Анна Романова
Успеть все!
Возле девушки, останавливается потенциальная покупательница, разглядывает сначала постер, затем девушку. Девушка автоматически тянет флаер даме, но та ее опережает вопросом: «Разве Вы меня не помните?»
Я никуда не спешила, и облик дамы не позволял опрометчиво пройти мимо новой истории. Возраста она была преклонного, но ее одежда всем твердила: это не так, не верьте, я молода!
Платье из черного гипюра с приталенным фасоном и не по годам глубоким декольте – все создавало образ итальянской вдовы. Дряблая шея была обмотана длиннющими нитками стеклярусовых бус. На голове сидела шляпка с общипанным фиолетовым пером. Лицо тщательно закрыто толстым слоем тонального крема, пудры, румян, и на губах помада цвета моркови. Я подумала, что она актриса, солистка настоящего китайского театра. Сейчас антракт, а ей срочно нужно купить колечко. Не может второе действие начаться без колечка, вот и сбежала по-быстренькому все устроить.
Девушка разобралась быстрее, чем я, она – то поняла: перед ней стоит проблема. Имея достойную практику уличного московского конфликтолога девушка пытается сделать вид, что припоминает собеседницу, но с трудом.
– О, сейчас я Вас вспомнила, – отвечает она. – Я помню, что Вы красивая!
Это был ход конём: знакомая незнакомка расплылась в улыбке, перышко в ее шляпке – таблетке задергалось, как кончик поплавка.
– Ну что же, моя дорогая, Вы сегодня на удивление неоригинальны, – дама игриво поддевает собеседницу. – Вы и в прошлый раз говорили, что я красивая! А вот сколько мне лет, так и не угадали.
Девушка заволновалась, но продолжала натянуто улыбаться, а глаза ее уже говорили: «Помогите, кто это?»
Дама кокетливо поправила тугой пергидрольный локон и легким жестом раскрыла большой кружевной веер с дизайнерскими дырками, но мне показалось, но скорее всего автором креатива была моль, которая давно забыла, как пахнет нафталин.
На улице было пасмурно и сыро после дождя. Образ дамы с веером казался неуместным как для погоды, так и для века цифровых технологий. Возможно, она выбралась из сундука времени, забытого где-то на старом московском чердаке.
