Анна Рэй
Муж из прошлого
Возрастные ограничения 16+
© Рэй Анна
© ИДДК
Часть первая
Глава 1
Осень. Наши дни. Москва
Катерина сидела на подоконнике, удобно устроившись среди мягких подушек, и смотрела в окно. В этом году октябрь столицу погодой не баловал: на улице – слякоть, с неба сыпал то ли дождь, то ли мокрый снег, а туман накрыл город похлеще лондонского. Но непогода совершенно не портила вида. Собственно, ради этого вида Катя и приобрела на Малой Грузинской маленькую двушку с газовой колонкой, крошечной кладовкой и такого же размера кухонькой. Обзор на старые московские дома и улочки компенсировал все неудобства. Катя словно переносилась в прошлое, представляя, что живет в конце девятнадцатого века, снимает комнаты в одном из доходных домов и частенько любуется столичными двориками. Правда, сейчас ей приходилось прикрывать один глаз, чтобы не видеть справа шпиль уродливой новомодной высотки и не лицезреть стеклянную стену торгового центра, который внезапно вырос по соседству. Куда лучше представлять, как за окном чинно прогуливаются горожане в элегантных нарядах, тихо стучат копыта лошадей и шуршат колеса экипажей, громыхают по рельсам трамваи… Интересно, в Москве конца девятнадцатого века уже ходили трамваи?
Катя отвлеклась от созерцания городского пейзажа и перебралась на кровать, где были разложены книги и карты. Подхватив справочник о московской жизни девятнадцатого века, она принялась увлеченно листать страницы и наконец отыскала нужные данные. Автор утверждал, что первые конные трамваи появились в нынешней столице в 1872 году. Это что же получается: вагоны по рельсам тягали лошади? Катерина возмущенно фыркнула. Она была девушкой любопытной, с прогрессивными взглядами, интересовалась историей любимого города, особенно альтернативной. Окажись она в девятнадцатом веке – все бы лично разведала и выяснила! Наверняка у них там не то что трамваи и паровые машины, но и машины времени были! Но историки все скрывают. А на самом деле случилась глобальная катастрофа, и следы ушедшей цивилизации занесло глиной. Или нет!.. Всему виной мировая революция. Ведь сколько зданий и заводов разрушено, сколько книг и мемуаров утеряно! А может… Катя вскинулась и в ужасе округлила глаза: а может, в девятнадцатом веке мир захватили рептилоиды и это они переписали историю? Вот не зря у начальника отделения банка, где ей отказали в кредите, фамилия Ящеров – явно прямой потомок. И внешность соответствующая. Катерина хмыкнула и тут же тяжело вздохнула: как на самом деле жили предки, современники Толстого и Достоевского, а не книжные герои, доподлинно не узнать. А очень хочется…
Катя бросила заинтересованный взгляд на книгу в красной обложке с увлекательным названием «Как было на самом деле», но ее вниманием завладела другая – распечатанная на домашнем принтере самиздатовская брошюрка «Загадочные явления в старинных усадьбах и поместьях». Удобно устроившись на постели, она принялась с интересом изучать труд неизвестного автора. Катерина выдернула из пучка карандаш, и свет от лампы тут же заиграл золотистыми бликами в рассыпавшихся по плечам волосах. Девушка на пару секунд замерла, разглядывая свое отражение в зеркале трюмо. Увы, яркой красавицей она не была. По крайней мере, не в том смысле, который вкладывали в это понятие современные журналы и фильмы. Рост у нее средний, правда, фигура со всеми нужными изгибами. Губы, по нынешним меркам, самые обычные, не африканский размер. Зато примечательной чертой в ее облике были глаза цвета небесной лазури в обрамлении пушистых темных ресниц. А если добавить косметику, да встать на высокие каблуки… Катя отмахнулась от собственных мыслей. Возможно, живи она в девятнадцатом веке, то без всяких «если» и «но» была бы первой красавицей. В современном же обществе ее считали самой обычной.
Вновь уткнувшись в книгу, девушка тут же позабыла о стандартах красоты двадцать первого века. Сейчас ее больше волновал век девятнадцатый.
– Так-так-так… – пробормотала она, пробегая глазами по строкам. – Самарская область… развалины старой усадьбы… Нет, развалины мне ни к чему. А что это у них там в Хрущевке? Или в Хрящевке… Поместье в стиле замка-шато, восстановлено в начале двухтысячных по чертежам девятнадцатого века… Любопытно… – протянула Катя и поставила на полях восклицательный знак. – На первом этаже замка располагается музей, на территории пруд, разбит большой парк, рядом заброшенная часовня, в которой жители не раз замечали мистическое свечение… Вот туда-то мне и нужно!
Катерина поставила на полях еще два восклицательных знака и улыбнулась, предвкушая, как она ворвется в часовню и исследует каждый кирпичик старинной постройки. И разберется с мистическим свечением.
Решив продолжить изучение графских развалин, Катя обратила пытливый взор на карту местности и принялась составлять маршрут. Через два часа путешественница мирно посапывала, откинувшись на подушки и накрыв лицо картой. Кате снился прекрасный замок с роскошной спальней, бордового цвета обои с золотым тиснением и тяжелые темные гардины создавали интимную обстановку. Она словно увидела со стороны, как лежит на кровати под балдахином в фривольного вида сорочке, а незнакомый темноволосый мужчина склонился над ней. Катерина не сдержала стона, когда незнакомец принялся прокладывать дорожку из легких поцелуев от шеи к груди. Она предвкушала, как губы таинственного любовника опускаются ниже, и выгнулась в ожидании удовольствия… Но ничего не произошло. Девушка приоткрыла один глаз и обнаружила, что рядом никого нет. Более того, шикарный будуар исчез, а она по-прежнему находилась в своей маленькой спальне, раскинувшись на кровати в позе звезды. Вместо полупрозрачной сорочки с кружевами на ней был домашний велюровый костюм, карта противно щекотала нос, а на груди вздымался игрушечный медвежонок Вася.
– Мне срочно нужен отпуск. А еще муж, – сонно пробормотала Катя.
Медвежонок смотрел на хозяйку немигающими глазками-пуговками и молчаливо соглашался. Зевнув, Катерина перевернулась на бок, подкладывая игрушку под щеку.
– Вот бы отметить Новый год в каком-нибудь старинном поместье девятнадцатого века… – Катя мечтательно улыбнулась. – А не махнуть ли в тот замок? Наверняка там и потомок графа найдется – высокий, темноволосый, угрюмый и ужасно одинокий. Все, как я люблю!..
И Катерина прикрыла веки, погружаясь в сладкие грезы о графе и мечтая о фантастическом путешествии в Хрящевку.
Глава 2
Октябрь 1889 года. Москва
Граф Томас Генрихович Кошкин-Стрэтмор трясся в экипаже по припорошенному снегом городу, отбивая пальцами нервный ритм и недовольно хмурясь. В Париже, откуда он недавно вернулся со Всемирной выставки, стояла чудесная теплая погода, а в Москве в этом году снег выпал уже в конце октября. Хотя какой это снег? Так, сплошное недоразумение. Грязно-серое месиво на мостовой возле Сухаревой башни лишь затрудняло движение, да еще власти додумались пустить по центру города конки. И когда успели столько новых маршрутов проложить? Правда, московские старожилы утверждали, что сызнова пути не прокладывали, а потихоньку откапывали после последнего наводнения и грязевого потопа[1]. Тогда вода с размытой глиной поднималась почти на четыре сажени: не то что дороги и рельсы, а и первые этажи домов занесло. Богачи старались покинуть подтопленный город и разъезжались на время кто куда. В основном, конечно, в глубинку, в родовые поместья, или в Европу, которую многие считали вторым домом. А вот родители Томаса, наоборот, в те годы перебрались из Лондона в Самарскую губернию.
Увы, его матери, Елизавете Кошкиной, так и не удалось покорить лондонский бомонд. Кое-кто еще помнил танцовщицу Лизоньку, блиставшую в балете «Маркитанка» на сцене Королевского театра, и не позволял забыть об этом высшему обществу. Графу Генри Стрэтмору, страстно влюбленному в супругу и женившемуся, вопреки воле родителей, на русской танцовщице, пришлось покинуть родину и сперва переехать с женой в Париж, где общество более терпимо к подобным мезальянсам. Но после того как во Франции в семидесятом году случилась очередная революция, граф с супругой отбыли в Российскую империю – на историческую родину Елизаветы Андреевны Кошкиной. Граф выгодно вложился в предприятие по строительству частной железной дороги и возвел в Самарской губернии родовое поместье в стиле французского замка-шато.
Сын графа Стрэтмора, Томас, бывал в Москве и в Хрящевке наездами, но после смерти отца осел на исторической родине матери. И теперь Томас Генрихович любовался видом православного собора, одновременно крестясь и чертыхаясь на медлительность «рысаков» и нерасторопность лихача, который взял с него целых два рубля и намеренно плутал, явно посчитав графа за иностранного гостя. Благо экипаж вскоре проехал каменный мост и царский зверинец, за ним показался Вдовий дом с величественными колоннами, а там и Пресненские пруды. Наконец наемный экипаж въехал в ворота трехэтажного особняка, принадлежавшего графу Алексею Петровичу Шубарину, ставшему Томасу закадычным другом. Шубарин был человеком светским и в то же время хватким дельцом. Он добился успехов не только на государственной службе, но и заслужил определенное уважение среди фабрикантов. А тайной страстью Алексея Петровича была наука. Именно она и сдружила столь разных мужчин, объединив общей целью: они мечтали создать уникальные механизмы и подчинить время.
Уже через четверть часа на втором этаже в кабинете Шубарина горел свет, а в окне можно было различить мужской силуэт. В камине довольно потрескивал огонь, наполняя комнату приятным теплом и запахом смолы. Томас Генрихович расположился в кресле с бокалом отменного скотча, который хозяину дома в знак расположения прислал муж двоюродной сестры, герцог Аргайл.
Томас с любопытством рассматривал картину в золоченой раме, лениво потягивая обжигающий горло напиток и вытянув ноги к камину, который редко кто разжигал в Москве в такое время года. С портрета хмуро взирала молодая дама. «Нос слишком длинный, лицо чересчур узкое, цвет волос – мышиный…» – рассуждал про себя граф. Присмотревшись внимательнее, он обнаружил, что фигура дамы явно интереснее лица. Особенно область декольте. Граф Кошкин-Стрэтмор задержал взгляд на груди незнакомки чуть дольше, чем позволял этикет. Хотя какой, к чертям, этикет?! Это всего лишь портрет, и он в комнате один.
– Какого лешего Алекс повесил эту девицу в откровенном платье в своем кабинете? – недоуменно пробормотал Кошкин-Стрэтмор, с раздражением отвернувшись от портрета незнакомки и переводя взгляд на огонь в камине.
Приглушенный свет обозначил резкие, даже грубоватые черты лица графа: крупный нос, твердый подбородок, четко очерченные губы. Кошкина-Стрэтмора определенно можно было бы назвать красавцем, если бы не жесткий взгляд глубоко посаженных глаз, смуглая кожа и волосы, стриженные не по моде. К сожалению, в этом сезоне и в Англии, и в Российской империи в свете блистали утонченные юноши со светлыми кудрями, хрупким телосложением и узкими запястьями. Этим граф Кошкин-Стрэтмор похвастаться не мог. Томасу Генриховичу с его русскими и шотландскими корнями явно не тягаться с болезненного вида молодчиками. А регулярные занятия боксом лишь усугубляли и без того атлетическое сложение. Скорее, он был похож на шотландского воина, чем на изнеженного аристократа.
По большому счету, вопросы внешности и моды нисколько не волновали Томаса Генриховича. Его могли взволновать лишь чертежи нового проекта. После посещения Парижской выставки вдохновленный граф Кошкин-Стрэтмор последние три недели практически не выходил из московского особняка своего друга, работая над расчетами новой машины. Ну и попутно скрывался от матушки. А все почему? Потому что вдовствующая графиня Елизавета Кошкина-Стрэтмор окончательно и бесповоротно решила, что сыну в его тридцать два пора жениться. Сперва Томас сбежал из родового поместья в Хрящевке, чтобы прекратить постоянные разговоры о браке и детях, и вот теперь мать наведалась в московский особняк, что делала крайне редко. Графу не оставалось ничего иного, как солгать маман, что он задержится во Франции, а самому спрятаться в доме Алексея. И теперь он как никогда был близок к созданию уникальной машины времени. Если экспериментальные запуски окажутся успешными, это будет открытие, которого человечество еще не знало. Это будет триумф! Прорыв!..
В этот момент в гостиную вошел граф Шубарин и самым возмутительным образом отвлек Томаса от мечтаний.
– Что празднуешь? – Хозяин дома насмешливо изогнул бровь, указывая взглядом на полупустой графин. – Ты завершил расчеты? Тогда пора приступать к опытам. Надеюсь, мы сможем использовать заброшенную часовню на окраине твоего поместья в Хрящевке?
– Заброшенный склад, ты имеешь в виду, который прежний хозяин земли пытался приспособить под часовенку? Разумеется, – отсалютовал бокалом граф Кошкин-Стрэтмор. – Расчеты почти готовы, мне осталось совсем немного. Я устал работать взаперти, а вылазки в экипаже не помогают. И вернуться домой не могу, мать засела в городском особняке, словно борзая в ожидании дичи.
– Да забудь ты хоть ненадолго о своей мамаше и ее планах! Давай лучше решим, чем займемся вечером, – предложил Алексей Петрович, присаживаясь рядом с другом. – Может, сходим в театр?.. Нет, там наверняка будут шпионки твоей матушки. Тогда посетим Английский клуб?
– После того как в клуб проникла переодетая женщина, это может быть рискованно, – поморщился Томас.
– Согласен. Уединишься с таким «джентльменом» в кабинете на партию в бридж, а потом будешь вынужден жениться!
– Куда катится мир?! Одиноким мужчинам негде скоротать вечер в Москве! Даже посещение закрытого клуба может стать опасным, – искренне возмутился граф Кошкин-Стрэтмор.
– Тогда предлагаю посетить заведение мадам Фруже, уж там мы точно не встретим знакомых твоей матери. Очаровательные нимфы скрасят наш досуг… – и граф Шубарин мечтательно вздохнул.
– Мимолетным интрижкам я предпочитаю постоянную спутницу, – категорично заявил Томас.
– То-то твоя постоянная любов… спутница сбежала, – ухмыльнулся Алексей. – Признайся, Том, чертежи тебя волнуют больше, чем женщины.
– И я в этом не одинок. Давыдов тоже не женился… Постой-ка! – встрепенулся Томас. – А ведь твоя вдова от тебя сбежала? – Граф подмигнул другу: – Иначе ты бы не пользовался услугами очаровательных нимф.
– Знаешь, Том, несколько месяцев воздержания сильно сказываются на моем здоровье. Я вдруг начал яростно вступать в политические дискуссии, рассорился с членами клуба, скрываю от начальства наши с тобой научные опыты. Раньше я себе подобного не позволял, – сердито пробурчал Шубарин.
– Как я тебя понимаю, – согласился Томас и бросил взгляд на портрет незнакомки в платье с вызывающим декольте. – Но, увы, нимфы мою проблему не решат. Я не смогу вечно прятаться от матери. Боюсь, меня спасет только женитьба. Но именно этого я избегаю. Дилемма.
– Твою дилемму легко решить. – Алексей Шубарин удобно устроился в кресле и потянулся к графину с остатками скотча. Налив в фужер напиток и сделав глоток, он закинул ногу на ногу и принялся рассуждать: – Можно найти скромную бесприданницу и быстро скрепить ваш союз – настоятель храма, что расположен на территории моего поместья, многим мне обязан. Как и наш посол во Франции.
– Этим надо воспользоваться, – оживился Томас и перевел взгляд на портрет, махнув рукой в сторону нарисованной дамы с неприлично глубоким декольте: – Кстати, кто там изображен?
– Любовница моего прадедушки… Какая-то русская графиня. В свое время уехала во Францию, разбив моему предку сердце… – Граф Шубарин хотел еще что-то добавить, но Томас его перебил:
– Алекс, а возможно ли быстро заключить брак?
– С моими связями возможно не только оформить брак, но и выправить документы, – самодовольно кивнул собеседник и заинтересованно посмотрел на приятеля. – И кого же ты присмотрел в невесты?
Томас стремительно поднялся с кресла, подошел к портрету и наклонился, вчитываясь в надпись на раме:
– Катерина Лопух… или Лобужинская? Подпись неразборчивая. Да и какая разница! Если все пойдет, как я задумал, то уже через несколько дней она станет графиней Екатериной Кошкиной-Стрэтмор.
– Она?! Фиктивная жена? – вскрикнул Шубарин и поднялся с кресла. Он подлетел к приятелю и ткнул пальцем в лоб любовницы прадедушки. Томас ревниво убрал руку Алекса от портрета и нежно погладил нарисованное декольте. – Это даже не жена, а картина! – возмущался Шубарин. – Ты не сможешь представить супругу обществу! А что случится, когда ты передумаешь? Как ты с ней разведешься?
– Да не буду я с ней разводиться, – проворчал граф. – Сделай бумагу о браке, а с остальным я разберусь. У жены могут оказаться больные родственники или слабое здоровье, по легенде она будет долго и счастливо жить в какой-нибудь французской глубинке вдали от мужа. Это даст мне передышку от матушки на несколько месяцев, а может быть, и на несколько лет. Мы спокойно закончим научные опыты, а там… там что-нибудь придумаем. Россия далеко: пока мнимая жена доедет – или разбойники нападут, или медведи сожрут. И я, мой друг, останусь безутешным вдовцом!
Граф Кошкин-Стрэтмор довольно хмыкнул, с любовью посмотрев на длинноносую девицу на портрете.
– Томас, ты безумен! Эта дама уже лет семьдесят как покоится на Пер-Лашез, – вздохнул Алексей и покосился на ухмыляющегося друга: – Впрочем, поступай как знаешь. Документы о браке я тебе выправлю.
Глава 3
Декабрь 1889 года. Хрящевка
Вдовствующая графиня Елизавета Андреевна Кошкина-Стрэтмор готовилась к встрече с сыном и невесткой в своем загородном поместье в Хрящевке. Томас сообщил матери, что женился. Внезапно и очень своевременно. И теперь обещал представить ей молодую супругу – Екатерину Лопухинскую? Лобужинскую? Это уже неважно. Она все равно теперь графиня Кошкина-Стрэтмор. Катенька, значит.
Пожилая женщина смахнула навернувшуюся слезу. Удивительное дело, оказывается, ее скрытный сын этой осенью познакомился на выставке в Париже с русской дворянкой, потерял голову и тайно сочетался браком. Разумеется, мать немного злилась на Томаса – все-таки графиня рассчитывала, что свадьба состоится в родовом поместье, которое построил покойный муж. Эх, сколько усилий она приложила, знакомя Томаса с дочерьми соседей и подруг! Но все позади: тревоги, увещевания, ссоры. Уже сегодня сын представит молодую жену. В честь этого радостного события графиня организовала праздничный семейный ужин из семи перемены блюд, и это без антре и десерта. Елизавета Андреевна была счастлива, что ее Томас наконец-то остепенился. Да пусть и дальше занимается своими научными опытами вместе с безумным другом графом Шубариным и не менее сумасшедшим соседом графом Давыдовым. Основное дело сделано – сын женат, а у нее появятся внуки!
Томас Генрихович Кошкин-Стрэтмор, как только прибыл в родовое имение и переоделся, тут же проследовал в столовую, где его поджидала мать. Как же он соскучился по домашней перине и по стряпне местной кухарки! У Шубарина, нужно заметить, отвратительный повар, хоть и француз. Перед входом в столовую граф мысленно перекрестился. Предстоит еще одна битва с матерью, и если ему удастся убедительно разыграть карту, он будет свободен несколько месяцев, а может, и лет.
Кошкин-Стрэтмор вошел в просторное помещение, оформленное в английском стиле. Звук его шагов мягко тонул в толстом ворсе ковра. На стенах в позолоченных рамах висели портреты предков, безмолвно приветствуя потомка. В руках Томас тоже держал портрет.
Графиня-мать восседала на своем привычном месте. Сын улыбнулся матери и, наклонившись, поцеловал в щеку. Он заметил, что женщина принарядилась – надела новое платье из синего бархата и гарнитур с сапфирами, который ей дарил ныне покойный муж. Чуть поодаль, скромно потупив взор, сидела компаньонка матери, мисс Нора, выписанная из Англии и свободно изъясняющаяся по-английски и по-французски, немного по-немецки и с трудом по-русски. Бледная кожа, светлые волосы и белесые брови делали тридцатилетнюю деву похожей на бестелесный призрак.
Как только граф занял место во главе стола, все тут же пришло в движение: слуги Макар и Федор засуетились, наливая суп в тончайший фарфор и наполняя вином и наливкой хрустальные фужеры, дородная Агафья обходила господ с подносом, на котором была расставлена закуска. После третьей перемены блюд Елизавета Андреевна попыталась задать сыну вопрос о невестке, но тот настоял, чтобы все разговоры состоялись после.
Спустя полчаса, откушав утку, фаршированную рыжиками, и поймав недовольный взгляд матери, Томас тяжело вздохнул. Настало время для объяснений.
Вдовствующая графиня попросила прислугу удалиться, и как только те вышли, изумленно подняла бровь и повысила голос до визга:
– Тоша, где Катенька? Она что, приболела и не спустится к ужину? Или ты приехал один?!..
– Мама, может, попробуем десерт, а потом я тебе все объясню? – предложил граф.
– Я так и знала, что ты опять меня обманул! – взвизгнула графиня так, что хрустальные бокалы задрожали. – Никакой жены нет и в помине!
Женщина отбросила салфетку и резко отодвинула фужер, а на скатерти расплылось кровавое пятно от вина. Беседа с матерью не предвещала графу ничего хорошего.
– Томас, ты столько раз мне обещал, что женишься! – истерично завопила графиня. – Сколько раз ты сбегал с организованных мной приемов? А сколько раз ты придумывал несуществующих невест? А твои несостоявшиеся помолвки по договоренности? Ты даже подкупил семейного доктора, чтобы тот убедил меня, что ты бесплоден и наследников не будет. Но я все равно узнала правду. Что ты задумал на этот раз? Я не намерена больше терпеть обман!
Губы женщины задрожали, компаньонка засуетилась в поисках нюхательной соли, а Томас встал и подошел к матери. Обнял ее за плечи и поцеловал в макушку.
– Матушка, успокойтесь. В октябре я действительно встретил в Париже на выставке прекрасную девушку и женился. Все произошло слишком быстро…
– Я это уже слышала!.. – всхлипнула графиня, отворачиваясь от сына. – А где доказательства?
Томас достал из кармана тисненый лист с солидной печатью и протянул матери:
– Здесь запись о браке, сделанная в русском посольстве в Париже, ниже выписка из церковной книги. А это моя Катенька, – проникновенно добавил Томас, демонстрируя портрет, который он снял со стены в кабинете Шубарина.
Граф заметил, как мать напряглась, пристально всматриваясь сперва в документ, а затем и рассматривая невзрачную девицу на портрете.
– Мы только успели обменяться кольцами и клятвами, как в тот же день Кэтрин сообщила, что ее отец серьезно заболел и она не сможет отправиться со мной в Российскую империю, – самозабвенно врал граф.
– Так то было на свадьбу, ты мне писал. А что же теперь случилось? Ты обещал, что привезешь супругу к Рождеству! – прищурилась графиня, почуяв подвох.
– Обещал. Но теперь заболела сама Кэтрин, – нашелся граф. – Надеюсь, что жена приедет в Хрящевку на Пасху.
– Только весной? – раненой птицей прохрипела графиня.
– Пока оправится от болезни, да и путь из Европы в Самарскую губернию неблизкий.
Граф неоднократно репетировал речь перед Алексом и сейчас демонстрировал нераскрытые доселе актерские таланты, отвечая на вопросы матери быстро, уверенно и с чувством.
Вдовствующая графиня смахнула кружевным платочком выступившие на глазах слезы и вперила взгляд в портрет. Наконец она скупо улыбнулась:
– Это правда, Томас? Ты действительно женился на русской? Или она все же француженка? Расскажи мне подробнее о ее родителях.
– Тебе не о чем волноваться, я на самом деле женат, – уверил женщину сын и припал к материнской руке. – Разве я мог бы выдумать подобное? А о семье жены я и сам мало что знаю: русские дворяне, давно живут во Франции.
– А на каком языке вы общались с женой? – насторожилась графиня. – У тебя же неважный французский, а она наверняка плохо говорит по-русски.
– Мы с ней говорили на языке любви… – Мать недовольно нахмурилась, и граф поправился: – В основном общались по-английски. Кэтрин немного знает язык, – продолжал импровизировать Томас.
Он постарался улыбнуться. Но улыбка почему-то напоминала оскал. Мать же переключила внимание на документ, протянув его компаньонке:
– Нора, дорогая, силь ву пле[2]! Не могла бы ты прочитать, что там написано? Что-то я без очков ни бельмеса не разберу.
Вперившись в бумагу и сощурившись, компаньонка важно произнесла, коверкая русские слова и сдабривая их иноземными:
– Сертификейт[3] о брак этого гада… сорри, года… графа Томаса Кошкина-Стрэтмора и Екатьерины Лопух… Кэтрин Стрэтмор. Вэдинг церемони[4] прошьел в Амбасад ан Франс[5], запись в мьетрик бук имьеется…
– В какой книге-то запись о браке? – полюбопытствовала вдовствующая графиня.
Нора, вероятно, столкнулась со сложным непереводимым названием и вернула документ Елизавете Андреевне, ткнув пальчиком в последнюю строку.
– Вижу-вижу. А что же, поручителем граф Шубарин выступил? – нахмурилась графиня.
Томас подивился тому, что подслеповатая мать сразу углядела фамилию его сообщника, и тут же отобрал у нее документ, опасаясь, как бы графиня еще чего ненужного не разглядела. И предпочел привлечь внимание Елизаветы Андреевны к портрету своей «супруги»:
– Как тебе моя Кэтрин?
– Симпатичная, – с сомнением в голосе проговорила графиня-мать. – Наверное, тебя в ней глаза привлекли.
– Глаза в первую очередь, – подтвердил граф, покосился на декольте нарисованной дамы и кашлянул.
– Тошенька, я все же попрошу нашего управляющего проверить брачный документ на подлинность.
Очевидно, что графиня все еще сомневалась, верить сыну или нет. Но уже обращалась к нему ласково, называя домашним именем. А это значит, лед тронулся.
– Маман, вы, разумеется, вправе обратиться к Ермолаю Кузьмичу, но ваши подозрения обидны. Чувствую, вы успокоитесь, только когда познакомитесь с моей Кэт, – ответил матери граф, размышляя о том, что путь в Россию тернист, а жена может и не доехать до Хрящевки.
– Поскорее бы уже! – Елизавета Андреевна потрепала сына по щеке и широко улыбнулась: – Озорник! Ну, раз все так, как ты говоришь, можно и к десерту приступить. У нас твой любимый кисель со сливками, оладьи, оплатки…
Граф Кошкин-Стрэтмор с облегчением выдохнул, понимая, что выиграл, пусть не войну, но ожесточенный бой. В любом случае теперь он может спокойно засесть на пару месяцев в Хрящевке и заняться делом. Самое время собрать машину волнового переноса в заброшенной часовенке и приступить к опытам.
