Анна Найденко
Нильфийка Ангардории
Глава 1. Первое проникновение в мир людей
Маленькая девчушка сладко зевнула на своей воздушной кровати, потянулась и открыла казавшиеся огромными на миниатюрном личике зеленые глаза. Веснушки покрывали лицо, вздернутый носик принюхивался к запахам, огненно-рыжие волосы завивались в мелкие кудряшки.
Она перевернулась и потрогала рукой пустую половину кровати. Открыла глаза, села на кровати и покрутила головой в разные стороны.
− Мааам? − произнесла девочка тоненьким голосочком. − Ты где, мам?
Вчера мама показала ей человеческий мир. Мир, которому она когда-то будет служить, как это делали все в её роду. Но до этого еще далеко, потому что ей было всего пять лет.
Проникновение в человеческий мир покорило такое большое доброе сердечко в хрупком тельце. Там все было таким странным: эти большие металлические дома на колесах, которые мама назвала машинами, люди, двигавшиеся только на двух ногах и не порхающие по небу, как жители Ангардории. Конечно, они могли и ходить, но все-таки предпочитали летать.
А еще в мире людей по воздуху плыл странный запах: вонючий и убогий, а порой разносился аромат, от которого кружилась голова и урчало в желудке. Это было странным, ведь они не питались как люди. И Лави не ожидала, что ее тело откликнется на эти головокружительные запахи.
Она бы так и осталась, скрытая бархатной пыльцой, висеть в воздухе на улице, как выразилась мама, но непосвященным нельзя было долго оставаться на человеческих землях. В Ангардории строгие правила, и возвращаться из мира людей нужно было вовремя.
Они пролетали мимо какого-то странного дома, который мама почему-то назвала «магазин», там все было таким ярким и аппетитным, что зеленые глаза Лави округлились, а рот непроизвольно открылся. Мама звала ее несколько раз, а потом подлетела, взяла за руку и потащила за собой.
«Придет время, и ты сможешь находиться здесь дольше, Лави», − прошептала мама на ушко и погладила дочь по огненно-рыжей шевелюре. Перед глазами девочки до сих пор стояли эти высокие дома, казавшиеся громилами, она тряслась от ужаса − а вдруг они оживут, поднимут свою огромную ногу и раздавят ее как червяка? Шум голосов, странный звук колокола...
Но Лави не решилась признаться маме, что она обладала странным, не таким, как у других Даром − стоило ей увидеть то, что ее потрясло до глубины души, как это проявлялось наяву. Как и эта комната, в которой она находилась.
Мама и Лави уснули на их привычной жемчужной мерцающей кровати. Стены были прозрачными, чтобы можно было видеть все, что находилось в Ангардории, а в особенности − тот самый Обряд, которого Лави так ждала. На утро маленькая нильфийка проснулась и ахнула от восторга. Это же мечта, а не комната!
Лави спрыгнула на пол, покрытый застывшей шоколадной глазурью. Стены из того самого розового зефира, который она увидела, пролетая мимо кондитерской, с низкого потолка свисали сосульки из карамели. На миниатюрном личике в форме сердечка расплылась широкая улыбка. Она подняла голову и хлопнула в ладоши. «Ну, какая же я умница!» − подумала она про себя.
Но она забыла о магической защите. Дымчатый туман оплетал потолок, и расплывался по нему. Для взрослых это не проблема, а для такой малышки, как она, это было опасно. Девочка могла поранить свои крылышки.
Лави встала на кровать в полный рост и потянулась к карамельной сосульке. Оставалось всего чуть-чуть, чтобы ухватиться за острый край и лизнуть лакомство. Но не тут-то было! Миловидное личико скривилось от усердия, покраснело, а тело так напряглось, что девочка рухнула обратно на кровать, обижено посмотрела на потолок и раскинула руки в стороны.
«Ну, ничего, в следующий раз придумаю сосульки до самой кровати», − сквозь зубы процедила девочка.
− Проснулась уже? − Ласковый голос мамы вырвал Лави из воспоминаний о человеческом мире и отвлек от сосулек, что не давали ей покоя. Мама ошарашено уставилась на потолок, осматривая комнату. − Что это такое, Лави? Откуда это все?
Лави замялась и в растерянности уставилась на маму, взглянув на нее исподлобья. Отобразить свои мечты она умела, а вот вернуть все обратно − еще нет. Да и стоит ли возвращать, когда теперь здесь комната мечты?!
− Так, ладно. Потом разберемся. Вставай скорее! − Зеленые глаза матери вспыхнули.
И не успела девочка спросить, что случилось, как по Ангардории разнесся звук горна. Лави приложила ладошки к груди. Обряд. Наконец-то тот самый Обряд, которого она так долго ждала!
Глава 2. Обряд
Лавьера нахмурилась, глядя на потолок, с которого свисали сосульки из карамели. Ногам было непривычно стоять на липком шоколадном полу, а от стен из розового зефира исходил сладковатый аромат. Лавьера подавила улыбку. Как она и предполагала, Лави понравилось в мире людей. Но Дар? Девочке опасно вот так открыто показывать его. Знала бы она, чем ей это может грозить! Вот только как объяснить это малышке?
Лавьера подошла к зефирной стене и приложила ладонь. Дочка протестующе закричала и затопала ножками, на ее лице отразился ужас, когда под маминой ладонью появилось алое сияние, что впитывало в себя ее проделки.
Миг − и все снова стало, как и прежде. В глазах девочки застыли слезы. Лави опустила глаза, ее плечики поникли.
− Лави, даже не начинай! − строго сказала мама. − Ты прекрасно знаешь, какие в Ангардории правила! У каждой нильфийки свой Дар, но твой не вписывается ни в какие рамки.
В глазах Лави стояли слезы.
− Давно это у тебя? Давно у тебя этот Дар?
Лави покачала головой.
− Нет? А с каких пор?
Лави сцепила пальчики в замок и продолжала смотреть в пол.
− Это после вчерашнего, да? − не унималась мама.
Лави подняла грустное личико, по щекам текли слезы.
Лавьера подошла к малышке и присела перед ней на корточки.
− А я сейчас возьму и выпью твои слезы! − Лавьера приблизилась к щеке Лави. − Ну-ка, у кого такие соленые слезки? − Она прикоснулась к щеке дочери и втянула губами капельку. − Какие вкусные, ммм.
И от обиды Лави не осталось и следа. Она взвизгнула, отодвинулась, замахала руками и с воплями кинулась бегать по комнате.
− Мои слезы! Не отдам! − кричала малышка, визжала и смеялась.
Лавьера поднялась на ноги и хмыкнула. Она догнала дочь и повалила ее на кровать. Детский заливистый смех заполнил всю комнату.
− Тебе нужно больше летать, Лави. Ты же не человек.
− А ты? − Рыжие брови девочки поползли вверх.
− И я, − выдохнула Лавьера. Если хочешь научить ребенка чему-то полезному, то покажи ему пример! Но следовать этому правилу было непросто.
Немного помолчав, Лавьера продолжила:
− Лави, ты должна мне кое-что пообещать, − она погладила дочь по голове. − Ты больше никогда не выкинешь ничего подобного.
На лице Лави пронеслось столько эмоций, что Лавьера растерялась и нахмурилась.
− Надо рассказать о твоем Даре Лавур.
Лави открыла рот, в глазах читалась обида.
− Даже не вздумай плакать! − Лавьера взяла в ладони миниатюрное личико в форме сердечка. − Послушай, малыш. Просто поверь, тебе лучше не делать… так.
− Но почему, мама? − Она сказала это так, что у Лавьеры чуть было не разорвалось сердце.
− Подрастешь и все узнаешь.
Лави нахмурилась. Ну вот, всегда эти взрослые так: «Вырасти, Лави, и поймешь! Ты еще мала, Лави!». А когда вырастешь-то? Сколько ждать? Целую вечность, что ли? Она каждое утро подходила к маме и спрашивала: «А я уже выросла?», чем ее забавляла. Как же ей хотелось вырасти прямо сейчас, вот в эту самую минуту, чтобы понять, почему нельзя силой мысли преображать свой мир! Это же так прекрасно! Что плохого в том, чтобы жить так, как хочется?!
Лавьера продолжала пристально смотреть на дочь.
− Договорились? Просто пообещай мне.
Лави грустно вздохнула и сдалась:
− Ладно.
− Вот и славно. Нам надо научить тебя контролировать эту силу. Это важно, Лави.
Лави протяжно вздохнула и прикусила губу от обиды. Сколько она себя помнит мама и бабушка постоянно что-то ей запрещали и опекали ее − совсем не так, как другие родители опекают своих девочек. И Лави все гадала − почему? Но, кажется, этих ответов она не дождется, пока не вырастет. А ждать, наверное, целую вечность!
Все обиды вылетели из головы, как только они подошли к прозрачной стене. Личико Лави озарилось неподдельным восторгом. Дома нильфиек по кругу висели в воздухе. Их было очень много и все они с виду напоминали гигантские ракушки. Прямо посередине, чуть ниже, располагалось пустое пространство. В день Обряда там вырастало едва различимое белоснежное облако. Лави смотрела во все глаза и с нетерпением постукивала ногой по стене.
Первой на облаке появилась Равни − правительница Ангардории и нильфийка Равновесия. Ее выбеленные космы доставали до облачка. Худые ноги, как и все тело, прикрывала сверкающая серебристая ткань, в руках − белоснежный Посох Равновесия из особенного растения. Ее морщинистое лицо будто разглаживалось при его жемчужном сиянии.
Лави подошла еще ближе и смотрела так, словно боялась что-то упустить из виду. Это был первый в ее жизни Обряд! Нельзя упустить ни одной детали! Возле Равни выросла фигура: прекрасная девушка с черными шелковистыми волосами до пояса. Ровная осанка, расправленные плечи. Девушка повернулась лицом и между бровями Лави пролегла складка. Прекрасная незнакомка, казалось, смотрела прямо на девочку, несмотря на разделяющее их расстояние. Лави моргнула. «Ну не может же такого быть, чтобы она меня увидела, ведь так?».
Лави поспешно отвернулась и принялась перебирать в памяти все, чему ее учили мама с бабушкой.
Ангардория делилась на четыре сектора: Серебристый, где обитали целители. Они жили в смешных деревянных парящих по небу домиках. Их мази исцеляли ушибы, глубокие раны и даже смертельные недуги. В Пурпурном секторе жили ткачи и творцы. Они пряли на своих станках волшебные ткани. Потом швеи шили одежду, согревающую в холодную пору и охлаждающую тело в знойную жару. А живописцы рисовали такие картины, которые оживали под их кистью. В Фиолетовом секторе жили строители, конюхи, создатели воздушных колесниц и наставники. Четвертый, Жемчужный, где жила Лави, занимали нильфы и нильфийки с особенным Даром.
Каждый род обладал каким-то качеством, который преобладал в них, и его было так много, что они могли влиять на других: зависть, надежда, гармония, счастье, спокойствие, вера, ревность, тревога и любовь. Зависть, Ревность, Исцеление и Тревога помогали Равни в Ангардории, выполняли поручения правительницы. Они не совались в мир людей без надобности. А вот остальные служили людям, улучшая их жизни и мир в целом. Мужчин называли нильфами, а женщин и детей − нильфийками. Правда, Лави не все понимала. К примеру, почему у тех, кому достался этот странный Дар и выпала честь служить миру людей, имена начинались с одной буквы?
Нильфийка любви − на «Л», нильфийка ревности − на «Р», нильфийка зависти − на «З» и так все остальные. Почему другие носят обычные имена, наподобие «Нейл», «Лимба»? Да и мама, как всегда, отмахнулась и сослалась, что Лави еще мала. Как обычно!
Нильфийки в роду Лави обладали Даром любви. Они отличались яркими волосами, зелеными глазами и тоненьким телом. Их Дар успокаивал душу, исцелял разбитое сердце, наполнял душу теплом и обволакивал теплотой, чистотой и добротой.
После Обряда в день совершеннолетия волшебный прядильный станок в Башне мира, находившейся на безлюдной территории, на куске легкой как пушинка ткани выдавал нильфийке территорию, отведенную ей для служения в мире людей. А после рабочего дня с защитного кулона считывалась важная информация: где нильфийка побывала, насколько продуктивной была ее работа.
Лави уже знала, кто сегодня будет проходить Обряд. Это нильфийка Зависти. Лави скривилась, словно съела что-то отвратительно невкусное.
− Ты чего? − поинтересовалась Лавьера. − Лави, не делай так. В Ангардории все − божества и все равны! Просто кому-то повезло больше, а кому-то − нет. Прояви к Зави хоть капельку уважения!
− Никак не пойму, − нахмурилась Лави и посмотрела на маму. − Почему Зависть проходит Обряд? Зачем она вообще здесь нужна? Разве она не несет зло? Она ведь злая, мама! Вон как зыркнула на меня! − с жаром произнесла Лави.
Лавьера улыбнулась и снова погладила дочку по буйной огненной шевелюре.
− Ты и сама знаешь ответ на свой вопрос. Для равновесия. В Ангардории нет зла. Запомни это, Лави! И не вздумай никому сказать то, что ты только что выпалила. Смотри, сейчас начнется самое главное.
На личике Лави вспыхнул интерес, она резко повернулась обратно и вперилась взглядом в правительницу и нильфийку.
Лави перевела взгляд влево и нахмурилась. Точно так же, как и остальные, возле прозрачных стен стояли нильфийки Тревоги, Ревности и Зависти. Их выдавал хмурый взгляд.
Нильфиек в Ангардории было много. Лави еще не научилась считать, чтобы сказать сколько их. Но Лавур как-то проболталась, что когда-то в Ангардории яблоку негде было упасть. Что это было за яблоко и куда ему следовало падать и зачем, она так и не поняла. Но когда Лавур рассказала дочери, что еще ее до рождения Ангардорию наполняло веселье, радостные крики и нильфийки большую часть времени проводили вне дома, маленькая Лави удивилась.
Лави спросила об этом маму, но на лице той вдруг отразилась печаль, а потом она разозлилась и сказала, что это закрытая тема, о которой они не говорят!
Странным было и еще кое-что. Только у нескольких нильфиек были отцы, которые проводили с ними время. Но они предпочитали не высовывать носа, словно от кого-то скрывались. Это была очередная загадка. У Лави отца не было − еще одна запретная тема.
Равни подняла вверх посох. Яркие солнечные лучи вперемешку с чернильными полосами раздались в разные стороны и переплелись между собой, словно ленты. Жемчужный цвет переплелся с тьмой и повис над Ангардорией. Равни подошла к Зави и приложила ладонь к ее лбу. Бесконечно долгие секунды переросли в минуты, заставляя сходить с ума от нетерпения. Плечи Зави напряглись. Она на миг опустила голову и с каким-то неимоверным усилием подняла ее, словно голову покрывала тяжелая корона. Но короны не было, это все знали. Просто Обряд был тяжелым. С виду он казался чудом, но отнимал силы и требовал терпения. И Зави его прошла. Запыхавшись, Зави повернулась лицом к домам. На ее лбу проступили мокрые капли, и Лави разглядела на шее посвященной нильфийки медальон с черной кляксой в прозрачной капле. Ее медальон силы, который она, не снимая, носила в Ангардории.
Кожа Зави замерцала, ее волосы змеились на ветру, на губах заплясала улыбка, смуглое лицо побледнело.
Глава 3. Бабушка Лавур
Лави заткнула уши руками, когда в соседней комнате начали ругаться мама и бабушка Лавур. Девочка нахмурилась и зажмурилась. Ссоры в доме действовали на нее хуже наказания. Невыносимо это слышать! Куда бы деться, чтобы не попасть под горячую руку? Но деваться некуда. Чтобы оказаться у входной двери, нужно пролететь через комнату бабушки, где та как раз выясняла отношения с мамой.
Бабушка сердитым тоном укоряла за что-то свою дочь. А Лави не понимала, что ей делать. Она не смелая, и не храбрая, как в тех книжках, которые ей читала перед сном мама, но все же интересно − из-за чего такой переполох. Может, из этой ссоры она узнает что-то интересное, что скрывают от нее? Любопытство взяло верх. Лави оттолкнулась ножками от пола и взлетела. Ее пурпурные крылышки мерцали в солнечном свете, заливавшем комнату.
Дверь растаяла на глазах. Крики лишь усилились. Лави поежилась, между рыжих бровей пролегла хмурая складка. Она влетела на «поле сражения». Лавьера и Лавур резко и одновременно повернули головы в ее сторону. Они уставились на девочку и разошлись в разные стороны, словно не было никаких криков и пререканий друг с другом. Лави опустилась на пол и захлопала глазами. Это что же получается − зря она расхрабрилась, и нужно было остаться в своей комнате и подслушивать? Но подслушивать − плохо! Так говорила мама!
− Пошли, внучка, я кое-что покажу тебе в мире людей.
Лицо Лави озарилось светом, напряженные черточки лица разгладились, плечики расслабились.
− К людям? − На миловидном личике застыло любопытство. − Но мы же были там вчера с мамой, − растерялась малышка.
Лавьера подошла к Лавур и умоляюще посмотрела на нее.
− Не стоит ей там появляться так часто. Лавур, ей всего пять! Придет время, и она сама обо всем узнает.
− Молчать! − запротестовала Лавур, и стукнула кулаком по столу. Обе − и дочь, и внучка − вздрогнули от звука ее голоса. Спорить было бесполезно.
«Да что это с Лавур?» − думала про себя крошка. Нильфийки редко ругались и повышали друг на друга голос. А ее бабушка и мама − тем более!
− Нам нужно выпустить ее в мир! Чем больше она будет подготовлена, тем меньше боли получит.
Лави открыла рот и уставилась на бабушку, лицо которой смягчилось.
«Что еще за боль? К чему мне надо подготовиться?».
Лавьера резко развернулась и вышла из комнаты, что говорило об ее несогласии.
Лавур усмехнулась. Ее рыжие волосы выцвели и в некоторых местах покрылись сединой, на груди висел амулет силы, через плечо перекинут мешочек с пыльцой.
− Не слушай свою мать. Она сегодня сама не своя.
− Почему? − обеспокоенно поинтересовалась девочка. Она обернулась на дверь, в проеме двери мамы уже не было видно.
− Ой, мелочи, − отмахнулась Лавур. − Мы вернемся с тобой к ужину, и если она захочет, то сама все расскажет! Я в ее дела не лезу!
Глядя на неуверенность Лави и испуг на детском личике, Лавур продолжила:
− Чего ты боишься?
Лави дернула плечиками.
− Да ничего, − ответила она и посмотрела на пол.
− Я буду рядом. И глаз с тебя не спущу.
− А… − робко начала Лави. − Это не опасно?
Лавур снова фыркнула в своей привычной манере.
− Еще чего! Конечно, нет. Ты же будешь со мной. Покажу тебе то, чего мама не показала. Тебе понравится, вот увидишь. − Лавур подмигнула девочке, и на душе стало легче. Цепкие щупальца тревоги начали отступать.
Лави робко вложила руку в массивную ладонь старухи, по-прежнему чувствуя легкую неуверенность.
В голове снова пронеслись те самые образы: голоса, шум, звон колокола, эти гигантские здания, а еще умопомрачительные запахи, о которых она грезила во сне.
− Ну что, готова? − спросила Лавур мягким спокойным голосом.
Лави кивнула, и из ее головы вылетели все мысли. Ведь она снова окажется в этом прекрасном человеческом мире. Разве не хотелось ей снова там оказаться? Еще как хотелось!
Глава 4. Чужой мир
Без нильфийки, прошедшей Обряд, Лави не могла бы проникнуть в человеческий мир, пока ей не исполнится восемнадцати. Вот тогда она станет полноправной нильфийкой, служащей человеческому миру. И прямо сейчас, скрытая бархатной пыльцой бабушки, она вертела головой в разные стороны.
Звон битого стекла, широкие улицы, по которым ходили люди, гигантские, отличающиеся друг от друга, здания.
Лавур работала на севере Геординии. Здесь на плечи богачей были накинуты меха, люди кутались в пальто даже летом. Из труб валил черный дым.
− Это проделки Зависти? − нахмурилась девочка.
Лавур перевела взгляд на трубу и засмеялась.
− Нет, дорогая моя. Зависть здесь не при чем. Это выхлопные газы, отходы. Не бери в голову, Лави. Просто осмотрись. Однажды и ты будешь служить людям.
Лави порхала по воздуху и смотрела, как бабушка распыляет пыльцу там, где ссорится влюбленная парочка. Лави уставилась на них и нахмурилась. В последнее время ей не давали покоя мысли об ее отце. Кто он? Что с ним случилось? Почему в человеческом мире люди ходят парами и здесь полно мужчин, а в Ангардории их лишь единицы? Странно все это. Прохожие спокойно передвигались по улицам, а нильфийки большую часть времени проводили в своих домах.
Лави с любопытством рассматривала, как пыльца приземляется на головы влюбленных, как разглаживаются черты их лиц, и они берутся за руки. В воздухе появился сладковатый аромат, от которого Лави чихнула.
Темноволосый высокий мужчина и миниатюрная женщина с короткими светлыми волосами резко повернули головы, но, никого не увидев, отвернулись, обняли друг друга за талию и пошли неспешным шагом.
Они с бабушкой, кажется, облетели все, что только можно: перед глазами простирались бескрайние поля, широкие проспекты, частные дома и многоэтажки. Глаза болели от разных видов, больше напоминавших картинки из книг, голова шла кругом. Лави канючила и хотела вернуться обратно, но было еще рано − Лавур пока не выполнила всю работу, а потому стражники не пропустят ее обратно. Лави уже засыпала от усталости, и Лавур пришлось взять ее на руки. «Тяжелая!» − думала про себя Лавур, но не сказала ни слова.
На улице темнело, но они уже поработали на славу: грубый мужлан с большим волосатым животом, едва прикрытым какой-то тканью, грубо тащил какое-то лохматое и до боли милое существо. Как сказала бабушка, это был щенок. Лави снова и снова смаковала это слово. Какое оно удивительное! Пыльца опустилась на живот мужчины, и он вмиг подобрел, присел перед сжавшимся в комочек щенком.
Они пролетали вдоль парков, залетали в подъезды многоэтажек и в частные дома и дарили счастье. В души людей проникала частичка любви, которая смягчала их сердца и оставалась там навсегда.
Лавур побледнела от усталости, ее клонило в сон, но было еще одно место, где она должна была оказаться. Она разбудила внучку.
Лави открыла глаза и с неимоверным усилием замахала своими крылышками. Как только увидела это, то сон улетучился в ту же минуту. Она замерла в воздухе.
Как позже выяснилось, это был еще один парк − большой, с зелеными деревьями и ухоженными клумбами. Посередине парка крутилась карусель с лошадьми, на которых сидели дети примерно ее возраста. Их родители стояли рядом друг с другом, махали каждый своему ребенку, улыбались и направляли на свое дитя что-то продолговатое.
Но больше всего ее удивили большие, размером с ее голову, мыльные пузыри, что порхали по воздуху, как и она. Лави открыла рот и следила за тем, как они поднимаются высоко в небо.
− Вот ты где, − прозвучал недовольный голос бабушки. − Я же говорила, чтобы ты не отставала от меня! − Лицо Лавур смягчилось, когда она увидела восторг на лице внучки.
− Бабушка, а что это они такое делают? − вкрадчивым голосочком спросила Лави.
− Это телефон. Штуковина, на которую люди снимают все подряд.
Весь восторг мгновенно улетучился с лица Лави, она вновь нахмурилась.
− Ничего не понимаю! − печально произнесла она. − Тырфон?
− Телефон, − ответила Лавур и подавила улыбку. − Тебе и не стоит ничего понимать, Лави! В мире людей все довольно странно. А эти штуки вообще не нужны! Они только мешают им жить по-настоящему!
Но Лави уставилась на эти странные штуковины, которых не было в Ангардории, и внимательно наблюдала, как мужчина поднес этот самый телефон к лицу мальчика, нажал на него пальцем, улыбнулся, кивнул и спрятал телефон в карман.
− Лави, торопись! Нам надо еще в одно место.
Лави вздохнула. Напоследок окинула взглядом те самые мыльные пузыри, что не давали ей покоя, и поспешила за бабушкой. Они остановились возле какого-то многоэтажного здания из белого кирпича и с множеством окон, выходящих на парковую территорию. Лави сразу не понравилось это место. Она опустилась на землю и встала на твердую почву босыми ногами.
− Это тебе, − мягко произнесла бабушка.
Лави уставилась на монетку на большой ладони бабушки.
− Что это? − буркнула девочка и сжала ладошки.
− Это подарок, волшебный талисман. Бери, не бойся. Это придаст тебе смелости там, где мы с тобой окажемся. Просто крепко сожми его в ладони, и ты станешь самой смелой нильфийкой.
Лави робко взяла монетку из ладони бабушки и поднесла ее к небу. На бронзовой поверхности какие-то символы. На вид − ничего особенного, обычная монетка. Но Лавур никогда не обманывала. «Если бабушка сказала, что это волшебный талисман, значит, монетка не такая простая, как кажется», − рассуждала про себя девочка.
Лавур столько ей рассказала о человеческом мире, что голова раскалывалась. И девочка уже догадалась, что это далеко не все и ей еще много чего предстоит узнать!
Лави крепко сжала монетку в ладошке, ей и правда стало не так страшно оказаться внутри этого неприятного с виду здания. Малышка повернула к бабушке свое серьезное личико и кивнула, давая понять, что она готова.
Лавур в двух словах рассказала, что это за место. Это − городская больница, и они направляются в онкологическое отделение. Лави не поняла ни слова. Но, как только они оказались внутри, ей стало не по себе от странного запаха и измученных опечаленных лиц. Лави поняла, что людям, находившимся в стенах этой больницы больно и плохо. В груди неприятно кольнуло, и на нее нахлынула жалость ко всем этим людям.
− Лавур, почему ты ничего не делаешь? Отдай им свою пыльцу! − на одном дыхании произнесла девочка, ошарашенная увиденным. В Ангардории никогда не было боли, там царили лишь красота и равновесие. А здесь внизу − горечь и отчаяние. Но, как же так? Ведь человеческий мир так прекрасен!
− Не торопись, Лави. Я привела тебя сюда не просто так.
Они находились перед какой-то дверью, выкрашенной белой краской. Дверь резко отворилась и Лави прислонилась к бежевой стене вслед за бабушкой. Из больничной палаты вышел высокий мужчина в очках, седина покрывала его голову. Он внимательно прочитал какие-то бумаги, опечалено вздохнул, закрыл папку и направился куда-то по коридору.
По спине Лави пробежал холодок. Ей здесь не нравилось: эти стены, впитывающие в себя боль и отчаяние, словно целились в нее и хотели раздавить. Для нее это слишком…
− Талисман, помнишь? − спросила Лавур.
Лави, затаив дыхание, перевела взгляд на кулачок, в котором была монетка, и сжала его еще сильнее, так сильно, что побелели костяшки пальцев.
Лавур полетела вперед, пока дверь не закрылась. Лави, сглотнув ком в горле, последовала за ней. Она закрыла глаза, ожидая увидеть что-то ужасное.
− Не бойся, трусишка. Тебе никто не навредит.
Но открыть глаза все равно было страшно! Тот самый едкий запах антисептиков − как сказала бабушка − витал в воздухе, а до ушей доносился странный писк.
Лави резко открыла глаза, не разжимая кулак, и уставилась на странный аппарат с каким-то рисунком, которого она в жизни не видела, на трубки, и, наконец, на неподвижно лежащего мальчика. На белоснежных простынях большой кровати он казался таким беззащитным и маленьким, что в груди Лави снова неприятно кольнуло.
− Он что, умирает? − тихо прошептала девочка.
− Он болен. Мы ничего не можем с этим поделать. Но можем облегчить боль, хотя бы ненадолго.
− Как же так? − спросила Лави, язык в ее рту стал невероятно тяжелым. − Мы же нильфийки, у нас есть Дар! Мы точно можем его вылечить!
Лавур покачала головой и прикрыла глаза, словно ей и самой было невыносимо больно смотреть на мальчика, внешне казавшегося примерно такого же возраста, что и Лави, но заметно исхудавшего.
− Мы не всесильны, Лави. − Она задумалась о чем-то своем, ее взгляд помрачнел. − Хочешь, сделай это сама…
− А? − Лави резко повернулась к бабушке. − Что?
− Держи, − Лавур протянула внучке мешочек с пыльцой.
− Ты хочешь, чтобы я сама облегчила ему боль?
− Именно так.
Лави открыла рот, все еще не веря доброте бабушки. Обычна та была с ней построже.
В голову Лави закралась безумная мысль.
− Можно, я побуду с ним недолго?
Кустистые брови Лавур подскочили вверх.
− Пожалуйста. Это ведь мой первый раз. Прошу тебя, Лавур. Ну, пожалуйста!
Лавур сдалась.
− Ну, хорошо. Просто посыпь его пыльцой и уходи. Жду тебя за дверью.
Лави кивнула. Лавур подлетела к двери и обернулась посмотреть на мальчика, опасаясь, что тот проснется. Но тот спал крепким сном. Лавур поднесла к губам защитный медальон и произнесла нужные слова, которые открывали двери и замки на них. Ручка двери тут же крутанулась влево, и дверь приоткрылась. Лавур исчезла за дверью, предоставляя внучке шанс все сделать самой. Это был ее первый раз!
Лави сглотнула ком в горле. В ее левой руке крепко зажата монетка, а в правой − мешочек с пыльцой. Она подлетела поближе к кровати, где лежал мальчик. Встала на ноги, перевела взгляд на мешочек. Тело предательски задрожало. Лави потянула за узелок, и горлышко из мешковины расширилось, в нем показалась бархатная пыльца.
Лави поставила мешочек на кровать, чтобы не разжимать ладонь − монетка все-таки и правда обладала какой-то силой, с ней было не так страшно − и погрузила ладошку в пыльцу.
− Ты ангел? − спросил мальчик. Он смотрел прямо на Лави.
Глаза девочки округлились от ужаса. Она замерла на месте.
− Ты пришла за мной? Уже пора? − продолжал мальчик.
Лави медленно повернула голову в сторону, чтобы понять, к кому он обращается. Но в больничной палате, кроме них двоих, больше никого не было.
− Ты что, видишь меня? − прошептала Лави на одном дыхании.
Мальчик резко схватил ее за руку, в которой была зажата монетка. У Лави перехватило дыхание. Она резко дернулась, зацепила мешочек, и он упал вниз, а пыльца рассыпалась по полу.
Лави заткнула рот ладошкой, присела на корточки.
− Что ты натворил? − пропищала она.
− А что? Там было что-то важное? − усталым безжизненным голосом произнес мальчик. Под его глазами пролегли темные круги.
− Как тебя зовут? − спросил мальчик, а Лави утонула в его темно-синих глазах.
− Лави, − выпалила она.
− Приятно с тобой познакомиться, Лави. А я − Оливер.
Лави забыла и про бабушку, и про мешочек. Она − не пойми, зачем − разжала кулачок, с досадой посмотрела на ладонь, где лежала монетка бесстрашия, и протянула мальчику.
− Вот, держи! Она волшебная. Это избавит тебя от боли, а еще ты станешь здоровым! − зачем-то соврала Лави. − Честно-честно!
Мальчик бросил взгляд на монетку, которую Лави положила ему на ладошку. Он сжал ее и улыбнулся.
− Спасибо, Лави, − прошептал он и закрыл глаза. В уголке глаз появились слезы и побежали по щекам.
Лави резко повернула голову, когда в палату впорхнула бабушка.
− Ты чего так долго? − Лавур бросила взгляд на пол, и черты ее лица ожесточились. − Ты что, рассыпала пыльцу?
Лави занервничала. Она перевела взгляд на мальчика, но он снова уснул, а в его руке лежала монетка.
− Прости, бабушка. Я нечаянно!
Лавур вздохнула.
− Так, хватит стоять! Лучше помоги мне. И, Лави, что же ты стоишь на ногах? Сейчас же поднимись в воздух! Ты оставишь следы! Нильфийкам нельзя быть такими опрометчивыми!
Лави устыдилась. Об этом она не подумала! Она поднялась в воздух на крылышках и посмотрела вниз на свои следы. Бабушка подула на них, и они исчезли.
Пыльцы в мешочке было немного, поэтому справились они быстро. Лавур присыпала лысую голову мальчика. Лави еще раз бросила на него печальный и полный тоски взгляд. На лице Оливера проскочила едва ли различимая улыбка. Внутри у нее вспыхнуло какое-то странное необъяснимое чувство, и она прижала ладошки к груди.
