согнувшись, припадали к уродливым огрызкам пней, другие и вовсе были вырваны с корнем.
Не было обычного для лиственного леса аромата грибов, в воздухе стоял запах прелой листвой и сырого мха.
Глухо стонали высохшие стволы, из последних сил привалившись к соседям. Их голоса да гуляющий по верхушкам ветер были единственными звуками леса. Ни птиц, ни машин вдалеке…
Наконец выбрав направление, Сашка бодро зашагал влево от жутковатой коряги.
Мы с Эммой шли рядом, Эд плелся сзади.
Землю местами укрывал скользкий мох. Его ворсинки, будто мокрые щупальца, липли к штанинам, норовили пробраться под них. Торчащие повсюду ветки цепляли одежду, били по телу.
Несмотря на обещанную жару, в лесу было прохладно. Солнечные лучи с большой неохотой пробивались в подлесок сквозь плотные кроны.
Наконец, в царящем полумраке показался просвет – полянка с дрожащей ряской, окружающей кочки.
– Болото, похоже… – обернулся к нам Сашка. – Обходим?
– Ну разумеется! – воскликнул Эд, вытянув вперед и приподняв ногу, намекая, что мочить брендовые кеды он не намерен.
Зачем подруга везде таскала с собой брата, оставалось загадкой. Эдуард был угрюмым и нелюдимым. На вопрос «Как дела?» он неизменно жаловался на все, что его окружало: светит солнце – жарко; небо затянули тучи – холодно; идёт дождь – сыро. Казалось, при раздаче жизнелюбия он отдал все сестре, забрав себе уныние и апатию, предназначенные им на двоих.
Мы повернули направо, двигаясь по кромке поляны.
Здесь будто проходила граница разных миров. С одной стороны было светлое пятно с болотистой жижей под ногами, с другой – твердь, окутанная полумраком и холодом.
Казалось, из глубины этой мрачной стороны кто-то внимательно наблюдал. Протягивал свои жуткие руки-ветки, не то желая нас затащить обратно, не то выталкивая в хлипкую грязь освещенной поляны.
Эд все также плелся позади нас, глядя под ноги. Вцепившись в лямки рюкзака, будто напуганный парашютист, он распинывал попадавшиеся на его пути ветки. Когда одна попала мне в ногу, он лишь буркнул: «Извини», – но своего занятия не прекратил.
Эмма же, напротив, вертелась по сторонам, нервно кусая изнутри щеку и напряжённо вглядываясь то в тень леса, то в редкие, едва уловимые колебания ряски. Подруга дёргала молнию куртки вверх-вниз, словно никак не могла определиться жарко ей или холодно.
Мне не было холодно, но стоило расстегнуть пуговицу на кофте, как до шеи мгновенно добирались комары и другие летающие гады.
Спустя минут десять мы уткнулись в ручей шириной около метра. С рюкзаками такой перепрыгнуть было проблемно…
– Может, попробовать в другую сторону? – предложила Эмма, тщетно высматривая поблизости мостки для перехода.
– Да вы издеваетесь!!!
Не дожидаясь наших ответов, Эд развернулся и быстро пошел обратно.
Пока мы огибали поляну, на небе появились тучи. Стало темнее.
Ветер, срываясь с верхушек, все чаще залетал вниз. Он раскачивал высохшие стволы, заставляя их стонать еще громче.
Вдалеке послышался скрип, треск и оглушительный шорох обвалившегося дерева.
Эмма испуганно отшатнулась, налетела на Сашку:
– Извини…
– Ничего, – он усмехнулся, подмигнул ей: – судя по карте, до озера метров пятьсот. Скоро отдохнем, пожарим мясо.
– Ну да…
Эмма становилась все менее уверенной. Теперь она шла, в основном, опустив голову, внимательно глядя себе под ноги.
Признаться, мне идея поездки сюда тоже нравилась с каждым шагом все меньше. Напряжение сковало разум, провоцируя воображение подпитывать страх.
Всякий раз, когда кто-то из ребят заговаривал, я вздрагивала от вспыхнувшего испуга. Стоило ветке зацепить мою кофту, я плотнее стискивала зубы, чтобы не закричать.
Каждый новый шорох, дополненный непроходящим ощущением хищного взгляда, сбивал ритм сердца. Между стволами постоянно что-то мерещилось. Что-то жуткое, кровожадное…
И как Сашка убедил меня зайти в северный лес?
Все детство мы с ним слушали одни и те же истории о проклятом лесе, примыкавшем к нашей деревне с севера. Старики, заставшие годы Советско-Финляндской войны, утверждали, что места эти гиблые.
Рассказывали, что в этом лесу с незапамятных времен пропадали люди: охотники, грибники. А то и вовсе вспоминали беглых крепостных.
Мы (тогда ещё дети), разумеется, кричали, что это все сказки, поскольку никто из рассказчиков крепостных застать не мог…
В памяти возник старый, но еще крепкий дом. Сидящий перед ним на завалинке седой, с недельной щетиной Поликарп Федорович. Его окружили все деревенские дети, галдящие «Враки!».
– Положим, крепостных-то я, и впрямь, не застал, – тихо проговорил Поликарп Федорович, пожевывая беззубым ртом тлеющую сигарету и обводя взглядом столпившихся вокруг него детей. – А вот во времена войны с финнами пошли наши мужики в разведку, да так и не вернулись. А мужики-то толковые были… Упрямые только. Говорили мы им с Матвеем, чтоб в обход шли, а они в чащу, с дуру, сунулись…
Дед Поликарп замолчал, будто вспомнив тех солдат, пробормотал что-то. А потом посмотрел на притихших детей с грустной усмешкой:
– Вот вам и «враки»! Кто в круговую-то, через восточный лес ходили, всегда возвращались. Пусть не всей группой, пусть раненые. Так оно и понятно, война ж была…
Пока мы с Сашкой жили в деревне, в северный лес нас никакой наградой было не заманить. Слишком яркие образы сохраняла память после рассказов стариков.
Но более десяти лет назад наши с Сашкой семьи переехали в город. За это время воспоминания потускнели.
На прошлой неделе, рассматривая карту, Сашка нашел в глубине этого леса озеро. Он предложил съездить, отметить начало последнего в универе учебного года.
После долгой и утомительной прогулки я начала сожалеть, что согласилась…
Устало вздохнув, перелезла через очередную упавшую ёлку и посмотрела на экран телефона. Два часа дня.
