Анна Шварц
Ненавижу тебя
Глава 6.
(Настя)
То, что Элиас добился таких высот в жизни, удивляет меня. Однако, в глубине души я понимаю, что получил все это он заслуженно.
Он всегда казался мне несколько занудным и правильным. Наши совместные уроки по вечерам я вспоминала с ужасом – потому что пока Элиас не убеждался, что я делаю все идеально, и что тема следующего урока отскакивает у меня от зубов – он не отставал. В эти моменты мне было охота повеситься.
Сейчас я наблюдаю, как он разливает шампанское по бокалам и тихо радуюсь за него. Светлое, хорошее чувство. За неприятные школьные годы судьба его одарила сполна.
Наверное, поэтому Элиас легко отпустил воспоминания о выпускном, и смог сейчас разговаривать со мной, будто ничего и не было.
– Спасибо, – я забираю бокал, который он мне протягивает, и случайно касаюсь его пальцев. Всего на секунду, совершенно случайно, но на губах Элиаса появляется улыбка и он смотрит мне в глаза.
Я смущаюсь. Надеюсь, он не думает, что я начинаю флиртовать с ним. Будь он просто знакомым – и я бы ни за что не пошла с ним болтать в номер. Но Элиас – друг детства и это немножко другое.
– Извини, – произношу я на всякий случай, а он садится рядом со мной, и достаточно близко для дружеской болтовни. Поэтому я начинаю окончательно нервничать.
– За что ты извиняешься, Никольская? – он поднимает уголок губ в легкой улыбке. Смотрит при этом на меня так, будто пытается заглянуть под черепушку, чтобы узнать мои мысли. Или уже читает их, – мы уже не школьники, а взрослые люди. Можем трогать друг друга и откровеннее.
– Мы пришли поговорить, Элиас. Разве нет?
– Я намекаю на то, что ты слишком нервничаешь. Расслабься, Никольская, – он усмехается, и подносит бокал к губам, делая глоток, – мы были с тобой когда-то друзьями, поэтому не стоит вести себя настолько зажато при встрече со старым знакомым. Ты мне нравилась тогда, кстати.
И как я могу расслабиться после его слов?
– Я знаю, Элиас, – признавать это трудно, но приходится. Врать будет очень глупо, – ты был толстым парнем, а я девочкой-подростком без царя в голове. Я не смогла бы ответить на твои чувства, и ты это, наверное, уже понимаешь.
– Почему ты просто держишь стакан в руке? Ты не пьешь алкоголь?
Он резко переводит тему. Я пожимаю плечами.
– У меня болит голова от шампанского.
– И ты молчала? Я закажу что-нибудь другое, – он отставляет свой бокал, поднимается с дивана, но я останавливаю его, схватив за запястье.
– Элиас, не переживай.
Его взгляд опускается вниз, на мою руку. А потом он смотрит на меня. Кажется, будто его глаза при этом становятся ярче, чем обычно. В них появляется странное для меня выражение – будто бы я сделала что-то, чего он очень ждал.
– Ладно. У меня есть минеральная вода в номере, – сообщает он мне, – налить?
– Да, можно и ее, – я радуюсь, что мне не придется из вежливости облизывать бокал губами, делая вид, что пью, или, все же, не огорчать собеседника и потом мучаться с гудящей головой от пары глотков, – спасибо.
– Здесь несколько душно, – продолжает Элиас, когда я отпускаю его. Он снимает с себя пиджак, оставаясь в одной рубашке, расстегивает и закатывает рукава и улыбается мне, – ты не против, если я немного разденусь? Совсем немного, – он тихо усмехается, и я хмыкаю в ответ.
– Да, душновато.
Хотя, как по мне – нормально. Но я в платье с оголенными плечами, а он в костюме. Может ему и впрямь душно.
Элиас отворачивается и идет к небольшому бару. Достает бутылку минералки и прозрачный стакан. Я наблюдаю за ним с интересом.
Он здорово похудел. У него красивые руки с четкими мышцами, да и под рубашкой угадываются очертания тренированного тела. Кажется, Элиас здорово занялся собой после школы. Если раньше над ним смеялись все девчонки, то теперь что-то мне подсказывает – стоит ему снять эту рубашку, как они упадут в обморок от восторга.
Несмотря на то, что я сижу с этим воплощением всего самого идеального в мужчине в одном номере, у меня нет романтичных мыслей. Не хочу испортить все то хорошее, что когда-то связывало нас. Я просто жду общения, чтобы узнать о его жизни побольше, а не флирта.
Много лет я думала о том случае, и мне было беспокойно, потому что иногда школьная травля не забывается… Элиас мог бы окончательно уйти в себя и превратиться из веселого и доброго толстяка в угрюмого и озлобленного жирдяя.
Я тру пальцем уголок глаза, прогоняя выступившую слезу, и вспоминаю внезапно, что я, вообще-то, накрашена. Черт.
– Ты куда? – интересуется Элиас, возвращаясь, и наблюдая за тем, как я поднимаюсь с дивана. Он ставит стакан на столик рядом, – что-то случилось?
– Кажется, я случайно размазала подводку, – улыбаюсь я, – где у тебя ванна?
– Иди сюда, – он неожиданно делает шаг ко мне. Обхватывает пальцами за подбородок и поднимает лицо на свет.
Я замираю, чувствуя, как быстро бьется сердце. Господи, никогда не была скромницей, краснеющий от мужского внимания. Но сейчас у меня есть оправдание – он ведет себя так же заботливо, как старый друг, он вторгается в мое личное пространство так же легко, как и когда-то делал в школе, однако, он уже не тот самый Элиас, а почти незнакомый мне мужчина, к которому я, по иронии судьбы, испытываю по-прежнему добрые чувства.
– Ничего страшного, Никольская, – произносит он задумчиво, и проводит подушечкой пальца мне возле глаза, – всего лишь немного расплылось. Ты почти не изменилась. Такая же красивая.
Его палец опускается ниже, ложится на мои приоткрытые от удивления губы и очерчивает легко их контур.
Вот еще одно оправдание. Взгляд Элиаса говорит, что в отличие от меня, он, кажется, испытывает ко мне немного иные чувства и желания. Не хочу думать о нем плохо, но, похоже, он решил сейчас воспользоваться своим неожиданно приобретенным обаянием. Не хочу думать так, но все все равно обида неприятно царапает меня внутри.
Он наклоняется ко мне, и в этот момент я кладу руки ему на грудь, останавливая. Буквально в сантиметре от себя. Мятное дыхание со вкусом шампанского оседает теплом на моих губах.
– Нет, Элиас.
Глава 7.
(Элиас)
В смысле, блин, «нет»?
Я наблюдаю, как ее зрачки снова расширяются. Ее лицо настолько близко, что я могу за секунду преодолеть эти сантиметры между нами и просто начать с поцелуя. В голове бьются тысячи мыслей. Я сказал себе, что не собираюсь с ней спать, но когда воздух между нами накаляется от близости, то мысль об этом немного будоражит.
Кажется, я упоминал про незакрытые гештальты. Можно считать, что это один из них.
Она снова пытается отстранить меня.
– Элиас, прекрати.
– Почему?
Набивает себе цену сейчас? Возможно. Тогда это ненадолго. Я умею разбивать эти высосанные из пальца аргументы, вроде «это слишком быстро» или «мы почти не знакомы».
– Мы пришли поболтать, Элиас, – произносит она.
– Болтай, Никольская, – усмехаюсь я и перехожу к плану Б: ладонь ложится ей на поясницу и крепко вжимает в меня. Девушка охает испуганно, пока я даю ей почувствовать – того толстяка, Настя, больше нет. Наклоняюсь к ее шее и запечатлеваю настойчивый поцелуй там, где тревожно бьется артерия.
Черт, у нее нежная кожа. Она хрупкая, как статуэтка, что страшно сломать. Маленькая и тоненькая. Мои вкусы ничерта не изменились с тех пор – она мне нравится. Черт с тобой, Никольская, получишь ты меня сегодня на сладкое.
Я провожу пальцами ей по бедру, задирая подол платья, как внезапно низ живота обжигает резкая боль, а потом меня окатывает сверху ледяной водой.
– Твою налево… – вырывается у меня стон, пока я сгибаюсь, схватившись за достоинство. По вискам и лицу стекают маленькие холодные пузырьки. Настя отпрыгивает от меня в сторону и отставляет на стол пустой стакан из-под минералки.
– Бергман, ты… – ее голосок звенит от злости, пока у меня сыплются искры из глаз, – …отвратителен. Решил затащить бывшую подругу в постель? Черт! – она горько смеется, – мог бы это и изящнее сделать! Опыта, наверное, все-таки, поднабрался за эти годы. Тебе не стыдно?!
– Никольская, ты долбанутая? – вырывается у меня хрипло, и я распрямляюсь. Всадила так, что до сих пор боль пульсирует где-то внутри. Она пятится назад, к двери, а личико перекошено от злости.
– Я говорила тебе – нет, Элиас! Но ты решил включить мачо-мэна. Я не идиотка с ватой в голове, чтобы растечься от красивого мужика, и растерять все достоинство, – фыркает она. Подходит к двери, дергает ручку, и… она не открывается. Настя испуганно оглядывается, и начинает исступленно рвать на себя бедный кусок металла, – выпусти меня! Я подам в суд за изнасилование!
– Я тебя и пальцем не тронул, – холодно отвечаю я.
Черт. Рубашка вымокла насквозь, и волосы мокрые, даже на брюки попало. Я начинаю расстегивать верхние пуговицы, чтобы сменить одежду, а Настя в шоке бледнеет. Хочется дать ей подзатыльник. От души прямо.
Не идиотка она, видите ли.
– Ты что творишь?! Я не стану спать с тобой, так и знай. Ты мне противен после этого, и кубики на прессе тебя не спасут!
– Да что ты говоришь?
Берусь за рукава и срываю с себя рубашку, швыряя ее на пол. Взгляд Насти, все-таки, падает на мое тело ,и она сглатывает. Я усмехаюсь. Да, не-идиотка, я знаю, что я так или иначе произвожу на тебя нужное впечатление.
Черт, я реально поспешил. Пятнадцать минут беседы ни о чем, и она наверняка бы расслабилась окончательно. У меня есть оправдание: как правило, раньше мне были не нужны эти пятнадцать минут болтовни, но тут другой случай. Дьявол!
– Не подходи… – шепчет она, – я буду орать. Клянусь.
Да хрен тебе, Никольская. Я быстро сокращаю между нами расстояние. Подхожу, протягиваю руку, опираюсь на дверь, пока Настя не знает куда девать глаза, и нависаю над ней. Хочется положить ладонь на эту тонкую шейку и сжать. Но я держусь.
– Никольская, – говорю я, вкладывая в голос больше холода, – ты мне нафиг не нужна. Слишком много чести.
– Да ну? – она фыркает. Я замечаю, как у нее подрагивают руки. Только не говорите мне, что она реально испугалась, – поэтому ты до меня домогался?
– Просто решил попробовать. Но вряд ли меня сможет возбудить женщина, чьи волосы пахнут освежителем для туалета.
Она сощуривает глаза, и в них мелькает что-то кровожадное. Я нагло лгу и просто хочу ее задеть, но сейчас эта девчонка, когда-то ранившая меня до глубины души, начинает вызывать давно забытое чувство азарта.
И понимаю, что я идиот,только когда коленка снова врезается мне между ног. Подсечка выбивает пол из-под меня, юркая ручка залезает мне в карман брюк, достает ключ-карту, и пока я думаю, что в моей жизни что-то пошло вообще не так, Настя выпрямляется, громко фыркнув.
– Я тоже изменилась, Бергман. Теперь я могу показать зарвавшимся красавчикам приемы самбо, на которое ходила шесть лет после школы. Еще раз меня тронешь – сломаю тебе руку!
Дверь с щелчком открывается. Настя швыряет в меня карту, и выскальзывает наружу. Я слышу отдаляющийся быстрый цокот каблучков по коридору.
Меня начинает раздирать дикий ржач.
Никольская, мать твою… неожиданно.
Это не последняя наша встреча. Я еще найду тебя, маленькая стерва, и покажу немного другие приемы, которые я изучил за эти пятнадцать лет.
Глава 8.
(Настя)
Вот ведь кобель!
Меня все еще потряхивает после встречи с “другом детства”, пока я спускаюсь на лифте обратно в ресторан.
Боже, как гадко. Мерзко и обидно. Я тру лицо руками, снова позыбыв о макияже, который я уже черт знает сколько не накладывала, размазываю подводку и тушь окончательно. Зеркало отражает не вроде бы еще привлекательную женщину в самом расцвете сил, а панду-алкоголичку.
Прелестно.
Кое-как пальцем и тыльной стороной руки стираю это недоразумение вместе с корректором. Настроение проваливается в какую-то бездну, до краев наполненную унынием. Теперь у меня нет макияжа, зато есть синяки от недосыпа под глазами.
Лифт раскрывает двери, и я выхожу обратно в зал ресторана.
Пошел ты к черту, Элиас. Столько лет переживаний за несчастного мальчишку, который превратился в полное дерьмо.
Пропихиваюсь через толпу девчонок, весело щебечущих об отстойном сервисе в каком-то отеле на Ибице, и иду прямиком к Лене.
Она стоит со своим мужем, и что-то, мило улыбаясь, говорит ему. Платье облегает небольшой аккуратный животик. Светлые волосы красиво уложены волнами и блестят. Лена вообще вся сияет – и понятно, отчего. Любая бы женщина сияла, если бы на нее с таким обожанием смотрел мужчина, за которого она выходит замуж. Черт, кем он приходится Элиасу, а?
Чем ближе я подхожу и рассматриваю эту гору мышц, обнимающих хрупкую невесту, тем больше убеждаюсь в мысли, что он и Элиас о-очень похожи внешне. Те же темные волосы, яркие серые глаза, высокий рост…
Лена замечает, как я направляюсь к ней, и размыкает объятия, поворачиваясь.
– Настя! – она улыбается мне, – все в порядке? Ты какая-то усталая.
– Прости, Лен, – я тоже улыбаюсь ей, – мне нужно уже домой.
– Так рано?!
– Я живу у черта на куличиках, если ты забыла – хмыкаю я, – пока доберусь с пересадками, уже будет поздно.
– Все только начинается, – произносит ее новоиспеченный муж, – ты действительно слишком рано. В отеле есть свободные номера, где можно остаться на ночь.
– Правда, Насть! – радостно восклицает Лена, – ты чего?!
Я вздыхаю. Лену обижать не хочется, но настроение испорчено. К тому же, теперь я знаю, чей это отель, и тем более…
– Погоди уходить, – коротко произносит ее муж, и кому-то машет рукой, подзывая, – сейчас скажем, чтобы тебе дали ключ. Устанешь – уйдешь отдохнуть.
– Но…
– Правда, Насть, останься! – всплескивает руками Лена, и смотрит мне за спину, – вот, познакомься! Это брат моего Эрика, Элиас…
Остановите землю, я сойду!
Волоски на руках встают дыбом. Я превращаюсь в соляной столб, как та бедная женщина, которая оглянулась невовремя на Содом и Гоморру. Божечки, как я могла забыть? Только сейчас в памяти всплывает воспоминание, как Элиас рассказывал про своего старшего брата, которого я видела от силы пару раз. Все это просто вылетело за пятнадцать лет из головы вместе с именем.
– … и он поможет тебе разместиться, – продолжает Лена, и, схватив меня за руку, наклоняется к моему уху, шепнув, – он, кстати, не женат!
О Господи! Я в шоке хлопаю глазами, пока Лена пытается меня развернуть в другую сторону, чтобы, видимо, сыграть в Купидона, который соединит два одиноких сердца. Я сопротивляюсь изо всех сил.
– Лен, я хочу в туалет! – шепчу я в панике, понимая, что лучшее решение сейчас – улизнуть и просто тихо сбежать со свадьбы. Знакомая обидится, но я постараюсь потом загладить свою вину. Скажу, что заболел живот.
– Элиас сейчас покажет тебе все! Не переживай! Правда, Элиас? – радостно восклицает она.
Я не хочу, чтобы он показал мне ВСЕ!
Но мне приходится повернуться, потому что Лена тычет меня ногтем в бок.
Он уже переоделся. Я окидываю взглядом обычные синие джинсы и белую футболку с короткими рукавами на нем. Нда, Гермиона сильно изменилась за лето… точнее, Элиас очень изменился за пятнадцать лет. Под белой тканью легко угадываются очертания мышц живота и груди. Готова поспорить – сейчас там нет ни капли жира.
Элиас криво улыбается мне.
– Да-а, покажу.
– Это Настя, она моя…
– Мы знакомы с Никольской, – он склоняет голову на бок, рассматривая меня так, будто прикидывает – какую часть тела мне откусить первой. Я подживаю в ответ губы, – учились вместе.
– Да ладно? – изумляется Лена, – прикол. А мы с Настей в автошколе познакомились. Помоги ей, пожалуйста, Элиас. Она останется на ночь в отеле. А я убегаю, меня, кажется, тошнит, – бормочет Лена, и, зажав рот рукой, уносится в сторону туалетов. Эрик провожает ее растерянным взглядом. Потом кивает быстро нам и идет за ней вслед.
Мы остаемся с Элиасом один на один.
Он смотрит на меня. Мне кажется, что кожу начинает жечь от этого убийственного взгляда.
Похоже, чье-то самолюбие определенно уязвили. Я улыбаюсь ехидно ему в ответ, разворачиваюсь на каблуках и иду в сторону выхода.
– И Куда же ты, Никольская? – несется мне в спину, – разве тебе не нужен ключик от номера?
– Хорошего вечера, Бергман.
Да ну к черту. Пока Лена убежала здороваться с унитазом, я могу потихоньку, наконец, смыться со свадьбы. Потому что я еще не совсем идиотка, чтобы оставаться на ночь в отеле Элиаса, который буквально десять минут назад нагло домогался до меня, и слово “нет” его не остановило.
Изнасилование красавчиком сегодня в мои планы не входило, поэтому я пытаюсь расслабиться и представить уютную квартиру, где я сяду за знакомый стол в простой пижаме, достану салатик и съем. И перед моими глазами не будут мельтешить красотки, с которыми я постоянно буду себя сравнивать. Буду пялиться в телевизор.
Черт, сумочка.
Я оставила ее у Юльки. Мысленно издаю стон, закатив глаза, потому что сейчас мне придется вернуться обратно и пройти мимо Элиаса. Не удивлюсь, если этот самовлюбленный индюк, в которого он превратился, подумает, что я пытаюсь привлечь его внимание, и просто кокетничаю, изображая неприступную крепость.
Но мне приходится это сделать, и – ожидаемо, я вижу этого индюка, который провожает меня взглядом. Стоит, засунув руки в карманы. На его лице появляется довольная усмешка.
– Решила, все же, остаться? – насмешливо интересуется он, когда я подхожу ближе.
– Забыла сумочку, – мило сообщаю ему я.
Он останавливает меня, вытянув руку, и я поднимаю на него испепеляющий взгляд.
– Если ты сваливаешь из-за меня, то не стоит. Тебе выдадут ключ от номера, Никольская, – он поднимает уголок губ в улыбке, – я не стану расстраивать жену брата из-за глупой ситуации между нами.
– Спасибо, Бергман, но мне не улыбается спать в отеле, владелец которого пытался залезть мне под юбку, – парирую я.
– Кажется, я сказал, что ты меня уже не особо интересуешь.
– Тогда тем более дай мне пройти. Какого черта ты ко мне прикопался, Элиас?
– Повторяю – просто не хочу, чтобы жена брата расстраивалась и носилась в поисках тебя, будучи беременной. У не сильно много знакомых и друзей здесь, – он усмехается, – поэтому можешь не обольщаться, Никольская. Я не пытаюсь тебя остановить из-за того, что ты меня привлекаешь, поэтому прекрати набивать себе цену.
– Пошел к черту, Элиас. Эта фраза тебе достаточно понятна? – медленно говорю я, смело глядя в расплавленное серебро его глаз. В их глубине светится ироничный огонек. Самовлюбленный индюк, однозначно, – я не хочу тебя больше видеть, и даже не пытайся меня остановить, прикрываясь заботой о жене брата. Твои поганые намеренья прекрасно читаются у тебя на лице.
Резко отталкиваю его руку и обхожу.
– Трындец ты проницательная. Вали, Никольская. Лучше вообще быть в одиночестве, чем иметь друзей вроде тебя, – доносится мне в спину.
Я шокировано открываю рот, едва не споткнувшись.
Ну и сволочь.
Глава 9.
(Элиас)
Она возмущенно разворачивается в ответ на мою реплику, но я уже ухожу, усмехаясь про себя. Крючок заброшен. Рыбке Никольской осталось заглотить эту наживку из легкого унижения и игнора.
Я могу пойти за ней, добиться в конце концов, что она окажется подо мной, отодрать до звезд в глазах, до того, что она не сможет даже в душ отползти потом. И уверен – вряд ли она останется разочарованной. Я могу притвориться хорошим парнем и добиться манипуляциями, что она рано или поздно будет таскаться за мной, выпрашивая внимание, ласковые слова и все, что положено.
Однако, я знаю вариант проще. Как говорил мой отец – ты можешь сколько угодно меняться под влиянием обстоятельств, но какая-то часть всегда остается неизменной внутри. Это и есть ты. Несмотря на эти долгие пятнадцать лет, я уверен, что она осталась той же Никольской, кто бросил когда-то своего друга дохнуть за школой ради симпатичного парня. Рано или поздно сама придет ко мне. Такие, как она, приходят. У меня есть все, чтобы она проглотила любой мой отвратительный поступок, и любое отношение.
– Элиас, – меня неожиданно останавливает голос отца, и я выплываю из мыслей. Поднимаю взгляд и вижу, что я едва не прошел мимо их столика, с хмурой рожей.
Мать смотрит на меня с легким беспокойством.
– Все в порядке? Ты куда-то уходил…
– Да ничего такого, – пожимаю я плечами.
– Девушка, с которой ты говорил, кажется мне смутно знакомой, но я не могу вспомнить,откуда, – продолжает мать, ощупывая меня взглядом, и будто пытаясь считать с моего лица все эмоции.
– Это Никольская Настя, – усмехаюсь я, – старая знакомая.
Мать округляет глаза.
– Та самая?… – она пытается найти в толпе мою бывшую одноклассницу. Видимо, не находит и смотрит снова на меня, – неужели ты ее пригласил? Но зачем?!
В ее голосе столько искреннего недоумения и возмущения, что я снова хмыкаю. Для родителей мы навсегда останемся детьми,и не удивлюсь, если она попробует сейчас отчитать меня за глупый, по ее мнению, поступок, который я, правда, не совершал.
Отец смотрит на меня, молчит, но в его глазах прыгают искорки веселья. Я подмигиваю ему в ответ.
– Я ее не приглашал, – поясняю я матери, – она знакомая Лены.
– Боже. И ты с ней зачем-то поднимался в отель? – на лице матери появляется брезгливое выражение, – Элиас, мне кажется, здесь достаточно хороших девушек, чтобы…
Я приподнимаю бровь и она замолкает, махнув рукой.
– Прости. Это твое дело, конечно. Я вечно лезу в вашу с Эриком жизнь, хотя пора бы перестать… просто с высоты собственного опыта могу сказать, сын, что люди не особо меняются со временем. И то, как она поступила тогда…
– Мы были подростками, – я перебиваю ее, потому что этот разговор действительно заходит слишком далеко, – и ты права, это мое дело. Отдыхайте, не буду отвлекать, – я отворачиваюсь, давая понять, что разговор закончен, и замечаю на лице матери несколько отчаянное выражение, будто бы я уже привел Никольскую к ней и сказал, что это ее новая невестка.
Конечно же, этого не случится никогда.
Даже если по моей огромной глупости случилось бы – даю сто процентов, что она Никольскую просто сожрала бы. Потому что когда-то Настя очень сильно нравилась моей матери. До тех пор, пока та самая очкастая одноклассница, чье имя я забыл, не рассказала ей все, что произошло в тот день.
Я на секунду оглядываюсь, мазнув взглядом по залу ресторана. Безошибочно выцепляю Настю из толпы гостей – она сидит за столиком с какой-то рыжей. Активно жестикулирует, что-то рассказывая, и периодически прикладывается к бокалу с вином, почти пустому.
У меня появляется сама по себе улыбка. Вечер только начался. И обещает быть… томным.
– Эли! – за спиной раздается мурлыкающий грудной голос, а потом меня обнимают тонкие женские руки с кучей дурацких колечек на абсолютно всех пальцах.
Твою мать, только тебя тут не хватало.
Ручки шарят по моему животу, впиваясь ноготками в мышцы пресса.
– Что это тут у тебя, пузико? У тебя намечается жирок, мой пухлый пряничек? – мурлычет голосок, а у меня встают волосы дыбом на затылке, потому что я понимаю – ну, трындец. Это чудовище здесь. Тушите свет, мать вашу.
– Ксюша, отвали, – произношу я.
– Я видела тебя, как ты уходил с девушкой наверх. Вернулись вы быстро, пряничек. Что, годы уже не те?
Я закатываю глаза.
– Ты можешь перестать меня лапать? Мы на людях, Ксения. И прекращай называть меня пряничком, – я пытаюсь сбросить ее руки с себя, а она хихикает.
– Нееет, Эли, спаси меня! Я молчу, молчу, только спрячь меня где-нибудь, чтобы родители не спалили. Они смотрят на меня!
– Ты пьяна, Ксюш? – я отрываю ее руки от своего живота и разворачиваюсь. Мда. Ешкин кот. Окидываю взглядом ноги в подростковых чулках с рисунком кошачьих ушей, короткую юбку и короткий топ, едва прикрывающий живот. Смотрю на длинные накладные ресницы, которые как опахала отбрасывают тень на ее лицо, потекшую подводку, поблескивающие глаза, и понимаю – угадал. Пьяна.
– Тебе не стыдно, мелкое чудовище? – скептически интересуюсь я, – Ксюш, вроде уже взрослая. Контролировать себя надо.
– Ой, все, – она машет рукой, – почему вы такие зануды с Эриком? Не братья, а скучные пряники.
В очередной раз ловлю себя на мысли – раньше я трындец как любил свою младшую сестру, но с каждым годом это чудо все больше и больше превращается в маленькую оторву с достаточно вредным и тяжелым характером. Иногда я подозреваю, что в этом есть и наша с Эриком вина. Ксюша столкнулась в школе с той же проблемой, что и мы – пухлую в детстве девчонку пытались обижать одноклассники. Только к этому времени у нее уже было два старших брата, которые просто пригрозили обидчикам натыкать в зубы.
Друзей от этого у Ксении не появилось, поэтому то я, то Эрик, просто брали ее с собой в свои компании. Кажется, это было крайне плохой идеей. Подозреваю, что нормальные девушки должны вести себя несколько скромнее, а не без стеснения подкалывать братьев, ругаться, как рабочий на стройке, и постоянно влипать в какие-то неприятности.
– Ксения, – я окидываю ее взглядом, пока она невинно хлопает глазками, – я сейчас отведу тебя в номер и ты при мне ляжешь спать. Ясно?
– Какое спать?! – она надувает губы, – поехали веселиться, блин! Где твои друзья, пряничек?
– Второй раз спрошу – тебе не стыдно? Твой брат сегодня женится, Ксюша.
– Господи, тут скука смертная, – девушка фыркает, – все пришли пожрать и платья выгулять. Пряничек, давай устроим свою тусу! Ой, смотри, там Юлечка! Ой, меня тошнит, Эли, – она выпаливает этот набор фраз и зажимает рот рукой, – проводи меня, пожалуйста к ней… потом спать пойду. Иначе я навернусь по дороге.
Десять минут мучений и весь вечер не видеть свою сумасшедшую сестренку? Ладно, это неплохое условие. Я со вздохом позволяю обнять себя, и сам обнимаю ее, придерживая. Ксюша прет вперед, как маленький локомотив. И прет прямиком к столику с Никольской.
В этот момент Настя поднимает на нас убийственный взгляд. Класс. Я надеюсь, что Юлечка – это не та рыжая вместе с ней?
Но, похоже, жизнь сегодня решает меня знатно обломать. Потому что Ксюша отцепляется от меня, когда до столика остается парочка метров, и с разбегу падает в объятия офигевшей рыжей. Я слышу при этом глухой стук.
– Юляяяяяяя-ааааааа! – визжит она, тиская ее в объятиях.
– Боже-е, Ксюша! Ты мне нос сломала!
– Это был твой нос?! Мать твою, Юля, у тебя кровь!
– Аааааааауч....
И пока там творится какая-то вакханалия, мы с Никольской пожираем друг друга взглядами. Я чувствую, как у меня на губах расцветает улыбка.
Прости, Настя. Видимо, это судьба.
