Анна Шеол
По рукам и ногам. Книга 1
4. Ночь, полная одиночества
Кэри остановился, выжидающе глядя на меня. А я вперила взор в тёмно-красный цветок в саду у ворот поместья. Секунд пять назад туда забилась оса, и я всё ждала, что она вылезет. Но бутон только покачивался, и насекомое своей скудной тушки обратно на свет не являло.
– Идёшь или нет? – поинтересовался Ланкмиллер.
– Можно мне здесь остаться?
– Оставайся, – он пожал плечами и двинулся в сторону поместья.
Я проводила его скептическим недовольным взглядом. Наконец-то хоть пару минут побуду одна. Одна, без этого урода, его идиотских слуг и наложниц. Отложив подробный осмотр сада, я забралась под раскидистое дерево с гладкой корой, идущей пятнами по стволу, села прямо над траву и подтянула колени к груди. Отличное место, чтобы погрустить. Я фыркнула себе под нос. Приступы беспросветной тягучей тоски настигали меня где угодно, это происходило вне зависимости от места. Я уже язык отбила говорить себе, что справлюсь. Что были в моей жизни и худшие времена.
На спину неожиданно легла ладонь, маленькая и тёплая.
– Не переживай, – вполголоса пробормотала Николь, усаживаясь рядом. – Сначала у всех так. Потом легче будет.
Я удивлённо обернулась, разглядывая свою «сокамерницу», и хотела в ответ что-то сказать, но не нашлась. Одно дело – парировать летящие в тебя грязные ругательства, другое – отозваться на это.
– А что, наложницам разрешают гулять в саду? – Поэтому было принято решение сменить тему, как бы неловко это ни звучало.
– Конечно, – Николь кивнула. – У нас и в доме общая комната есть, и даже библиотека. Если долгое время проводить в одиночестве, можно и рассудок утратить. К слову, тебе тут всяких штук притащили в комнату – не протолкнуться. Если хочешь, помогу разобрать покупки.
Николь почему-то казалась грустной, будто вчерашнюю лёгкость у неё забрали.
– Что у тебя случилось? – с языка сорвалось раньше, чем я успела осознать, что я совсем не мастер беседовать на такие темы.
– Да так, поссорилась кое с кем, это пустяки, – наложница вымученно улыбнулась, пожав плечами. – У Норы характер вспыльчивый, тут уж ничего не попишешь.
О, склоки между наложницами.
– Повод хотя бы стоящий? – вяло усмехнулась я, мысленно уже кусая себя за язык и всячески одёргивая: из таких вопросов поддержка выходит не очень.
– Столкнулись наши непримиримые позиции по поводу обновления состава, – насупившись, с игривой серьёзностью сообщила она, будто докладывает генералу умилительных войск, но и за пространной формулировкой причина хорошо просматривалась – я.
– В общем… – Поднялась, отряхивая с себя налипшую траву и в очередной раз за разговор круто меняя тему. – Кажется, там что-то надо было разбирать.
Безусловно, сильной стороной Николь было то, что она всё понимала быстро.
Уже в коридоре на нашем этаже, проходя мимо фонтана, мы столкнулись со страшным страхом. Нет, девушка сама по себе была красивая, таких шлёпают на обложки глянцевым журналам, но глазами она метала такие молнии, что в воздухе почти ощущались разряды электричества. Если б только можно было убивать взглядом, кто-то из нас точно упал бы замертво. По привычному, ничего не выражавшему лицу Николь я поняла, что с большой долей вероятности это и есть та самая Нора. Наложниц не представляли друг другу, а потому ориентироваться было сложно. Она тут самая главная и любимая? Всех строит, потому что боится потерять статус? Ясно тогда, откуда столь бурный всплеск эмоций. Любой новичок в гареме – это повод чуть ли не для войны. Кажется, я и от Ланкмиллера успела услышать нечто подобное.
Пол в нашей комнате действительно был завален сумками, и хотя большая часть барахла была действительно подписана моей новой кличкой, попадалось и кое-что для Николь. Я случайно вытащила со дна пакета её серёжки: глубокий синий сапфир, очень нежный, в обрамлении из золота с россыпью мелких драгоценных камней, которые будто светились изнутри, как капли воды на солнце. У меня в первый миг даже сердце от такой красоты замерло.
И тогда до меня дошло. Она, именно она, а не та в коридоре! Именно Николь – главная любимица Ланкмиллера. Однако этот статус не совпадает по какой-то причине с тем, как её воспринимают другие наложницы, и именно поэтому в комнате на двоих Николь до сих пор жила в одиночестве. Я покосилась на неё со странным чувством недоверия, ведь если среди всех эта девушка пользуется наибольшей его благосклонностью, разве не должна она сейчас ревновать? Ведь новая игрушка, очевидно, отбирает его внимание.
– Мне достаточно того, что он хорошо со мной обходится, – она перехватила мою мысль, так и не высказанную, будто из воздуха.
– Хорошо обходится? А как он… – Я зачем-то оглянулась на дверь, прежде чем продолжить. – А как он в постели?
Николь тихо рассмеялась.
– Он вырос в гареме. Как ты сама думаешь?
– Нет, я к тому, что… Мне показалось, он немного… грубоват.
Девушка неопределённо пожала плечами, мягко намекая, что обсуждать тут нечего, и мне стало неуютно от этого разговора. Ближе к вечеру, когда уже стемнело, к нам в комнату заглянула старушенция-уборщица и командным тоном потребовала:
– Кику, на выход!
– Руки за голову, лицом к стене… – проворчала я себе под нос, неохотно поднимаясь с кровати. Меня уже клонило в сон, и выпутываться из одеяла, чтобы идти всячески ублажать его высочество, до ужаса не хотелось.
Тётка ткнула мне в спину, выпихивая в коридор и очевидно проклиная мысленно за медлительность. Как будто если я не потороплюсь, Кэри умрёт от недотраха. О, поверь мне, женщина, это будет последнее, от чего он умрёт. Её б так кто ткнул в хребет, это больно, между прочим. Гренадёрша.
В коридоре вечером было довольно атмосферно, тёплый свет в ночниках слегка подрагивал, разливаясь по стенам мягкими очертаниями, и пахло чем-то приятным вроде сандала. Правда, охранники в форме разрушали всю магию и наводили страха, прогуливаясь по коридору, как вестники грядущего апокалипсиса, большие и чёрные.
Меня бесцеремонно впихнули в кабинет к домашнему тирану и тут же захлопнули дверь, чуть не пришибив при этом затылок. Интимное вечернее освещение совсем не настраивало на рабочий лад, навевая нехорошие мысли, как будто здесь только и делают, что трахаются. Хотя, собственно, зачем же иначе меня сюда водворили…
Сам хозяин апартаментов увлечённо беседовал с кем-то по громкой связи, настолько не обращая на меня внимания, что я начинала потихоньку ощущать себя предметом мебели и с трудом подавила опасное для здоровья желание смыться из кабинета, пока он этого не заметил.
– Нет, я полностью доволен, – Ланкмиллер покачал головой, – это как раз то, что мне было нужно. Язык, правда, длинноват. Но его и подрезать можно.
Я вслушалась внимательнее, потому что вдруг показалось, что разговор идёт о моей персоне. Уж очень у мучителя был нехороший тон.
– Не сомневаюсь в тебе… – послышался чей-то грубоватый мужской голос по ту сторону аппарата. – Но призываю оставаться начеку и не терять главного. Ох, ладно, думаю, скоро тебе всё равно наскучит…
– Поживём – увидим, – Кэри плотоядно усмехнулся.
– Ладно, страстной ночи.
Аппарат пискнул и отключился. Маленькая зелёная лампочка погасла. Сути разговора я так и не смогла уловить, а времени на раздумья мне не дали. Ланкмиллер наконец поднял голову, и от его взгляда будто волной жгучей окатило. У меня в душе всё заныло от ненависти.
– Ну, и чего встала? – медленно протянул он, впиваясь в меня взглядом, словно это был набор иголок из хозтоваров. – Как будто не догадываешься, зачем ты здесь.
– Уж просветите по барской милости. – Он ведь только что распинался со своим странным полуночным собеседником о моём длинном языке, куда меня только черти несут?
Мучитель нахмурился. Я тут же мысленно представила себя за авторством бестселлера «Как выбесить Ланкмиллера за пару секунд». Способ номер один – бухтеть.
– Любишь ходить по краю, Кику?
«Как выбесить Розмари Майер за пару секунд».
Способ номер один – «Кику».
– Меня зовут не так, – прошипела сдавленно и зло, так тихо, будто у меня отказали голосовые связки. Может, именно поэтому он и не услышал. Или сделал вид, что не услышал.
– Девочка моя, – мягкий, почти что мурлычущий сменился на твёрдый приказной, – начнём, пожалуй, с минета.
Сложно описать весь тот диапазон чувств, через который меня протащило всего за несколько секунд, оставив испарину на коже и дрожь в коленях. Где-то в недрах сознания застрял даже нервный смешок, потому что он попросил минет так, как просят годовой отчёт.
– Я не умею! – брякнула первое, что пришло в голову. И, боже, это самая откровенная, прямая и тупая ложь, когда-либо бывшая в моей жизни.
– Не умеешь? – мучитель изумлённо вскинул брови. – Чем же ты занималась в этом своём бордель-кафе?
– Я была официанткой, мне казалось, мы это уже прояснили. – Насупилась ещё больше, если это вообще возможно было, и мрачно воззрилась на хозяина комнаты.
Но ведь он знает, кем я работала. Издевается? Или у него просто слишком размытое представление о том, каким образом разделяют обязанности в таких заведениях. Я его ни разу не видела среди клиентов, что, впрочем, неудивительно.
– Иди сюда, – поманил Кэри, улыбнувшись, и откинулся на спинку кресла.
Его глубокий и бархатный голос как будто лишал воли, и я медленно приблизилась, не совсем понимая, чего от меня хотят. Он сейчас просто в рот трахнет? Будет грязно и неприятно. Неприятно – это даже слишком невыразительное слово, чтобы передать.
К моему удивлению, Кэри усадил меня на колени, спиной к себе. Теперь его дыхание ложилось мне на шею, и эта чрезмерная близость лишала возможности сидеть спокойно, я сразу напряглась и заёрзала.
– Нет ничего проще для наложницы, чем отсосать у хозяина, – томно прошептал Кэри мне на ухо, больно притягивая за волосы. – Смотри. – Он взял мою руку, положил туда, где была ширинка его штанов, я наблюдала за этим с отстранённым унынием, так, будто это тело принадлежало не мне. – Берёшь его нежно…
Меня сейчас стошнит от отвращения, хотя мы ещё не начали.
– Ладно, я всё сделаю! – я вырвалась, не выдержав его нажима.
Мне вдруг показалось, что легче сдаться, чем терпеть весь этот концерт. Может, он хотя бы отстанет от меня. Может, даже отпустит обратно в комнату.
– Ки-ику, – мне в самое ухо, поглаживая волосы. – Давай под стол.
Я, обречённо вздохнув, опустилась на колени. Уверенно расстегнув пряжку на ремне и ширинку, высвободила напряжённый член. Хорошо хоть, расшевеливать не придётся. Про себя отметила выдающиеся размеры: неудивительно, что в первый раз мне было так больно.
Из этого положения Ланкмиллер не мог видеть моего лица, и от этого становилось как-то… полегче.
Я выждала секунды две, лишь опаляя горячую кожу своим сбившимся дыханием, потом взяла в рот головку и, плотно обхватив губами, медленно выпустила изо рта. В таком деле главное не спешить, если хочешь добиться качества. Я неторопливо слизывала капли смазки, поглаживая член у основания, потом скользнула языком дальше, обводя выступившие вены. Его пальцы легли было мне на затылок, но я тут же зашипела, скинув их.
– Позволь мне самой разобраться, как тут что. Терпеть не могу, когда вмешиваются.
Я легко коснулась губами уздечки, награждая Кэри осторожным поцелуем.
Нет, всё время двигать головой туда-сюда слишком скучно, мне всегда больше нравилось работать языком, и разнообразия больше, и эффект отменный. Что на мучителя это тоже действует, я лишний раз убедилась, когда услышала, как ручка, которую он всё в пальцах вертел, покатилась по столу. Причмокивания раздавались самые развратные, но что тут сделаешь… Дыхание у него стало хриплым и отрывистым.
Я, медленно проводя по горящей коже губами и порой дотрагиваясь языком, прочертила влажную дорожку от самого основания члена, снова взяла в рот, медленно вбирая глубже. Внезапно я ощутила давление его пальцев у себя на затылке и, от неожиданности даже не сопротивляясь, подалась вперёд и едва не поперхнулась от таких выкрутасов.
Сперва даже не поняла, к чему это было сделано, но, видно, слишком увлеклась и пропустила момент, потому что в следующее мгновение рот наполнился вязкой и тёплой жидкостью. Будучи в «Шоколаде», я всегда бегала сплёвывать в туалет, но Ланкмиллер ждал от меня другого. Я сглотнула, преодолевая отвращение и навязчивые рвотные позывы. Отерев с подбородка белесые капли, стиснула зубы. Кэри застегнул ширинку и слегка отъехал от стола, чтобы увидеть моё лицо. А лицо у меня, наверное, было то ещё. Особенно для того, кто только что заставил одну мразоту кончить от умелых поцелуев.
– Значит, ты соврала мне. Ну, и что будем с этим делать, м? – мягко проворковал Ланкмиллер. – У нас за такое вообще-то наказание причитается.
– Хорошо, я умею делать минет, – созналась, всё ещё сидя на полу и глядя прямо перед собой. – Это всё знакомство с одним геем-куртизаном. Он мне, между прочим, этим жизнь спас. Я бы загнулась там, мы работали с утра до ночи, а на этом пайке нищенском долго не протянешь, так что кто чем мог…
– И ты зарабатывала тем, что сосала у мужиков? – Кэри коснулся мой щеки подошвой ботинка, я хотела было отпрянуть, но только стукнулась плечом о какой-то угол: было особо некуда. Поэтому пришлось терпеть унизительную процедуру, мысленно посылая в его сторону такие проклятия, от которых даже у похмельного Чейса тотчас свернулись бы уши.
– Давай, осуди меня за это. Будто у меня другой выбор был. Туда приходили только похотливые мужики с деньгами. Что им ещё предложить? Я каждый грёбаный раз молилась, чтобы только хозяин меня не застал за этим, иначе убил бы, ему ведь с этого ничего не перепадало.
Неожиданно Кэри дернул меня наверх, усадив на кресло меж своих ног. Я позволила себе откинуться на его спину, лишь потому что заколебалась так, что сил не было.
– Сперму с губ оботри, – усмехнулся мучитель, вроде бы даже беззлобно, но это всё равно вызывало во мне целый шквал жгучего раздражения.
– Пошёл к дьяволу, – огрызнулась я, вытирая-таки губы.
– Какая грубая девочка. – Тёплые пальцы скользнули по моей щеке и опустились на губы, чуть надавив на них. Заставив приоткрыть рот, скользнули внутрь. – Кику, не будь пассивной, – прошептал мучитель в самое ухо, и я вцепилась в столешницу, скрывая дрожь.
Да ты мне ещё в глотку свои пальцы запихни. Судорожно сглотнула, проводя по одному из них языком, и в глазах мучителя отразилось скрытое одобрение.
Я вылизывала его пальцы по очереди, ощущая, как внутри нарастает странное тянущее чувство, не то чтобы неприятное, но тёплое и тяжёлое, замедляющие мысли, превращая их в густой поток растопленной карамели.
Наконец Ланкмиллер с довольным видом вынул пальцы у меня изо рта, оценивая эффект. Затем вдруг неожиданно наклонил меня вперёд, заставляя опереться ладонями о стол, задрал платье. Меня тряхнуло от прикосновения пальцев к внутренней стороне бедра, и я с шумом втянула воздух, ощущая, как они медленно поднимаются выше.
– Кэри, ты грёбаный маньяк какой-то… – пробормотала я, растерянная от смешанных чувств, которые целиком меня затопили.
– Ещё раз назовешь меня по имени, язык вырву, – ласково пообещали мне, и я фыркнула себе под нос.
Ну, тогда с минетом можешь распрощаться, скорый на расправу господин Ланкмиллер.
– Пойдём, – вдруг велел он, прерывая пытку и отстраняясь.
– К-куда это? – Видимо, я так ошалело на него воззрилась, что это даже вызвало смешок.
– В ванную, там расслабимся.
Я почти услышала тот грохот, с которым рушатся мои надежды пораньше попасть к себе в комнату, и вяло чертыхнулась под нос, уже не обращая внимания на его присутствие.
– Идём, свет мой… – Кэри ободряюще подтолкнул в спину, и я удручённо, но послушно поплелась в заданном направлении.
Раздеваться перед ним не хотелось, ровно так же, как и лицезреть его обнажёнку. Хорошо хоть, я одна здесь, а то слышала, некоторые целые сонмы наложниц вокруг себя собирают. Это было бы совсем неловко.
Пора привыкать к катастрофе, Розмари.
Кику…
Ванная всё же была лучшим местом этого дома, и сей факт малость утешал. В джакузи сразу уютно зажурчала вода, и пар от неё медленно заполнил комнату, поднимаясь к потолку, заволакивая матовой пеленой металл и поверхность зеркала. Я стояла как истукан, тупо уставившись на бортик, пока мучитель сзади бесцеремонно, совсем по-хозяйски принялся расстёгивать верхние пуговицы моего платья, но, едва его пальцы коснулись прохладной от волнения кожи на шее, мне стало невыносимо от этого безысходного унизительного процесса, где всё, что от меня требовалось, – это стоять как кукла. Я отскочила разом, зло сдергивая с себя одежду. Ланкмиллер только чуть изумлённо наблюдал за всеми моими манипуляциями, спиной прислонившись к стене и не спеша расстегивая свою сорочку.
– Полегче, Кику, ну так же никакой романтики, – вяло протянул он. – Ну что ты как из дикого леса, в самом деле. Наложницам так себя вести не пристало.
В ответ на это я беспомощно бросила верхнюю одежду на пол, к своим ногам, и уставилась на мучителя чуть ли не с мольбой. И тут же остолбенела. Он уже успел раздеться, и вид живого голого мужика привёл меня в ступор неожиданно для себя самой. Я зря не представляла его без рубашки, там было чем поддразнить своё воображение. Подтянутое тело, широкий разворот плеч, жилистые руки, от которых в первое мгновение сложно было отвести взгляд.
– В общем, ладно, – он ловко опустился в ванну, – раздевайся до конца и давай ко мне. Не бойся ты, расслабляться тоже надо уметь.
– В руках озабоченного хозяина хрен расслабишься, – хмуро буркнула я, силясь расстегнуть бюстгальтер.
Кэри рассмеялся.
– В руках озабоченного хозяина это обычно лучше всего выходит. Могу пену организовать, если даму так сильно подводят нервы.
Осторожно опираясь на мокрый бортик, я попыталась кое-как попасть в джакузи и обойтись при этом без всяких происшествий. Но куда уж там. Неловко поскользнувшись, с плеском свалилась прямо на Ланкмиллера и сквозь зубы заскулила от досады, уткнувшись в его плечо. Кэри пригладил меня, словно домашнего зверька, чуть ли не за ушком почесал. Если он так пытался успокоить, то это хреновый способ.
Я так и сопела обиженно в его грудь, не решаясь поднять голову. Ведь это подразумевает, что мне придётся встретиться с ним взглядом. Такое плохо себе представлялось в наших-то обстоятельствах.
Неожиданно в сознание закралась странная мысль. Кэри вмешался тогда в «Шоколаде», когда ко мне прикопался Флетчер. Что, если бы Ланкмиллер этого не сделал, остался бы лишь наблюдателем? Почему я вообще его заинтересовала? И стоит ли мне благодарить его за то, что в ванной сейчас со мной не местный наркобарон со своей удручающей лысиной? При этой мысли я едва не прыснула почему-то. Ланкмиллер был ещё молод для лысин, и волосы у него на вид мягкие. Женским шампунем, небось, моет. Тем, который пахнет как средство от тараканов.
Пены вокруг становилось всё больше. Мне от этого с каждой секундой было легче, и наконец хватило смелости отползти подальше, по возможности вообще не касаясь Кэри. Между нами уже успело повиснуть томительное молчание, и я принялась отрешённо выводить в пене круги указательным пальцем. Неуютно было и страшно немного, хотелось эмоционально оградиться от ситуации. В пузырьках разноцветными огоньками отражались лампочки.
– Кику? – тон у Ланкмиллера был спокойный, даже чуть заботливый. Я вскинула голову, вырванная из своего оцепенения его голосом. – Ты меня боишься?
– Нет, – после недолгих колебаний отозвалась я. Вышло не очень уверенно.
– Тебе неприятно?
– Я просто… я не могу так сразу…
– Ах, вот оно… – он вдруг расплылся в нехорошей многообещающей улыбке. – Не огорчайся, к этому быстро привыкают. Сядь ко мне лицом.
К нему лицом?! Да я и так уж практически на его член села.
Поёрзала немного, устраиваясь удобнее, а потом укоризненно уставилась в лицо Кэри. Он невозмутимо выловил откуда-то из пены мою руку и положил себе на грудь. Похоже, ждал от меня чего-то, и я, чтобы не обострять, принялась аккуратно и старательно, самым кончиком указательного пальца, вместо пены выводить кривые круги на его коже, готовая в любой момент одернуть руку, словно от кипятка. Но мучитель наблюдал спокойно, ничего не говорил и не делал. Так что постепенно я осмелела и уже всей ладонью изучала его грудь, иногда спускаясь к животу, но строго не ниже.
В конце концов Кэри прыснул.
– В чём дело? – Я чуть было не добавила «засранец» к своему вопросу, но вовремя прикусила язык.
– Прости… Просто у тебя вид был такой сосредоточенный.
– Ну всё, я не могу так больше, – попыталась вылезти к чертям, но Ланкмиллер ухватил меня за руку и мягко вернул обратно.
– Стоять. – Он с полочки у ванной достал мягкую пушистую мочалку и, усадив меня на прежнее место, принялся намыливать, методично и медленно, начиная с плеч.
Вид у него был такой отстранённый, будто он думал о чём-то своём, вообще не связанном со мной. Руки, живот, а когда до груди добрался, хмыкнул придирчиво:
– М-да, сисек у тебя, знаешь ли…
– Заткнись, – неожиданно рявкнула я. – Сам выбирал!
Нет, ну ещё жаловаться будет! Каков подлец!
– Ну их же почти нет совсем… – примирительным тоном заметил Ланкмиллер, продолжая своё дело.
– Нет, есть! – заупрямилась я. – Внимательней посмотри!
Кто бы сказал мне, зачем я сейчас это ляпнула. Потому что он действительно… посмотрел. Придвинулся ближе, будто страдал от близорукости, потом вдруг обхватил губами сосок, лизнул, а затем, по-прежнему не выпуская изо рта, принялся легонько посасывать. От неожиданности я даже указательный палец закусила, подавляя рваный, рвущийся из груди вздох и прикладывая усилия, чтобы снова не свалиться на своего мучителя. В животе зарождался странный комочек лёгкости, она разливалась истомой по всему телу, заставляя чувствовать себя… непривычно.
– Чего ты дышишь так? – Кэри отстранился, поднял глаза на меня.
– Отвали, – мрачно буркнула я, отодвигаясь.
Он отнёсся к этому философски.
– В душ пошли, в пене всё, – скомандовал через секунду, помогая мне выбраться на этот раз, чтоб предотвратить неприятные эксцессы.
Я безжизненно уставилась ему куда-то в грудь, пока упругие обжигающие струи хлестали по волосам и коже, смывая бесчисленные мелкие пузырьки. От густого пара сложно было дышать, босыми ногами я ощущала пупырчатый разогретый пластик, ступать по которому было приятно, и в глубине души мне хотелось, чтобы Ланкмиллер тоже удовольствовался этим, тем, что под горячими струями просто хорошо стоять, ничего друг другу не говоря. Но это были пустые надежды с самого начала.
Кэри напряжённо вздохнул:
– Кику, ты же ведь не живой труп и не кукла. Ты наложница. Это значит, когда возникает неловкая пауза, надо её чем-то заполнить, а не бестолково на меня пялиться.
Я позволила взгляду спуститься ниже, изучая Ланкмиллера уже совершенно бесстыже и во всех деталях. Губы скользнули вверх по его ключице, осторожно стирая капельки воды с кожи, но Кэри явно ожидал чего-то более жаркого. Нетерпеливо вздохнув, он заставил меня уткнуться лицом в мокрую и чуть прохладную стенку. Подозревая, что ждёт впереди, я оперлась нервно стиснутыми кулаками о скользкую поверхность кафеля и вобрала в грудь побольше воздуха, чтобы восстановить плавное течение мыслей. Только это не очень-то помогло. Меня с головой и всеми потрохами медленно и неотвратимо захватывало предчувствие того, что снова должно произойти между нами, но жаркие струи душа помогали свыкнуться с этой мыслью, расслабиться хоть немного. Кэри прижался грудью к моей спине. Его ладони скользнули по талии, остановившись на бёдрах. Я почувствовала, как на шею легли горячие губы. Это был довольно бесцеремонный и собственнический поцелуй, который наверняка оставит в память о себе отметину.
Я интуитивно расслабилась, позволив Ланкмиллеру вести самому, и он делал это уверенно, без колебаний. Пальцы надавили на мои бёдра, заставив прогнуться, и я втянула густой влажный воздух, чувствуя, как его член медленно входит в меня. Выдохнула, судорожно сжимая и разжимая кулаки. Вот теперь он полностью во мне, и это… приятно? Я не знаю, это не должно быть приятно, ни на одном из уровней. Но Кэри замер, а я неожиданно для себя качнула бёдрами, подаваясь навстречу. Да что за…
Первые несколько движений были какие-то беспорядочные, потом Ланкмиллер задал постоянный ритм, и я честно старалась под него подстроиться, потому что знала: так будет легче. Дыхание всё учащалось, и постепенно выдохи начали перемежаться со стонами. Я кусала губы, прижималась щекой к прохладному кафелю, но сделать с собой ничего не могла. У меня не было контроля над ситуацией, вообще. Но это и хорошо. Пугающе хорошо. Абсолютная, исступлённо горячая эйфория затопляла с головой, так что от мыслей оставались пустые бессмысленные обрывки.
Уже немного позже, лёжа под одеялом в его кровати и бездумно уставившись в потолок, я сделала для себя два вывода.
Трахаться в душе здорово, и меня пугает такой поворот событий.
Кровать у Ланкмиллера была мягкая и большая, ты только раз касаешься её – и уже хочешь отдаться блаженству сна. На полу валялись махровые полотенца, отброшенные туда за ненадобностью. Сам Кэри сейчас лежал рядом, точно так же, как я, вперив взгляд в потолок. То ли отходил ещё, то ли размышлял о чём-то. Его близость эмоционально очень сильно выматывала меня.
Отвернувшись, я перекатилась на самый край кровати и негромко поинтересовалась оттуда:
– Так если грудь моя тебя не устраивает, зачем взял тогда? Вон сколько у тебя этих… своих…
– Отцовских, – мгновенно поправил Кэри, – он их всех сам выбирал, сам же подгонял под свои привычки и предпочтения. Ты единственная в полном смысле моя.
– Угу. И ты все два года ждал, пока Чейс Тейлор проиграется тебе в покер-шмокер, чтобы обзавестись своей?
– Я не играю в покер-шмокер, – Ланкмиллер, покосившись на меня, усмехнулся, – я просто дал ему денег в долг, вот и всё. Во-первых. А во-вторых, банально не доходили руки. Все эти два года ушли на то, чтобы разобраться с бизнесом. За это время гадюшник в доме завязался таким узлом, что теперь и не развяжешь.
Напряжённая атмосфера чувствовалась уже на пороге, когда ты ещё не успел посмотреть никому из здешних в глаза. Но меня удивило мужество, которое он нашёл в себе, чтобы открыто об этом сказать.
– Я не ждала, что ты признаешь поместье гадюшником… ну, сам.
– И я его часть. И ты ею станешь. Стоит только здесь пожить, весь воздух отравлен насквозь. Я оставил бы поместье насовсем. Но дела. – Ланкмиллер сообщал об этом будто и не мне, а потолку своему.
– Сексозависимость.
– Что?
– Сексозависимость, а не дела, – проворчала я, сжимаясь в комочек.
– Ну знаешь, такое иногда случается, если растешь в гареме, – с усталым смешком пояснил он. – Возвращаясь к твоему вопросу, почему я взял тебя. Мне нравится твоё тело. Твой голос, когда ты стонешь.
Господи, он говорит обо мне, как о вещи. И я почти не нахожу в этом ничего удивительного.
– А мне вот не нравится, – вдруг запальчиво проговорила я, к концу фразы едва успев прикусить себе язык.
– Что именно? – совсем без интереса лениво осведомился Кэри.
– Ты не нравишься. Своё положение. Рабство. Быть наложницей.
– Ты человек подневольный. – Ланкмиллер с такой интонацией это сказал, будто этот простой факт устраняет любые недомолвки, любые вещи расставляет на свои места. Я снова вспыхнула, ярче прежнего.
– И что же это объясняет, чёрт тебя возьми? Ты… ты вообще видишь во мне человека? Что ты обо мне знаешь, кроме… – Осеклась, потому что пересохло горло и внезапно перестало хватать воздуха, пришлось глотать его судорожно, сжимая в кулаке покрывало.
Но, кажется, я уже и так сказала достаточно. Гораздо больше, чем хотела. За короткую передышку разум остыл, и я поняла, чего мне будет стоить лишняя болтовня.
– Ну расскажи, – Кэри перекатился на бок и притиснул меня к себе, устраивая в объятиях, из которых я моментально попыталась выскользнуть. – Расскажи, что мне стоит о тебе знать.
– Не то чтобы я могла… – Давать заднюю после изобличительных речей было не очень красиво. Ну что ж, сама виновата. Нечего было распаляться, если не готова была с ним откровенничать.
– И как я должен это понимать? – не скрывая издевки, поинтересовался Ланкмиллер.
– Я не помню значительную часть своей жизни. Несколько лет как будто вымарали. Они исчезли, будто их и не было. – Это глубоко личное переживание. Темой, на которую я так ни разу ни с кем не говорила. Я выдала это сейчас только от беспомощности. В надежде, что мы как можно скорее уйдём от этого разговора.
Мучитель замялся, будто прикидывая, не вру ли я, а потом и вовсе уставился в потолок. Хотела бы я врать. Но в голову хоть колья вбивай до исступления, а белые пятна остаются белыми пятнами. Это так пугающе и болезненно, и ты не можешь сделать с этим ничего. Я думала, пройдёт со временем, но как бы не так.
– Поясни-ка чуть подробнее, будь добра, – наконец потребовал Ланкмиллер, поворачивая моё лицо так, чтобы его было хорошо видно.
– Я помню своё детство, но не очень хорошо, урывками. Здесь не о чем особо рассказывать. Много болела, зимой почти не выходила из дома, и единственным развлечением становились книги из местной библиотеки. Кажется, у меня была маленькая любящая семья, только отец и мать, больше никого. Их лица я помню размыто, только запахи остались. Пироги по праздникам, цветок на окне, школа. И в один день ты просто просыпаешься с разбитой головой в какой-то канаве, мокрый насквозь. Никого из них я больше не видела. Из полиции меня тогда передали в «Змеиный зуб», потому что, кажется, у них были на меня документы. Сам знаешь, что значит туда попасть. А оттуда меня уже выкупил Чейс за бесценок. Потом два года работы в бордель-кафе. Их я уже хорошо помню. Между этими двумя обрывками как будто прошло несколько месяцев или даже лет, не знаю. Когда в моей жизни всё стало так плохо? – Наружу из груди вырвался хриплый невесёлый смех. Оборвался резким выдохом за секунду.
Я замолчала, прекратив бессмысленные и изрядно утомившие нас обоих попытки вырваться из ланкмиллерских объятий, и теперь лежала тихо, безучастным взглядом изучая полог над кроватью. За окном вовсю хлестал заунывный дождь, и мне впервые не надо было беспокоиться о том, что вода затечёт под раму и под кроватью будет потоп. Я бы даже расслабилась, если б не близость Кэри. Не знаю, спал ли Ланкмиллер; мерно сопел на ухо.
– Кику, – наконец вздохнул он и продолжил серьёзно: – Рекомендую тебе распрощаться с прошлым. Теперь ты здесь. Привыкай, учись и слушайся. И, может быть, из тебя даже выйдет что-то путное.
Я скривилась внутренне. «Что-то путное» – это то, что можно с комфортом трахать? Никто не ждал от него сочувствия, но от этих слов на душе всё равно остался скребущий осадок. Кэри лениво поглаживал мои волосы тремя пальцами, почти не шевеля ладонью, как это обычно делают с котом, когда он под вечер забирается хозяину на колени.
