Анна Сергеевна Байрашная
Приказ о ликвидации
Подвиги наших современников никто не забудет! Война не закончится, пока не будет похоронен последний солдат!
Все события, описанные в рассказе, – художественный вымысел. Всякое сходство встречающихся в произведении собственных имен с действительными, в том числе фамилий и названий, является совпадением или используется как общедоступное.
Эта история началась с боли, потери, страшных ужасов войны и, к сожалению, закончилась тоже смертью. Не знаю, как бы сложилась моя судьба, если бы я послушала свою маму и покинула Донецк навсегда. Возможно, я бы продолжила учебу в одном из российских медицинских вузов, а может, и вышла замуж за простого рабочего. Правда, Родина всегда слаще, даже если там война и реки крови текут без остановки. Если встретишь любовь среди обломков и постоянной смерти, тогда только поймешь ее настоящий вкус. Я хочу вам поведать маленькую историю героической любви, находящейся всегда под прицелом, которая в любую минуту может оборваться.
Был конец зимы, в стране подлетали цены на все, а зарплаты становились все ниже, жизнь превращалась в простое выживание, даже существование, а напряжение в обществе нарастало с каждым днем все сильнее. Я верила, что все будет хорошо и все обойдется, но люди поговаривали о страшных вещах, что готовят государственный переворот и, возможно, грядет война. Правда, мы были далеки от этого, думали о любви и совместном будущем. Мы пропускали мимо ушей людские переживания, в нас жила любовь и туманила рассудок.
Мы гуляли по солнечному Донецку среди морозных улиц, любовались последними, как оказалось, спокойными деньками. Ничего не говорило о том, что наступит она – та самая гражданская война. Война власти с собственным народом. Но мы не думали об этом, потому что не верили, что этот день вообще наступит. Я держала своего любимого за руку, а Саша постоянно поглядывал на часы, а потом сказал:
– Жанна, мне пора идти, а то не успею подготовиться к экзамену. Давай я тебя сейчас провожу домой, хорошо?
Я не стала возражать, так как понимала, что он будущий адвокат. Улыбка озарила мое лицо, и я ответила, нежно обхватив его руку:
– Нет проблем! Я тоже позанимаюсь домашними делами, а то мама очень устает от этой рутины. Сам знаешь, она у меня еще и инвалид. Даже не знаю, что бы я без тебя делала.
Саша заулыбался, а потом сказал:
– Да не преувеличивай ты так. Ты у меня сама кого хочешь на ноги поднимешь. Вот уйду в армию, тогда будешь по-другому говорить!
Ох, умел же он пошутить. Меня это немного напугало. Я как хлопну по его спине ладонью, а он от неожиданности только засмеялся. Саша довел меня домой, попрощался, а потом пошел к себе. В тот день я жила надеждами на светлое будущее, но они оборвались, когда маме сообщили о том, что в Киеве идут полным ходом боевые действия. Массовые протесты против былой власти дошли и до нас. Я очень боялась за жизни моих любимых и в то же время не понимала, что происходит. Мама налила мне чай, а потом сказала:
– В городе будет небезопасно. Фашисты, ироды проклятые, захватили власть в стране. Не думала я, что доживу до этого. Готовь сумки, завтра поедешь в Россию!
Я не могла поверить в мамины слова. Вообще, о чем она? Обычные протесты еще ни о чем не говорили! Я хотела вставить лепту, как она добавила свою:
– Девочка моя, у нас Майдан на носу, а ты все нос от России воротишь!
– Мама, обычные протесты в стране еще ничего не значат! Ну сожгут пару покрышек, так не бежать же из-за этого! К тому же, если ты права, тогда я пригожусь тут! Не забывай, я фельдшер! – возмущенно ответила я.
Элементарно, бросить свою страну было нереально. Это наша родина, наши корни, а мама хотела, чтобы я все бросила! Бред! Никогда в жизни оставлять свой родной край нельзя из-за тех, кто решил поиграть с жизнью своего народа! Было очевидно, что Киев направит тяжелую технику на нас, но в это верить не хотелось. Да и бросать Сашу я не была готова вообще. Правда, было действительно страшно за своих близких. Первые птички жестокой гражданской войны влетали в каждый дом, не оставляя надежды на то, что Украина одумается и не будет воевать с собственным народом! Но она оказалась неизбежна и шла напролом к нам, разрывая материнские сердца.
Весна постепенно вступала в свои права, а наш красивейший город горел и разрушался от взрывов и воздушных атак. Силовики ломали памятники советских войск, уничтожали все, что было связано с прошлым. А я бежала сквозь дым и гарь горевшего города, над головой свистели пули, но я все равно бежала через весь этот хаос к Сашке. Телефон был недоступен, а в общежитии его не было. Люди из «Беркута» били дубинками по простым гражданам, которые просто хотели жить лучше. Тут сама не поняла как, но с разъяренной толпой я оказалась возле здания Донецкой администрации. В тот день его брали штурмом. Когда я подняла свои глаза в дымное небо, то увидела, как на здании заиграл российский триколор. Протесты нарастали с каждой минутой. Крики и стоны вокруг вперемешку с гарью и дымом наводили ужас. Город пылал и просил освобождения, люди требовали лучшей жизни, сражались за свободу, не жалея собственной жизни.
Обернувшись, я увидела его. Высокого блондина в форме, стоящего возле флага Донецкой республики. Этот человек показался мне будущим лидером Донбасса. Рядом с ним стоял и мой Сашка, гордо смотря на горожан. Мое сердце аж екнуло. Эти люди бесстрашные и полны героизма. Вдруг кто-то из толпы сказал:
– Это же Зощенко…
Это имя мне ничего не говорило, я только знала, что в стране произошел государственный переворот, только от одного этого понятия немели руки. Народ моей страны раскололи надвое. Разрезали, как огромное яблоко, на две половины. Разделили великую страну и натравили брата на брата. Вдруг я услышала плач маленького ребенка, обернулась и увидела, как маленький мальчик рыдал около молодой женщины. Среди этого хаоса никто не подходил к ним. А я врач, и мой долг – спасать людей вне зависимости от национальности и цвета кожи. Бог знает, сколько каждому человеку отведено в этой жизни, но бросить нуждающегося в моей помощи я не имела права.
Прорываясь сквозь разъяренную толпу и густой дым горящих покрышек, я приблизилась к пострадавшим. Но, к сожалению, добраться к молодой женщине я так и не смогла, начались обстрелы в городе. Нечто жестокое пронзило город в эту ночь, словно неописуемая сила швырнула меня к этому мальчику. Чуть позже я смогла вынести его из-под обстрела. Стоны и крики разносились по ночному Донецку, а я бежала по закоулкам, крепко прижимая к себе ребенка. Внутри бушевала ярость к тем, кто развязал войну в моем родном краю. Столько крови пролито невинных людей, столько боли причинено детям. Я не понимала, за что так жестоко с собственным народом обходилась Украина? Ведь эти дети тоже хотят жить с родителями, а не спать у их надгробия в холодном одиночестве и с разбитыми на миллионы осколков сердцами.
Ближе к утру я смогла дойти до своего дома. Бедный ребенок крепко прижимался ко мне, а я даже не думала, что же делать дальше. Когда я вломилась в квартиру, моя мама чуть ли не в истерике кинулась меня обнимать. Слезы текли по ее лицу, а слов она так и не смогла найти. Я посмотрела на нее, а потом сказала:
– Мама, приготовь кровать в моей комнате. Маму этого ребенка убили боевики на моих глазах. Они просто расстреляли женщину и все.
Я не ожидала такой реакции от своей матери. Она без ворчаний кинулась в мою спальню и сделала все, о чем ее попросила. Удивительно? Ее словно подменили. Уложив малыша в кровать, мы пошли на кухню. За свои двадцать лет я еще не видела войну, а теперь она дышит мне в затылок. А моя мама печально посмотрела на меня и сказала:
