Анна Штомпель
Мастер мыльных пузырей
3. Ключ от собственных цепей
Он был не такой как все – как и она. У него были детские вкусы, его мечты дерзко зеленели, ему нравилось то, что у его ровесников вызывало усмешку и недоумение. Он не признавал узы брака, не считал, что детей непременно нужно «заводить» и «тянуть на себе», чтобы не остаться без «стакана воды в старости» – того самого стакана, к которому столько раз уже приложились, что давным-давно осушили… В первый же вечер он сказал ей, что бояться надо только двух вещей: умереть мучительной смертью (сама по себе смерть не страшна) и не пройти Своим Путем.
На жизнь Любимый зарабатывал сторожем при строительной фирме. Зарплата – в два раза меньше, чем у нее. Алеся как-то спросила (на полном серьезе, ибо была восхищенным его слушателем), считает ли он, что это и есть Его Путь. Тогда можно примириться со своим местом в банке и забыть о том зуде, что манит куда-то…
– Нет, – ответил Любимый. – Это временное пристанище. Я должен был как-то устроиться в вашем мире.
Конечно, Алеся давно уже догадалась, что он – не от мира сего; но до этой минуты не воспринимала сей факт буквально. Не поверить Любимому она бы не смогла, даже если бы очень старалась. Избегая напрасных усилий, она поверила сразу…
– Когда влюбляются, всегда говорят, что он не похож на других, – поделилась она с Лучшей Подругой. – Но он действительно не похож!
– Вы уже переспали? – спросила Подруга.
– Мы даже не целовались, – призналась Алеся.
Подруга закатила глаза.
– Так ты все еще девственница? В твои-то годы?
Алеся почувствовала себя униженной. От девственности принято избавляться почти столь же рано, как от молочных зубов. То, что потаенное местечко в ее теле до сих пор запечатано, почему-то выводило из равновесия всех осведомленных подруг. А вот знакомых парней ее физическая целостность оставляла в олимпийском спокойствии. Ее это тоже мало волновало, пока не волновали парни. Но теперь у нее появился Любимый. Этому мужчине она хочет раскрыться вся, развернуть свои лепестки, как цветок навстречу пчеле. А пчела жужжит вокруг да около, да что-то не садится…
– Чем же вы занимаетесь, когда вдвоем? – продолжала допрос Подруга.
– Мы… мы разговариваем, только это не обычная трепотня… и не только словами, а как бы… образами, – закончила она шепотом, чувствуя, что Подруга ее не понимает, понять не пытается, и каждое слово будет использовано против нее.
Да и как расскажешь о таком?..
В мире, который был родиной ее Любимого, все люди носили цепи. Добровольно. Цепи свисали с шеи до самых пят, бренчали на запястьях, лязгали на лодыжках, волочились по земле… Больше цепей – более высокое положение в обществе. Самые уважаемые граждане носили цепи из благородных металлов, с затейливым плетением, инкрустированные драгоценными камнями, модные цепи сезона, цепи от эксклюзивных дизайнеров, цепи на заказ… Они нанимали специальных носильщиков из люда попроще, и те в придачу к собственным железякам таскали цепи своих господ. За это им могли пожаловать… еще одну цепь.
– А дети?
Алесе представился младенец в люльке, поверх которой – златая цепь с соской.
– Маленькие дети, лет до пяти-шести, избавлены от цепей, – пояснил Любимый. – Хотя некоторые продвинутые родители уже в три года умудряются защелкнуть первый браслетик… Но обычно обряд Первой Цепи совершается в пять лет. Это очень красивый праздник, ребенок ждет его с нетерпением. Потом каждый год добавляют понемногу. Прыгать, бегать, играть становится все трудней, но если какой-то несознательный отрок вздумает жаловаться, родители объясняют ему (разными способами), что игры – это пустяк, свобода – вольнодумство, главное – занять достойное положение в обществе. «Глупый, кто же будет уважать тебя без твоих цепей? Учись, старайся, делай карьеру, и тогда цепи твои будут не железными, а золотыми – не это ли предел мечтаний?!» По крайней мере, мне родители говорили именно так. И я верил… Пока не узнал, сколько несчастий бывает от собственных цепей. Кто-то ими душится, кто-то наступает на цепь соседа и душит его… Не всегда нечаянно. В школе у нас есть предмет «Жить с цепями легко и радостно». Это элементарная техника безопасности плюс массированная идеология. А в вузах изучают предмет «Как выжить с цепями». Чувствуешь, меняется акцент? Теперь все по-взрослому. Ибо с цепями нельзя жить, тем более «легко и радостно», – можно только выживать. И основы этого искусства старательно вдалбливают в молодые головы…
– Наверное, я задам ужасно неприличный вопрос, – робко сказала Алеся. – А нельзя ли как-нибудь избавиться от этих цепей?
– Можно. Я же избавился, – Любимый улыбнулся своей безыскусной улыбкой, которую она так любила. – И стал изгоем.
– Как тебе удалось? Я хочу сказать, как ты избавился? Наверное, было ужасно тяжело?
– Нет. Я взял ключ, повернул в замочках – щелк, щелк – цепи спали…
– Но где ты взял ключ?
– Ключ от собственных цепей есть у каждого. В день совершеннолетия родители или опекуны торжественно вручают его своему чаду. Это тоже очень красивый ритуал. Он означает: «Ты стал взрослым, мы доверяем тебе настолько, что уверены: ты не станешь избавляться от своих цепей». У кого-то ключ висит над изголовьем, у кого-то – пылится в тумбочке, кто-то носит его на шее, добавляя себе тяжесть (это особенный шик). А некоторые горячие юнцы демонстративно бросают его в Реку. Но и вручение ключа, и отказ от него – просто формальность. В любой момент можно изготовить дубликат. Однако ни дубликатом, ни оригиналом почти никто не пользуется. Видишь ли… Тех, кто избавился от цепей, в нашем обществе называют сумасшедшими. Помещают в специальные учреждения. Это горе и позор родственников, ибо любой здравомыслящий человек знает, что без цепей жить нельзя. Иди куда хочешь, бегай пока держат ноги, прыгай сколько хватит сил – да это же просто анархия! А главная беда в том, что без цепей можно переплыть Реку и отправиться в Путь. Вот этого никакое общество не потерпит. Все разбегутся, на кого же тогда цепи вешать?!
Он смеялся, и Алеся смеялась вместе с ним. Она любовалась им и не скрывала этого. «Вот почему ни один мужчина прежде мне не нравился, – думала она. – Ни с кем я ничего не хотела. А с ним я хочу все…»
– Ты сумасшедший, – сказала она с нежностью.
– Да. Я всегда был трудным ребенком. Первое, что я сделал, получив в пять лет милый браслетик, – пошел к Реке и раздолбал его о камни. Родители ужаснулись. А я просто хотел по-прежнему плавать. Плавать – это у нас табу. Я тайком научился, потому что мечтал однажды переплыть Реку… За тот первый проступок отец наказал меня так сурово, что я усвоил: надо ждать совершеннолетия. Получив ключ, я на глазах у отца вскрою свои цепи, швырну ему под ноги и уйду к Реке… О, сколько раз я представлял себе эту сцену! Уже взрослым, совершеннолетним и таскающим на себе немало цепей, я узнал, что у многих моих друзей была подобная мечта. Но никто не осуществил ее. По разным причинам. Например, у меня накануне совершеннолетия внезапно скончался отец (Цепьеносец первой степени). Некому было швырять под ноги… Чтобы утешить мать, я претерпел церемонию Вручения Ключа. Глупо было на другой же день проявлять амбиции. Я отложил на месяц, потом еще на месяц… Жалко было прощаться с друзьями, мать было жалко, да и кто знает, что там, за Рекой?.. Дома тяжело, но привычно. Вот он, мой ключ, всегда под рукой, я волен в любой момент избавиться от своих цепей – я сам хозяин своему рабству. Почему бы не побренчать еще годик-другой?.. Вот так, незаметно обрастая цепями, я прожил ещё тринадцать лет после Вручения Ключа. Угадай, чем я занимался? Дизайном цепей. Разработкой новых моделей. Рабство на любой вкус!.. Я, ненавидевший цепи с самого детства, не только продолжал таскать их на себе, но и изготавливал для других, а почему? Потому что так делал мой отец, мой дед и мой прадед. Мы были уважаемой династией – элитой общества…
Алеся молчала. Ей было уже не смешно.
– Однажды я пришел на берег Реки, сел на тот камень, где сидел еще мальчишкой, и понял: рвать – сейчас или никогда. «Подходящий момент» не наступит. Всегда будет жаль кого-то или что-то, всегда будет повод подождать еще немножко… а потом с меня снимут цепи и положат в гроб. Как положили отца. Он был не многим старше, чем я сейчас, – он очень рано стал уважаемым членом общества… Хочу ли я повторить его судьбу? Нет. Я снял с шеи ключ и за одну минуту освободился от всего, что мне понавесили. Тому, кто этого не испытал, не расскажешь… Цепи я утопил, а ключ до сих пор ношу на шее под одеждой. На память. Так с ним и переплыл Реку. Пошел по Дороге и оказался в вашем мире. Таком, как я мечтал, – где никто не носит цепей, где жить легко и необременительно, где каждый волен идти Своим Путем…
Алеся вскинула глаза. Мысль о том, что ее мир, такой привычный, такой унылый, с одинаково протухшими радостями и горестями, мог быть миром чьей-то Мечты, – эта мысль потрясла ее.
– Значит, твоя мечта осуществилась?
– Я ошибся, – просто ответил он. – Не учел, что цепи могут быть и невидимыми. Вот на тебе, бедная моя девочка, так много цепей…
– Почему ты поверила мне? – с любопытством спросил он в другой вечер.
– Потому что запястья и лодыжки твои стерты, а под рубашкой ты носишь ключ, – ответила она.
Те, кто видел на его шее белую нить, возможно, думали, что это крестик. Но однажды Любимый потянул за эту нить и показал Алесе, что на самом деле носит.
– Ключ может быть от чего угодно. Он самый обыкновенный. Запястья и лодыжки я мог стереть на каторге. Там же и научился плести небылицы.
– Твои небылицы слишком похожи на правду. Мне все равно, где ты носил цепи, – на каторге или в своем неведомом мире. Цепи – реальность, а все остальное неважно.
– Алеся, – он так редко называл ее по имени, что сейчас она вздрогнула от наслаждения. – Ты замечательный человечек. Я таких никогда не встречал. Ты…
«Ну скажи: ты моя Любимая. Ведь это так просто!»
Но этих слов она так и не дождалась.
4. Есть такой тип мужчин
– Ясно, – вздохнула Подруга. – Ты влипла. Есть такой тип мужчин. У них, бедненьких, еще одна потребность, кроме половой: время от времени «изливать душу». Найдет такой молодец свободные уши и начинает… А ты еще и слушаешь с восторгом, да? Так зачем ему твое тело, дурочка? Ты для него – источник совсем другого удовольствия. Все прочее он получит на стороне. А тебя, глупыш, никогда не захочет. Ты для него не женщина, понимаешь?.. Только заведи с мужиком беседу по душам – и ты для него уже не Сосуд Желания, а всего лишь «замечательный человечек», «свой парень», «боевая подруга». Ты этого хотела?
– Разумеется нет, – ответила Алеся со всем возможным достоинством. – Твои представления примитивны. А он – особенный. Он из другого мира, как ты не понимаешь?!
– Он из другого сортира, – буркнула Подруга. – Который с буквой «М». Вот и вся разница…
Неделю они не разговаривали.
– Алеся, не привязывайся ко мне, – попросил Любимый в следующую встречу. – Теперь ты все знаешь. Твой мир – лишь этап на моем Пути. Скоро я пойду дальше.
«Мой мир – его забракованная мечта», – подумала Алеся с болью.
– Научи меня, как сбросить цепи, – взмолилась она. – Я не знаю, где мой ключ, и есть ли он. Но я хочу быть с тобой! Без колец, без рабства, просто быть вдвоем, ведь вместе и дорога веселей. Если ты не любишь меня, возьми меня просто попутчицей!
«Почему он так странно смотрит на меня? Неужели я не гожусь даже в Попутчицы?..»
– По этой Дороге не идут просто так, за компанию, – мягко ответил он. – У тебя есть мечта?
«Да, есть! Быть любимой тобой!..».
Но сказать это она не могла. Не из гордости – тут уже было не до гордости – просто она понимала, что говорить это вслух нельзя. Это лишит ее даже крохотного шанса.
Лихорадочно перебирая все свои желания, Алеся убедилась, что ни одно из них не тянет на мечту: все они жалки и ничтожны – плоть от плоти забракованного мира. И тогда, заранее краснея, она выпалила:
– На самом деле мне всегда хотелось только одного: выдувать мыльные пузыри и любоваться ими…
К ее стыдливому признанию он отнесся так внимательно, словно она доверила ему тему своей научной диссертации.
– Я понял это, еще когда мы познакомились, – сказал он. – В твоих глазах было больше радости и восторга, чем у всех детей в зале. Но эта мечта достижима и в твоем мире, раз здесь есть такие шоу.
Алеся помотала головой.
– Эти гиганты в руках у мастера все равно лопаются рано или поздно. А я хочу… удержать эту красоту, сотворить то, что не лопнет!
«Господи, – подумала она с изумлением, – а ведь я действительно этого хочу».
– В руках у мастера, – задумчиво повторил Любимый. – Смотря у какого Мастера…
Прекрасная легенда, в которую то ли веришь, то ли нет (как многие из нас то ли верят, то ли нет в Бога), не была тайной для избранных. Напротив, одна Алеся оказалась избрана, чтобы не знать.
– Эту сказочку про волшебника, который выдувает нелопающиеся пузыри, я помню еще с детского сада, – сказала Старшая Сестра. – А ты все детство была на пузырях помешана – и не помнишь!.. Что? Какая книжка? Разве я говорила про книжку? Эту сказку мы сами друг дружке рассказывали, пока не переключились на Страшные истории…
– Мастер мыльных пузырей – это Латинская Америка, – пошутила мама. – Оттуда все «мыло» к нам пришло… Да, я что-то такое слышала, но серьезно говорить на эту тему в твоем возрасте?.. Давай серьезно поговорим о том, что первого ребенка надо родить до тридцати…
– Нашла чем удивить, – фыркнула Лучшая Подруга. – Твой залетный каторжник не мог выдумать что-нибудь посвежее? Да, есть такой… мыльных дел Мастер. Еще есть Бермудский треугольник. Шансы добраться и уцелеть примерно равны. Если твой каторжник сгинет на пути к Мастеру, я лично выдую тысячу пузырей, потому что пора тебе уже найти нормального мужика. Этот тебя даже не хочет. И вообще, если честно, о Мастере мыльных пузырей обычно шепчутся импотенты и старые девы…
А потом настал тот день, когда она получила сполна за свою восторженность и некрасивость; за то, что позволила мужчине увидеть в себе «замечательного человечка».
– Не приходи больше, – прямо сказал он.
– Почему?
Она знала ответ, и потому выпытывала его с такой яростью.
– Я встретил женщину.
– А кто же я?!
Она засмеялась.
– Прости, – сказал он.
– Я тебя ненавижу, – сказала она.
– Я ее люблю, – сказал он.
– Любовь – это рабство. Ты вновь обрастешь цепями.
– Свобода – это миф. Нигде ее не найти. Я знаю, я пытался.
– Ты неудачник, – сказала она. – Сбежал с одной каторги на другую.
– Попробуй сбежать лучше, – сказал он.
– Счастливого рабства!
– Удачной погони за мыльными пузырями!
Любовь и Ненависть – две старые лесбиянки…
5. Грязнуля
Черная весна с чернильными лужами. На черном небе отдувается черное солнце. И одуванчики вылезли тоже черные…
Алеся долго болела.
– Что с тобой? – спросила Лучшая Подруга.
– Ангина с осложнением на сердце.
Подруга с готовностью посочувствовала. Ангина – это понятно. От чего же еще может быть осложнение на сердце, как не от ангины?..
Один раз Алеся прошла мимо склада, где работал Любимый. Стройку заморозили, все ценное вывезли, двери заколотили. Сторож был больше не нужен.
Такие нынче времена: кризис.
Однажды ей приснился сон. Она увидела свою Соперницу – юную и красивую. Соперница смотрела на нее с веселым безразличием.
«О чем он говорит с тобой?» – спросила Алеся.
«Он меня целует», – был ответ.
«Что ты знаешь о мире, где люди носят цепи?»
«Ничего не знаю и знать не хочу».
«Что ты знаешь о Мастере мыльных пузырей?»
Соперница по-детски прыснула. Смех был искренен, как ее юность и очарование.
Ее хотелось целовать. Ее хотелось убить…
В свой выходной Алеся купила детский флакончик, села у подъезда и стала выдувать мыльные пузыри. Пусть соседи скажут: «Какая дура!» Потому что это – правда.
Но оказалось, соседям нет до нее никакого дела. И даже дети пробегали мимо, мельком глянув с любопытством. Тогда она заплакала. В ее детстве пена пахла не мылом, а волшебством, и пузыри были больше и красочней, и секунды длинные-длинные, не то что сейчас, когда дни летят – не заметишь. Она с раздражением глянула на флакончик. Вот этого в ее детстве тоже не было. Дизайн от фирмы-импортера являл собой двух «фей», слившихся в подозрительном объятии… А крышечка! Этот перекатывающийся шарик в примитивном лабиринте – как будто мыльные пузыри сами по себе не Чудо! Обязательно надо втиснуть сюда эту гремящую безделушку, чтобы отвлечь ребенка от главного. С этого все и начинается…
«Игры – это пустяк, свобода – вольнодумство, главное – занять достойное место в обществе».
Ей вспомнилось шоу, где она впервые увидела Любимого. Эти разноцветные огни, тающие в воздухе пузыри, радужные квадраты и все фокусы заезжих гастролеров – впечатляет, спору нет, но… Интуитивно она чувствовала: гигантомания вовсе не обязательна, а форма пузыря должна быть сферой. Почему? Она не знала. Так надо. Так правильно.
– Ты уже большая, – сказал ехидный детский голос. – Зачем тебе мыльные пузыри?
Наконец с нею кто-то заговорил. Алеся с благодарностью вскинула глаза – и слегка поморщилась. Ну почему этим «кем-то» непременно должна была оказаться Грязнуля?
Никто не помнил ее имени, так же как ее мать не помнила ее отца. Лет семь назад слабоумная Верка забеременела и категорично заявила, что родит. Какое-то время соседки принимали участие в ее судьбе: подкармливали, дарили детские вещи, встретили из роддома. Потом интерес пропал. У всех свои заботы, дети-внуки, а еще нескончаемый кризис, – кому, если честно, нужна эта юродивая со своим отродьем?.. Соседи были люди добрые, просто они были люди. И Алесю никогда прежде не занимала эта вечно грязная, сопливая, тощая девчонка, с трех лет гуляющая сама по себе, особняком от других детей (да и кто из родителей позволил бы с ней играть?). Привыкшая исподтишка наблюдать за взрослыми и подслушивать их разговоры. Усвоившая, что ею брезгуют…
– Зачем тебе мыльные пузыри? – повторила Грязнуля.
Под носом у нее висела сопля, которую она время от времени втягивала, руки были в болячках, на ноги – лучше не смотреть.
– Для радости, – ответила Алеся первое, что пришло на ум.
– Чего же ты ревешь?
– Потому что я дура.
– А почему?
«Вот привязалась», – с досадой подумала Алеся.
Потом ее кольнула совесть: Грязнуля, наверное, сама хочет поиграть пузырями. Кто ей такое купит?
– На, – сказала Алеся, протягивая флакончик с приятным чувством, что творит добро.
Грязнуля фыркнула. И даже руки в болячках за спину спрятала.
– Подумаешь, Мастер мыльных пузырей!..
Алеся вздрогнула. Потом вспомнила: о Мастере знают все. И никого это не волнует. У всех свои заботы, дети-внуки, а еще нескончаемый кризис… ну, вы поняли.
– Что ты можешь знать о мыле? – спросила Алеся, невольно улыбнувшись. – А тем более о Мастере?
– Дети до трех лет все знают, – важно ответила Грязнуля.
– Но тебе ведь, кажется, уже шесть?
– Да. Но я – особый случай. Я должна искупить…
Алесе стало так ее жаль, что на минуту она позабыла жалеть себя (а это очень непросто). Вот что она усвоила из пересудов взрослых, маленькая дурочка!
– Ничего ты не должна, – сказала Алеся и, преодолевая брезгливость, погладила ее по спутанным волосам. – Вот умыться тебе бы не помешало…
– Хочешь, я укажу тебе Путь к Мастеру? – перебила Грязнуля.
Алеся замолчала. Вытерла слезы. Заткнула флакончик.
– Он один умеет выдувать Вечные Пузыри, – продолжала Грязнуля с таким воодушевлением, словно за вранье ей полагалась сладкая булка. – Красивее их нет на всем белом свете! Они такие прочные, что их можно держать в руках, подкидывать и ловить, как мячик! Тот, кто выдует такой Пузырь, станет всемогущим, сможет повелевать Миром!
Глаза девчонки странно блестели. Скорее всего, она унаследовала психическую неполноценность матери, бедняжка…
– И ты знаешь Путь? – спросила Алеся, чтобы поддержать игру.
– У каждого Свой Путь. Но я могу подвести тебя к Началу…
«Бояться надо лишь двух вещей: умереть мучительной смертью и не пройти Своим Путем».
Алесе стало так больно, словно с ней вот-вот случится та первая неприятность, которой следует бояться. О Мастере знают все. Но откуда этому убогому дитя знать про Свой Путь, о котором говорил Любимый?..
Внезапно все это перестало казаться игрой. Была какая-то странная закономерность в том, что последнее время совершается в ее жизни.
– Я должна подумать, – сказала Алеся.
– Думай, – согласилась Грязнуля. – Уже восемь взрослых сказали мне, что подумают. И не рискнули. Ты будешь девятой.
– Я найду тебя завтра, – сказала Алеся.
– Ага, – вздохнула Грязнуля, ковыряя в носу.
Нелепая, жалкая, почти юродивая. Откуда она набралась этих историй? Не от матери же…
– Как тебя зовут? – спросила Алеся.
– Грязнуля, – девчонка лукаво улыбнулась.
– А что это ты должна «искупить»?
– Прошлую жизнь, – Грязнуля больше не улыбалась.
– Ты помнишь, кем была в прошлой жизни?
– Ага.
– Ну и кем же?
Грязнуля приблизилась к ней вплотную (пахнуло потом и заброшенностью) и прошептала в самое ухо, слегка по-детски шепелявя:
– Маньяком, садистом, убийцей маленьких девочек!
Странные фантазии для дошкольницы…
Наступило «завтра», потом еще одно «завтра». Болела мама, родила сестра, состоялась помолвка у Лучшей Подруги (третья, не закончившаяся браком). Потом долгожданный отпуск – не до Мастеров, какой там Свой Путь, нам и здесь неплохо… И снова банк, Старшая, надоевшие до тошноты лица, ссоры и примирения с мамой, смех за коктейлем в кафешках, рыданья по ночам, иногда ласки, приводящие к оргазму, но не дающие удовлетворения, – ласки одинокой девственницы… Да что уж там: старой девы. Ей исполнилось двадцать восемь.
«Однажды я пришел на берег Реки, сел на тот камень, где сидел еще мальчишкой, и понял: рвать – сейчас или никогда. «Подходящий момент» не наступит. Всегда будет жаль кого-то или что-то, всегда будет повод подождать еще немножко… а потом с меня снимут цепи и положат в гроб».
От воспоминаний о нем никуда не деться. Но неужели всю жизнь она обречена слышать его голос, стоит ей задуматься о чем-либо по-настоящему важном?
